Переводчица для Дикаря

37

Я не плакса. Я совсем не плакса. Но сейчас я совсем ничего не могу с собой поделать. Я рыдаю и никак не могу успокоиться.

— Маш, перестань, — говорит мне Вася.

— Да, сейчас, — всхлипываю я.

— Это совсем того не стоит.

— Ну как же? Это ведь твоя мама!

— Я взрослый мальчик. Мне не нужно ее одобрение, чтобы вести себя так, как я решил.

— Но ведь ты нас познакомил! И я ей не понравилась, — и от этого простого утверждения я снова заливаюсь слезами, ничего не могу с собой поделать.

— Маша, это не имеет никакого значения, правда, — монотонно говорит он, и мне становится еще хуже. Я чувствую, что он расстроен. Ему хотелось, чтобы я понравилась его маме! А теперь…

— Вась, я все понимаю. Честно, — всхлипываю я. — Лариса Матвеевна права. Мы с тобой и правда из разных миров. Где ты и где я.

— Что ты несешь! — он спорит, но не смотрит мне в лицо.

Я отказалась поехать к нему после того, как мы попрощались с его мамой. Он целовал меня в лифте, пока мы ехали вниз, а потом повез обратно в общагу — я не появлялась там уже три дня, а ведь надо возвращаться к нормальной жизни. По дороге мы заехали в кафе. В то самое кафе, у которого он чуть не сбил меня с ног всего четыре недели назад.

— Маша, мы живем в двадцать первом веке. Сюжеты про бесприданниц уже давно не актуальны, — уговаривает меня Вася. — Нет никого смысла обращать внимание…

— На твою маму?

— Даже на мою маму. Да. Мы взрослые люди и будем жить так, как решим сами.

Наверно, он прав. Он совершенно точно прав. Я вытираю слезы салфеткой и пытаюсь улыбнуться.

— А как мы решим?

Примерно с минуту он молчит. Я смотрю на его нахмуренный лоб, на темноту в глубине янтарных глаз — интересно, скоро ли я смогу забыть, что эти глаза он унаследовал от мамы? Наконец, он начинает говорить.

— Маша, я полностью осознаю то, что случилось.

— Ты говоришь так, как будто меня убил.

— Не перебивай, пожалуйста. Мне нужно все сформулировать максимально точно, — перебивает он, и у меня вдруг сердце уходит в пятки. Это что, разрыв? Я вцепляюсь в льняную салфетку и уговариваю свое сердце не стучать так громко. — Маша, все, что у нас было с тобой, для меня очень важно. Очень.

— И для меня, — шепчу я и опять краснею.

— Я понимаю, что ты не такая, как другие. Я несу за тебя ответственность.

— Я сама несу за себя ответственность, — пытаюсь возразить я, но он останавливает меня властным движением руки.

— Я взрослый мужчина, ты юная и неопытная девушка…

— Теперь я женщина, — опять возражаю я, и он взрывается:

— Ты можешь просто послушать и не перебивать Маша?! Ты вроде не была болтушкой, что теперь случилось?!

Случилось очень многое.

Очень.

Но лучше мне и правда помолчать. Он ждет еще какое-то время, и убедившись, что я наконец замолчала, продолжает говорить.

— В общем, так. Мы оказались в непростой ситуации. Я по должности и по положению выше тебя, и кто-то и правда может подумать, что в наших отношениях не все чисто. Ты сейчас лидируешь в этом конкурсе, и нет никаких сомнений, что ты в нем победишь. Значит, тебе предложат минимум проектную работу в СВЕТе, в максимум — полноценное трудоустройство.

Я совсем не ожидала, что он сейчас начнет говорить о работе, но слушаю внимательно и не перебиваю. Для меня это тоже очень важно.

— Соответственно, ты придешь в компанию работать под моим руководством. И если при этом мы будем поддерживать еще и личные отношения, это будет выглядеть… не очень хорошо, — он опять не смотрит на меня и крутит головой так, будто ему натер воротник, хотя сейчас на нем не рубашка с галстуком, а мягкий свитер, который натянут только на плечах и бицепсах.

— Значит, мы расстаемся?! — спрашиваю я, и ненавижу свой голос за то, что он звенит, как натянутая струна.