Переводчица для Дикаря

6

— Как думаешь, Галь, мне можно признаться, что я живу в общаге? — говорю я, тщательно разглаживая мельчайшие складочки на черной рубашке. Она у меня любимая — подо все.

— Ха, — фыркает Галка. — А чего нет-то? Какая им разница?

— Как-то неудобно, наверно, что за мной прямо к подъезду будет приезжать машина? — продолжаю сомневаться я.

— Слушай, Свиридова, тут тебе не глухая сибирская деревня. Тут, вообще-то, всем пофиг, кто за кем приезжает. Ты чего боишься, вообще?

— Ну… — неопределенно тяну я. — Не то, чтобы конкретно чего-то, но мало ли, что люди подумают…

— Маш, на испорченную женщину ты, прости меня, не тянешь. А если тебя даже в этом и заподозрят — только больше будут уважать, — авторитетно заявляет Галка и тут же спрашивает: — А как думаешь, почему Чеко мне не пишет? Он уже три дня на сайте не появлялся… Может, у него там кто-то есть?

Взглянув в Галкино лицо, я решаю, что ей вовсе не обязательно знать, что я на самом деле думаю о виртуальных романах с горячими испанцами.

— Галь, не дергайся. Либо он занят и напишет потом, либо он тебя не ценит и тогда он просто дурак и тебе такой не нужен.

— Да? Ты правда так думаешь?

Галка готова говорить на эти темы часами, и за минувшие два дня мы обсудили Чеко и его поведение не меньше ста раз. Но в этот момент мне, слава богу, звонит водитель старой дамы.

— Галь, прости, мне пора! — я еще раз придирчиво осматриваю себя в зеркале. Выгляжу прилично. Джинсы, черная рубашка, кеды, сверху куртка. Я даже немного подмазала губы, хотя обычно этого не делаю. — Пожелай мне удачи!

— Ни пуха! — кричит Галка мне в спину. И через пять минут я уже сажусь в теплое и благоухающее нутро черного “мерседеса”, на заднем сиденье которого улыбается миленькая старушка с безупречной укладкой.

— Здравствуйте, милочка, — она протягивает крохотную руку с искривленными, унизанными кольцами пальцами, и представляется: — Аглая Константиновна.

— Очень приятно, — отвечаю я. — Маша.

— Маша, какое прекрасное имя…

Машина мягко катит по проспекту, а я в растерянности думаю, что пока переводить совершенно нечего.

— Сколько вам лет, деточка, откуда вы, чем занимаются ваши родители?

Этот допрос меня немного смущает, но раз уж я решила стать личным переводчиком старой дамы, нужно соответствовать.

— Мне двадцать, я учусь на третьем курсе университета. Приехала из Сибири. Мама у меня учительница, а отец… инженер, — выдаю я, решив, что совсем необязательно рассказывать, что отца я в последний раз видела года в три — и конечно, не имею понятия, кем он на самом деле работает. — А вам, Аглая Константиновна?

Старушка слегка опешив, смотрит на меня:

— Eigentlich ist es nicht üblich, Damen solche Fragen zu stellen… — “Вообще-то дамам такие вопросы задавать не принято…” машинально перевожу я и дальше слушаю ее немецкий язык, который звучит немного старомодно и очень изысканно, как будто со мной говорит актриса из черно-белого кино. — Но вам я отвечу. Мне восемьдесят три года. И я давно не работаю. Вообще, мне в жизни мало приходилось работать. Я рано вышла замуж — и очень удачно, знаете ли. Мой покойный супруг был очень порядочным человеком и ценил женскую красоту. Он всегда так заботился обо мне. Я никогда ни в чем не нуждалась. Одно время работала в… как это сказать… Министерстве образования. Да. Но там мне было очень скучно. А вы уже замужем, Маша? Или имеете молодого человека?

Ну вот, а я волновалась, что не отработаю свои деньги. Интересно, почему вдруг Аглая Константиновна перешла на немецкий? Вспомнила. что едет к врачу, или ее действительно так расстроил мой вопрос про возраст? Она говорит так красиво, что я совсем забыла о своем волнении и дальше продолжаю щебетать по-немецки:

— Нет, у меня никого нет. Все время занимает работа и учеба.

— Но это ведь совершенно неправильно! Aber das ist völlig falsch! — возмущается Аглая Константиновна. — У вас обязательно должен быть молодой человек — кто-то, кто заботится о вас, дарит вам духи, цветы, водит на концерты!

Похоже, тут не прокатят мои мысли о женской независимости, самостоятельности и профессионализме. В конце концов, зачем разубеждать старушку? И я решаю ей подыграть:

— Natürlich haben Sie recht. Разумеется, вы правы. Просто до сих пор мне не попадался ни один человек, который мне показался бы привлекательным.

— Вы очень красивы, Маша. Вы это знаете? У вас очень необычные глаза, они похожи на льдинки. Это обязательно нужно подчеркивать. Вы зря носите у лица этот черный цвет. Вам нужна голубая блузка! Пообещайте, что вы будете носить голубой!

Похоже, Аглая уже мысленно распланировала мой будущий гонорар. Хорошо, что я не надела порванные сапоги — от нее такая деталь не укрылась бы, это точно.

— Хозяйка, мы приехали, — произносит водитель с переднего сиденья, и я мысленно благословляю его. Старушка, безусловно, приятная, но разговоры, которые она ведет, поддерживать довольно трудно. Похоже, в ее время понятия личных границ не существовало.

Мы торжественно выгружаемся из “мерседеса”, и я подхватываю Аглаю Константиновну под хрупкий локоток. Водитель уезжает, попросив позвонить ему, когда мы закончим. И я веду старушку внутрь большого вестибюля, умоляя кого-то там наверху не позволить мне облажаться в непривычной ситуации.

Но все проходит гладко. В клинике прекрасно знают Аглаю Константиновну, ее карточка уже находится у врача, а до лифта нас провожает любезный молодой человек в костюме и с заученной улыбкой на устах. Он скользит по мне абсолютно незаинтересованным взглядом, и я успокаиваюсь, почувствовав себя в привычной роли невидимки.

Врач, который встречает нас в кабинете, мог бы сниматься для рекламных проспектов: высокий и широкоплечий, с серебряными висками и безупречной белозубой улыбкой, он выходит из-за стола, чтобы поприветствовать свою пациентку, и замечает:

— О, вы сегодня приехали с помощницей? Или это ваша родственница?

— Машенька — мой ассистент, — с гордостью кивает маленькая старушка. — Не правда ли, она красавица?

— Несомненно, несомненно, — любезно отвечает доктор и приступает к работе: — Ну, расскажите, пожалуйста, о вашем самочувствии.

Аглая Константиновна нервно ерзает на стуле и опять переходит на немецкий:

— Nun, wie soll ich Ihnen sagen… Im Großen und Ganzen ist alles in Ordnung.

Врач бросает на нее растерянный взгляд, и я включаюсь:

— Аглая Константиновна говорит, что у нее все в порядке.

— О, так вы переводчик! — в голосе врача звучит облегчение. — Какая прекрасная идея! Значит, продолжим…

Через двадцать минут мы с Аглаей Константиновной выходим из кабинета.

— Danke, liebes Kind. Normalerweise werde ich von diesen Arztbesuchen so müde. Alle reden durcheinander, keiner versteht etwas… (Спасибо вам, дорогое дитя. Обычно я так устаю от этих визитов к врачу. Все кричат, никто ничего не понимает…) — благодарит меня Аглая Константиновна, и я вдруг думаю, как наверно, тяжело ей приходится в моменты, когда никто из окружающих не может ее понять. Мое сердце сжимается, и я совсем по-новому смотрю на ее аккуратно завитые локоны и персиковый шарфик, от которого пахнет старой пудрой.

— Machen Sie sich keine Sorgen, bitte (не волнуйтесь, пожалуйста), liebe Аглая Константиновна. Я буду ездить с вами к врачу каждый раз, когда вам это будет нужно.

— Спасибо вам, деточка, — отзывается она по-русски и легонько гладит меня по руке. — Но пообещайте, что вы решите вопрос с вашей личной жизнью.

От этой заботливой бесцеременности мне становится немного противно, и я молчу.

— Вы совсем одна в большом городе, верно? Это неправильно. Хотите, о вас буду заботиться я?

Если она что-то в таком роде выдаст дома, ее родственники вряд ли обрадуются. Одно дело — найти для старушки переводчицу, и совсем другое — вешать на себя какие-то дополнительные личные обязательства. Нужно что-то срочно придумывать!

— Не беспокойтесь, пожалуйста! На самом деле, у меня есть кое-кто на примете, — бодро вру я, надеясь, что Аглая Константиновна не догадается, что это абсолютный экспромт.

— Правда? Вы сейчас все мне о нем расскажете! — ее глаза загораются, и пока мы едем в черном “мерседесе” обратно к общаге, я развлекаю Аглаю Константиновну рассказом о своем “принце”. Чтобы получалось убедительно, я беру за основу образ Василия Дикарева — который, конечно, приходится здорово приукрасить.

— Он немного старше меня, и у него уже есть работа. Он очень хороший специалист…

Старушка делает нетерпеливый жест и говорит:

— Хорошо, когда у мужчины есть деньги. Еще важнее, чтобы он умел их заработать, если что-то случится. Но вы же не работаете в отделе кадров, вы выбираете отца для своих будущих детей! Какого цвета у него глаза?

И тут я внезапно краснею до ушей. Вспоминаю Дикарева, нависшего над моим лицом, жар от его дыхания на моей коже и ощущение волнения и одновременно странного покоя от прикосновения его руки.

— О, я вижу, он не просто у вас на примете, деточка! У вас с этим мужчиной страсть! Уж поверьте, я умею видеть такие вещи…

— Глаза у него янтарного цвета, — говорю я в страшном смущении. Неужели у меня на лице написано все, что я чувствую?!

— О, как это эффектно! Янтарные глаза… А волосы? А фигура? Он атлет?

— Ну, он довольно красивый. И высокий, — мой голос дрожит от смущения, и Аглая Константиновна, наконец, это замечает.

— Вы выбрали замечательно, Маша. Нельзя размениваться на людей, которые вам не нравятся. Роман нужно иметь только с тем мужчиной, от которого у вас захватывает дух, — говорит она, и ее взгляд мечтательно затуманивается… — Ich erinnere mich, welch großartiger Mann mein Verehrer war… Er war meine wahre Leidenschaft, an die ich mich noch Ewigkeiten erinnern werde. Mir wird immer noch ganz warm ums Herz, wenn ich mich an seine Liebkosungen zurückerinnere! Wissen Sie, wie wir es getrieben haben? (Помню, какой шикарный был у меня любовник… Это была страсть, о которой можно вспоминать десятилетиями. Я до сих пор вся горю, когда вспоминаю его поцелуи! Знаете, что мы вытворяли?)

Вот уж не ожидала, что старушка с деменцией может вогнать меня в краску не хуже Василия Дикарева! Я с ужасом понимаю, что Аглая Константиновна сейчас погрузится в воспоминания, о которых посторонним знать совсем не обязательно, но тут “мерседес” сворачивает на улицу, где стоит моя общага, и с облегчением слышу голос водителя:

— Почти приехали!

— Аглая Константиновна, нам пора прощаться! Спасибо вам за приятный день, обязательно увидимся снова!

— Спасибо вам, милое дитя! Вы очень помогли. Не теряйте времени, занимайтесь любовью, пока вы молоды! — старая дама сияет всеми своими морщинками, и я понимаю, что совсем не могу на нее сердиться.

Водитель, открывший мне дверь, молча достает бумажник и вынимает из него бумажку в сто евро. Я благодарю и прячу деньги в потрепанный кошелек, который никогда не видел валюты. Ничего, это только начало. Я упорная! А этой суммы мне хватит на новые сапоги и еще на какие-нибудь радости!

Анкеты участников конкурса приходят уже пару дней. Сначала уведомления приходили одно за другим, потом поток поредел. Но сорок с лишним кандидатов — это даже больше, чем я рассчитывал. Я просматриваю файлы в облаке, когда в рабочем чате всплывает сообщение от Шефа:

— Вась, зайди. Потолковать надо.

Шеф — хороший мужик, но иногда мне кажется, что было бы еще лучше, если бы он не был хозяином компании СВЕТ. Директор и собственник в одном лице — это слишком большая нагрузка. Бизнес нужно делать с холодной головой, поэтому иногда для непосредственного руководства бизнесом лучше наемный топ-менеджер. Впрочем, я понимаю Шефа. И сам, когда создам собственную компанию, вряд ли доверю кому-то ею руководить.

Петенька сидит сбоку от отцовского стола, и я мысленно матерюсь. Как же надоел этот сыночек! Мне иногда кажется, что постоянное присутствие этого наследника Шефа — моя расплата за то, что я отказался от профессии, которой занимались мои предки. Хотел избежать семейственности? Получи!

— Как прошло в университете? — спрашивает Шеф.

— Все отлично. Провел презентацию перед студентами 3 и 4 курсов, уже прислали больше сорока анкет.

— Анкетирование?? — Петенька делает удивленное лицо, и я с удовольствием его срезаю:

— Да, чтобы облегчить отбор кандидатов, я с представителем факультета иностранных языков разработал анкету.

— С фоточками? — с подковыркой продолжает папенькин сын, но Шеф его прерывает и обращается ко мне:

— А как проведешь отбор? Получится сделать это быстро?

— Уложимся в пять недель. Сейчас еще несколько дней будем ждать всех кандидатов, потом приступим к испытаниям.

— Как это будет выглядеть?

— Проверим на навыки письменного перевода, потом будут расшифровывать и переводить аудио — чтобы мы поняли, как кандидаты умеют воспринимать на слух естественную речь. А потом тех, кто справился с этими заданиями, испытаем в боевых условиях, на банкете в середине апреля. Там как раз будут потенциальные партнеры из разных стран, все нужные нам языки будут представлены не дикторами, а живыми людьми.

Шеф удовлетворенно кивает:

— Но смотри, на этом банкете мне нужно не больше пяти твоих студентов, чтобы они не разрушили там всю атмосферу. Все же мероприятие не для развлечения делали.

— Да, хорошо, — подтверждаю я. — К этому времени отсеем всех лишних.

— А запись аудио? Нанимаешь актеров? Или будешь использовать ИИ?

— Для обучения ИИ все равно нужен образец голоса. Актеры… — мне неудобно говорить Шефу, что на деньги, которые он выделил на проект, невозможно нанять нескольких переводчиков, да еще и актеров. Но я снова подавляю гнев и произношу только: — актеров будем выбирать из своей же среды. В идеале у нас будет пара человек с хорошим запасом языков и с приятными голосами, которые будет имитировать ИИ.

Шеф снова кивает и смотрит на сына Петю, который с отстутствующим видом копается в телефоне. Мне кажется, что на его лице написано сожаление.

— Значит, после майских сразу надо засадить их за работу, — говорит Шеф с легким вздохом. — Иначе к международной выставке не успеешь обучить алгоритм.

— Я тоже хочу участвовать в отборе, — внезапно заявляет Петенька, и Шеф смотрит на него с сомнением. После короткой паузы он говорит:

— Это проект Василия. Он решает, кто в нем участвует.

Эта сцена чем-то похожа на Совет волчьего племени из «Маугли». Зрелый самец решает, кто из молодых будет следующим вожаком. По людским законам, наследником Шефа является Петенька. Но в честном волчьем бою со мной шансов на победу у него почти нет. Петя — не тупица и не бездарь, но наличие у папы огромной передовой компании мешает ему всерьез чем-нибудь увлечься. Зачем напрягаться, если твое будущее гарантировано? Рано или поздно Петя унаследует компанию, название которой известно каждому жителю страны. Но Шеф, который строил эту компанию с нуля, относится к делу серьезно. Он не хочет видеть, как сын угробит все созданное с таким огромным трудом. И он сталкивает нас с Петей, чтобы дать сыну возможность повзрослеть. А меня — проверить на прочность. Если я справлюсь с запуском и раскруткой гаджета-переводчика, мне дадут карт-бланш на следующие проекты, миллионные инвестиции и даже пакет акций СВЕТа. Если нет — проще будет уволиться сразу. Издевательств Петеньки я точно не перенесу.

— Петь, конечно, я пришлю тебе все документы по проекту, и подумаем, на каком этапе ты сможешь присоединиться, — отвечаю я максимально дипломатично.

— Готов помочь тебе с тестированием самых хорошеньких студенток, — глумливо отвечает Петька, и я уже еле сдерживаюсь, чтобы не нахамить ему.

— Так, спокойно, мужчины, — вмешивается Шеф. — Василий, ты свободен. Иди, занимайся. А ты, Петр, подключайся к проекту, если сможешь принести пользу. Реальную пользу!

Вернувшись к себе, я с силой несколько раз бью по столу кулаком так, что письменный прибор слегка подскакивает. Петенька, только его мне здесь не хватало! Мало того, что он уговорил Шефа урезать бюджет! Мало того, что у меня гора работы! Теперь еще и с ним возиться, держать его под контролем, чтобы не мешал, и отвечать на его идиотские шуточки! Конечно, ему не нравится, что отец готов сделать меня акционером СВЕТа — тогда Петенька пожизненно будет связан со мной общим бизнесом. Но и Шефа я понимаю — пристегнув к сыночку профессионала, он защитит СВЕТ от бездарной гибели. В общем, мы повязаны с Петей деньгами и перспективами, и с этим приходится как-то жить.

Чтобы восстановить ощущение контроля над происходящим, я снова открываю облачную папку с анкетами. Кандидаты с двумя языками, с тремя… А где же эта Маша с льдистыми глазами, о которой мне битый час вещала замдекана? Ах, какая талантливая девочка, какая работоспособная, и ей очень, очень нужна перспективная работа в вашей компании, она ведь из провинции и совсем без связей… И где же ее анкета? Или звезда филфака с пятью европейскими языками решила, что работать со мной ей не интересно?

Я наливаю чай в любимую кружку с котиком и в задумчивости подхожу к окну. Сегодняшний день выдался суматошным и странным. Никогда я еще не была в клинике, где лечатся состоятельные граждане. Стены там покрашены в красивые теплые цвета, в холлах висят картины в затейливых рамах, лифты сияют чистотой, а персонал приветливый и дружелюбный. Там нет вечных фикусов в кадках, которые обязательны в каждой бюджетной поликлинике — сколько я их насмотрелась, когда возила маму по врачам! Врач с внимательными и ласковыми глазами, который осматривал Аглаю Константиновну, ничем не похож на замученных жизнью, мрачных участковых у нас в провинции, и времени на пациента у него сколько хочешь — по крайней мере, так кажется. Но самое удивительное — это, конечно, сама старушка, для которой что этот врач, что шикарная машина с водителем — привычная повседневность, которой она не замечает. Интересно, она хоть представляет, как живут обычные люди — такие, как Маша, как ее мама? Она ведь даже из ума выжила не как обычные люди — забыла родной язык, это же надо! И эти ее разговоры… Я и подумать не могла, что женщина, которой перевалило за восемьдесят, может предаваться воспоминаниям о поцелуях! Выходит, крышесносная страсть из кино и романов случается на самом деле?

Я чувствую ладонями тепло от чайной чашки и прикрываю глаза, чтобы лучше вспомнить его прикосновения. Дикарь — ему подходит это слово. Несмотря на весь внешний лоск, в нем чувствуется что-то необузданное, сильное, властное. Интересно, он хотел меня поцеловать, когда обхватил своей мощной ручищей в лифте? А я, я бы этого хотела?..

Звук открывающейся двери прерывает мои мечты. Это Галка идет из душа с полотенцем на голове.

— Представляешь, Чеко предложил созвониться с видео! — говорит она возбужденно. — А у меня на голове такое безобразие, что я сказала: сегодня не могу, давай завтра вечером. Метнулась в магазин, купила краску, чтобы себя в порядок привести. Я отзывы на эту краску читала, она французская и вроде бы хорошая.

Галка садится на свою койку и озабоченно хмурится, разглядывая мокрые после мытья волосы.

— Что-то корни какие-то рыжие… — говорит она.

— Галь, да не страшно, сейчас высохнет и изменится цвет. Так же всегда бывает.

— Так-то да, — тянет Галка, — но что-то мне не нравится… обычно это по-другому смотрится.

— А цвет ты какой взяла?

— Пепельный блондин.

— Ты его уже пробовала? — спрашиваю я не потому, что невнимательна к людям, а потому, что за Галкиными экспериментами с внешностью уследить вообще невозможно. На моих глазах она была уже и брюнеткой, и рыжей, и даже фиолетово-зеленой.

— Нет… — удрученно говорит Галка, не отрывая взгляда от зеркала. — Это дорогая краска, я ее не покупала еще. Там вложена маска для нейтрализации рыжины, и я когда ее нанесла, еще подумала, что может, не надо так долго держать, как в инструкции написано… Она прям ярко-синяя, знаешь… я еле-еле от нее отмыла раковину… Нет, я так не могу, мне надо видеть, что получилось!

Галка вскакивает, хватает фен и яростно дует горячим воздухом на волосы. Честно говоря, волос у нее не так уж много, поэтому результаты эксперимента становятся очевидны почти сразу. Галка, которая на аватарке на сайте знакомств выглядит блондинкой в стиле Мэрилин Монро, стала сине-серого цвета — если, конечно, не считать удивительно противных по цвету желто-рыжих корней волос. Выглядит она, как…

— Это трындец!!!! Маша! Маш! Я выгляжу, как мышь! Как мышь, побитая молью!!! — Галка орет, не отрывая возмущенного взгляда от зеркала. — Что мне делать?

— Может, еще раз помыть голову? — неуверенно предлагаю я. Мое знакомство с окрашиванием волос ограничивается наблюдениями — за мамой, которая красится в каштановый, и вот за Галкой. Свои волосы у меня русые, я никогда их не красила. Весь мой уход — это помыть, дать им высохнуть да раз в несколько месяцев подровнять ножницами концы.

— Это стойкая краска, — стонет Галка… — Ее хрен смоешь! Мне трындец!

— Галь, ну что ты… Ну не переживай…

— Да! Не переживай! Легко сказать! Мы с ним месяц переписывались, он мне в итоге говорит “Хочу тобой полюбоваться, красавица”, а я… как я ему покажусь теперь? Я же как мышь больная!