Первая академия. Том 1

Глава 14

Святослав сидел за широким столом в просторном кабинете своего особняка и покуривал кубинскую сигару. За окном уже стемнело, а комната была залита ярким светом двух небольших хрустальных люстр. Чёрные кожаные диваны и деревянные резные панели на стенах создавали атмосферу одновременно деловую и уютную.

Однако человеку, который стоял сейчас перед Святославом, словно провинившийся гимназист перед преподавателем, было не очень уютно. В этот воскресный вечер глава тайной канцелярии Анатолий Оболенский или Палач, как его за спиной прозвали члены семьи, был вызван на личную аудиенцию к главе рода, чтобы дать ответ за все свои промахи в последнее время.

Святослав не отличался грозной внешностью. Он был невысокого роста, носил аккуратно подстриженную бородку, а голову предпочитал брить на лысо, чтобы по бокам не торчало недоразумение, которое осталось от некогда пышной шевелюры. Однако боялись его многие, и он прекрасно об этом знал.

Сегодня выяснилось, что почти вся банда Никитина, контролировавшая Мещанскую слободу, истреблена. Вчера был сожжён второй склад и убит управляющий Колбасов — доверенное лицо Никитина. Сегодня злоумышленники наведались в квартиру самого Никитина, однако того уже не было в городе. Он бежал, когда узнал о ночном происшествии. Всего же за последние две недели погибли почти двадцать членов банды.

Пока речь не шла о заведениях самого Святослава или его родственников, однако инцидент мог подпортить ему репутацию. В определённых кругах ползли слухи, будто Шереметевы не способны оказать достойное покровительство тем, кто на них работает.

— Ну и как так получилось? — Святослав стряхнул сигару в пепельницу. — Я от тебя две недели жду новостей. Ты хоть что-нибудь выяснил? Или у себя дома штаны просиживаешь?

— Святослав Игоревич, смею заверить, работа идёт полным ходом. Я узнал, кто чинит нам проблемы, — проговорил Анатолий.

— Ну и?

— Это дело рук Алексея Васильева, бывшего Дубровского.

— Ну давай, расскажи, почему так считаешь?

— Мои люди уже неделю следят за Первой Академией. Вчера во второй половине дня Алексей покинул учреждение на чёрном АЗТ А-12 вместе с шофёром. Наблюдатель утверждает, что за рулём была девушка — не исключено, что троюродная сестра. Похожие показания даёт пассия господина Колбасова, которая в момент его похищения находилась в квартире. В квартиру ворвались два эфирника: парень и девушка. Лица их были закрыты, парень был в обычной одежда, не студенческой. Мог переодеться. Всё остальное совпадает. Мотивы у Васильева тоже есть. Мстит за покушение.

Это было ожидаемо. Действительно, всё сходилось. Кроме одного: откуда у немощного юнца взялось столько силы? И каким образом он овладел даром огня? Ответа не было. Тем не менее, парня следовало в любом случае устранить. Последний отпрыск главной ветви Дубровских в будущем мог доставить проблем. Он уже их начал доставлять.

Третье отделение парнем не заинтересовалось. То ли Орлов не хотел конфликтовать с Вяземским, который в настоящий момент покровительствовал бывшему Дубровскому, то ли таким образом пытался насолить Шереметевым. А повлиять на эту сволочь, засевшую в третьем отделении, Святослав не мог. Поэтому приходилось разбираться самому.

— Ладно, — Святослав положил сигару на подставку и откинулся в кресло. — Какой-то прок от тебя есть. А теперь слушай внимательно. Кажется, у парнишки появилась сила. Это нам ненужно. Доделай то, что начал, прикончи его.

— Будет сделано, — Анатолий аж приосанился, услышав одобрительные слова в свой адрес.

— Под твою личную ответственность, — Святослав прищурился и погрозил пальцем. — Понял? Людей, если надо, я тебе могу из дружины выделить человек пять. Главное, чтобы всё было без сучка и задоринки. Убьёшь парня, отчитаешься мне лично. А нет — я подумаю, насколько ты мне нужен на этой должности.

— Как прикажете, Святослав Николаевич. Лично займусь.

В воскресенье я прибыл в академию, как и полагается, до десяти вечера. В субботу ночью мы разорили ещё одно логово банды и даже добыли кое-какие сведения. Заодно у меня в руках оказалось девять тысяч наличными. Моё благосостояние росло.

Вот только чувствовал я себя странно. За последние недели перебил кучу народу, ограбил и сжёг два заведения, а одного придурка похитил и почти пытал. Да за всю прошлую жизнь я не натворил столько дел! Впрочем, совесть моя была чиста. Все они заслужили это.

Адрес Никитина нашёлся в одной из записных книжек Колбасова, но самого главаря в той квартире не оказалось. Возможно, у него былое второе жильё, или он уехал куда-то по делам. Ожидаемо. Мы с Никой действовали спонтанно, а чтобы поймать жертву, вначале следовало узнать её повадки.

У Лизы я тоже погостил. Рассказал ей, что за нами вели слежку от самых ворот академии, поведал о своих опасениях по поводу возможно покушения. Велел передать мои слова Петру Оболенскому, дабы тот сообщил ректору. Вяземский должен знать, что рядом с его учреждением околачиваются какие-то подозрительные личности и, вероятно, даже готовят убийство. Мне одному будет сложно разобраться с данной проблемой. Требовалась помощь.

А вот охоту на Никитина я решил отложить. Приказал Нике наблюдать за мостом и дорогой возле академии, чтобы вовремя обнаружить засаду. Сейчас это была приоритетная задача.

Никитин был не единственный, кого я хотел найти. В уничтожении моей родни много кто участвовал. Всех их ждёт кара, и Святослав Шереметев не станет исключением. Однако всё упиралось в нехватку персонала. Нужны люди, а стражник у меня только один. И пусть Ника стоит двух или трёх средних бойцов, но присутствовать она могла, увы, лишь в одном месте.

А пока передо мной стояла более тривиальная задача — победить на дуэли сопливого студентика, который с первой надели начал отравлять мне жизнь.

В понедельник вечером, за час перед поединком, мы с ребятами собрались в сквере недалеко от ворот. Явились Павел, Даниил, Яков с Кондратом и два моих знакомых из параллельной группы. Степан привёл троих старшекурсников, один из которых учился на факультете врачебной магии, однако сам не поехал, сославшись на то, что с его должностью в совете не подобает участвовать в таких мероприятиях.

Зато предоставил свою машину. Ещё она была у его приятеля. Мы все еле-еле в них втиснулись. К счастью, ехать оказалось недалеко. Добрались минут за десять.

Поляна, на которой студенты устраивали поединка, находилась примерно в километре от академии, за полосой соснового леса. Мы прибыли первыми. Компания Огинского подъехала позже на трёх машинах, две из которых — жёлтые с шашечками. Мой соперник имел группу поддержки побольше, чем моя. Присутствовали даже три девушки, в том числе Настя Шереметева с подругой.

Пока было не похоже, что мой соперник имеет какой-то тайный умысел. Я не думал, что сопровождающие его ребята попытаются напасть на меня. Это привело бы к драке стенка на стенку. Вряд ли хитрый план Шереметева заключался в том, чтобы организовать студенческую потасовку. Да и вообще, устраивать покушение на глазах у всех — такое себе.

Погода стояла пасмурная и ветреная, над головой висела облачная хлябь, уплывающая за тёмно-зелёные макушки сосен. Обычный осенний день, который мог стать роковым для меня или Огинского.

Про навыки соперника мне не удалось узнать ничего конкретного. Какими-то особыми техниками он не владел. Заклинаний второй ступени тоже не будет — их начинали изучать лишь со второго семестра третьего курса. Скорее всего, Огинский станет кидать небольшие каменные снаряды, возможно, попытается меня сковать или замедлить, создав трясину под моими ногами. Защита — традиционно каменная или земляная плоть. И то и другое очень эффективно против огненных атак, поэтому придётся повозиться. Хорошо ещё, что не маг воды. С ними огневику мороки много.

Я тоже умел хорошо пользоваться пока лишь базовыми заклинаниями: шары, вихри, плети, веерные атаки и прочее в таком духе. Защита — эфирная. Против механического воздействия она считалась наиболее оптимальной. Огненные щиты отнимают слишком много энергии.

Пламя моё было нормальным для мага одиннадцатого-десятого ранга, однако мне оно казалось слабым. В прошлой жизни я бы испепелил Огинского в считанные секунды, а сейчас против земляного доспеха ничего не мог сделать. Поэтому я готовился к бою на истощение. Проиграет тот, чьё эфирное тело быстрее потускнеет.

Евгений Огинский и я были одет в тёплые спортивные костюмы для магических тренировок.

— Вот мы и встретились на поле боя, господин Васильев, — надменно проговорил мой соперник, скривив рот в злорадной ухмылке. — А я-то боялся, что мне так и не удастся вас проучить. Но вы не волнуйтесь. Обещаю, что калечить не буду… если сами не напроситесь. Будет немного больно, не без этого, однако, возможно, вы даже вернётесь в академию на своих двоих. В любом случае, всё зависит от вас.

— Я тоже не собираюсь тебя убивать, — спокойным тоном ответил я. — Но не обещаю, что доберёшься обратно самостоятельно.

Разумеется, не стоило доводить дело до смертоубийства. Иначе потом хлопот не оберёшься. Да и вообще, желательно, чтобы у противника осталось как можно меньше травм, что руководство не узнало о драке.

Была даже возможность закончить поединок, не начиная. Для этого один из соперников должен был попросить прощения, а второй — отвесить ему пендель. Поговаривали, что такой обычай придумали именно здесь, в Первой академии. Но было это настолько унизительным для дворянина, что все, как правило, предпочитали драться.

— Кстати, вы можете и вовсе не пострадать, если немедленно извинитесь, — продолжал Огинский. — Всего лишь получите пинок и можете быть свободны. На вашем месте я бы так и поступил.

— Но ты на моём месте. И вообще, хватит болтовни. Я не языком чесать пришёл. Не отнимайте моё время.

— Действительно. Раньше начнём, раньше закончим. Всё, мы приступаем, — объявил громко Огинский.

Сопровождающие отошли на безопасное расстояние, образовав большой полукруг. У Шаховского, который тоже пришёл смотреть поединок, при себе имелся карманный револьверчик. Выстрел в воздух должен был стать сигналом к началу драки.

Я и Огинский встали в пятидесяти шагах друг от друга. Шаховской поднял вверх руку с револьвером.

Выстрел. Я не успел и глазом моргнуть, как мои ноги приросли к земле. В меня полетели «конусы» — конические булыжники величиной с крупную дыню. Собрав чуть больше энергии, чем обычно, я совершил рывок на два метра вперёд и влево. Снаряды в меня не попали.

Я переместился правее, Огинский швырнул ещё два «конуса» и опять промахнулся. Рывок влево — очередные два снаряда полетели мимо. Парень весьма неплохо владел данным заклинанием. Само по себе оно крайне простое, но в руках мастера может стать смертоносным оружием.

Сосредоточив силу в обеих ладонях, я швырнул крупный шар огня. Огинский инстинктивно прикрылся рукой, пламя облизало его, однако быстро потухло, даже не повредив костюм. Тело моего противника было словно вылеплено из куска глины, и даже одежда поменяла структуру. Тоже неплохо… для студента третьего курса.

Получив две секунды форы, я переместил вперёд и вправо и сосредоточился, чтобы усилить эфирную защиту. Огинский воспользовался этим и продолжил закидывать меня «конусами». Два попали, остальные я стал отбивать кулакам, которые, благодаря эфиру, сделались прочнее камня.

Отбил пять снарядов. Сделал рывок влево и выстрелил большим огненным шаром. Огинский пригнулся и попытался отскочить, но его задело. Он создал и запустил в меня одновременно два «конуса» покрупнее. Я пригнулся — они просвистели над моей головой.

Третий огненный шар снова не попал в Огинского, а мои ноги стало затягивать в трясину. Опять полетели снаряды, но теперь уже не «конусы», а бесформенные булыжники с острыми краями. Парень швырял их, двигаясь по дуге вокруг меня.

Сосредоточив максимум силы в ногах и руках, я зашагал прямо на своего соперника, отбивая булыжники или уклоняясь от них. Ноги липли к земле, требовались усилия, чтобы выдирать их из почвы, сделавшейся невероятно вязкой, но это не могло остановить меня. Подловив момент, я швырнул ещё один шар. Огинский пригнулся.

Вдруг передо мной выросла стена из какой-то вязкой глинистой субстанции. Это заклинание было посложнее предыдущих, однако я не понимал, что Огинский задумал. Просто закрыться от меня? Какой смысл?

Заподозрив неладное, я сконцентрировался на очередном рывке и через пару секунд оказался тремя метрами левее. Одновременно с этим рухнула стена, накрыв место, где я только что находился. А передо мной выросла ещё одна, и мне снова едва удалось спастись от обвала с помощью быстрого перемещения.

Огинский оказался метрах в десяти от меня. Теперь я мог достать его огненной струёй.

Вытянул руки, представил в голове нужный знак. Пламя вырвалось из моих ладоней. Оно оказалось неожиданно мощным. Это было одно из простейших заклинаний, но в руках сильного мага оно могло быть крайне разрушительным.

Пламя выжгло полосу земли и опалило Огинского. Тот закрылся руками, отвернулся и так и стоял, будучи не в силах ничего предпринять. Я же продолжал жечь его.

Вскоре верхняя одежда парня сгорела. Под ней оказался ещё один слой, видимо, огнеупорный, но и он стал плавиться.

И вдруг раздался дикий вопль. Я тут же убрал пламя. Нельзя было переусердствовать, иначе от студента останется обугленный труп, а никому это надо?

Огинский упал на землю и свернулся калачиком, продолжая вопить. От этих душераздирающих звуков уши сворачивались в трубочку. Кажется, парню было очень больно. Да и выглядел он, прямо скажем, паршиво: красный как рак, а на левой руке, которой он закрывался от огня, чернели обугленные участки кожи. Я всё же перестарался.

А бедолага продолжал орать на всю округу, и студенты, наблюдавшие за поединком, побежали к нам. Все столпились возле пострадавшего. Парень с факультета лечебной магии попросил отойти их подальше и создал вокруг Огинского прозрачный кокон, источающий зеленоватое свечение. Мой противник перестал орать и теперь лишь тихо скулил.

Я же стоял неподалёку, скрестив руки на груди, и наблюдал. Меня раздражали эти вопли. Шереметева тоже стояла в стороне, с отвращением глядя на обгоревшего парня. Мы посмотрели друг на друга. В её глазах читалось недоумение.

Студент-врачеватель сказал, что пострадавшего надо погрузить в машину и отвезти в больницу академии. Так и сделал. Четыре парня взяли Огинского за руки и за ноги и понесли туда, где стояли автомобили. Врачеватель же продолжал удерживать вокруг него живительный кокон.

Я и ребята, приехавшие со мной, последовали за ними.

— Ты где такому научился?! — поражался Даниил. — Это… что ты вообще делал? Как ты так пропадал в одном месте и появлялся в другом?

— Кажется, тебе надо переводиться на третий курс, — добавил Павел, не выказав особых эмоций. — Правд, теперь ректор узнает о поединке и замурует тебя в стену.

— Чего? — рассмеялся я.

— Или превратит тебя в мишень для кидания булыжников и будет упражняться каждый день после обеда.

Павел, естественно, острил. Однако наказать меня действительно могли. Вот только мне было плевать. Что они сделают? Заставят двор подметать и полы мыть? Да это же самая страшная кара на свете! Запретят уезжать из академии? Так я всё равно уеду, если неотложные дела возникнут, а нет, так тут даже безопаснее.

Единственное, чего я опасался — это исключения. Степан говорил, что не помнил случаев, чтобы за дуэль «за забором» студентов выгоняли, но мало ли что ректору в голову взбредёт? Ещё немного напрягала перспектива конфликта с Огинскими. Конечно, поединок — это дело чести и, вроде как, никого, кроме нас двоих, не касается, но кто-нибудь из родственников пострадавшего мог на меня обидеться.

По возвращении домой я часа два ждал, что будет. Наступил вечер, стемнело, подумалось, что сегодня меня уже никто тормошить не станет.

Позвонил Степан.

— Я же говорил, не надо его травмировать, — набросился он на меня с упрёками. — Знаете, какая шумиха сейчас поднялась? Сам ректор узнал. Плохи дела. Очень плохи. Не любит он, когда студенты калечат друг друга.

— И что думаете? Выгонит?

— Вряд ли. Но наказание будет строгим, имейте ввиду.

— Ладно.

— И сразу предупреждаю, я вмешиваться не буду. Я, наоборот, должен был вас остановить, а не потворствовать подобному. И лучше бы остановил…

Ага, тоже боится, что накажут. Ну что сказать, Оболенского действительно не стоило впутывать наши с Огинским разборки.

— Вы всё правильно сделали, и я никому не скажу, что вы знали о драке, — успокоил я Степана. — Вы мне очень помогли. Благодарю.

— Да… Не за что. Пустяки.

— Огинский-то выживет, как думаете?

— Он в порядке. В клинике нашей хорошие лекари работают. Но выпишется нескоро.

В дверь потучали, пришлось срочно закончить разговор и идти открывать. На пороге стоял мрачный как туча Комаровский.

— Ректор негодует от того, что вы сегодня учудили, — сказал он, тяжело вздохнув. — Вызывает вас на личную аудиенцию. Похоже, нам всем попадёт из-за вашей выходки.

Вяземский был действительно недоволен. Когда мы пришли, он сидел в своём роскошном кабинете за большим дубовым столом, отделанным синим бархатом, и угрюмо таращился на меня тяжёлым, суровым взглядом, не предвещавшим ничего хорошего.

Комаровский удалился, мы с ректором остались наедине.