Я не слишком долго гадал, кто подкинул загадочную записку. Настя? Вряд ли она. Зачем ей заниматься такой ерундой? Разумеется, сделал это Евгений Огинский или кто-то из его шнурков. Судя по тому, сколько народу пришло меня бить в тот вечер, он сколотил целую банду, а теперь обиделся и принялся угрожать. Интересно только, со мной, в самом деле, собираются расправиться или просто попугать решили? А если, и правда, убить хотят, то как они это сделают на территории академии?
Понедельник первым занятием шла общая лекция, затем мы отправились в кабинет французского. И тут ко мне снова пристал с расспросами Брехов, всё так же лакейничающий перед Сашей Орловым.
— Давненько вас видно не было, господин Васильев, — заметил он. — Никак захворали?
— Дела, господин Брахов, — ответил я. — Неотложные дела. Только не называйте меня этой фамилией, отныне я не Васильев, а Дубровский.
— Ты что, решил фамилию сменить? — удивился сидящий за одним со мной столом Павел.
— Конечно. Это фамилия моего рода. Из-за досадного недоразумения мне пришлось носить другую, но теперь всё вернулось на круги своя.
— Как интересно, — навострил уши Брехов. — Загадочная история, скажу я вам.
— Ничего загадочного в этом нет. Просто недоразумение, о котором нет смысла много рассказывать.
— Ну почему же…
— А потому же, — я уставился на подхалима таким взглядом, что тот сразу затих.
— Погодите. Дубровские — что-то знакомое, — заговорил Орлов, который стоял неподалёку, опершись на подоконник, и прекрасно слышал весь разговор. — Это древняя фамилия?
— Столбовые дворяне, наш род берёт начало в пятнадцатом веке.
— А мы-то думали, вы — из каких-нибудь безродных дворян. А оно вон как оказывается.
— Что оказывается? Что я теперь человеком стал, а то был куском говна в ваших глазах, господин Орлов? — я сел вполоборота и уставился на его наглую румяную физиономию.
— Не воспринимайте так близко к сердцу, — тот расплылся в вежливой улыбке. — Все ошибаются. Бывает. Кто ж знал-то? Вы бы сразу сказали, кто вы есть на самом деле. А то ведь ввели всех в заблуждение.
— Иногда это бывает полезно… чтобы увидеть истинное лицо окружающих.
Орлов прищурился, улыбка исчезла с его лица:
— Воля ваша, господин Дубровский, воля ваша, — произнёс он надменно и продолжил разговор с двумя княжнами за ближайшим столом.
Возможно, зря я с ним так грубо обошёлся, но Орлов мне не понравился с первого дня, и миндальничать с ним желания не было.
Прозвенел звонок, однако преподаватель задерживался, и ребята не торопились расходиться по местам. Одна из девушек, с которыми беседовал с Орловым, повернулась ко мне и сказала:
— Алексей, а я вспомнила, где слышал вашу фамилию. О ваших родственниках в газете писали.
Это была княжна Ирина Кудашева — невысокая девушка с вьющимися каштановыми волосами и довольно миленьким, но не слишком запоминающимся личиком.
— О, так вы у нас знамениты… — тут же подхватил Брехов, но наткнувшись на мой взгляд, замолчал.
— Что именно писали? Не помните? — спросил я.
— Помню, я читала буквально неделю назад. Был судебный процесс, много дворян обвинялось в государственной измене и подготовке покушения на государя-императора. И там были фамилии Потёмкины, Оболенские и… ваша тоже была. Это правда? Кто-то из ваших родственников действительно участвовал в заговоре?
— Возможно, — ответил я с показным равнодушием. — Не все дела моих родственников мне известны. А возможно, и клевета. Всякое бывает, знаете ли.
— Это очень интересная история, — Кудашева полностью переключилась на меня. — Не расскажете как-нибудь поподробнее?
— Повторяю, мне самому мало что известно.
Вошёл преподаватель, разговоры смолкли, Орлов и другие, кто шатался по аудитории, спешно расселись по местам. Ну а после занятий было уже не до болтовни, и мне удалось отвязаться от любопытной девчонки, не ответив ничего.
В этот день мы обедали вместе со Степаном Оболенским в академическом ресторане, где вчера договорились встретиться. Я не сказал ему о загадочной записке. Основной темой нашей встречи стал Комаровский.
Устроившись за столиком в углу, подальше от всех, мы сделали заказ и стали ждать.
— Я не знаю, что тебе сказать про Комаровского, — проговорил Степан. — У меня очень мало информации. Слышал, что его отец владеет типографией в Твери. Имеют ли они какое-то отношение к делам Шереметевых, мне неизвестно. А следить за каждым его шагом, с кем он общается, с кем встречается, у меня просто нет ни времени, ни возможности. Ты уверен, что это тебя сдал?
— Я же сказал тебе, я ни в чём не уверен, — я со Степаном наконец-то стал общаться на «ты», ибо выканье между сверстниками меня уже начинало задалбывать. — Но Комаровский — единственный, кто знал о поездке. У Елизаветы, моей попечительницы, казнили мужа. В позапрошлую субботу я к ней ездил. Так Комаровскому и сказал: у родственника трагедия, я должен уехать на два дня, вернусь в воскресенье. Я, конечно, не сказал, к кому конкретно еду, но догадаться большого ума не надо. У меня на всю страну один родственник.
— А ты к ней часто ездишь? Может быть, дружинники просто караулили тебя, потому что знали, что ты поедешь по той дороге?
— Тоже возможно, не отрицаю. Но… как-то слишком всё удачно совпало, не находишь?
— А больше никому не говорил? Друзьям, например?
Я покачал головой:
— Нет, я о личных вещах не болтаю.
Степан вздохнул и потёр лоб:
— Извини, Алексей, я больше ничего сообщить не могу. Если ты прав, если этот Комаровский кому-то докладывает на сторону о внутренних делах академии, это очень плохо. Но доказательств пока нет. Обычное совпадение. Одного этого мало, чтобы официально ему что-то предъявить. А вести неофициальное расследования я не могу. У меня время по минутам расписано.
— А что скажешь по этому поводу? — я достал из внутреннего кармана записку и протянул Степану.
Тот развернул и нахмурился:
— Где ты это нашёл?
— Под дверь сунули.
Подошёл официант и принёс нам блюда, однако ни Степан, ни я даже не притронулся.
— Какой-то сумасшедший написал, — Оболенский вернул мне листок. — Только безумец может планировать покушение в гимназии. Не думаю, что Шереметевы имеют к этому какое-то отношение.
— Согласен. Серьёзные люди такой хренотенью заниматься не станут. Думаю, это Огинский. Кстати, как он?
— Не интересовался. Слышал, вроде бы, на поправку идёт. У нас хорошие лекари. Думаешь, он?
— А кто ещё? Или его шнурки… пешки, в смысле. Я же тебе не рассказывал, как меня подловили один раз вечером у подъезда?
— Нет, когда это было?
— А когда мы с тобой общались с глазу на глаз, помнишь? Я потом гулять пошёл, а возвращаюсь, гляжу, у подъезда студенты трутся. Но они начали меня всячески оскорблять, дескать, я трус, раз на поединок не явился. Пришлось их немножечко проучить.
— Почему ты мне сразу не сказал?
— А зачем?
— Это серьёзное нарушение. Ты знаешь их фамилии?
— Нет, забыл спросить, пока им рожи начищал, — рассмеялся я.
— А в лицо узнаешь?
— Одного видел пару раз. Остальных даже не запомнил. Но я не об этом. Кажется, у Огинского тут целая банда. Про это-то хоть сможешь разузнать?
— Это полегче будет. Узнаю. Но по-хорошему, надо бы обратиться в дисциплинарный отдел.
— Ерунда. Этот детский сад меня не сильно-то и волнует. Вот Шереметев — другое дело, он — человек опасный. А эти… — я махнул рукой. — Ладно, давай уже есть, а то суп стынет.
Вечером снова пришлось отправиться в хозяйственный корпус к распорядителю. Одну неделю я отработал, осталось три. Поэтому я всё думал, как совмещать наказание и тренировки. К счастью, распорядитель оказался не такой злой, как завхоз, и когда я спросил, есть ли дела на полигоне или в спортивном корпусе, дал утвердительный ответ.
В те времена в помещениях для магических практик обычно использовалось песчаное покрытие, поскольку любое другое быстро приходило в негодность. Однако песок после занятий постоянно требовалось равнять. Этим занимались либо провинившиеся студенты, вроде меня, либо бедные ученики в качестве подработки. Платили за это рубля три в неделю.
Узнав, что я расстроен из-за невозможности заниматься магией в свободное время (я ещё наплёл, что отстаю по программе), распорядитель пошёл на встречу и отдал под мою ответственность зал номер шесть. Помещение предназначалось для воздушной магии, но большой разницы, где тренироваться, не было.
Единственное неудобство в такой работе заключалось в том, что выполнять её следовало либо после десяти вечера, когда заканчивались все дополнительные занятия, либо в пять утра, до начала пар. Но зато здесь я мог спокойно отрабатывать заклинания, не опасаясь, что меня накажут за использование магии вне специально отведённых мест.
Целую неделю, пока я находился в Ярославле, не было ни времени, ни места для полноценных тренировок, поэтому надо было навёрстывать упущенное. Но несмотря на длительный перерыв, моё эфирное тело продолжало развиваться. Свечение становилось ярче, печать — толще и чётче. Пусть прогресс был не столь огромен, как в первые недели, но он шёл — шёл без каких либо усилий с моей стороны. А вот с техникой так не работало, её требовалось оттачивать, как я это уже делал много лет назад.
После занятий я перво-наперво забежал в ателье, где с меня сняли мерки для студенческого костюма. Заказал два комплекта. На дорогие материалы раскошеливаться не стал — всё равно одежда быстро испортится от ежедневной носки и постоянных стирок. Заодно приобрёл два новых пальто зелёного цвета: одно — осеннее взамен убитому, второе — зимнее, поскольку на улице уже начинало подмораживать.
Придя домой, позвонил Насте. Я прекрасно понимал, что рано или поздно мы всё равно столкнёмся где-нибудь в коридоре, и лучше было не дожидаться этого, а первому выйти на связь. Женщины всегда обижаются по малейшему поводу, а лишние обиды мне вовсе ни к чему. Я собирался прямо сообщить своей пассии, кто я такой, расставить тем самым все точки над «и» и, возможно, вывести её на чистую воду. Скрывать своё происхождение больше не имело смысла.
Дозвониться получилось лишь в десятом часу.
— Алло, Анастасия Шереметева слушает, — донёсся в трубке знакомый надменный голосок.
— Привет, это я, Алексей.
— А-а, господин Васильев, — в голосе Насти послышался сарказм. — Давненько от вас не было вестей. Как-то слишком внезапно вы исчезли.
— Пришлось срочно уехать на неделю. Извини, что не предупредил.
— Что же у вас за такие срочные дела?
— Тебе интересно?
— Конечно! Сам же знаешь, какая я любопытная.
— Тогда приходи через десять минут к тренировочному корпусу. У меня работа в одном из залов. Заодно поболтаем наедине.
— Так и быть, приду. Только мне собраться надо.
Переодевшись в спортивный костюм и накинув своё новое зелёное пальто, которое никак не отличалось от прежнего, я отправился к месту встречи. У крыльца мне пришлось проторчать минут пятнадцать.
Наконец, на дороге показалась Настя, облачённая в приталенное пальто и модную шляпку с узкими полями.
— Ну, господин Васильев, какая на этот раз вам работа поручена? — проговорила с прежним сарказмом Настя. — Вас заставили мыть полы или чистить клозеты?
— Я не Васильев, вы меня с кем-то путаете, — ответил я как можно более серьёзным тоном.
Было смешно наблюдать недоумение на личике Насти.
— Э… что? — только и спросила она. — Шутить изволишь?
— Никак нет, госпожа Шереметева. Какие уж тут шутки? Позвольте представиться, Дубровский Алексей Васильевич.
— Нет, ты всё-таки надо мной смеёшься.
Тут я не удержался и улыбнулся:
— Просто я сменил фамилию.
— Но… зачем?
— Пойдём расскажу. Долгая история.
— Да, расскажи. Только не надо больше водить меня за нос. Терпеть такое не могу.
В тренировочный корпус мы зашли по отдельности, чтобы нас не видели вместе. Охранник, что сидел на вахте, выдал мне ключи от шестого зала.
Я рассчитывал, что работа займёт не больше часа, а остальное время можно будет посвятить тренировкам. Разровнять песок — не такое уж долгое занятие. Однако, когда мы вошли в зал, я осознал свою ошибку. Песок был сбит в кучи, основную его часть сдуло к стене, на полу проглядывал голый бетон. Помещение выглядело так, словно тут маги подрались.
— Ну, я слушаю, — сказала Настя, когда я закрыл дверь. — Что у тебя за история?
— На прошлой неделе я ездил в другой город, чтобы вернуть свою настоящую фамилию, поэтому и отсутствовал так долго. Ты знаешь, кто такие Дубровские?
— Полагаю, какой-то дворянский род, — Настя пожала плечами.
— Древний дворянский род, уходящий корнями в пятнадцатый век.
— О, даже так! Хорошо. Теперь тебе не придётся чувствовать себя безродным. А почему ты при поступлении взял другую фамилию? Зачем весь этот спектакль?
— Так ты что, ни разу не слышала про Дубровских?
— Ну да. Первый раз слышу. Столбовых дворян много, я же не могу знать всех и каждого.
— А мне кажется, ты врёшь, — мне казалось, что Настя говорит искренне, но я всё равно не мог поверить в то, что она обо мне ничего не знает.
— Как ты смеешь меня обвинять во лжи! — возмутилась Настя. — Я говорю чистейшую правду. Зачем мне врать? Какой мне в этом прок?
— Зачем? Ну например, затем, что моих родителей убили твои родственники.
Глаза Насти округлились:
— Что за околесица? Ради чего моим родственникам убивать твоих родителей? Ты говоришь какими-то загадками. Объясни уже, наконец, в чём дело?
— Пойдём присядем.
Мы расположились на скамейке у стены. Я рассказал всю историю противостояния Владимира, а потом Василия Дубровских и Святослава Шереметева. Рассказал, как тот давно хотел подмять под себя всю металлургическую промышленность в западной части Российской империи, как давил на нашу семью, чтобы выкупить предприятие или сделать частью собственного треста на кабальных условиях. Рассказал, как Святослав договорился с военным министерством, чтобы лишить нас оборонных заказов, и как завод после войны едва остался на плаву, да и то лишь благодаря крупным вложениям, ради которых Василию пришлось продать все доходные дома в Ярославле.
Рассказал я и о том, как Василия и его брата обвинили в государственной измене, и как Святослав Шереметев, воспользовавшись этим, устроил расправу над всей моей семьёй.
Я считал, Настя должна знать всё (если, конечно, ещё не знала), и хорошо, если информация поступит от меня, а не от её родственников, которые, естественно, наврут с три короба.
Настя, наверное, минуту молчала, обдумывая услышанное.
— Вот это драма у вас разыгралась, — произнесла она, наконец. — Мне жаль, что так получилось, но моя семья не имеет к твоей трагедии никакого отношения. У нас — отдельная ветвь.
— И как давно вы разделились?
— Ещё при Михаиле втором, лет двести назад.
— Но ведь кто-то из ваших родственников наверняка служит в дружине?
Лиза потупилась:
— Дядя служил, кажется, но это ещё до войны было. Он не убивал твоих родителей.
— Я тебя не обвиняю. Просто считаю, ты должна знать, что наши рода находятся в не самых хороших отношениях. Кстати, тут много Шереметевых учится?
— Лично я пятерых знаю. Кстати, ты так и не сказал, почему носил другую фамилию? — сменила тему Настя.
— Почему же? Я же говорил: ссора с отцом. Он захотел меня выгнать, и я не имел ничего против того, чтобы жить один.
— Странно. Я бы на твоём месте ни за что не согласилась взять другую фамилию. Почему ты не воспротивился?
— Просто не видел смысла.
— Я бы отстаивала своё право носить фамилию рода.
— Сказал же, были обстоятельства. Ладно, я тебе всё объяснил, пора за работу приниматься. Кстати, если поможешь и мы управимся быстро, можем ко мне пойти.
— Хочешь заставить меня это всё убирать? — Настя скептически поморщилась, оглядывая площадку.
Я ничего не ответил, только развёл руками.
— Ладно, помогу, — согласилась она. — Только быстрее давай.
Я сбегал в кладовку за разравнивателями, но Настя сказала, что справится и без него. Пока я скрёб песок в одной части зала, она ушла в другой конец и силой мысли стала направлять песчаные массы так, чтобы те ложились ровным слоем. Магия земли иногда была весьма полезна в быту.
Справились менее чем за час, хотя я думал, провозимся дольше.
— Ты молодец, — сказал. — Хорошо справилась. Работа как раз по тебе.
— А, издеваться опять вздумали, господин… Дубровский? — с шуточным негодованием проговорила Настя. — Полагаете, раз носите древнюю фамилию, так можете и за языком не следить?
— Ладно, не злись. Пошли лучше ко мне домой.
— А зачем?
— Чай попить, музыку послушать… Чем ещё можем заняться наедине? Я даже не знаю. Есть предложения?
Настя улыбнулась:
— Есть. Причём нам не обязательно куда-то ходить. Мы и так одни, — она подошла ко мне и провела пальцами по моей щеке и волосам, в глазах её сверкнул хищный огонёк.
— Прямо здесь? Не слишком обстановка располагает.
— Здесь есть раздевалки, тренерская… у нас в распоряжении весь зал. Неужели ты подумал, я предлагаю предаться любви прямо на песке?
— Да, давай найдём место поудобнее.
Мы отправились в тренерскую, но та оказалась заперта. Тогда пошли в одну из раздевалок, где и занялись тем, чем планировали, прямо на одной из скамеек.
Мы уже одевались, когда в зале раздались голоса.
— Слышишь? — я замер и прислушался. — Проклятье, дверь не заперли. Кто-то пришёл. Давай туда, на выход.
В раздевался было две двери: одна вела в зал, другая — в общий коридор. Мы могли спокойно покинуть комнату, не сталкиваясь с ночными посетителями.
— Что они тут делают так поздно? — прошептала Настя. — Кто это вообще?
— Какая разница? Одевайся быстрее, и уходим.
— Подожди, я хочу узнать. Они сюда не пойдут, тут женская раздевалка. И вообще, запрёмся давай и послушаем, о чём говорят.
— Глупости. Одевайся и уходим, — меня совсем не увлекла идея шпионить за незваными гостями. Надо было убираться, пока нас не застукали вдвоём. — Или оставайся, если так хочешь. Я пойду.
— Какой же ты вредный! Ну ладно, так и быть. Пошли.
Я оделся быстро, Насте пришлось повозиться. Я выглянул за дверь, но никого не обнаружил, лишь тёмный коридор, освещённый редкими тусклыми лампами.
Схватив пальто, мы выбежали из раздевалки и поспешили к лестнице, чтобы поскорее покинуть здание.
Вначале вышла Настя, а через пять минут я спустился на первый этаж и сдал ключи охраннику. На улице мы с Шереметевой попрощались и разошлись по домам в разные стороны.
Я находился в некотором замешательстве после разговора с Настей. Было похоже, она действительно не знала о конфликте наших родов. Совсем не факт, что Святослав именно её использовал в своих целях. У него могли быть причины этого не делать. Но не исключал я и то, что Шереметева просто очень умело притворялась, втираясь ко мне в доверие.
Если же она действительно была никак не связана со Святославом Шереметевым, значит, в академии на него работает кто-то другой, возможно, даже с иной фамилией, что, в целом, логично. Но кто? Да кто угодно мог оказаться — любой из трёх тысяч студентов.
Следующие два дня я приходил убираться в тот же зал, но никого не встречал, да и столь жуткого беспорядка, как в понедельник, там больше не было, а потому я работал недолго, а потом почти до самой полуночи тренировался.
Теперь я делал акцент не только на формах, которые помогали улучшать контроль над стихией и эфиром, но и на боевых заклинаниях. Шары, «стрелы» (быстрые мелкие сгустки пламени), «град», вспышка, вихрь, «волна», «взрыв». Их было достаточно много, и все требовалось совершенствовать.
В четверг я, как обычно, пришёл в зал, поработал минут пятнадцать, разровняв песок в двух самых проблемных местах, и снова занялся упражнениями. Половину времени посвятил развитию контроля и увеличению мощи заклинаний, что требовало медленных, вдумчивых действий, затем принялся тренировать скорость: как можно быстрее создавал в руках мелкие сгустки пламени и кидал в бетонную стену.
Такое чередование хорошо помогало комплексному развитию навыков, я постоянно применял это в своей преподавательской практике, тогда как другие мастера порой уделяли внимание лишь какому-то одному аспекту. Да и сам я под конец жизни перестал тренировать атакующие заклинания, поскольку для достижения наивысших ступеней мастерства нужно совсем другое. Но сейчас обстоятельства требовали развивать сугубо боевую специализацию.
Я кидал в стену «стрелы», когда дверь открылась, и в помещение вошли пятеро студентов в спортивных костюмах.
— Что вы тут делаете, сударь? — поинтересовался невысокий парень с острым носом и длинными светлыми волосами с пробором посередине. — В такое время не позволено здесь находиться.
— В таком случае, что вы тут делаете? — парировал я.
Все пятеро были достаточно сильными одарёнными: три мага воздуха (в том числе и тот, кто со мной разговаривал), один — огненный, один — земляной.
Парни переглянулись.
— Мы имеем разрешение тренера, — не растерялся светловолосый. — Поэтому вам придётся покинуть зал и идти заниматься на улицу.
— Зал большой, места много, — ответил я.
Конечно, парень прав: я не должен был тут упражняться во внеурочное время, однако что-то мне подсказывало, он тоже мне лапшу на уши вешает про разрешение.
— Дерзить изволите? Назовите вашу фамилию и группу. Я доложу о нарушении.
— Алексей Дубровский, столбовой дворянин. Группа А1-4. Я отрабатываю наказание, поэтому можете докладывать куда угодно. Кстати, а вы кто?
— Князь Андрей Юсупов. Так значит, вы с первого курса?
— Как видите.
— Группа один-четыре… — повторил парень задумчиво. — А не в вашей ли группе учится некий господин Васильев?
— Васильев? Допустим, есть такой. А зачем он вам понадобился?
— Недавно слух прошёл, будто он — самый сильный маг огня во всей академии. Только вот мне кажется, враки это всё. Как может быть первокурсник самым сильным магом?
— Досужая болтовня. Васильев всего лишь победил в поединке одного студента третьего курса. А слухи есть слухи, — ответил я.
— И всё равно было бы интересно познакомиться со столь знаменитой личностью.
— Знаменитой, — усмехнулся я. — Считайте, что познакомились. До прошлой недели мне приходилось жить под фамилией Васильев, хотя происхожу из рода Дубровских.
Парни переглянулись.
— Да неужели? — вскинул удивлённо брови Юсупов и обратился к своим приятелям. — Неужели перед нами тот самый легендарный первокурсник.
— Не надо громких слов. Побить в поединке выскочку — не велик подвиг, — проговорил я, заметив ироничные нотки в голосе парня.
— Но согласитесь, не каждый становится известен на всю академию спустя месяц после поступления?
— Вам виднее.
— А вы меня заинтриговали, — сказал Юсупов. — Мы с парнями устраиваем иногда тренировки, небольшие дружеские поединки. Знаю, мастера не приветствуют подобную практику, но боевые искусства полезнее отрабатывать в бою, а не просто швыряя заклинания в стену. А разу уж вы всё равно тут тренируетесь, приглашаю присоединиться. Возможно, нам будет чему получиться у вас, — Юсупов повернулся к своим и на его лице появилась насмешливая улыбка.
— Конечно, могу уделить вам немного времени, — ответил я.