Первая академия. Том 1

Глава 3

К счастью, таксист оказался опытным. Лучше меня знал, где находится Приозёрное. Это был небольшой посёлок близ городка Люблино. Недалеко от него за сосновым бором расположились несколько усадеб.

Следующие полтора часа я наблюдал виды старой Москвы, вспоминая фотографии, которые мне когда-то попадались на глаза. Теперь картинки ожили.

Мой внешний вид оставлял желать лучшего. С фингалом и в плоской кепке я походил скорее на какого-то уличного хулигана, а не на дворянина. А я ведь до сих пор являлся дворянином, хоть и не носил фамилию рода.

Дворяне, не обладающие магическими способностями, назывались нетабельными, поскольку не имели ранга по табели. В империи их было великое множество, однако в глазах «истинных» дворян они находились не отличались от обычных мещан. Чуть выше в негласной иерархии российской аристократии стояло «молодое» дворянство, то есть те, кто не имел древних корней. Это были в основном потомки простолюдинов, имеющих дар и получивших грамоту за государеву службу. Столбовые же дворяне, к которым относился и мой род, воспринимались наравне с титулованными особами. Древние корни уважались порой больше официального титула, так что князья и графы не считали зазорным породниться с каким-нибудь старинным родом.

Это была одна из причин, по которой мне следовало вернуть фамилию во что бы то ни стало. Второй причиной являлось то, что теперь я — единственный наследник старшей ветви Дубровских.

Пока ехал, гонял эфир по телу. Целительных техник я не знал, но подобный приём оказывал оздоравливающее воздействие, хотя на моём нынешнем уровне толку от этого мало.

Ещё в номере я пробовал создать какое-нибудь огненное заклинание, и мне это удалось. В руках появлялись шары огня дюймов пять диаметров. Но чтобы случайно не спалить дом, я решил подождать, пока не найдётся более подходящее место для магических практик.

Всю дорогу меня не оставляли в покое мысли. Как быть дальше? Как вообще жить в этой новой реальности? Бежать из страны мне не хотелось, однако я не чувствовал себя здесь в безопасности. Даже если на меня не заведут дело в третьем отделении, головорезы Шереметева наверняка попытаются доделать начатое.

Сегодня мне повезло. Противник не ожидал, что столкнётся с одарённым, и плохо подготовился. Но кто сказал, что в следующий раз за мной не пошлют более опытных боевиков? Не имеет значения, куда ехать. Москва, Ярославль, любой другой город — неважно. Если Шереметев захочет меня найти — достанет везде.

Так было ли в России безопасное место? Да, такое место было. И это не имение Оболенских. Туда Шереметев, конечно, нос не станет совать, но сидеть безвылазно в четырёх стенах я не собирался. Первая Императорская Академия на Воробьёвых горах — вот то заведение, где я бы мог чувствовать себя относительно спокойно.

Дело в том, что ректором данной академии являлся князь Вяземский, который со Святославом Шереметевым находился в, мягко выражаясь, не самых тёплых отношениях. Вяземские не поддержали государственный переворот в тридцать первом году и были чуть ли не единственными, кто не боялся прямо говорить об убийстве императора Дмитрия.

Тем не менее Вяземских не трогали. С этим родом вообще никто не хотел связываться, ведь они имели под своим началом самое большое количество приютов для одарённых и занимали не последние должности в министерстве магии и надзора. Так повелось, что ещё времена Александра IV, когда Первая академия была только основана, управлять ей стали представители рода Вяземских. Обычай этот сохранился и при Дмитрии I, теперь же заведение и вовсе являлось чуть ли не их родовой вотчиной.

Эти два фактора позволили Вяземским собрать самую большую стражу (по сути, частную армию) в империи. К началу сороковых их род утратил былую силу, но в тридцать третьем к Вяземским не мог подобраться никто, и даже граф Орлов, главноуправляющий третьим отделением, предпочитал с ними не конфликтовать.

Именно поэтому Первая академия на данный момент являлась для меня самым безопасным местом во всей империи. Она располагалась за городом на охраняемой территории. Кого попало туда не пускали, за порядком следили.

Была лишь одна загвоздка. Брали туда далеко не всех. Поступить в Первую академию могли только лучшие. По уровню преподавания магических техник она конкурировала с Высшей военной академией, а это, как говорят в России, не лаптем щи хлебать.

Оболенские, насколько мне было известно, водили знакомство с Вяземскими, однако вряд ли это мне поможет. В Первую Академию не брали даже отпрысков императорской крови, если те не соответствовали требованиям. Ходил слух, что даже сын одного из ректоров не смог поступить, поскольку провали магический экзамен. Чтобы попасть в академию, я должен был владеть магией огня на уровне выше среднего, но как это сделать, если все навыки утрачены?

Впрочем, печать росла не по дням, а по часам. Прожилки на эфирной коже становились ярче и толще. Новое тело наполнялось силой, и это вселяло надежду. Надо заняться тренировками, вспомнить, всё, что знаю. Даже если получится восстановить хотя бы небольшую часть утраченных способностей, я уже стану на голову выше сверстников.

Требовалось решить и ещё один важный вопрос: кто-то должен стать моим попечителем. По законам этого времени, нельзя было вступать в полное наследование до того, как исполнится двадцать один год. И снова приходилось надеяться на свою троюродную сестру, как на единственного родственника, оставшегося в стране. Сейчас ей было то ли двадцать три, то ли двадцать четыре года, и она имела полное право стать моей законной представительнице. Другой вопрос, согласится ли? Зачем ей такая морока и лишние растраты?

Если же всё сложится так, как я хочу, если у меня получится укорениться тут, можно заняться и другими вещами. Святослав Шереметев повинен в гибели моего рода, он должен понести наказание. К тому же, как я считал, именно политика Шереметевых привела в конечном итоге к развалу империи. Возможно, этого и не случилось бы, если б в сорок третьем году первым министром стал не сын Святослава, а кто-то другой. Но пока об этом было рано думать.

Выбравшись из Москвы, мы оказались на дороге, ведущей через поле. Свернули на перекрёстке, миновали сосновый лесок и остановились возле решётчатой ограды какого-то поместья. Таксист не знал, какое именно поместье мне нужно, да и я тоже. Дом троюродной сестры предстояло искать самому. Оплатив услугу, я вышел из машины и побрёл вдоль забора.

Почти сразу встретились мужики, ведущие лошадь, запряжённую в телегу. Они оказались из Приозёрного и хорошо знали, какие господа тут проживают, тем более, крупных усадеб в окрестностях было всего четыре штуки. Остальное — дачи.

Благодаря подсказкам местных жителей я быстро понял, как добраться до нужного дома, и через полчаса оказался возле кованых ворот усадьбы, за которыми виднелся небольшой двухэтажный дом с мезонином.

Рядом с домом на площадке возле гаража стояли два автомобиля: чёрный лимузин и бежевый фаэтон. Оба — тяжеловесные, угловатые, с длинными капотами и множеством хромированных деталей. Для начала тридцатых машины выглядели весьма современно в отличие от большинства тарантасов, встречающихся в городе.

На территории усадьбы возле ворот дежурили два мужчины в чёрных костюмах-тройках и фетровых шляпах.

— Добрый день, — поздоровался я. — Меня зовут Алексей Дубровский, я желаю видеть Елизавету Оболенскую.

Один из охранников, здоровый малый под два метра ростом с круглой физиономией, неприветливо уставился на меня:

— Вам назначено? — отчеканил он с холодной вежливостью. — О вашем визите не сообщалось.

— Так сообщи. Скажи, что прибыл троюродный брат, — проговорил я без лишних церемоний.

— Предъявите документы, пожалуйста.

— Какие документы? Иди и скажи, кто пришёл.

Вот ещё! Документы какие-то. Я прекрасно понимал, в чём причина такой подозрительности. Оболенские опасались нападения, а видок мой доверия не вызывал. Но не хватало, чтобы эти два увальня меня к родственнице не пустили. А они ведь оба одарённые. Что мне с ними делать, если заупрямятся?

— Предъявите документы, — повторил верзила. — Откуда мне знать, кто вы?

— А тебе и не нужно знать. Доложи Елизавете Михайловне о моём прибытии. Или я тебя твоей работе учить должен?

Охранник не ответил, на лице его ни один мускул не дёрнулся, но во взгляде читались сомнения. Наконец, он повернулся ко втором и кивнул ему:

— Передай госпоже Оболенской, что к ней явился Алексей Дубровский.

Второй стражник без лишних слов отправился к дому. Наверное мой напор подействовал. Побитый паренёк с улицы не стал бы разговаривать таким тоном с охраной княжеской семьи. Здоровяк же скрестил руки на груди и так и стоял, не спускал с меня глаз.

К счастью, я немного знал о том, какие были отношения в семье Дубровских, в том числе между родными и двоюродными-троюродными братьями и сёстрами. Два раза дети из Московской ветви проводили лето в Ярославле — дед писал об этом в мемуарах. Но Елизавета была плохо знакома с Алексеем, что хорошо, ведь она вряд ли почувствует подмену.

А вот про изгнанного наследника дед отзывался не самым лестным образом. В его глазах парень был слишком легкомысленным и недисциплинированным, гораздо больше любил развлекаться, нежели учиться, рано пристрастился к алкоголю, азартным играм и прочему кутежу. Однако я не собирался входить в образ своего нерадивого предка. Сейчас было не до этих глупостей.

Ждать пришлось недолго. Вскоре на дороге показались две фигуры: охранник и Елизавета. Троюродная сестра была одета в тёмно-зелёное платье с отложным воротничком и широким ремнём с серебристой бляшкой. На шее — золотая цепочка с кулоном, в ушах — серёжки.

Разумеется, я сразу узнал её, поскольку не раз видел на фотографиях. Нельзя было не отметить, что природа наградила девушку довольно эффектной внешностью: миниатюрная фигурка с тонкой талией, вьющиеся тёмные волосы, глубокие карие глаза с длинными ресницами, приятный овал лица. От неё буквально веяло утончённостью и аристократизмом. В жизни же Лиза оказалась ещё красивее, чем на чёрно-белых снимках.

— Алексей? Что с тобой случилось? Что с твоим лицом? — Лиза захлопала ресницами от удивление и нетерпеливо бросила охранникам. — Да открывайте же скорее, что стоите? Это мой троюродный брат.

Здоровяк извинился за то, что не сразу пустил меня, и отворил калитку рядом с воротам. Я оказался на территории усадьбы.

— Тебя избили? Что произошло? — продолжила засыпать меня вопросами Лиза с неожиданным участием.

— Покушение, — ответил я.

— Покушение?!

— Да. Меня пытались убить. Скорее всего те же, кто убил родителей.

— Так ты уже знаешь? — на лице Лизы отразилась неподдельная печаль. Сестра обладала, как оказалось, очень подвижной мимикой. — Алексей, мне так жаль. Это ужасно. Просто немыслимо! У меня до сих в голове не укладывается, как такое могло случиться.

— Да, это ужасно, — я выдавил из себя вздох. — Но сейчас мне надо укрыться на какое-то время. Возможно, меня ищут.

— Да-да, конечно. Тебе обязательно надо спрятаться от этих негодяев. Пошли в дом, там поговорим, — Лиза зашагала к особняку, и я за ней. — Только должна извиниться: меня сейчас гости. Сам глава Оболенских тут, у нас с ним очень важный разговор. Тебе придётся обождать. Прости.

— Конечно, — кивнул я, отметив про себя, что представлять меня главе рода Оболенских она не торопится.

— Ты очень голоден? Я велю слугам принести тебе еду.

— Да, если не трудно. А у тебя как дела? Чем вызван визит столь важной особы?

— Ох, и не спрашивай. Сергея арестовали. Он обедал в гостях, когда заявились жандармы и повязали всех, кто там был. Ещё и с обыском к нам приходили. Не представляешь, как я обеспокоена. Пётр Петрович приехал, чтобы оказать посильную поддержку.

С моих уст едва не сорвалось стандартное «всё будет хорошо», но я вовремя вспомнил, что хорошо не будет. Мужа Лизы казнят в конце сентября, сразу после громкого судебного процесса над семнадцатью заговорщиками. Понятное дело, сейчас моя троюродная сестра тешила себя надеждой, что супруга оправдают.

— Как великодушно, — произнёс я с долей сарказма.

— Несомненно! — согласилась Лиза на полном серьёзе. — Пётр Петрович — человек благородный и великодушный. Он обещал оказать мне всяческую поддержку и привлечь самых лучших адвокатов Москвы. Вышла ужасная ошибка, Сергей ни в чём не виноват. Так кто тебя пытался убить? Как так получилось? Скажи хоть пару слов.

— Какие-то люди схватили меня и держали в подвале. Мне удалось выбраться. Боюсь, подробности рассказывать слишком долго. Кажется, тебе придётся помучиться любопытством.

— Действительно. Гости ждут, я должна вернуться, но вечером ты обязательно мне всё расскажешь. Пройдём… вот сюда, через тот вход.

Лиза всем своим видом демонстрировала сочувствие, но даже через главное крыльцо не стала вводить меня в дом, наверное, чтобы безродный не попался на глаза влиятельным родственникам. Мы прошли через боковую дверь, что вела в небольшую комнату с книжными шкафами. Лиза оставила меня одного, и я, усевшись в кресло, стал ждать, когда закончится встреча с Оболенским.

Минут через двадцать явился высокий мужчина преклонных годов во фраке и с бабочкой. Я думал, меня позовут на кухню. Но нет. Поклонившись, человек представился дворецким и сообщил, что княжна просит пройти в главную гостиную.

Миновав короткий коридор, мы через широкую дверь вошли в просторную комнату, ярко освещённую хрустальными люстрами. Тут были камин, рояль диваны, два стола, один из которых занимала большая чаша с фруктами. На стенах висели фамильные портреты, а на полках шкафов и комодах вперемешку с декоративными статуэтками стояли семейные фотографии. Тем не менее, убранство помещения не отличалось особой изысканностью и выглядело простовато.

Вокруг камина в креслах сидели Лиза и два мужчины. Один — дородный, пожилой, с пышными бакенбардами и сединой в волосах. Лицо обрюзгшее, нос картошкой, губы толстые, на лбу — резкие морщины. Этот господин был одет в тёмно-бордовый костюм-тройку. Бросались в глаза золотая цепочка часов, два золотых перстня и старомодный галстук, завязанный причудливым узлом. Второй гость — помоложе, с длинными закрученными вверх усами. Наряд его был строже: чёрный костюм, белая сорочка.

Елизавета представила нас друг другу. Пожилого гостя звали Пётр Петрович. Я сразу догадался, что он и есть глава рода. Второй тоже оказался Оболенским. Мне предложили сесть в кресло и стали расспрашивать. Вопросы задавал Пётр Петрович, его родственник почти всё время молчал.

— Прежде всего должен принести вам свои соболезнования, — размеренным, покровительственным тоном произнёс глава рода. — Мы были друзьями с вашим отцом. Его гибель — великая трагедия для всех нас.

— Спасибо за участие, — поблагодарил я.

— Насколько мне известно, ваши родственники уже покинули страну. А вы, вижу, решили остаться?

— У меня не было возможности это сделать.

— Понимаю. Елизавета поведала нам о бедственном положении, в котором вы очутились. Большую радость доставляет мне тот факт, что вам удалось спастись. Если не затруднит, расскажите, пожалуйста, подробнее о том, что произошло.

Так вот зачем меня позвали. Оболенского тоже замучило любопытство.

— Я не помню, как меня схватили, — я показал на шишку. — Был сильный удар по голове. Теперь всё, как в тумане.

— Что ж, к сожалению, такое случается. Надеюсь, память скоро прояснится. Но вы же помните, как вырвались из лап негодяев?

— Сегодня утром я очнулся в подвале. Меня держали взаперти, угрожали оружием. Судя по манерам, это были члены какой-то банды. Точно не полиция и не стража рода. Мне удалось убить пятерых и убежать. Один из них оказался эфирником, остальные — обычные люди. Держали меня в Лазаревском переулке на какой-то заброшенной фабрике.

— Это же север, верно? — уточнил второй Оболенский.

— Да, это находится на севере, — подтвердил я.

— Любопытно, очень любопытно. Там же хозяйничают Шереметевы. Похоже, и тут Святослав приложил руку.

— Абсолютно верно, — вернул себе инициативу Пётр Петрович. — В северных кварталах у него много доходных домов и прочих заведений. Вероятно, Святослав решил обратиться к помощи местных воров. Не стоит этому удивляться, Алексей. Такие, как Святослав Шереметев, не гнушаются никакой мерзости.

Я и не удивлялся. Всем давно известно, что бандам, которые в тридцатых терроризировали Москву и прочие города, покровительствовали крупные рода. Иначе всё это ворьё даже пискнуть не посмело бы. Но нет, лихие люди вполне вольготно чувствовали себя на улицах.

— Мне не удалось спросить, на кого они работают, но я тоже думаю, что на Шереметева, — сказал я. — Вначале были убиты мои родители, на следующий день похитили меня. Слишком подозрительное совпадение.

— Однако, признаться, я удивлён, что Шереметев решил покуситься на вашу жизнь, — проговорил Пётр Петрович.

— Я тоже удивлён. Я ведь изгнанный, ношу другую фамилию и формально не являюсь членом рода Дубровских. Кажется, кто-то решил перестраховаться.

— Вы сказали, что вам удалось убить пятерых бандитов и сбежать, — напомнил глава рода. — Как у вас получилось это сделать?

Кажется, Оболенский что-то заподозрил. Простой студент вряд ли справится с пятью вооружёнными головорезами, один из которых — эфирник.

— По общему мнению, я — немощный, однако это не совсем так, — я старался выражаться, как можно более расплывчато, на ходу додумывая легенду, которая в общих чертах сложилась в моей голове во время поездки. — У меня есть дар, хоть об этом никто прежде не знал. Нескольких простых техник помогли справиться с похитителями. Вряд ли вам будут интересны подробности банальной драки. Всё произошло так быстро, что я и сам не понял, как оказался на свободе.

— Постойте, но как же так? Почему вы скрывали свой дар? — с удивлением проговорил Пётр Петрович.

— Давняя ссора с отцом привела меня к разрыву отношений с семьёй. Он так решил. Простите, но мне бы не хотелось вдаваться в подробности семейных дрязг. Былые ссоры сейчас уже не имеют значения. Мой род истреблён, а те, кто остался в живых — сбежали. Теперь я — единственный наследник своего отца. Я — Дубровский и останусь им до конца дней.

— Вижу, трагедия не сломила ваш дух, — глава рода пристально посмотрел на меня, взгляд его заплывших глаз был не очень приятным.

— Иногда тяготы лишь закаляют его.

— Вы намерены вернуть фамилию?

— Да, я собираюсь это сделать. Я обладаю даром, владею магией огня, а значить и имею право и дальше носить фамилию своего рода.

— Отрадно слышать, — одобрительно кивнул Пётр Петрович. — Если всё так, то вам действительно следует вернуть фамилию. Ваш отец совершил ошибку, изгнав вас.

— Я не виню его. Это в прошлом. Мой отец был достойным человеком.

— О, в этом никто не сомневается. Я хорошо знал Василия Владимировича. Воистину, честный и достойный дворянин. Однако вы сейчас оказались в весьма затруднительном положении. Что вы намерены делать дальше? Уехать вслед за Валентином Михайловичем?

— Нет, я не желаю покидать страну. Здесь земля моего рода, здесь мой дом. У меня другие планы. Я намерен вернуть свою фамилию и поступить в Первую Императорскую Академию.