Первая академия. Том 1

Глава 16

Настя Шереметьева влетела в мою квартиру, как метеор. Я даже не успел сообразить, что происходит, но, кажется, уже было поздно что-либо предпринимать. Нам предстоял серьёзный и, скорее всего, не самый приятный разговор.

Я выглянул в коридор и, никого не увидев, захлопнул дверь:

— Зачем пришла? Охранник тебя видел, тебе попадёт, — сказал я.

— О, не беспокойся насчёт вахтёра, — произнесла Настя. — Считай, он меня не видел.

— Стой, ты куда?

Настя заглянула в мою комнату, словно находилась у себя дома:

— Ну и бардак же у тебя. А тут что? К к латыни готовишься?

— Так, стоп. Что ты тут делаешь? Какой у тебя ко мне разговор? — я так и стоял в коридоре, скрестив руки на груди.

Настя обернулась, глаза её сверкнули:

— Разговор какой? А сам не догадываешься? Ты меня оскорбил. Ты должен извиниться.

И всё? Она для этого вломилась в мою квартиру? Объяснение выглядело не слишком правдоподобным.

— Ну? Я жду, — поторопила меня Настя.

— Хорошо. Я прошу прощения, — проговорил я. — Этого достаточно?

— Не слыше в твоих словах искренности.

— Что мне ещё сказать? На колени встать?

— Ну… — протянула Настя, и на лице её появилась самодовольная улыбка. — А почему бы и нет?

— Хорошо, признаю, я был неправ. Извини за оскорбления, больше тебя унижать не буду. Но, вообще-то, не я первый начал. За что ты на меня взъелась?

— Я? С чего ты взял? Ты просто… ведёшь себя неучтиво. Это нехорошо.

— Понятно. Ну тогда давай договоримся.

— О чём же?

— У нас с тобой не заладились отношения, да? Тебе не понравились какие-то мои слова, и я извинился. Давай заключим что-то вроде перемирия. Ты не пристаёшь ко мне и не преследуешь меня, а я, соответственно… тоже тебе ничего не говорю. Мы просто держимся подальше друг от друга. Хорошо?

— То есть, ты не хочешь меня видеть? — Настя хоть и заявила, что не держит на меня зла, но в голосе её звучала обида.

Вопрос поставил меня в тупик.

— В смысле? Я такого не говорил. Просто… Не надо со мной играть в эти игры.

— А то что? На дуэль меня вызовешь?

— Нет, конечно, что за глупость?

— Боишься? — Настя придвинулась на шаг ближе, и в её глазах загорелся озорной огонёк.

— Чего? — неловко рассмеялся я. — Ты разве не видела, во что твой друг превратился?

— Он мне не друг.

— Вот как? Мне показалось, вы мило общаетесь.

— Глупости. Он просто когда-то за мной ухлёстывал. Но такие, как он, не в моём вкусе, — Настя придвинулась ещё на шаг, я оказался припёрт к стенке.

— Кто бы мог подумать…

Я не успел произнести больше ничего. Настя оказалась совсем рядом, привстала на цыпочки, и наши губы соприкоснулись.

В голове тут же пронёсся ураган мыслей. Какого хрена? Что она вообще творит? Мне казалось, Шереметева ненавидит меня. Стоп! Это подстава. Точно. Она пришла, чтобы устроить мне какие-нибудь проблемы. Нельзя ей доверять. Глава её рода — мой враг.

В голове была каша. Здравый рассудок боролся с побуждением схватить девчонку и сделать с ней то, на что она напрашивалась.

— Стой, подожди, — пересилив себя, я мягко отстранил Настю.

— Что такое?

— Погоди. Нам нельзя.

— Чего?! Кто сказал?

— Ты знаешь правила.

— Правила? Да ты издеваешься? Какие, к лешему, правила?

— Если узнают, могут отчислить.

— Отчислить? Не говори глупостей, — Настя снова нахмурилась. — Что за бред ты несёшь? Ты… не хочешь меня видеть? Так сразу и скажи.

И тут в голове возникла одна очень ясная мысль. Может, Настя и хотела меня подставить, только вот, явившись сюда, она, в первую очередь, подставилась сама. К тому же, она и так уже в моей квартире. И какая теперь разница, произойдёт между нами что-то или нет? Если понадобится, она скажет, что угодно. Тогда есть ли смысл отказываться?

— Не хочу? Кто сказал? — я притянул девушку к себе, после чего мы продолжили долгий поцелуй.

Через минуту мы с Настей оказались в кровати, через пять были полностью раздеты, и я тискал её, наслаждаясь прекрасно сложенным молодым телом девушки. Ещё через пять Шереметева стонала в моих объятиях, и я очень надеялся, что стены дома достаточно толстые, чтобы соседи не слышали, чем мы тут занимаемся.

Было полдвенадцатого, я даже не заметил, как пролетело время. Уже и речи не могло идти ни о каких тренировках. Натренировался уже… Мы лежали в обнимку, завернувшись в одеяло. Было прохладно, отопление ещё не включили.

— Я даже не думала, что ты такой зверь в постели, — Настя сильнее ко мне прижалась и потёрлась носиком о мою щёку.

— Как видишь, у меня много талантов, — проговорил я. — А ты, гляжу, разбираешься в теме?

— Ты на что намекаешь?

— Да ни на что.

— Опять дерзишь. Вообще-то у меня был всего один парень.

— И что с ним стало?

— Выгнали.

— Из-за тебя?

— Нет, конечно, — хихикнула Настя. — Он просто не вытянул программу.

— Ты рисковала, придя сюда.

— А ты что, всерьёз воспринимаешь эти правила? Вот же глупый. Всем, на самом деле, плевать, кто с кем встречается. Просто надо быть осторожнее и всё. Приходи и ты ком мне, как-нибудь. Я договорюсь с охранницей. Тебе всего-лишь надо будет дать ей пять рублей. Только сразу после своих тренировок не иди. А то вспотеешь, как конь.

— Может быть, и загляну как-нибудь. Я-то недолго учусь, не знаю, какие тут порядки. Слышал, что кого-то даже исключили за это.

— Глупости. Мало ли что говорят. При мне такого не было. Кстати, не было и такого, чтобы ректор мило беседовал с нарушителем дисциплины. Поговаривают, будто ты с Вяземским на короткой ноге. Тебе ли бояться исключения?

— Что за чушь? На какой короткой ноге? Я видел его три раза в жизни.

— Ну да, ну да.

— Да откуда мне вообще его знать?

— Ну мало ли… Как по мне, ты — сплошная загадка.

— Ты тоже.

— Я?! — удивилась Настя. — Возможно… А что ты имеешь ввиду?

— Ну как же. Шереметевы — очень известная фамилия. Твой родственник занимает видный пост. По сути, второе лицо в государстве.

— Всего лишь глава первого отделения.

— Ага, всего лишь.

— Ну там ведь много всяких лиц при дворе: гофмейстеры, шталмейстеры, министры, госсовет… И все чем-то управляют.

— Так вроде бы один из Шереметевых при дворе тоже служит?

— Ага, только я не из той ветви. Мой отец — всего лишь финансовый директор.

— Где?

— На «Ландыше».

— Э… Где?

— Ну ликёрный завод «Ландыш». Не слышал?

Я о «Ландыше» действительно не слышал. У Шереметевых было много предприятий, и я, если и читал что-то об этом, то давно забыл.

Разумеется, Настя могла быть не связана непосредственно со Святославом Шереметевым. Далеко не факт, что все его родственники от мала до велика работают на него. У каждого своя жизнь, свои дела. С другой стороны, наговорить-то она могла, что угодно. Надо было держать ухо востро.

— Эх, хорошо с тобой, но мне надо возвращаться домой, — сказала Настя, вылезая из-под одеяла. — Придёшь как-нибудь на следующей неделе? В понедельник, например?

— Посмотрим. Ближайший месяц на мне общественно полезные работы. Ты видел, чем я занимаюсь. Времени вообще в обрез.

— Ага. Ты такой смешной в этом фартуке и с метлой. Настоящий дворник.

— Ну вот выучусь, пойду работать.

Конечно, я не стал говорить о планируемой поездке. Настя могла шпионить за мной. Может быть, специально в доверие втиралась, чтобы докладывать своему родственнику о моих делах. Не стоило с ней чрезмерно откровенничать.

Пятница стала для меня днём непростым. Я знал, что сегодня состоится «процесс семнадцати» и казнь заговорщиков, и ждал вечера, чтобы позвонить Лизе. Я не сильно переживал из-за смерти Сергея Оболенского, поскольку даже не видел его ни разу в жизни, а вот Лизу было жаль. Мне казалось, она не заслужила такого удара судьбы.

Впрочем, я напоминал себе, что ничего плохого с ней не случится. После смерти мужа Лиза продолжит жить в поместье, станет управляющей одной из компаний Оболенских, заведёт собственное дело и снова выйдет замуж, причём, за представителя того же рода.

И всё равно мне было тяжело набирать её номер.

— Алло. Здравствуй, Алёш, — проговорила Лиза убитым тоном.

— Привет. Что-то случилось?

Молчание.

— Что-то с Сергеем? — уточнил я вопрос.

— Да… Не могу поверить, — проговорила Лиза. — Его казнили. Расстреляли сразу после суда.

— Соболезную. Мне очень жаль.

— Почему? Почему всё так вышло? Я не верю, что Сергей был виновен, просто не верю. Его подставили, оклеветали.

— Наверное, кто-то хотел расправиться с ним, как и с остальными. Второй твой родственник тоже погиб?

— Да, Владимирова тоже расстреляли. Всего семнадцать человек убили, все — князья и графы. Я даже не попрощалась с Серёжей… — в трубке раздались всхлипы. — Прости, мне тяжело говорить.

— Они поплатятся за это. Однажды придёт их час. Слушай, давай я приеду, а? Завтра как раз суббота, и я освобожусь пораньше.

— Конечно, я всегда рада тебя видеть. Если не занят, приезжай.

— Хорошо. А теперь дай, пожалуйста, трубку Нике, если она дома.

Ника, как оказалось, только что приехала. Мне пришлось подождать, пока слуга сбегает за ней, после чего мы со стражницей обсудили завтрашнюю поездку. Ника всю неделю наблюдала за дорогой и мостом, но ничего подозрительного не обнаружила. Кажется, Шереметев не торопился убивать меня, поэтому можно было спокойно ехать к троюродной сестре.

Затем я сделал звонок нашему надзирателю, объяснил ситуацию, сказал, что должен уехать на два дня, поскольку собирался остаться у Лизы так же и на воскресенье. Главная трудность заключалась в том, чтобы отмазаться от принудительных работ, но Комаровский обещал уладить данный вопрос.

В субботу после занятий за мной заскочила Ника.

После ограбления второго игорного дома я выделил стражнице тысячу на покупку нового авто. Она приобрела с рук за пятьсот рублей маленький четырёхдверный седан Пежо тридцатого года выпуска. Чёрный, невзрачный автомобиль. Скруглённые углы кабины, низкий профиль кузова, стальные колпаки и пристроенный сзади багажник, напоминающий сундук, выдавали современную для тридцатых годов модель. Вот только в салоне оказалось не намного свободнее, чем в прежней колымаге.

Всю дорогу я ехал вполоборота, наблюдая за тем, что творится сзади, однако сегодня никаких подозрительных такси нас не преследовало.

Прибыл я к ужину. Как оказалось — не один. У Лизы гостил свёкр.

За столом сестра держалась достаточно спокойно, да и отец Сергея, хоть и имел вид удручённый, но горе своё не выпячивал. Аристократическая выучка не позволяла демонстрировать эмоции сверх меры. Дворяне старой закалки умели держать лицо. Судебного процесса в разговоре коснулись лишь мельком.

Заговорили на эту тему лишь после ужина. Вспомнили Сергея, погоревали немного, потом речь зашла о делах. Лизин свёкр заинтересовался кофейнями, которые мы с сестрой собирались приобрести. Обещал помочь, если нам не хватит денег.

— Вы очень мужественный молодой человек, Алексей, — похвалил он меня. — Решили остаться в такое время… Однако вы должны понимать, что дела вести может быть опасно. Вам стоит подумать о надёжной охране.

— Я думаю об этом. Как не думать? А вы что-то конкретное предлагаете? — спросил я.

— Ну, если у вас нет других вариантов, то поговорите с Петром Петровичем, он с удовольствием поможет с организацией охраны.

Я представил, сколько это будет стоить, однако был ли у меня выбор? Своих людей нет, искать по объявлению — тоже плохая хорошая идея. Придётся обращаться к знакомым.

Вскоре Лизин тесть ушёл, и мы с сестрой остались одни.

— А тебе разве не надо возвращаться в академию? — спросила она.

— Я договорился, что вернусь завтра. Подумал, тебе нужна моральная поддержка. Если ты не против, заночую в мезонине.

Лиза грустно улыбнулась:

— Конечно, ты может оставаться тут, сколько пожелаешь. Спасибо тебе большое. Когда рядом кто-то есть, становится немножечко легче. Мне так тоскливо и одиноко в этом доме. Тут всё напоминает о Сергее. Не представляешь, как больно от того, что его больше нет.

— А скажи, у нас действительно не осталось стражников? Было же больше людей. Где те, кто не уехал с Валентином? — вернулся я к прежней теме.

— Прости, ничего не могу ответить. Я не знаю, сколько твой отец содержал людей для охраны дома и предприятия, и где они теперь они. Может быть, в Ярославле получится что-нибудь выяснить?

— Так ты всё-таки решила ехать?

— Конечно! Хоть завтра поехала бы, — ответила Лиза в своей обычной беззаботной манере. — Надо развеяться. В Ярославле мне определённо станет легче. Да и вообще, я уже позвонила в деканат, отпросила тебя на недельку, в дом твоего отца и юристу, который вёл дела вашей семьи. Нас с тобой все ждут.

— Разве дома кто-то остался? Думал, все сбежали.

— Да, почти вся прислуга разъехалась после того, как туда жандармы нагрянули с обыском. Только Фёдор остался.

— Э… Фёдор, это…

— Ваш садовник, не помнишь, разве? Он же у вас давно служит.

— Да, точно, — улыбнулся я. — Помню его. Славный малый.

— Мы можем поехать хоть завтра.

— А как же бумага? Ты забыла, что мне нужно какое-то свидетельство? Да и вообще, надо заскочить в квартиру, собрать вещи. Не на один же день едем.

— Точно, совсем из головы вылетело, прости. Столько дел, а ещё и… — Лиза не договорила, но я понял, о чём идёт речь. — Тогда отправимся в понедельник. А завтра мне придётся вновь остаться одной в этом доме, предаваясь былым воспоминаниям.

— Я постараюсь побыстрее.

— Нет, ну какие же подлецы эти Шереметев и Орлов! Как они могли с нами со всеми так поступить? Да? Паскудные люди, даже слов нет.

— Борьба за власть, — пожал я плечами.

— Это ужасно.

— Обычное дело. И вообще, сказать по-правде, я считаю, что заговор — это не выдумка. Скорее всего, планировалось убить Святослава Шереметева и, возможно, всех, кто причастен к смерти императора Дмитрия.

Лиза посмотрела на меня и захлопала своими длинными ресницами, а потом проговорила тише:

— Так ты считаешь, Сергей действительно участвовал в заговоре?

— Секундочку, — я встал, выглянул за дверь и, убедившись, что слуг поблизости нет, вернулся в кресло. — Более того, я считаю, что глава вашего рода тоже причастен.

— Да что ты говоришь! Но это же…

— Ещё раз повторяю, идёт борьба за власть. В настоящий момент среди высшей аристократии формируются коалиции. У Шереметева своя коалиция, довольно влиятельная. Есть те, кому не нравится, что эти люди захватили посты в правительстве, и они пытаются этому противодействовать. Есть те, кто пока сидит и выжидает. А император проводит время за городом в кругу семьи. Он прекрасно помнит, то стало с его старшим братом и не торопится ввязываться.

— Ой… А откуда ты всё это знаешь?

— Просто интересуюсь политикой.

— А Сергей зачем в это влез?

— Тут уж я ничего не могу сказать. Мой отец — понятно, зачем. Ему Шереметев уже давно козни строит. Во время войны все заказы себе забрал, а нам — шиш. Вероятно, отец подумал, что появился хороший шанс отомстить. А Оболенские… я не знаю, какова их роль во всём этом.

— Но ведь из обвиняют в том в покушении на государя императора.

— А вот это — чушь собачья. Нынешний император никому не мешает. Власть-то не у него. Понимаешь?

— Если честно, не совсем… Как такое может быть?

Кажется, Лиза совсем не интересовалась политикой и тем, что происходит в стране. Однако сейчас был не лучший момент, чтобы просвещать её.

— Да, иногда так бывает. Лицо, официально облечённое властью, не всегда этой властью обладает по-настоящему, — попытался я объяснить суть проблемы одной фразой.

— В любом случае, те, кто это сделал достойны смерти. Они убили моего мужа, твоих родителей, много других честных дворян.

— О, смотрю, ты тоже в заговоре.

— Что? Нет, что ты, ни в коем случае. Я ни в каком заговоре не состою, — испуганно затараторила Лиза.

— Да я шучу. Однако твою позицию разделяю полностью. Шереметев достоин смерти. Все, кто причастен к убийству наших родственников, однажды получат по заслугам.

— Но как?

— Посмотрим. Сейчас лучше об этом вообще не думать. Есть дела поважнее, ими и займёмся. Хорошо?

— А что нам ещё остаётся? — Лиза сделал грустное лицо.

Час был уже поздний, но Лиза даже не собиралась заканчивать посиделки. Она не хотела оставаться одна и всё говорила, говорила. Вспоминала о покойном муже, как они встретились, как проводили время. История была весьма банальна для тех времён: Лизу выдали замуж родители. Однако они с Сергеем понравились друг другу, пусть и не сразу. Сергей, по словам Лизы, был очень добрый и умный, со студенчества увлекался музыкой и философией, сочинял стихи, играл на гитаре.

Я слушал, делал понимающий вид и кивал. Закончилось всё тем, что Лиза залилась слезами, дав, наконец, выход накопившимся за день эмоциям. Я сел на диван рядом, протянул платок, но девушка не прекращала рыдать.

— Всё будет хорошо, — я легонько обнял Лизу за плечи, сестра уткнулась мне в грудь и только тогда немного успокоилась.

Мы сидели так минут десять в полной тишине, нарушаемой Лизиными всхлипами. За окнами стемнело. Пустой дом навевал тревогу. С улицы не доносилось ни единого звука. Казалось, всё вокруг вымерло, хотя я прекрасно знал, что здесь есть и слуги, и охрана. Но они проживали во флигеле и гаражной пристройке. В самом же особняке остались только мы с Лизой.

— Кажется, нам уже пора спать, — сказал я. — Пойду к себе.

— Подожди, не уходи, мне так грустно, — Лиза сильнее прижалась ко мне. — Не хочу оставаться одна.

Мне казалось, она намекала на продолжение, да и я был не прочь утешить свою миленькую троюродную сестру не только объятием, но и кое-чем ещё, однако на этот раз сдержал свой порыв. Лиза сейчас на эмоциях, а в таком состоянии можно много натворить глупостей, о которых потом придётся жалеть. В конце концов, мы же, вроде как, родственники, хоть и не близкие.

— Ты просто устала, — сказал я. — Тебе надо хорошо выспаться. Во сне ведь грусть проходит. А завтра мы увидимся снова.

— Да, пожалуй, ты прав, — Лиза отстранилась от меня и вытерла заплаканные глаза платком. — Что-то я совсем расклеилась. Извини.

— Тебе не за что извиняться, — я встал с дивана. — Спокойной ночи.

Я поднялся в мансарду. Тут было прибрано, кровать заправлена. Открыл шкаф, там лежали саквояж с оружием и патронами и ещё один саквояж с деньгами. Часть наличности я забрал с собой в академию, часть оставил на хранение сестре. Пока не стал открывать счёт в банке, опасаясь, что понадобится срочно бежать из страны.

Утром мы с Лизой позавтракали и обсудили детали поездки. В понедельник я должен был получить справку в деканате, после чего вернуться в поместье. Ехать собирались на поезде в сопровождении Ники и ещё двух стражников.

После завтрака мы погуляли возле озера. Тут уж я подробнее объяснил, каков расклад сил в стране. Лиза не переставала удивляться тому, как много я знаю, а я, кажется, слегка переборщил, рассказав то, что в тридцатые годы простому студенту никак не могло быть известно. Впрочем, Лиза вряд ли это поняла.

А после обеда я в сопровождении Ники отправился в академию.

Наш Пежо бодро катил по просёлочной дороге. Мы миновали сосновый лес, впереди показался перекрёсток, трактир и пара магазинчиков, левее серели деревянные бараки, над которыми поднимались трубы предприятий.

Подъехав к перекрёстку, мы остановились, пропуская три медленно ползущих грузовика. На противоположной стороне дороги, возле трактира, стояли две машины: одна — чёрная с мягким верхом, другая — бордовая со скошенным капотом. В машинах сидели мужчинами в пальто и шляпах. Водитель первого авто пристально смотрел на нас. Внутри у меня сработал сигнал тревоги: что тут делает эта подозрительная компания?

— Не нравятся мне они, — сказал я.

— Что прикажешь? — спросил Ника.

— Неплохо было бы… Чёрт, что они делают?

Я не успел договорить. Грузовики проехали, и чёрное авто, тронувшись с места, двинулись наперерез нам.

— Гони! — крикнул я Нике.

Стражница вдавила газ.