Первый БПЛА Второй Мировой

Глава 10 Понимание непонимания

Сказать, что я был удивлён столь неожиданному нервному срыву, это ничего не сказать. Я смотрел на Сергея, который, тяжело дыша, сжимал кулаки, и пытался понять, что именно вызвало такую реакцию. Нет, я, конечно, понимал, что человек прошёл через огонь и воду, потерял сослуживцев, а возможно, и друзей, был ранен, пленён и избит. Всё это было понятно. Но винить меня в этом? Зачем? Я — простой парень, случайно попавший в это время, и так сделал всё, что мог, чтобы вытащить его из лап полицаев. И вот теперь стоя перед ним, чувствовал, как неловкость и раздражение борются внутри меня. Эта ситуация требовала немедленного прояснения — как говорится, нужно было расставить все точки над «и» прямо на берегу.

Я глубоко вдохнул, стараясь говорить спокойно, но твёрдо:

— Твои претензии абсолютно не по адресу. Я сюда попал совсем недавно и почти сразу обнаружил тебя. Чем смог, тем помог. А больше сделать я ничего и не могу — банально гранат нет. К тому же, хоть то, что тебе скажу, возможно, тебе не и понравится, но я, по идее, вообще не должен был вмешиваться.

Сергей напрягся ещё сильнее, его взгляд стал острым, как лезвие:

— Ты не за нас? Ты за немцев?

Я чуть не поперхнулся от такого понимания моих слов.

— Каких ещё, к чёрту, немцев⁈ Я за нас! — Ответил ему, стараясь сохранить спокойствие. — Но просто дело в том, что время это — не моё, и появление тут меня случайно. Исторический процесс, который происходит вокруг, он уже однажды был — история свершилась. И теперь, когда тут возник я, то безвольно стал неким камнем, который может обрушить камнепад в реку времени — изменить то прошлое, которое уже однажды свершилось в моей истории. Впрочем моя фраза неправильна: моё появление не «может изменить», а уже изменило эту реальность.

Сергей нахмурился, его брови сошлись на переносице:

— Что ты имеешь в виду?

— А ты не понимаешь? — спросил я, чувствуя, как слова начинают путаться в голове.

— Нет, — отрезал он, и в его голосе послышалась смесь раздражения и усталости.

— Хорошо, я скажу. Но ты имей в виду, что слова эти тебе могут быть неприятны. Однако для того, чтобы понять суть происходящего, их обязательно нужно озвучить. — Я сделал паузу, собираясь с мыслями и откашлявшись, произнёс: — Итак, как минимум первое изменение в истории произошло, когда объект, на котором я находился, перенёсся сюда, нарушив ландшафт и, возможно, убив каких-то животных или насекомых.

Сергей скептически хмыкнул, словно говоря: «И что с того?»

Я продолжил, стараясь объяснить проще:

— Вижу по твоему скептицизму, что тебе кажется, это несущественно, но это не так. Вот тебе пример: при перемещении земля придавила, скажем — зайца. Казалось бы, таких зайцев охотники часто добывают и ничего страшного не происходит. Но дело в том, что в не изменённом историческом процессе именно этого зайца должен был съесть, например, волк. А теперь он его не съест, потому что ушастый уже давно умер. И тем самым вся история пойдёт по-другому. Волк, не найдя еды, умрёт. А этот волк, будь он жив, в 1950 году мог бы напугать какого-нибудь сельского поэта, который написал бы сагу о великих волках Смоленщины.

— Эка проблема — стишок не напишут, — буркнул собеседник, но в его глазах мелькнула искра интереса.

— Да нет, не всё так просто, — возразил я, чувствуя, как увлекаюсь собственной мыслью. — Этот стишок, допустим, должен был выйти на бумаге в виде брошюрки. Однажды эта бумажка загорелась бы и вызвала пожар в библиотеке. На пожар приехали бы пожарные, и один из них влюбился бы в библиотекаршу. У них родился бы сын, который потом встретил бы женщину, и их ребёнком мог быть, скажем, я. Теперь же, раз стиха не будет, не будет и свадьбы, не будет детей, а значит, не должен буду родиться и я. Я не родился, а значит, не переместился во времени, и меня тут, в той вероятности, как бы и нет.

Сергей опешил, его взгляд стал растерянным:

— Но ты же есть.

— В этой реальности — да. Но в той, в которой исчез вначале заяц, а потом волк, меня нет и никогда не было, — попытался пояснить я, понимая, что сам ничего уже не понимаю и начинаю путаться, после чего, чтобы распутать, добавил: — И вероятно, уже не будет.

И только больше усугубил общую ситуацию. Разведчик потряс головой, явно пытаясь осмыслить услышанное.

— Ничего не понимаю. Как такое может быть?

— Поверь, может, — вздохнул я. — Но ты меня особо не спрашивай. Для меня ведь всё это перемещение — полный сюрприз. В моём времени, в 2025 году, такого не умеют. Ну, или я об этом не знаю.

Визави задумался, его взгляд скользнул по коридору, где мы стояли. Тусклый свет одной из включённых энергосберегающих ламп отбрасывал длинные тени на бетонные стены, и в этом полумраке его лицо выглядело ещё более измождённым.

Он вздохнул и спросил:

— То есть ты хочешь сказать, что просто из-за волка в конце может не оказаться того, кто должен быть?

— Именно это, — кивнул я, радуясь, что тот начинает улавливать суть. — Или ещё более простой — приземленный пример: жил был тут в берлоге медведь. В результате катастрофы, он перенёсся из этого времени в моё. Тут его не стало. Но если бы он остался, то, скажем, через год — в 1943-м, будучи голодным, съел бы немецкого разведчика, который заблудился в лесу. Тот, будучи съеденным, не успел бы передать важное донесение в свой штаб. Из-за этого немцы проспали бы наступление наших войск. Наши окружили бы их и уничтожили намного больше гитлеровцев, чем могло бы быть, если бы донесение дошло. В связи с этим, после войны вернувшихся на свою родину из плена немцев было бы гораздо меньше, а значит, демография их страны сократилась бы в разы. Не родились бы новые музыканты, актёры, инженеры, рабочие. Не создали бы новые фильмы, песни, оружие и предметы. А значит, не было бы в таком случае и всех ответвлений, связанных с жизнедеятельностью этих людей и животных. Это как дерево, разрастающееся в разные стороны различными вероятностями.

Сергей обвёл взглядом коридор, его губы тронула лёгкая усмешка:

— Много ты со своим бункером тут червяков, наверное, подавил.

— Э-э, каких червяков? — не сразу понял я.

— Да тех самых — из твоих вероятностей, — хмыкнул он. — Ведь тот червяк мог выползти, его бы съел тетерев, его подстрелил бы охотник, косточкой от приготовленной утки подавился бы сосед, приглашённый на застолье. После этого, его доставили бы в больницу, где он… и так далее.

Я невольно улыбнулся. Собеседник быстро ухватил суть, и это меня приятно удивило. Несмотря на усталость и боль, его разум оставался острым.

— Всё правильно понял, — кивнул я.

Тот вздохнул, поморщился, словно от резкой боли, и произнёс:

— Правильно, да не правильно… Ты сказал, что я могу обидеться. Только я не уловил, чем ты меня обидеть можешь?

Я шмыгнул носом, чуть подумал и решил говорить прямо, без обиняков:

— Не обидеть, а сказать неприятные для тебя слова. — Сделал паузу, собираясь с духом и пояснил: — Сергей, ты ведь погибнуть был должен, если бы не моё перемещение во времени.

Разведчик прищурился, его взгляд стал тяжёлым.

— И что? Я не боюсь смерти!

— Я тебе верю. Но говорю не об этом. А говорю, что историю, которая должна была произойти, я уже поменял. И не только по поводу возможно несуществующих волков и медведей, а реально существующего человека — разведчика-диверсанта. Ты понимаешь? Вначале ты должен был быть окружён немцами, когда находился в развалинах. Твоя судьба была предрешена: либо смерть, либо плен с пытками и концлагерями. А если бы удалось ускользнуть тогда — то же самое тебе было уготовано у полицаев, если бы ты дошёл, а не умер от раны. Конечно, был небольшой шанс, что ты бы выжил, пройдя все муки ада. Но ты бы стал уже другим человеком и твой жизненный путь был бы иным — ты бы находился там, где тебя быть не должно.

— Имеешь в виду, что я не был бы среди живых, а уже лежал в земле? — уточнил тот немного дрогнувшим голосом.

— Не обязательно в земле. Например, сидел бы в тюремной камере или в бараке концентрационного лагеря смерти. Да, был бы жив, но это была бы уже не твоя изначальная судьба.

— Ох, — парень со вздохом потёр глаза, — запутал ты меня. Это очень тяжело не то что понять, а просто принять. Где-то в душе я понимаю, что ты прав. И за примерами ходить далеко не надо — я нахожусь тут, в месте, где меня быть не могло. С этим спорить бессмысленно. Но ты говоришь про судьбу, так, может, она тебя сюда переместила, чтобы помочь нам разбить фашистов?

— Возможно. Но, возможно, и нет.

— Не понимаю, о чём ты, — нахмурился он.

— Да о том, что я сам не понимаю, к чему всё это приведёт, — признался я, разводя руками. — Сейчас главное — не спешить.

— Не спешить⁈ — Сергей повысил голос, его глаза сверкнули. — Да пока ты тут сидеть будешь, немцы до Москвы опять дойдут! — Он махнул рукой, словно отмахиваясь от моих слов, и добавил: — Я хочу отдохнуть. У меня очень разболелась голова! Где я могу это сделать? В том же помещении, где ты меня держал? — Он нахмурился, и его голос стал резче. — Кстати, а зачем ты запирал дверь?

Я почувствовал лёгкий укол вины, но тут же напомнил себе, что мои действия были оправданы.

— Сергей, на этом объекте есть много вещей, которые ты мог по неумению и незнанию сломать, испортить или вообще причинить ими вред не только себе, но и всему объекту. Я не знал, в каком психологическом состоянии ты окажешься после всего, что тебе пришлось пережить. Поэтому и принял некоторые меры предосторожности. Не думаю, что тебе стоит на это обижаться.

— Я не псих! — покачал головой разведчик и, хмыкнув, добавил: — Вроде бы…

— Я вижу это, и поэтому предлагаю тебе перейти в бокс №3. Он рассчитан на восемь человек, и тебе там будет удобно. Я же живу по соседству в боксе №4, так что найти меня сможешь легко.

Проводил младшего лейтенанта до двери его новых «апартаментов» и молча пошёл по своим делам. Сергей, судя по его тяжёлой походке и опущенным плечам, хотел в уединении осмыслить всё, что с ним произошло. Я же, вернувшись в компьютерную ставшую центральным постом, первым делом проверил камеры наблюдения на объекте. Экраны показывали спокойную обстановку: лес вокруг бункера был тих. Убедившись, что всё в порядке, почувствовал, как усталость наваливается тяжёлым грузом. Разговор с разведчиком вымотал меня не меньше, чем вся эта операция по его спасению. Голова гудела, мысли путались, и я решил, что небольшой отдых и мне не помешает.

Вошёл в свой бокс, являющийся отныне моим временным домом, и бросил взгляд на узкую кушетку в углу, уже представляя, как рухну на неё и закрою глаза хотя бы на час. Но тут моё внимание привлек рюкзак с личными вещами, лежавший на металлическом столе.

«Время есть, так почему не провести инвентаризацию?»

Присев на кровать, вывалил содержимое рюкзака прямо на покрывало, и предметы рассыпались по серой ткани, словно осколки моей прошлой жизни. Ничего особенного, разумеется, не было. Баллончик с перцовым газом, перочинный нож с потёртой рукояткой, ридер, документы, немного денег, пара кредитных карт и старенький MP3-плеер. В 2025 году такими плеерами уже почти никто не пользовался, предпочитая закачивать музыку или аудиокниги прямо в телефон, но мне этот девайс нравился. Лёгкий, неприхотливый, дешёвый — он был моим верным спутником в поездках и на даче, когда я брал в руки триммер и выходил косить траву. Врубал какую-нибудь аудиокнигу или сборник песен, надевал наушники — и работа шла быстрее и веселее. Одним словом, полезная вещь.

Взял плеер в руки, повертел его, чувствуя лёгкую ностальгию. А затем пальцы скользнули по связке ключей от дома, на которой болталась лазерная указка. Её красный корпус блеснул в свете лампы, и в груди вдруг защемило. Родители. Умом я понимал, что в 1942 году они ещё даже не родились, но сердце тосковало по ним. Я любил их, люблю и буду любить всегда, куда бы меня ни занесла судьба-злодейка. Эта мысль накрыла меня, как холодная волна, и я замер, глядя на ключи, будто они могли каким-то чудом перенести меня обратно в моё время, в мою комнату, к маминому борщу и отцовским шуткам.

Из тягостных мыслей меня вырвал стук в дверь. Я непроизвольно вздрогнул, возвращаясь к реальности и повернувшись ко входу сказал:

— Заходи. Открыто.

— Это я, — произнёс Сергей, входя в помещение. Его голос звучал неуверенно, и он, словно для верности, добавил: — Можно?

— Да-да. Что случилось? Выключатель света не смог найти?

— Нет, с этим всё нормально, — ответил он, подходя ближе. Его лицо было серьёзным, а в глазах читалась неловкость. — Я извиниться пришёл. Извини за срыв. Я не должен был так себя вести. Мне нет оправдания.

Я посмотрел на него, чувствуя, как раздражение, ещё тлевшее где-то внутри, начинает угасать. Он выглядел искренне раскаивающимся, и я махнул рукой:

— Да ладно тебе. Бывает.

— Нет! Не бывает и не должно такое быть между товарищами! — возразил он с жаром. — Тем более тогда, когда один из них, жертвуя секретностью, спас другому жизнь. Он вытянулся по стойке смирно, словно перед командиром, и чётко произнёс: — Николай, прошу прощения! Такого больше никогда не повторится!

Я поднялся с кровати и протянул ему руку:

— Договорились. Давай будем считать, что ничего и не было.

Он крепко пожал мою ладонь, и напряжение, витавшее в воздухе, как будто растворилось. Обстановка разрядилась, и я почувствовал, как на душе стало легче.

— Что делаешь? — спросил Сергей.

— Да вот, барахло разбираю — это личные вещи, — ответил я, указывая на рассыпанные предметы и, прекрасно понимая его любопытство, начал разъяснять. — Вот это, например, называется ридер, ну или читалка, как кому нравится.

Протянул его Сергею. Тот взял девайс, осторожно повертел в руках, разглядывая со всех сторон, и хмыкнул:

— Судя по названию «читалка», её читают? Но что именно?

— Не её, а на нём, — улыбнулся я. — Смотри.

Я нажал на боковую кнопку, и экран ридера засветился, начиная загрузку.

Парень замер, его глаза расширились от удивления.

— Ничего себе, — прошептал он через полминуты, когда на экране появился текст. — Тут текст виден. — И воскликнул: — Смотри! Его действительно можно читать!

— Так для этого устройство и сделано, — объяснил я. — Сюда загружается информация в виде книг, и её в любой момент можно прочесть.

— Как это — загружается?

— Ну, то есть переписывается по радиоканалу или через кабель. Сама информация в это время находится на другом устройстве, — я задумался, как объяснить проще, чтобы он понял, опираясь на реалии его времени и сказал: — Считай, что такая информация записана на множестве маленьких грампластинок. Только она сжата до такой степени, что даже на одну такую «пластинку» можно записать не пять-семь песен, как у вас сейчас, а десятки тысяч. И таких «пластинок» внутри очень много. При этом перемещать условную’иглу', чтобы выбрать нужную «дорожку», можно с помощью вот этих кнопок.

Я щёлкнул по боковым кнопкам, перелистывая страницы, а затем вернулся в меню.

— Вот видишь — каждый файл — это целая книга. На этом устройстве их всего шестьдесят, но вообще в ридера этой модели влезет под несколько тысяч. А если объём памяти расширить специальными электронными устройствами с микросхемами, то и под несколько десятков или даже сотен тысяч.

Сергей покачал головой, его лицо выражало смесь недоверия и восхищения.

— В это просто невозможно поверить, как и во многое другое, — вздохнул он, а затем задумчиво произнёс: — Николай, у меня к тебе ещё один вопрос.

— Задавай, — кивнул я, готовясь к чему угодно.

— Скажи, почему я вижу на плакатах, что висят на стенах, не только красные знамёна, но и знамёна царя и даже ранней Российской империи?