Первый БПЛА Второй Мировой

Глава 12 Мысли о будущем

После перекуса, показав Сергею, где находится библиотека, занялся сборкой ещё одного БПЛА. Дело в том, что после полного понимания и осознания, где именно я нахожусь, мысль о том, что дрон может по какой-то причине тупо сломаться, и тогда я останусь как без рук, не давала мне покоя. Я не знал, что меня ждёт, когда я разберу завал. Вполне возможно, что никаких дронов там не окажется вовсе. Или они будут серьёзно повреждены, и для полётов непригодны. Поэтому я, поставив себе цель — попытаться сделать из запчастей запасной экземпляр, направился в лабораторию. Я помнил, что там лежит несколько разобранных беспилотников, и надеялся, что, возможно, сумею из них собрать хотя бы один рабочий.

Войдя в помещение, повнимательнее осмотрелся, покосился на стены, увешанные испытательными стендами: металлические панели с рядами датчиков, проводов и крепежей для тестирования. На стеллажах вдоль стен лежали четыре корпуса беспилотников — сделанные из углепластика, с гладкими, обтекаемыми формами. Все они были наполовину разобраны, с открытыми отсеками, из которых торчали пучки разноцветных проводов. Рядом на полках громоздились аккуратно подписанные коробки: процессоры, контроллеры, модули GPS. На отдельном стеллаже лежало несколько двигателей — маленькие, но мощные, с блестящими металлическими корпусами и пластмассовыми вентиляторами, которые я привычно называл пропеллерами. Чуть дальше стояла полка, на которой лежало четыре массивных литий-полимерных аккумулятора, каждый с ярлыком, указывающим ёмкость и напряжение. Рядом лежали очки для управления в режиме FPV и пульты, некоторые из них тоже были разобраны, а их внутренности — платы и джойстики — аккуратно разложены на антистатических ковриках.

— По идее, тут не должно быть абсолютно нерабочих моделей. Ведь все эти дроны разобрали для экспериментов над теми или иными деталями, механизмами и агрегатами, — задумчиво сказал я себе, осматривая тумбочку со стоящим на ней принтером. — А значит, есть шанс, что кое-что собрать всё же получится. Необходимо просто найти подходящий корпус и запихнуть в него из других моделей рабочие части.

Однако вначале эти самые рабочие части нужно было ещё выявить. Взяв заряженный аккумулятор с полки, подключил его к лежащему на стеллаже дрону и, вооружившись мультиметром, который электрики используют для проверки работы электроцепей, начал обследование первого «пациента». Корпус дрона был почти целым, но при ближайшем рассмотрении заметил, что один из двигателей не реагирует на подачу питания. Проверив цепь, понял, что проблема в контроллере скорости оборотов — он был выжжен, вероятно, из-за перегрузки. Зато материнская плата оказалась рабочей, а камера, установленная на носу, исправно передавала сигнал. Не спеша демонтировал плату с камерой и положил их на стол, рядом с набором отвёрток и паяльником.

Со следующим дроном было попроще. Оказалось, что тут нет процессора и модуля GPS, но зато были два рабочих двигателя с пропеллерами, которые зажужжали сразу, как только я подключил их к питанию. Отметив, что они идеально подойдут для сборки, демонтировал их.

Третий дрон был полностью непригоден, и забрать из него ничего было нельзя. Это вообще была странная модель, причём полностью выпотрошенная. Никаких схем, никаких двигателей — один остов, да ещё с какими-то толстыми крепежами по бокам, назначение которых я, как не старался, так и не понял.

Четвёртый выглядел намного перспективней остальных: корпус был целым, с пустыми отсеками для двигателей и платы, но с исправной проводкой, креплением для камеры и исправным механизмом с четырьмя захватами. Судя по всему, эта модель должна была стать более перспективным, усовершенствованным вариантом «Семицветика», потому что крепежи под расположение плат, приборов и обвеса были фактически идентичными имеющемуся у меня рабочему экземляру. Решил вставить в него материнскую плату и камеру из первого дрона, а также два двигателя из второго. Ещё два рабочих движка нашлись в коробках на стеллаже. Конечно, ставить на дрон двигатели разных мощностей было рискованно, но других вариантов не было. Мне нужен был запасной беспилотник как воздух, а потому пришлось собирать по формуле «четыре в одном».

В самый разгар работы, когда я, в очередной раз чертыхаясь, всё же соединил материнскую плату с контроллером, подпаивая несколько оборванных контактов и проверяя их мультиметром, ко мне подошёл Сергей. За обедом я рассказал ему некоторые тактико-технические характеристики БПЛА, а также напомнил о том, что под завалами могут быть готовые образцы. Тот уже успел понять все плюсы нового оружия, и, кажется, даже слишком поверил в его силу и мощь.

— Чем больше их у нас будет, тем больше врагов мы сможем уничтожить, — в конце концов заявил тогда он допивая растворимый кофе, а затем поинтересовался: — А как далеко могут летать эти образцы?

И когда я, прочитав в его глазах свежепридуманную сверхидею, сообщил, что до Берлина и до ставки Гитлера нам не добраться, он тут же приуныл. Более того, когда через секунду узнал, что максимум, на что способен наш «Семицветик», — это восемнадцать-двадцать километров, вообще расстроился и, опустив голову, вернулся в библиотеку.

И вот сейчас, судя по его горящим глазам, он пришёл с каким-то очередным новаторским предложением.

Осмотрев полки, он указал пальцем на стоящие аккумуляторы и произнёс:

— Слушай, Николай, ты говоришь, что эти твои дроны летают не так далеко? — И когда я кивнул, сразу же поняв, куда на этот раз он будет клонить, озвучил свою мысль: — Давай увеличим их дальность, добавив ещё несколько батарей. Запаралелим их и тогда дрон сможет долететь до наших. И у нас будет связь.

Я не стал говорить, что для реализации этого, казалось бы, логичного предложения у нас банально нет ретрансляторов, увеличивающих действие сигнала управления дроном. Этот момент я решил пока оставить в секрете. Вместо этого сказал то, что должно было направить разговор в нужное русло, и чего Сергей никак не ожидал услышать.

Я спросил:

— А зачем ты хочешь связаться с нашими?

Этот вопрос был настолько прост, что визави в первую секунду даже растерялся. А когда чуть очухался, недоуменно произнёс:

— То есть, как это зачем? Чтобы у нас знали, что мы здесь! И знали, что в руках у нас есть такое удивительное оружие, как беспилотник. Причём он не один, а их много, просто нужно несколько помещений раскопать, и будет множество образцов!

— Ну, хорошо. А что будет дальше? — продолжил я подводить его к нужной мысли.

— Как что? — вновь удивился тот. — Специалисты под прикрытием бойцов ОСНАЗа прибудут сюда, всё раскопают, эвакуируют нас и всё полезное в тыл, а потом возьмут все беспилотники и оружие в разработку!

— Дальше…

— Так дальше ещё проще, мы у себя в тылу построим много заводов, начнём делать эти дроны как пирожки и будем бить врага и в хвост и в гриву! — Воодушевлённо выдохнул он, буквально излучая безграничный оптимизм.

— Ясно, — кивнул я. — Твои мысли и желания мне понятны, но сразу возражу — заводы, как ты предполагаешь, построены не будут.

— Это почему?

— Потому что это оружие не этой войны, а будущих войн.

Сергей меня не понял и покачал головой.

— Не знаю, как у вас в вашем времени — возможно, вы там работать совсем разучились, но у нас, если нужно, то завод через два месяца продукцию начнёт выпускать для фронта. И это я не придумываю — ты уж мне поверь! Когда немец стал переть, из западной части страны множество заводов и предприятий в кратчайшее время было эвакуировано на восток. И все они очень быстро стали работать! Понял?

— Об этом я знаю, и документальные фильмы смотрел на эту тему, и книги читал. Но сейчас я не об этом тебе говорю, а о более глобальных вещах. Послушай меня внимательно и прими всё сказанное за непреложную истину! Дело в том, что технологический уровень человеческой цивилизации, который сейчас есть на Земле в целом и в Советском Союзе в частности, слишком низок, чтобы производить столь сложную в производстве продукцию. — Увидев, что разведчик собрался возражать, снял крышку с лежащего рядом беспилотника и, показав на электронную плату, спросил: — Ты можешь хотя бы предположить, как такое вообще возможно сделать в начале 40-х годов которые сейчас, условно, за окном? Ты изделия, которые производит ваша промышленность, видел? Например, ту радиостанцию, что ты носил с собой, и которая сгорела вместе с полицаями. Ты вспомни, как она выглядела изнутри. А потом сравни с тем, что видишь сейчас. Думаю тут и спорить не о чем — это небо и земля.

Сергей, очевидно пытаясь осмыслить услышанное нахмурился и уставился на электронную плату, его брови сошлись на переносице. Я видел, что мои слова его не убедили. Он открыл было рот, очевидно, всё же решив вступить в спор, но я вновь не дал ему это сделать, подняв руку.

— Погоди. Дай мне закончить. Эта штука, — я постучал пальцем по беспилотнику, — это не просто кусок металла и проводов. Это результат десятилетий развития технологий, которых у вас ещё нет. Чтобы сделать каждую микросхему из которых состоит плата, нужны стерильные боксы, и не один, а целые предприятия с идеально чистыми, стерильными цехами. Нужны полупроводники, сложнейшее оборудование и ещё масса всего. Поэтому даже если удастся эвакуировать весь объект, никто не сможет воспроизвести ничего подобного в ближайшие годы. А без начинки все дроны — это просто груда пластика и железа. Пластик, кстати, такой сделать — это тоже целая эпопея!

Разведчик откинулся на спинку стула и продолжил настаивать на своём.

— Ты, Николай, наверное, не знаешь, но у нас уже давно множество кружков радиолюбителей организовано в клубы. Я уж не говорю про тысячи учёных-инженеров, которые учат десятки или даже сотни тысяч студентов в институтах. Так что ты зря преуменьшаешь наши умения. Если же ты думаешь, что мы не сможем справиться с этой задачей, потому что пайка в твоих микросхемах очень тонкая и крохотная, то и об этом не переживай. Сделаем. У нас есть увеличительные стёкла, ну или те же микроскопы. Они и не такое рассмотрят. Ну а где совсем ювелирно нужно будет работать, то можно подключить тех же часовщиков. Они такие маленькие шестерёнки вытачивают, что и в очках их не рассмотреть. И ничего, делают, и часы ходят.

Спорить и доказывать упёртому визави, что никакой часовщик не сумеет выточить в своей мастерской самый завалящий восьмибитный микропроцессор 8080, что был выпущен компанией Intel в 1974 году, абсолютно не хотелось. Поэтому решил разговор вернуть в предыдущее русло.

— Эта тема слишком обширна, а я, признаться, не такой уж и знаток. Давай я тебе подыщу литературу, ты с ней хотя бы немного ознакомишься, и тогда поговорим. А сейчас ответь на вопрос, который я задал тебе минуту назад, когда ты только пришёл.

— Ты вроде бы спрашивал: что будет дальше? — уточнил он.

— Да. Только теперь я добавлю предлог и одно слово, и вопрос будет звучать иначе: что будет дальше с нами?

— Я ж тебе уже ответил, — пожал плечами Сергей. — Мы отсюда эвакуируемся, поможем наладить производство, и дальше будем бить врага.

— Про производство я тебе уже сказал — его в ближайшие лет десять, а то и двадцать, точно поднять не получится. А вот насчёт другой части твоего ответа я признаться не понял: как, по-твоему, мы будем бить врага? Ты думаешь, нас с тобой отправят на фронт?

На мои последние слова собеседник, очевидно, сразу собрался возразить, но, вероятно, в этот момент до его разума полностью дошло, что именно я имею в виду, и он лишь глотнул ртом воздух, после чего закашлялся, согнувшись на стуле.

Когда кашель прошёл, он вытер выступившие слёзы и просипел:

— А ты хочешь сказать, что нет?

Я утвердительно кивнул и, улыбнувшись мягко, произнёс:

— Серёжа, ты же сам прекрасно понимаешь, что нет!

Тот насупился, затем встал, скрестив руки, прошёлся по лаборатории и, резко повернувшись, выпалил:

— То есть ты хочешь сказать, что отныне и навеки мы с тобой будем под вечным надзором? — Затем он быстро подошёл ко мне. — Хочешь сказать, что мы будем вынуждены всю жизнь прожить под охраной, как заключённые?

— Ну, или как высокопоставленные персоны. Это уж как сложится. Лично я надеюсь, что нам предложат более-менее комфортные условия. Но, разумеется, будут охранять, — тут я сделал небольшую паузу, а потом закончил совсем не оптимистично, — причём строже, чем самых опасных преступников и даже генсеков с президентами. Наравне с самим товарищем Сталиным.

— Не может быть, — выдохнул визави, явно начиная глубже понимать нашу участь.

И я сам, совершенно и абсолютно не испытывая иллюзий на этот счёт, точно не собирался его успокаивать. Наоборот, я хотел довести до него мысль, что нам в своих действиях нужно быть очень осторожными.

— Сергей, — я открыл бутылку с водой, наполнил стакан, протянул его товарищу и доверительным тоном продолжил, — думаю, раз ты уже стал понимать общую картину, то должен быть готов к тому, что нам, как это ни парадоксально звучит, действовать лучше автономно от наших войск. Более того, нам следует как можно меньше контактировать не только с какими-то отдельными гражданами, но вообще с внешним миром. И не смотри на меня так, — увидев его широко раскрытые глаза, я чуть повысил голос, — те умозаключения, к которым пришёл ты и к которым хотел бы прийти я — тут я говорю о некой потенциальной «золотой клетке», в которую нас с тобой поместят, — так вот, они, как бы это сказать покультурнее, гм… чрезмерно оптимистичные! Вот! Нужно крепко осознать и запомнить одно — отныне мы с тобой носители даже не сверхсекретной информации, а сто раз сверхсекретной! Как минимум в ближайшие полвека не будет в мире ничего более секретного, чем то, что знаем мы и что есть на этом объекте! Разумеется, исходя из сложившегося положения конкретно я являюсь в большей степени секретоносителем, чем ты. Но это в данном случае — это совершенно не важно. Ты коснулся того, что обычному смертному знать не положено. И это клеймо теперь на тебе будет висеть всю жизнь. Хочешь ты этого или нет, но это произошло. Ты заглянул за грань, за порог. Поэтому отныне ты никогда никому не докажешь, что ничего не понял и ничего особо не узнал. Потому что те, кто будут тебя спрашивать, твёрдо будут знать одно — ты находился в месте, в котором сосредоточено будущее человечества. И это не просто какие-то пафосные слова! Нет! Это реальные факты! Тут, в этом бункере, хранится самое главное — правильное направление развития целых отраслей науки и техники! Важно понимать, что это не какие-то теоремы или теории, не какие-то философские понимания, куда следует двигаться науке в той или иной области знания, а прямая проторённая дорога, сто процентов ведущая к конкретному результату. Тут находится прямой путь к невиданному прогрессу! И прогресс этот может быть просто феноменальный! На этом объекте народная мудрость: «знание — сила», обретает конкретный, не эфемерный живой смысл. И знания эти, в первую очередь, сконцентрированы в обычных компьютерах. Это как первоначальная материя — альма-матер! Производные от этого знания используются в беспилотниках, телевизорах, мониторах, в телефонах, в автомобилях и даже в том самом MP3-плеере, который так тебе понравился. Эти знания кардинально поменяют будущее человека и вообще цивилизации. Это новые машины, новые средства связи, новые профессии, новые денежные валюты, в конце концов. Именно компьютеры будут продвигать роботизацию, ибо лишь с помощью них робот, который, вполне вероятно, придёт на смену человеку, будет управлять своими механизмами и агрегатами.

Но на этом объекте не только компьютеры представляют огромную ценность. Тут буквально всё, что есть, имеет колоссальную значимость. Это и провода, в том числе из оптоволокна, с помощью которого можно передавать огромные массивы информации за долю секунды. И мебель из ДСП, которую можно легко и дёшево собирать, перевозить и разбирать. И даже обычные винты с крестовой головкой, до которых основная масса производств подобной продукции даже в 80-х не додумается. Я уж не говорю про те чудеса, что есть в хозблоке: электролобзик, пылесос, перфоратор, компрессор и много ещё чего.

И, конечно же, нельзя забывать об оружии! Тот же автомат Калашникова АК-74, который был разработан в 1970 году. Да так разработан, что даже в моём 2025 году не все страны умеют делать подобное изделие в удовлетворительном качестве даже по лицензии. То не тот металл, то не те технологии, то не те рабочие руки, растущие неизвестно из каких мест. У нас же есть практически полное понимание, как это сделать! И нет сомнения, что если мы добились этого в моей истории в прошлый раз, то добьёмся этого результата и сейчас. Только не когда-то потом через полвека, а, возможно, всего через несколько лет! Да, будет сложно, но всё в наших руках!

Разумеется, часть названых мной вещей в вашем времени уже существует, но сейчас они находятся, считай что, в зачаточном состоянии, как те же электроинструменты. Или же их пока вообще даже в мыслях учёных нет, как те же компьютеры. Зная же истинный путь, наша страна сможет опередить прогресс остальной части человечества минимум на два десятка лет. А это много — очень много. И в первую очередь я говорю про безопасность. Когда у нас появятся компьютеры, мы сможем контролировать работу двигателей так, как нам это надо. И когда это произойдёт, у нас начнут появляться ракеты большого радиуса действия и мощности. И тут речь идёт даже не столько о смертоносном оружии, способном поражать за тысячи километров, а о запуске ракет в космос, что означает создание спутниковой группировки на орбите Земли. Это же, в свою очередь, означает не только устойчивое радио, но и телефонию, телевидение и, в перспективе, как вершина — интернет-связь, которая включит в себя все ранее озвученные способы передачи информации. Я уж не говорю, что с помощью спутников можно будет следить за территорией вероятного противника и наводить ракеты и другое оружие с филигранной точностью. Сейчас в это трудно поверить, но так будет. Более того, всё о чём я рассказываю, это лишь часть тех перспектив, которые могут открыть находящиеся вокруг нас предметы. Поэтому поверь мне, любая страна отдаст все свои деньги и потратит все свои ресурсы и возможности за то, что чтобы добыть лежащее тут.

Сказав всё это, я показал на беспилотник и повторил:

— Все деньги до единого пенни отдадут!

Зачем я в конце своей речи привёл в пример иностранную валюту, я не совсем понял. Но потом сообразил, что от своих слов, от своей речи я сам впал в растерянность. Когда я начинал говорить, я как-то не придавал значения этим общим, красивым и весьма пафосным словам о будущем, но, когда вник в суть положения вещей, то немного прифигел, если не сказать ещё хлеще.

И было от чего. Действительно, сейчас у нас были, по сути, божественные артефакты немыслимой силы и стоимости. Любая валяющаяся в самом пыльном углу фигня, типа того же сто раз упомянутого плеера, стоила больше всех денег на планете.

Осознать это было невозможно!

А разведчику было ещё тяжелее. Он, конечно, не понял как минимум половины того, что я рассказал, но общую суть грандиозности происходящего, несомненно, уловил.

Именно поэтому он вновь покрылся испариной и, покачав головой, прошептал:

— То, что ты рассказал — просто немыслимо! Но я понимаю, что ты полностью прав, эти вещи и вообще всё, что здесь находится, должно быть секретно!

— Ага. Рад, что ты вник в суть. Но, знаешь, есть на объекте ещё один секрет, который ценен никак не меньше, чем тот же дрон, — вздохнул я: — И это, как бы нескромно это ни прозвучало, — я.

— И я теперь тоже, — присоединился ко вздоху Сергей.

Я ухмыльнулся.

— Слушай, мы на кулаках сейчас мериться, кто из нас секретней, давай не будем. Но просто поверь, что это я.

— Потому что ты тоже, считай, что источник знаний? — догадался Сергей, его глаза сузились, словно он пытался разглядеть во мне что-то новое.

— Вот именно. Но не только поэтому. А потому что моё перемещение, с большой долей вероятности, ни мной, ни кем-либо из людей, что жили в моём времени, запланировано не было. А это значит, что попал я сюда по прихоти природы или благодаря Божественному провидению. Со всеми вытекающими…

Сказать, что визави вновь был удивлён — ничего не сказать. Он смотрел на меня во все глаза и буквально охреневал, начав бормотать:

— Ты хочешь сказать, что ты… что вы… что…

Я решил успокоить товарища.

— Нет, я не сын Божий. В смысле… Конечно же, все мы в какой-то мере создания Божьи и являемся сыновьями и дочерьми Бога, но в моём случае я не в прямом смысле этих слов пришёл с Небес. Так что я не смогу накормить тремя хлебами всех страждущих, как и по воде ходить не умею. Я просто обычный человек, который волею случая переместился во времени и пространстве. Прямо скажем, не рядовой случай, но, исходя из закона вероятности и уже случившегося на самом деле факта, теперь мы знаем, что такое возможно. Об этом я узнал при перемещении, а теперь вот и ты это тоже знаешь. Поэтому скажи мне, что будет, когда об этом узнает кто-то другой — третий, пятый, десятый? Как думаешь, всплывут ли у них в мыслях такие понятия, как феномен, чудо, оракул? Конечно, в данный момент времени у нас в стране поистине религиозных людей не так много, но вот за границей их пока что немерено, и они свою набожность постоянно демонстрируют. Позже, уже в начале двадцать первого века, всё решительным образом изменится, и храмы их опустеют, но пока есть как есть — Запад религиозен. Как, собственно, и Юг с Востоком.

Так вот, это я к тому, что когда все эти миллионы людей узнают о случившемся чуде и о том, что это чудо не эфемерное, а имеет физическую оболочку, не захотят ли они его увидеть? И ответ на этот вопрос довольно однозначен: нет сомнения, что захотят! Ещё как захотят! И не только увидеть, но и по возможности пообщаться, а ещё лучше — забрать себе и всё о будущем выпытать. А если забрать не получится, то, как минимум, будут желать задать пришедшему из другого времени хотя бы один главный в жизни каждого живущего на Земле вопрос. Знаешь какой?

— Когда он умрёт?

— Бинго! Это первостепенный вопрос в жизнедеятельности человека, ведь, зная на него ответ, можно планировать дальнейшее отведённое лично ему время и даже предпринимать какие-либо меры для увеличения жизненного пути. И тут уже будет не важно, обладаю я подобной информацией о судьбе того или иного человека или нет — у каждого из них будет надежда, что именно его-то биография мне доподлинно известна.

Всем им очень понадобится студент Малышев, и даже сложно сейчас представить, что тогда начнётся — какая борьба с подкупами, похищениями, интригами и убийствами будет разворачиваться вокруг. Ну и, разумеется, в такой дикой атмосфере всеобщего помешательства у советского правительства, если я к тому моменту всё ещё останусь жив, будет всего один вариант: спрятать меня так, чтобы никто никогда больше не увидел. В то, что из меня соберутся сделать идола, потешного генерала или даже «липового» трибуна для одурманивания масс, я не верю. А вот загнать туда, куда Макар телят не гонял, — очень даже могут. Более того, скорее всего именно так и сделают. И на этом моменте можно будет смело констатировать, что моей жизни наступил конец. И не только моей, но и всех, с кем я так или иначе хотя бы раз соприкасался, пусть даже словом или ничего не значащей фразой. В короткий момент времени буквально все места, где я был, будут зачищены, а всех, кто со мной контактировал, будет ждать подобное моему забвение.

— Но почему? — выдохнул Сергей, его глаза расширились от ужаса.

— А потому что ни одна власть не сможет позволить себе, чтобы кто-то ходил по пивнушкам и рассказывал, что да как будет в светлом завтра. Никто этого терпеть не станет!

— Но ведь мне ты ничего такого не рассказал… — попытался возразить он.

— Какого это «такого»? — передразнил я его. — Не надо преуменьшать значение информации. Даже ты уже очень много знаешь. Перечислить? Пожалуйста! Про беспилотники знаешь? Знаешь! Про компьютеры знаешь? Тоже знаешь! И про электролобзики знаешь! И знаешь даже, как качественная строительная тачка должна выглядеть! Кроме этого, ты можешь рассказать, как работает кофеварка, и что на сверло нужно победитовый наконечник пришпандорить, чтобы оно брало бетон. Так что не обольщайся: темницы рядом со мной тебе теперь никак избежать не удастся.

— Но ты это… ты подожди… подожди… а если я это… если пообещаю, что никому никогда ничего не расскажу? — попытался проработать вариант новоиспечённый секретоноситель. — Если дам слово комсомольца⁈

— Слово — это хорошо, — вздохнул я. — Но ты же сам понимаешь, что в таком деле никто рисковать не будет. Вдруг ты где-нибудь чего-нибудь кому-нибудь ляпнешь… и пошло-поехало.

— Я же сказал, дам слово! А это значит, что ничего не ляпну! — упрямо повторил Сергей, его голос дрожал от возмущения.

— Ну хорошо, ты не ляпнешь, так ляпнут другие… например, появится предатель из тех, кто будет знать о тебе. Перебежит он на сторону противника или вероятного противника и там всё расскажет. И вот уже на следующий день все спецслужбы мира начинают охоту за бывшим разведчиком, который один, без охраны, по одному и тому же маршруту практически ежедневно, кроме воскресенья, когда у него выходной, ходит на работу на завод. Как думаешь, насколько быстро тебя вычислят, схватят, упакуют и перевезут за границу? Думаю, ты и сам понимаешь, что это произойдёт достаточно быстро, и наши спецслужбы и милиция отреагировать и спасти тебя попросту не успеют. А вот чтобы этого не произошло, необходимо будет нашим спецслужбам предпринять некоторые упреждающие мероприятия. В том числе выделить для тебя охрану, которая будет всегда находиться рядом. А в дополнение к этому максимально уменьшить твоё пребывание на улице, вне своего жилища и рабочего места. Более того, для них будет лучше, чтобы ты вообще никогда никуда не выходил, а помещение, в котором ты обитаешь, было не только без окон, но и не имело обоев и деревянных обшивок, что в случае пожара могут гореть и дымить. Понимаешь, что я говорю о бетонных стенах в камере без окон и с одной лишь дверью, за которой будет стоять сотня охранников! А камера эта будет где-то в дикой степи Казахстана в городке, который даже на картах никогда не существовал!

— Какой кошмар, — закрыв глаза, обхватил голову руками Сергей. — Какой кошмар… — Он посидел так с минуту, а затем посмотрел на меня и, словно бы ища выход, негромко произнёс: — Слушай, мне кажется, в твоих размышлениях есть узкое место. Ты говоришь про охрану, так ведь и туда могут быть внедрены предатели.

— Вот именно! — истерично хохотнул я. — А потому это узкое место могут посчитать слишком узким. И тогда место станет другим — не узким, а глубоким. Ты меня понимаешь?

— Наши так никогда не сделают! — немедленно возразил он, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

— Ты так считаешь? Ну, хорошо. Тогда скажи мне, Серёжа, будь ты на их месте и, зная, что в любой момент чужое государство может получить судьбоносные технологии, после изучения которых оно будет способно легко уничтожить или захватить за месяц, а то и неделю, любую страну или даже страны, ты бы как поступил? Вот и я о том же: что значит жизнь одного человека против спокойной жизни сотен миллионов или даже миллиардов?

Я говорил, и мне было жутко. Очень жутко!

Разумеется, в своих крайне мрачных размышлениях я перестраховывался и этой самой жути нагонял в высшей степени чрезмерно. Но, ёлки-палки, времена сейчас были тяжёлые, и мои умозаключения вполне могли быть легко оправданы военной необходимостью.

«Ладно. Пусть, не убьют, наверное. Но и жить в „золотой клетке“ я не хочу. А поэтому нужно будет объяснить напарнику, что я, считаю и категорически настаиваю, что никакой информации о своём местоположении никому выдавать ни в коем случае нельзя! Во всяком случае — пока…».