Первый БПЛА Второй Мировой

Глава 8 Попытка не пытка

За дверью передо мной предстал скромный, но внушающий уважение арсенал, от вида которого сердце забилось быстрее. На стеллажах, покрытых тонким слоем пыли, лежали три автомата АК-74. Рядом аккуратно разместились пять боевых пистолетов ПМ, три газовых ПМ и десяток баллончиков со слезоточивым газом. Десять дымовых шашек, сложенных в углу, дополняли картину. На нижних полках громоздились цинки с патронами, а немногим выше стояли в секциях магазины для автоматов и обоймы для пистолетов, тускло поблёскивая в полумраке. В шкафу, словно часовые, ждали своего часа пять комплектов полевой военной формы и пять бронежилетов, аккуратно развешанных, будто кто-то заранее подготовил их для предстоящей операции.

Но моё внимание приковал небольшой деревянный ящик на верхней полке. Он резко выделялся на фоне стандартного военного снаряжения — угловатый, грубо сбитый, словно сделанный на скорую руку. Я протянул руку, чувствуя, как пальцы дрожат от напряжения, и открыл крышку. Внутри лежали десять гранат Ф-1, тех самых «лимонок», которые могли стать моим ключом к спасению младшего лейтенанта, попавшего в лапы полицаев. Ящик выглядел нештатным, и это вызывало вопросы. Куда делись остальные гранаты? Возможно, они остались в заваленном арсенале №1, который я так ещё и не смог раскопать? А быть, эту партию доставили в таком виде как есть — всего десяти штук. Кто знает, вполне возможно, кто-то решил, что этого хватит для того чтобы отбиться от вероятного противника, который решиться напасть на объект, а может быть по каким-то другим причинам. Но сейчас это было неважно. Главное — у меня был боезапас, с которым я мог попытаться вытащить Сергея из беды.

Аккуратно вытащил ящик и поставил его на пол. Гранаты лежали плотно, их шершавые корпуса холодили ладони. Итак, их десять штук. Не так много конечно, но если всё сделать правильно, вполне достаточно, чтобы устроить хаос. Нештатное происхождение боеприпаса подтвердило ещё и нахождение десятка уже собранных взрывателей рядом с ящиком — они, хоть и аккуратно лежали в коробке, завёрнутые в тряпки и упакованные каждый в пупырчатую плёнку, — так их не хранят и не перевозят. Я не был дока в этом вопросе, но логика подсказывала, что болванки — корпуса гранат, лучше хранить от взрывателей как можно дальше. А потому отнёс их к заваленной мастерской дронов, решив этой частью коридора пока не пользоваться.

И стал лихорадочно планировать операцию по спасению.

Ввиду того что имеющийся дрон был оснащён только двумя захватами, мои возможности были ограничены: за один вылет я мог сбросить только два боеприпаса. И это существенно уменьшало боевой потенциал.

Но проблема была не только в этом. Дело в том, что данная модель изначально не проектировалась как бомбардировщик — это была машина для совершенно других — полицейских — задач по обеспечению правопорядка. Пришлось вспомнить всё, что я знал о боевом применении дронов. На четвёртом курсе технического университета нам показывали документальные фильмы о первых испытаниях беспилотников. В них энтузиасты приспосабливали подручные средства для сброса боеприпасов — простые, но эффективные механизмы. Я вспомнил кадры, где гранаты сбрасывались так, что захваты разжимались, предохранительная планка отлетала, и боеприпас через должное время срабатывал. Система была незамысловатой, но требовала точности. Я знал, как это сделать, хотя и не без труда.

И уже скоро мои руки, привыкшие к клавиатуре и паяльнику, возились с боевыми гранатами.

Однако задача не сводилась к тому, чтобы просто сбросить гранаты на головы полицаев. Главная загвоздка была в другом. Мне нужно было застать их врасплох, заставить отпустить Сергея, при этом не навредив ни ему, ни местным жителям, которые могли оказаться поблизости. И вот это было действительно настоящей проблемой.

Вынес ящик с гранатами наружу, к площадке, где ждал дрон, и начал снаряжать его, попутно прикидывая план действий. Холодный ветер обжигал лицо, а в голове крутились цифры и расчёты. Скорость дрона — чуть больше ста километров в час. До Никитино, где держали Сергея, девять километров. Значит, полёт займёт около пяти минут. Я прикинул траекторию: дрон взлетит, пролетит над лесом, минует холмы и подлетит к деревне. Но что дальше? Самый очевидный вариант — закидать дом полицаев гранатами, уничтожить их, и каким-то образом освободить Сергея. Возможно, придётся взорвать ворота сарая, где его держат. Но тут возникла дилемма. Граната Ф-1 — это не игрушка. Взрывная волна и осколки разлетаются на сто пятьдесят метров, а то и больше. Один неверный шаг — и пленённый разведчик может пострадать. Кроме этого, добавлялась и ещё одна проблема: граната на дом, другая на ворота — и я пуст, а, значит, беспилотник сразу же становится, как огневая поддержка, фактически бесполезен. Придётся возвращаться на базу, перезаряжать дрон и снова лететь в деревню. На всё это уйдёт минут тринадцать-пятнадцать, в лучшем случае десять. За это время уцелевшие полицаи успеют не только оклематься, спрятаться, но и, чего доброго, отыграться на Сергее.

По идее можно было бы сократить время подлёта, если самому переместиться ближе к деревне, но это было сейчас вообще не вариант, потому что заняло бы часа два, а то и больше.

Но времени на это не было. План трещал по швам, и я чувствовал, как испарина выступает на лбу, несмотря на холод моего подземелья.

Задумался. Пальцы осторожно закрепляли боеприпасы, а в голове роились варианты. Может, сначала не освобождать младшего лейтенанта, а сосредоточиться на уничтожении полицаев? Первый рейс: один сброс — на дом, второй сброс — уничтожение тех, кто выживет и захочет прийти на помощь полицаям. Потом возвращение, перезарядка и новый рейс уже по освобождению. Одна граната на ворота сарая, если никакого не удастся рекрутировать на открытие, вторая для прикрытия отхода. Прикинул вес: одна «лимонка» — 600 граммов. Дрон способен поднять до пяти килограммов. Следовательно, шести лимонок для организации хаоса и уничтожения всего и вся точно должно хватить.

Перед запуском ещё раз прокрутил весь план в голове.

«Подлетаю, через тепловизор определяю, где находятся полицаи и сбрасываю гранаты. Среди выживших начнётся паника. Через динамики дрона приказываю одному из них освободить Сергея, а оставшимся боезапасом прикрываю отход. Если полицаев не будет, то разговариваю с каким-нибудь из местных жителей, которые обязательно сбегутся посмотреть на происходящее. Прошу или приказываю ему Сергея развязать, и под прикрытием беспилотника тот отходит в лес».

Логично, но узкое место — моя речь. Я пока не подготовил текст, и сейчас — на ходу, в голове крутилось лишь что-то злобное, пышно сдобренное нецензурной бранью. Конструктивного — ноль.

«Ладно, придумаю по дороге», — решил я, запуская «Семицветик».

Через пять минут уже был над Никитино. Дрон завис над деревенским домом, и я включил тепловизор.

У северной стены за столом сидели четверо полицаев. Их тепловые силуэты отчётливо выделялись на экране.

«Отлично, всех одним махом», — мелькнула мысль.

Перевёл камеру на сарай, где держали Сергея. Увеличив фокус, разглядел в щель между досками его фигуру — он лежал в углу и тяжело дышал, отплёвываясь кровью.

— Вот же гады! — прорычал я, готовясь начать атаку.

Но тут появилось ещё одно действующее лицо — хозяйка этого дома. Она вошла в комнату и поставила на стол перед полицаями большую бутыль.

«Чёрт, а где женщина, там могут быть и дети», — ошеломлённо подумал я.

Облетел дом, внимательно осматривая каждый угол через тепловизор. К счастью, больше никого не обнаружил. Только эти пятеро — четверо полицаев и так некстати появившаяся хозяйка.

Вернулся на исходную позицию.

«И что теперь?»

Операция была на грани срыва. Убивать невинную женщину, я не собирался. Моя совесть, несмотря на весь этот кошмар войны, всё ещё оставалась со мной.

Не зная, как поступить, решил подлететь ближе и послушать, о чём они говорят.

Дрон бесшумно опустился к окну, и я, активировав микрофон, уловил обрывки разговора.

— Акулина, позови свою подругу, Анну-то. Что ж она не идёт? — хрипло спросил один из полицаев. Его голос был пропитан самогоном и наглостью.

— Да боится она вас, — ответила хозяйка, которую, видимо, звали Акулиной. Её тон был усталым, но в нём сквозила какая-то покорность.

— Немца, значит, который к ней захаживает, не боится, а нас боится? — с издёвкой продолжил полицай, и я услышал, как остальные хмыкнули.

— Она и немца боится. И вас. Думает, что приставать будете, — голос Акулины засмеялся. — А вы и будете!

— А ты скажи, что не будем. Всё честь по чести. Сядет с нами, отметила б, что поймали краснопузого. Сдадим его немцам, и нам благодарность будет и премия.

— Думаешь, не обманут? — с сомнением спросил ещё один полицай, постукивая пальцами по столу.

— Нет! Господин обер-лейтенант обещал, что, если поймаем диверсанта, щедро наградит. Ты ж сам слышал, когда старост с округи собирали, — отрезал бородатый, явно главный среди них.

Его голос был грубым, уверенным, как у человека, привыкшего отдавать приказы.

— А наш староста с сыновьями зачем в город укатил? — с любопытством поинтересовался кто-то из сидящих.

— Не твого ума дело, — буркнул бородач, и в комнате повисла тишина, прерываемая лишь звяканьем рюмок. — И кстати, ту Аньку он вроде как старшему сыну в жёны хочет.

— Да ну, правда, что ль? Она ж вроде против новой власти. Так ведь, Акулина? — хмыкнул другой насмешливо.

— Дура она городская, ничего не понимает, — отмахнулась женщина, и её голос стал резче, будто она оправдывалась. — И упёртая, что твой баран!

— Вот немцы её оприходуют, тогда поймёт, — хохотнул бородач, и его смех подхватили остальные. — А пока давайте выпьем за победу Третьего рейха и за нашу, значит, удачу!

— Ох, хорошо бы вы всех этих проклятых комиссаров поскорей бы уже переловили, да и повесили. Немец всяко лучше власть, чем красные, — сказала сволочь в женском обличии, подняв вместе с полицаями рюмку, чем, собственно, полностью развязала мне руки.

До сего момента у меня в планах было дождаться, пока женщина покинет дом, чтобы полностью исключить лишние жертвы. Но после её слов, после поддержки тоста за «победу рейха» и презрительного упоминания о «красных», я понял, что жалеть её вовсе не стоит.

«Что ж, тётя, ты сделала свой выбор», — пронеслось в голове, и я почувствовал, как внутри закипает холодная решимость.

Пора было действовать и я начал поднимать дрон выше. В это время один из полицай, вероятно, услышав шум винтов, настороженно высунулся в окно и, прищурившись, стал всматриваться в ночную мглу. Ничего не обнаружив на уровне глаз, он поднял голову и уставился прямиком в камеру, после чего воскликнул:

— А это что за диво такое⁈

Его лицо, искажённое удивлением и страхом, я запомнил навсегда, хотя для него эти секунды стали последними в его поганой жизни.

Почему? Да потому что к этому моменту, я уже подлетел к трубе, активировал захват и сбросил смертельный груз в дымоход. Летательный аппарат ещё не успел подняться на безопасное расстояние, когда снизу донёсся оглушительный грохот взрыва.

Дом буквально разорвало на части: стены затрещали, крыша обвалилась, а остатки строения тут же охватило пламя. Взрывная волна подбросила дрон разом метров на пять, и я потратил немало времени и нервов, чтобы выровнять «Семицветик».

'Строго учтём на будущее — три гранаты на таком расстоянии развалят не только цель, но и могут покалечить бесценный беспилотник.

Посмотрел в камеру. Никто из полицаев живым из дома не выбрался. Огонь яростно вцепился в деревянные балки, выбрасывая в небо искры, которые растворялись в вечернем сумраке. Взрыв наделал столько шума, что, казалось, вся деревня должна вот-вот сбежаться на этот грохот. Поэтому времени дальше размышлять не было — нужно было спасать разведчика.

Направил дрон к месту заточения пленника. Через тепловизор я видел его фигуру, всё ещё лежащую в углу. Он был жив, но едва шевелился.

Подлетел ближе, включил динамик и, стараясь говорить негромко, произнёс:

— Сергей! Очнись! Сергей! Можешь идти?

Тот заворочался, медленно повернулся в сторону двери.

— Николай, это ты? — донёсся из динамиков слабый голос измученного пленника.

— Да! А кто ж ещё⁈ — ответил я, чувствуя, как адреналин бьёт по вискам. — Так, как мне тебя освобождать?

— Я… я не знаю. Я связан, — прохрипел он, и в его голосе чувствовалась безнадёжность.

Увеличил изображение: руки и ноги были крепко стянуты грубыми верёвками, узлы выглядели тугими — верёвки не снять без инструмента. Крутанул камерой на 360 градусов, но никого из жителей не увидел.

План спасения начал рушиться.

«Что же делать? Как его развязать? Где все деревенские? Неужели попрятались и никому не интересно, что происходит?»

Вопросы вихрем закружились в голове, пока я пытался найти решение.

'Неужели придётся всё же взрывать? Да ещё и тремя лимонками, которые только что разнесли дом? Нет — это по меньшей мере безрассудно. Да и вообще, даже если мне повезет, и я сумею открыть дверь, то как Сергей освободится, если ему никто не поможет это сделать? Ведь для того чтобы разрезать верёвки, нужен нож. Разумеется, я мог бы доставить его дроном — это не проблема. Но как передать этот нож Сергею, если его руки связаны за спиной? Самостоятельно разрезать путы, находясь в таком положении практически нереально. Нужна помощь со стороны. А в этой части плана произошла осечка. Ни выживших полицаев, ни любопытных местных жителей, которых я смог бы привлечь к освобождению, видно не было.

В голове мелькнула безумная идея: привязать нож к дрону и, управляя им, попытаться разрезать верёвки, двигая БПЛА вперёд и назад. Но я тут же отогнал эту нездоровую мысль, представив, как это будет выглядеть в реальности. Мой дрон — не ювелирный инструмент, а экспериментальная модель, созданная для тестов, а не для филигранной работы. Одно неверное движение — и вместо верёвок я искромсаю Сергею руки. И это ещё если повезёт…

«Тогда что же остаётся? Как освободить пленного?»

Я лихорадочно искал выход, чувствуя, как секунды утекают, словно песок сквозь пальцы.

В этот момент микрофон уловил резкий звук выстрела. Пуля просвистела где-то рядом, и я инстинктивно рванул дрон вверх, одновременно разворачивая камеру. Внизу, в нескольких метрах от сарая, стоял полицай с винтовкой в руках. Его лицо было перекошено от ужаса, глаза округлились, а руки тряслись, пока он пытался прицелиться вновь. Судя по всему, он прибежал на звук взрыва, чтобы помочь своим «коллегам» по фашистскому ремеслу.

Прислужник новой власти смотрел на дрон, как на нечто сверхъестественное и, размахивая руками, кричал:

— Чур меня! Чур!

Тратить на этого дурачка три гранаты было жалко — боеприпасы стоило приберечь. Поэтому я через камеру быстро осмотрел местность. Заметив в огороде валяющийся булыжник размером с кулак, подлетев к нему, аккуратно подхватил камень свободным захватом, поднялся выше и, спикировав, нанёс удар прямо по голове всё ещё пытающемуся взять на мушку беспилотник полицаю. Скорость аппарата была небольшой — я не собирался убивать гада, лишь хотел показать, кто здесь хозяин. Удар получился звонким: предатель отлетел в одну сторону, а его винтовка — в другую. Он рухнул на землю, держась за голову и заскулил от боли.

Я подлетел ближе и завис над ним. Его лицо, бледное и перекошенное, блестело от пота. Хилый дрищ, неопределённого возраста, в замызганной майке и грязноватых штанах не по размеру, он был похож на карикатурного алкоголика из старых фильмов.

Он закрывался руками, будто это могло его спасти, и резво закивал головой, словно соглашаясь с чем-то, чего я ещё даже не озвучил.

— Ты кто⁈ — пропищал хлюпик, дрожа всем телом.

— Я твоя смерть! Покайся, пока не поздно! — произнёс я через динамик, стараясь сделать голос максимально зловещим. — На колени, грешник!

Он тут же рухнул на землю, склонившись так низко, что его лоб почти касался грязи.

— И если ты не сделаешь, как я скажу, ждёт тебя погибель кровавая и ужасная, — продолжал я, усиливая мистическую атмосферу. — Я заберу твою гнилую душонку в Пекло, как уже забрал мерзкие души твоих камрадов! А теперь отвечай мне и не смей врать: будешь подчиняться али нет?

— Д-да! Т-только жизнь оставь, — начал заикаться полицай, едва сдерживая слёзы.

— Там видно будет! Но если не будешь делать, как я скажу, так и знай — не пощажу и отправлю прямиком в Ад — там тебя уже давно дожидаются!

— Я сделаю! Сделаю! Только скажи, что? И не забирай меня в геенну огненную. Не забирай! — юродивый трясся, как в лихорадке. Видимо, находился уже на грани панической атаки.

— Так делай!

— Ч-ч-что?

— Открывай дверь сарая и развязывай командира!

— Комиссара? — переспросил он, и в его голосе мелькнула надежда, что он нашёл контакт со страшной «жужжалкой».

— Он не комиссар, но это не важно! — отрезал я, а потом, решив, что сверхъестественные силы не вступают в полемику с такими, как этот дрищ, рявкнул: — А ну быстро освобождай, иначе издохнешь в адских муках прямо сейчас!

В ту же секунду тот, дрожа и оглядываясь, подбежал к сараю. Не найдя ничего лучше, схватил камень, которым получил по голове, и начал колотить по замку. После нескольких ударов замок поддался, и дверь распахнулась. Полицай влетел внутрь и, путаясь в верёвках, принялся развязывать Сергея. Я следил за ним через камеру, готовый в любой момент сбросить оставшиеся гранаты, если тот вздумает выкинуть что-то неладное.

— Спасибо, — прохрипел Сергей, глядя на дрон, когда верёвки наконец упали на пол.

— Да не за что, — неожиданно буркнул полицай, видимо, решив, что слова обращены к нему.

— Тебе-то и не за что, — согласился разведчик потирая запястья.

Он медленно поднялся, шатаясь от слабости, вышел из сарая, заметив валяющуюся неподалёку винтовку полицая, поднял её, после чего резко развернулся и с силой ударил предателя прикладом по голове. В ту же секунду тот рухнул замертво, не издав ни звука.

Я замер, глядя на экран. В голове щёлкнуло некое противоречие: де-юре я обещал тому подонку не забирать его в Ад, а де-факто он уже там. Но размышлять об этике в данной ситуации было некогда. Пути Господни, как известно, неисповедимы, а дело утопающих — дело рук самих утопающих.

Я переключился на Сергея и заговорил через динамик:

— Не теряй времени, иди в сторону леса, который справа от тебя.

Направил камеру, чтобы показать направление. Разведчик, тяжело дыша, посмотрел в ту сторону.

— А ты разве там находишься? — спросил он, и в его голосе сквозило изнеможение.

— Нет, но ты должен запутать противника. Помни, мы не в пустой деревне. Тут десятки глаз сейчас наблюдают за всем происходящим в окна. Немцы приедут — местные всё расскажут, в том числе и о том, в какую именно сторону ты направился. Так что соберись и делай как нужно! Отдохнёшь позже, а сейчас иди! Ну, а я взлетаю, чтобы беспилотник видно не было, и буду тебя прикрывать.

К счастью, уже бывший пленный, не стал спорить. Он кивнул, сжал винтовку и, еле передвигая ноги, направился в противоположную от нужной сторону. Я видел, как тяжело ему даётся каждый шаг. Его тело было измучено, лицо покрыто кровью и грязью, а глаза, хоть и горели решимостью, выдавали крайнюю усталость. Я понимал, что он обессилен. Понимал, что ему нужна вода, еда, лекарства. Но сейчас ничего не мог сделать. Даже доставить ему что-то из этого списка было невозможно: во-первых, я должен был прикрывать его отход, а во-вторых, оставшиеся гранаты уже были приведены в боевое положение. А возвращаться на базу с боеприпасом, чека у которого уже выдернута, было попросту опасно.