Первый БПЛА Второй Мировой

Глава 3 Младший лейтенант

Родился Сергей Алексеевич Кудрявцев в подмосковной Коломне в 1922 году, в семье рабочего и колхозницы. Отец — Алексей Иванович — трудился на Коломенском машиностроительном заводе, гудки его смен с детства были для Сергея звуком дома, чем-то вроде биения городского сердца. Мать, Анна Фёдоровна, работала в местном колхозе «Красная заря», на молочной ферме: вставала затемно, возвращалась поздно, но при этом находила силы и на детей, и на хозяйство, и на добрые слова, которые запоминались надолго.

Кроме Сергея, в семье было ещё трое детей — старший брат Павел и две младшие сестры, Катя и Лида. Дом их стоял на окраине, за садом, где летом пахло яблоками и нагретым железом — отец любил мастерить, делал сам инструменты и учил сына понимать технику.

Сергей рос тихим, внимательным, упрямым. После школы пошёл работать на тот же завод, где трудился отец: сначала токарем, потом наладчиком. Вечерами учился — поступил на вечернее отделение Московского электротехнического института связи. Работать и учиться было тяжело, но он верил, что это нужно стране и что впереди будет большое будущее, где не будет ни бедности, ни страха.

Когда началась война, ему было девятнадцать. Как и весь его курс, он подал заявление пойти добровольцем. Однако в военкомате ему ответили: «Дождись защиты диплома. Инженер нам нужнее, чем обычный боец. А там и видно будет». Это казалось несправедливостью. Пока другие шли на фронт, он, сжимая кулаки, чертил схемы и вычислял силу тока в проводах.

Зимой сорок второго Сергей наконец защитил диплом — и в тот же день получил повестку. Но и тут судьба словно снова подшутила: на фронт его не направили, а распределили на завод — наладчиком радиооборудования. Он работал добросовестно, но сердце снова было не на месте. Каждое утро начиналось со сводок, что он слышал по висевшему на стене репродуктору, каждая ночь — с мыслей о тех, кто воюет, а он — тут, в безопасности, сытости и тепле. И в конце концов юноша не выдержал и серьёзно поговорил с отцом. Тот с тяжёлым сердцем, невзирая на крики и плач жены, согласился помочь и через знакомых в военкомате устроил разговор с нужными людьми. И это помогло — вскоре Сергея направили в разведшколу, где тот стал учиться на радиста.

Обучение шло быстро. Сергей оказался способным учеником, схватывающим всё на лету: азбуку Морзе, кодовые таблицы, обращение с портативными радиостанциями. В связи с тем, что у него уже было техническое образование, преподаватели весьма ценили таких слушателей. Через три месяца, досрочно окончив курс, Кудрявцев получил звание младшего лейтенанта. А вскоре был зачислен кандидатом в группу, которой предстояло высадиться в тылу врага — в западных оккупированных областях СССР, где нужно было наладить связь и организовать партизанское движение.

Это было его первое боевое задание. Самолёт «ПС-84», переоборудованный в транспортник, вылетел ночью. Летели низко, над облаками, почти на ощупь. Но вскоре на горизонте мелькнули огни — это был немецкий ночной истребитель. Пилот ведущий советский транспортник попытался уйти в облака, но всё произошло слишком быстро: очередь трассирующих прошила корпус, и машина, охваченная пламенем, пошла вниз, так и не долетев до района высадки.

Приземление было страшным. Сергея просто выбросило из разорванного фюзеляжа, и он потерял сознание. Когда же наконец очнулся — всё вокруг горело. Воздух был густ от дыма и паров топлива. Разведчик бросился к обломкам — живым оказался только командир. Остальные — лётчики, радист, стрелок и двое других членов группы — лежали неподвижно и признаков жизни не подавали.

Понимая, что на место падения скоро придут враги, младший лейтенант взял всё самое необходимое — оружие, карту, компас, рацию, антенну для неё — и, перекинув раненого через плечо, стал уходить к далёкому лесу. Шёл долго, пробираясь сквозь кусты и завалы. Капитан тяжело дышал, но каким-то чудом держался. Через пару часов они добрались до разрушенного дома — полуразвалившейся избы на краю места, где когда-то была деревня. Там решили передохнуть.

Когда капитан Самохвалов умер, Сергей понял, что остался один. Он сидел на глиняном полу, прижимая к себе холодное тело командира и боевого товарища, и слушал тишину. Но вскоре тишина кончилась — где-то вдали залаяли собаки. Это был конец. Немцы шли по следу и наверняка частым гребнем прочёсывали все близлежащие населённые пункты и леса. В такой темноте и без ориентиров шансов уйти не было. Разведчик, невзирая на то, что рация, получив повреждения, работала нестабильно, всё же передал сообщение в «Центр», а потом поднялся, проверил магазин ППШ и вдохнул влажный воздух. Решимость сменила страх. Он был готов умереть, но не сдаться.

И в это время он вдруг услышал странное лёгкое жужжание, будто пчела пролетела совсем рядом. Потом этот звук стал чётче и ближе. Что-то мелькнуло за окном. В темноте глаз уловил силуэт какого-то незнакомого механизма размером примерно с чайник. Сергей мгновенно вскинул оружие, прицелился, но «нечто» метнулось вверх, скрывшись над поломанной крышей.

Он застыл, вслушиваясь.

«Что это?.. — подумал он. — Не птица, не снаряд, не мина. Может, немецкая штуковина? Новая разведка? Или что-то потустороннее — неземное?».

Как человек советский, воспитанный в духе материализма, в сверхъестественное он не верил. Но сейчас, один, в темноте, среди руин, он невольно одними губами прошептал:

— Боже… что это?..

Ответ последовал почти сразу — негромкий, глуховатый голос раздался будто из-под крыши:

— Привет, служивый…

Сергей отпрянул, дернул затвор, прижался к стене. Сердце билось, как перед боем. Он обшаривал глазами пространство, стараясь поймать цель в прицел.

«Кто это? Кто со мной говорит?» — мысли скакали.

Голос между тем продолжил, словно не замечая его напряжения. Он задавал вопросы — какой год, какой месяц. Кудрявцев насторожился, но, не считая эти «данные» секретом и, пытаясь определить источник, коротко ответил.

Потом голос спросил о жизни — будто невпопад.

Сергей нахмурился.

— Не твоё дело! — бросил он зло. — Война идёт! Тут всякое случается!

Но «незнакомец» будто его не услышал.

— Ну да, война… если, конечно, ты не обманул, а сейчас и вправду 1942-й.

— А какой же ещё? — огрызнулся разведчик и раздражённо рявкнул: — Ты кто такой⁈ Отвечай!

Ответа не последовало. Только слабое гудение — словно жужжалка облетела дом и снова зависла под крышей.

— Значит, получается, вы не актёры, а люди… — наконец тихо произнёс голос. — И это всё по-настоящему… н-да, во дела… Извини, что на «ты» — просто растерялся.

Кудрявцев почти не понимал смысла слов, но решил не уступать:

— Если не ответишь, кто ты, я не пожалею на тебя все патроны! Пусть меня немцы возьмут, но и тебе не жить! — он хрипло добавил: — Ты сводишь меня с ума!

— Извини, — быстро сказал голос. — Просто тяжело понять то, чего понять непросто или даже невозможно. Впрочем, думаю, ты тоже в шоке. Ведь в вашем времени беспилотников ещё нет… или я ошибаюсь?

— Каких ещё… без пилотов⁈

— Ну, БПЛА — беспилотные летающие аппараты. Дроны, — спокойно объяснил собеседник. — В вашем времени их же ещё нет?

Сергей моргнул, не зная, что ответить.

— Э-э… я не знаю… — не находя, что сказать, прошептал младший лейтенант, а потом вновь повысил голос: — Вы не ответили, кто вы такой⁈

— Меня зовут Николай. А вас?

— Сергей. Фамилию не назову.

— Понимаю — секретность — разведка — все дела.

— Гм, — хмыкнул Кудрявцев такой догадливости, и продолжил допрос: — Вы… человек?

— Да, — сразу же ответил голос.

— Карлик?

— Что? Нет, конечно. А почему вы так решили?

— Ну вы же летаете на какой-то, э-э, штуковине!

— А! Так она беспилотная. Я ею просто управляю. Внутри неё меня, естественно, нет.

— По радио! — догадался разведчик.

Где-то вдали снова залаяли собаки, и звук этот был на этот раз явно ближе.

— Верно, по радиоканалу. Пока батарея держит. Радиус — километров пятнадцать, может, двадцать, не больше, — ответил голос, и в нём впервые прозвучала тревога. — Но, чёрт, чего мы время теряем, говоря о всякой фигне⁈ Там немцы в двух километрах отсюда были. И они как раз сюда собирались направиться. Сваливать же надо! А мы тут с вами лясы точим!

Сергей обернулся к окну и всмотрелся в темноту.

— Куда уходить? Тут всё обложено, фриц, если вцепится — не оторвёшь! — прошептал он.

— Правильно, — согласился тот кто называл себя Николаемй. — Кольцо сжимается. Они прочёсывают все деревни. Сейчас, пока ночь, они только ещё разворачиваются, но к рассвету усилят поиск.

— Значит, всё… — выдохнул младший лейтенант.

В груди что-то оборвалось. Он ясно понял — отсюда не выбраться. Здесь, на безымянной земле, закончится его жизнь. Семья, скорее всего никогда не узнает, где и как это произошло.

Но сдаться младший лейтенант не собирался.

«Живым уж я точно им не дамся!» — подумал он, перехватывая оружие.

Теперь его мысли были об одном: как лучше занять оборону и атаковать противника внезапно, из засады. Конечно, шансов в одиночку остановить поисковый отряд, у него почти нет. Но мысль о том, что он не погибнет бесславно, а заберёт с собой хотя бы пару-тройку гитлеровцев, грела душу и придавала странное спокойствие.

Он вновь проверил оружие и прислушался. Собаки лаяли ещё ближе, где-то в низине, вряд ли дальше километра. Ветер доносил их лай и отголоски немецких окриков.

Разведчик буквально почувствовал, как время его жизни уходит. Он вздохнул, поднялся и выбрал место у стены, откуда можно было обстреливать подходы, после чего снял предохранитель.

Но «жужжалка» — странное летающее устройство, что так и висело где-то под крышей, — подлетела чуть ближе и перешла на шёпот:

— Вы, как я вижу, тут воевать собрались? Но, может, в виду явного перевеса противника бросить эту затею? Возможно, в данной критической ситуации имеет смысл уйти отсюда в лес и попытаться выжить?

Сергей хмуро глянул в темноту и процедил:

— Так вы же сами сказали, что немцы всё окружили. Да я и сам слышу собачий лай со всех сторон. Обложили. Так что шансов нет — всё закончится здесь.

— Окружили, — подтвердил голос. — Но не совсем всё. — Потом кашлянул и пояснил: — Тут, неподалёку, есть одна пустая деревня. Туда немцы пока просто не успели доехать — сломались по дороге. Так что, если вы поторопитесь, мы сумеем их опередить.

— Мы? — насторожился младший лейтенант.

— Конечно, — спокойно произнёс голос. — Или вы сомневаетесь, что я на вашей стороне?

— Сомневаюсь, — отрезал Кудрявцев. — Я не знаю, кто вы, откуда взялись, откуда у вас этот самолёт и каковы ваши намерения.

— Отвечаю по порядку, — раздалось из темноты. — Я уже вам сказал: меня зовут Николай. Я не из этих мест. Самолёт… вернее, устройство, разработано моими товарищами, которые в данный период времени, отсюда очень далеко. Что же касается намерений — сейчас, увидев ваше отчаянное положение, у меня есть лишь одно желание: помочь.

Сергей скривился.

— А почему я должен вам верить?

— А почему бы и нет? — парировал голос. — Что вы теряете? Будь я за немцев, не стал бы разговаривать. Просто передал бы им ваши координаты, и вот тогда уж действительно было бы всё. Но я-то это не делаю, и можете мне поверить — не собираюсь этого делать и в дальнейшем.

С этими словами трудно было спорить. Но Кудрявцев знал, что немецкая разведка — особенно Абвер — мастера уловок и провокаций. Об этом им не раз говорили инструкторы в разведшколе — враги могут разговаривать и ласково, и по-дружески, а всё лишь для того, чтобы вытянуть нужную информацию.

Он озвучил свои подозрения вслух. И очень удивился, когда голос неожиданно рассмеялся — негромко, но с какой-то живостью, даже человеческой теплотой.

— Хорошо, допустим, я за немцев и хочу вас «перевербовать». Скажите, какую ценность вы собой представляете? Я не про личность, а чисто с точки зрения военной пользы. Если бы вы были разведчиком за границей, то это было бы другое дело. В таком случае тот же Абвер, завербовав вас, мог бы кормить ваш «Центр» дезинформацией — это хотя бы было бы понятно. Но вы не за рубежом. Так какой смысл в вашей вербовке? Давайте просто прикинем чисто гипотетически. Ну, завербую я вас, но ведь на это уйдёт уйма времени. А потом что мы с вами будем делать? Забросим туда, куда вы летели, но не сумели попасть? Ну, допустим, что это произошло и вот вы там, в этом скажем партизанском отряде, например, через пару недель оказались весь такой завербованный и готовый всех и всё сдать новым кураторам. И что, вам то партизанское начальство сразу доверит все тайны, если вы неизвестно где пропадали полмесяца? Да нет — вас будут проверять от и до, пытаясь поймать на противоречиях в показаниях. И, скорее всего, очень скоро вы на чём-нибудь да проколетесь, по-другому и быть не может. Самолёт исчез, лётчики и другие члены группы пропали, а вы живой-живёхонек, появляетесь неизвестно откуда: «Здрасте! Это я!». Да ваш «Заря-1» такую вам проверочку устроит, что ни один Абвер не выдержит, ещё и завидовать будет. А если каким-то чудом и пройдёте её, то впоследствии всю жизнь будете под подозрением, и, конечно же, к секретам вас в дальнейшем никто не подпустит. И доверять не будет. Так что не мучайте себя — я не из немецкой разведки.

Сергей задумался. Озвученные аргументы звучали вполне правдоподобно. Но привычка не верить сразу сидела в нём крепко.

— А из какой? Японской? Английской? — резко бросил он, решив взять собеседника «на слабо».

— Нет, вовсе не из разведки, — спокойно ответил голос. — Я студент. Будущий инженер. Просто так вышло, что сейчас летающее устройство оказалось у меня.

Эта фраза сбила Кудрявцева с толку.

«Студент? Инженер? Война, кровь, немецкие собаки, и тут — какой-то студент, говорящий через летающий механизм… Ну разве это не фарс⁉»

В другой раз он бы обязательно с удовольствием посмеялся над этой комедией, если бы не было так жутко.

— Но как вы меня выведите, если вокруг темно? — спросил он с нажимом, пытаясь поймать в голосе ложь.

— Скажу вам направление и буду корректировать.

— А вы…вы можете видеть в темноте! — вдруг догадался Кудрявцев, вспоминая, как странно легко тот маневрировал в ночи.

— Точно, — подтвердил Николай. — Вы правильно угадали. Только я-то сам видеть не могу, а вот беспилотник — может. Так что ночь нам не помеха. Поэтому, если вы наконец решитесь, и мы поторопимся, то, думаю, вполне смогу вывести вас из западни.

Сергей молчал, в который уже раз вглядываясь в темноту. Снова послышался лай. В груди в который уже раз сжалось. Он понимал: ещё немного — и их найдут.

— А что взамен? — хрипло, будто через силу спросил он, решаясь.

— Ничего, — спокойно ответил голос. — Только удовлетворение от того, что помог нашему воину.

Кудрявцев насторожился. Слова прозвучали искренне, без показного пафоса, как будто тот действительно считал себя частью общего дела.

— И что будет, когда… если я выберусь? — спросил он.

— Да ничего. Идите потом куда хотите. Я мешать не собираюсь. А сейчас напоминаю — немцы уже рядом. Если не поторопитесь, шансов выжить у вас почти не останется.

Всё, что происходило, походило на бред. Летающая «жужжалка», голос неизвестного, уверяющий, что он «не из этих мест», и при этом говорит как свой.

Но что, если это действительно шанс? Пусть странный, невероятный, но шанс.

«Ладно… — подумал он, глядя в окно, где дрожали отблески луны. — Поверю. Пока поверю. А там видно будет».

И он пошёл в темноту…

От очередного за последний час предложения голоса выкинуть радиостанцию младший лейтенант категорически отказался. Это было единственное, что связывало его с миром, частью которого он ещё надеялся быть. Ведь сломанную рацию, возможно, всё ещё можно было починить. И тогда…

Он не знал, что будет «тогда», а просто шёл уже несколько часов, спотыкаясь и временами теряя равновесие. В сапогах хлюпало, ноги налились свинцом, а одна из них — та, что была ранена, плохо слушалась.

Всё это время беспилотник парил впереди — тихий, как ночная птица. Только тонкое гудение пробивалось в паузах между шагами и стуком сердца. Шёпот из динамика, сдержанный, но уверенный, направлял его короткими командами, словно опытный командир, ведущий разведчика через минное поле.

— Дальше держитесь левее, — шептал он. — Там просёлок, идите по кромке, не выходите на открытое место.

Младший лейтенант слушался. Он давно уже не пытался рассуждать, просто выполнял указания. Сил на размышления попросту не осталось. Лишь воля — неустанно идти вперёд до проклятого далёкого леса.

Когда добрались до окраины той пустующей незанятой врагами деревни, о которой ранее говорил голос, «жужжалка» замерла в воздухе, словно принюхиваясь. На мгновение раздался слабый треск, а потом голос едва слышно прошептал:

— Немцы. Двигаются с запада. Две группы. Мы пойдём через огороды, потом вдоль ручья. Я подскажу, но нужно торопиться.

Дрон отлетел в сторону и поднялся выше, вероятно чтобы не выдавать их присутствие звуком мотора. Сергей двигался почти наощупь, луна спряталась за облака, а вся деревня будто вымерла. Пустые дома стояли, чернея провалами окон, как выжженными глазницами.

Кое-как боец добрался до леса. Там вновь появился шёпот сверху:

— Среди деревьев мне лететь трудно. Лопасти могу поломать. Полечу над кронами, а вам держать направление, по которому вы и движетесь — на юг — юго-восток.

Сергей кивнул, хотя понимал, что дрон жест этот, возможно, и не увидит. Жужжалка поднялась, и вскоре её гул растворился в шуме ветра.

Разведчик опять остался один, и ему опять предстояло идти. И он шёл, цепляясь за ветви, пробираясь через густую чащу и поваленные деревья. Мокрая кора скользила под ладонями, колючие кусты царапали тело и норовили вцепиться в лицо. Каждый шаг отдавался в спине и ноге тупой болью. Рана с каждой минутой начинала болеть всё сильнее и сильнее.

Когда Кудрявцев доковылял до опушки, беспилотник спустился с неба, будто появившись из ниоткуда.

— Идите этим же курсом, не сворачивайте, — произнёс голос. — Я должен улететь на базу, зарядка заканчивается. Прилечу через полчаса.

Миг — и аппарат исчез в светлеющем небе. Сергей, отдыхая, смотрел ему вслед, пока силуэт не растворился среди звёзд и наконец вышедшей луны.

«Что это вообще было? Какая к чёрту маленькая беспилотная авиация? — мелькало в голове. — Откуда она взялась? Какая страна способна на такое? Это ведь невозможно! Даже у немцев нет ничего подобного».

Он двинулся дальше и, чтобы прогнать горестные мысли о своём положении, стал перебирать все известные ему конструкции — самолёты, автожиры, даже реактивные снаряды, о которых ходили слухи. Но к летающему чайнику ни один из перечисленных видов моделей никак не подходил.

«А двигатель? Где у этого самолёта хранится топливо? Где бак? Ведь он должен быть большим, раз он столь долго летает! А тот самый упомянутый Николаем аккумулятор? Как всё это помещается в таком малом фюзеляже? — мысли сыпались одна за другой. — Нет, не может такого быть. Скорее всего, я просто вымотался. И всё это мне привиделось».

Он стал убеждать себя, как раненый убеждает себя, что кровь не своя.

«Устал, голова не варит, нервы на пределе. Вот и видится то, чего не может быть. Галлюцинация. Или бред перед смертью».

Через некоторое время силы младшего лейтенанта практически иссякли, и он понял, что больше не может идти. Разведчик нашёл в зарослях небольшое углубление между корнями старого дуба, устелил землю несколькими сорванными ветками и лёг. Тело ныло, нога на каждое движение отзывалась мучительным взрывом где-то внутри, но запредельная усталость дала о себе знать. Он едва успел закрыть глаза, как его мгновенно накрыл сон, оставив за краем сознания пострадавшую конечность.

Сергей шёл босиком по бескрайнему полю. Трава под ногами была мягкой, влажной и золотистой от солнца. Над головой синело чистое бездонное небо. Лёгкий ветер нежно гладил лицо, где-то вдали умиротворённо журчала река, и пели жаворонки. Всё было спокойно и красиво до невыносимости.

И вдруг — жужжание. Сначала тихое, потом нарастающее. Сотни, тысячи, десятки тысяч пчёл летели к нему со всех сторон. Они обступили его, закружились, и среди гула раздался человеческий настойчивый голос, который монотонно забубнил:

— Товарищ! Просыпайтесь! Пора уходить! Товарищ радист, подъём!

Кудрявцев дёрнулся и открыл глаза. Над ним серело небо. Уже рассвело. Холод пробирал до костей. Он резко сел, вспомнив, где находится. Огляделся — оружие было у него в руках. Облегчённо выдохнул.

И тогда увидел — прямо перед ним, чуть покачиваясь в воздухе, висела та самая «жужжалка». Маленькая, металлическая, с гладким телом и четырьмя вращающимися винтами. На корпусе еле-еле видно поблёскивали крохотные огоньки, а под брюхом — нечто вроде глаза-объектива и несколько металлических клешней.

Он уставился на неё, не веря глазам.

«Так вот ты какая, хреновина говорящая… Так это был не сон⁈»

Для человека, хоть и видевшего танки, самолёты, броневики и даже первые радиолокационные установки, находящееся рядом чудо казалось невозможным. Ни одного винта спереди, ни следа двигателя внутреннего сгорания, никаких тросов или проводов. Только плавный блеск металла и уверенное зависание в воздухе. Не аэродинамика, а самое настоящее волшебство.

— Вы способны идти? А то я вас еле-еле добудился, — произнёс аппарат.

Голос тот же — спокойный, но усталый.

— Куда? Где мы находимся? — хрипло спросил младший лейтенант, вытерев выступившую на лбу испарину. Его бил озноб.

— Я увидел, что вы уснули, и, убедившись, что вам ничего не угрожает, немного полетал, — сообщил голос. — По косвенным признакам мы находимся западнее города Согравск. Та деревня, рядом с которой упал ваш самолёт, называется Никитино. А та, через которую вы проходили — Борисовка. И если вы сказали правду, и сейчас апрель 1942 года, то до линии фронта не менее ста километров.

— Я сказал правду, — буркнул Кудрявцев, доставая планшет с картой.

Карта была не секретная — обычная полковая схема местности, но показывать её непонятному механизму он не собирался. Закрыл рукой и стал искать глазами упомянутые места.

— Да не смотрю я, не смотрю, — усмехнулся голос, и беспилотник резко взмыл вверх.

Через минуту он вернулся. К этому моменту Сергей уже окончательно осознал своё положение. Если самолёт действительно разбился возле Никитино, то ситуация безнадёжна. Территория давно под немцами, фронт далеко. В одиночку выжить — почти невозможно.

И тут боец заметил, что вся правая нога у него мокрая. Сквозь штанину, чуть выше сапога, проступало тёмное пятно. Пуля или осколок задели икру. Не смертельно, но идти с такой раной — пытка. К тому же сейчас у него заметно поднялась и температура. И это, очевидно, были последствия ранения.

Он поморщился и, стиснув зубы от резкой боли в ноге, поднялся.

— Вы ранены? — тут же спросил голос.

— Ерунда. Идём дальше, — отмахнулся Кудрявцев и добавил: — Что там с немцами?

— Рыщут по округе. В лес глубоко не заходили, но развалины, где вы прятались, нашли и тщательно осмотрели.

Разведчик кивнул. Размял ногу, оперся на ближайшее дерево, вздохнул и, аккуратно ступая, двинулся вперёд — через поляну, где трава серебрилась от росы. С каждым шагом он ощущал, как силы уходят, будто земля вытягивала их из него. Но он всё равно шёл.

Самолётик тем временем не остался висеть на месте, а полетел за ним, держа дистанцию. Он двигался почти бесшумно, лишь изредка выдавая себя лёгким гудением винтов. В утреннем воздухе этот звук напоминал далёкий шорох — будто комар кружил над ухом.

— Так как, говорите, вас зовут? Николай? Это правда ваше имя или позывной? — спросил Кудрявцев, стараясь идти ровнее, хотя нога всё чаще начала подгибаться.

— Меня — того, кто управляет, — на самом деле зовут Николай. А это устройство на самом деле называется беспилотный летающий аппарат «Семицветик». Подобные устройства также называются для краткости БПЛА, беспилотники, коптеры или просто дроны.

— Ясно, — коротко ответил Сергей, и, переведя дух, уточнил: — А лет вам сколько?

— Двадцать один. Думаю, мы ровесники.

— Гм, вот как? Значит, тогда давайте опять перейдём на ты? Или вы против?

— Не возражаю.

— Вот и хорошо, — он остановился и отдышался. — Тогда давай знакомиться. Кто я, ты уже понял. А вот кто ты, я совсем не уловил. Так значит, говоришь, ты управляешь этим… как ты его назвал — дроном?

— Да.

— Так управляешь ты им, сидя где-то в помещении, в тепле?

— Почти что так и есть, — ответил голос, а потом, после паузы, добавил: — Тут, конечно, не совсем в тепле, но кое-какая крыша над головой есть.

— А далеко ты отсюда находишься?

— Не очень, — уклончиво произнёс Николай и, будто сменив тему, спросил: — А куда, собственно, вы… то есть ты, теперь собираешься направляться?

— Известно куда — к нашим, куда ж ещё, — с усилием выдохнул Кудрявцев.

— Но ты же совсем слаб. Тебе нужно отдохнуть и ногу подлечить. У тебя кровью вся штанина испачкана, явно не комара прихлопнул!

— Ничего, — прокряхтел Сергей, подошёл к ели и залез под её низкие ветви, прячась от ветра. — Сейчас чуть отдохну, и пойдём дальше.

— Гм, ты ж только-только отдыхал…

— Чёта опять притомился… видать не отдохнул…

Голос помолчал, а потом вдруг встревожено воскликнул:

— Да у тебя жар! На тепловизоре температура тела почти тридцать девять с половиной. Сергей! Слушай меня! Пока есть силы, срочно снимай сапог и вытаскивай осколок или чем там тебя ранило.

Кудрявцев и сам уже понял, что терпеть больше нельзя. Сапог был тяжёлый, портянка вся пропиталась кровью, и, как оказалось, промокла насквозь. Младший лейтенант стянул обувь, вылил из голенища натёкшую внутрь тёмную густую жидкость, потом размотал портянку. Нога тягуче пульсировала мучительными вспышками, кожа горела.

— Молодец! — сказал голос. — Давай занимайся, а я сейчас тебе лекарства привезу!

Дрон рванул вверх и исчез за деревьями. Сергей остался один. Он достал из вещмешка нож, зажал тряпицу зубами и, не медля, начал доставать металл. Боль пришла сразу — резкая, ослепляющая, будто раскалённое железо вонзили в плоть. Впрочем, почему «будто»? Именно так и было. Мир перед глазами дрогнул, пошатнулся и сузился до одной цели: вытащить любой ценой, иначе — смерть. Временами казалось, что всё вокруг растворилось — остался только он, нож и боль, пульсирующая в висках.

Сколько раз он терял сознание, он не помнил. Может, один, может, десять. В какой-то момент пальцы сжали что-то твёрдое и он, наконец, сумел извлечь осколок. Кровь потекла сильнее, но боль отступила.

И когда последний кусок металла был вытащен, в небе вновь зажужжал знакомый звук. Беспилотник вернулся, завис над ним и скинул небольшой свёрток, аккуратно перевязанный прозрачной липкой лентой.

— Тут медикаменты и вода, — пояснил голос. — Открывай скорее, я скажу, что делать.

Сергей посмотрел на непонятную упаковку. Бумага была белая, гладкая, будто из какого-то неизвестного материала. Осторожно поддел ножом край. Внутри оказалась прозрачная лёгкая бутылка с водой, нарезанная колбаса, ломтик сыра, хлеб. А рядом — бинт, пузырёк с зелёнкой и два бумажных кулька: один с таблетками, другой с белой мазью.

Он поднял взгляд, ожидая объяснений.

— Мазь с антибактериальным составом, — спокойно произнёс голос. — Помогает при глубоких ранах, ускоряет заживление и не даёт начаться заражению. Таблетки — обезболивающее и противовоспалительное. А порошок — это стрептоцид. Он остановит кровотечение и не даст ране загноиться. Ну, про бинт ты и сам знаешь, про зелёнку тоже.

Кудрявцев молча кивнул, хотя не был уверен, что понял хоть половину сказанного.

Силы уходили. Он боролся с дремотой, с тем липким ощущением слабости, которое подкрадывалось к телу.

— Сергей! Не спать! — резко приказал голос. — Сначала выпей таблетки и обработай рану!

— А вдруг это всё отравленное… — прошептал младший лейтенант, больше по привычке, чем из настоящего недоверия.

— Не говори ерунды! — раздражённо произнёс Николай. — Если бы я хотел тебя убить, зачем бы помогал? Ты же видел, что я этот свёрток сбросил. Дрон этой модели поднимает до пяти килограммов. Будь я врагом, при желании мог бы просто уронить не свёрток, а какой-нибудь камень на тебя с большой высоты, и всё. На этом бы твои приключения закончились. Так что не глупи, а лечись!

Сергей усмехнулся, навалившаяся усталость путала мысли. В словах незнакомца был резон, да и выбора не оставалось. Воды у него не было уже давно, бинты закончились ещё при перевязке капитана Самохвалова.

Он открыл бутылку и жадно выпил половину. Вода была холодная, с лёгким привкусом металла, но вкуснее он не пил, кажется, ничего в жизни. Потом под руководством голоса, бубнящего из дрона, проглотил таблетки, запил их ещё одним глотком жидкости. Как ни хотелось опустошить сосуд до конца, он всё же сумел пересилить себя, плеснул немного на рану, промывая поражённое место, а потом присыпал его порошком из кулька, намазал привезённой мазью и туго перевязал бинтом. Руки дрожали, но он всё сделал аккуратно, хоть и почти машинально.

Когда закончил, откинулся к стволу ели, тяжело дыша. Сил не осталось вовсе. Голос сверху что-то говорил, но слова тонули в гуле крови в ушах. А потом всё потемнело, мир качнулся, поплыл и растворился.

Последнее, что младший лейтенант успел запомнить, перед тем как провалиться в небытие, это та жадность с которой он опустошил газированной воду из бутылки, которая почти ничего не весила.