Первый чекист

ВИЗИТНАЯ КАРТОЧКА

Вера поправила выбившуюся из-под белой косынки прядь и искоса посмотрела на юнкера. Ь заходящем солнце жарко горели купола кремлевских соборов, с Москвы-реки дул свежий ветерок, и, неверное, от этого у Веры было удивительно легко на душе, так легко, что хотелось петь или вдруг схватить юнкера за руку и закружиться с ним в вальсе, как кружилась она когда-то на выпускном вечере в гимназии. Неужели никогда больше не будет такого беззаботного, веселого и счастливого времени? За годы работы медсестрой в Иверской больнице Вера насмотрелась на горе, слезы, страдания. И может быть, поэтому ей особенно хотелось, чтоб все — война, смерть, голод, — все осталось позади. Чтоб можно было ходить вот так по набережной, любоваться Кремлем, смотреть на темную воду реки.

Юнкер взял ее за локоть и слегка привлек к себе.

— Я люблю вас, Вера, — очень тихо сказал он.

Она не раз уже слышала от него это признание, но сегодня оно звучало как-то по-особенному, совсем не похоже на объяснение в любви.

— Я люблю вас, — повторил юнкер, — и поэтому прошу уехать.

— Уехать? Куда? Зачем? — удивилась Вера.

— Куда хотите, но подальше от Москвы. Скоро здесь будет ад, будет литься кровь… — Он крепко сжал Верину руку. — Пожалуйста, я прошу вас, умоляю!..

— Опять кровь? — Вера медленно освободила руку. — Неужели вам мало уже пролитой?

— Это необходимо, Вера, во имя нашей несчастной родины. А потом… потом… Я не могу, не имею права все сказать, но вы увидите, вы узнаете! О, как мы будем счастливы с вами. А пока еще раз прошу вас — уезжайте, и как можно скорее.

Юнкер Иванов провожал Веру до дома. Всю остальную часть пути он был весел, рассказывал забавные истории, шутил. Но сказанное им об отъезде, о крови не выходило у девушки из головы. Не могла она забыть этот разговор и дома. Ночью, лежа с открытыми глазами, она все старалась понять, о чем же хотел предупредить ее влюбленный юнкер. А что, если он говорил правду? Конечно, правду! Такими вещами не шутят! Тогда… Что же делать? Надо кому-то обязательно рассказать, и как можно скорее. Но кому? Вера начала перебирать в памяти всех своих знакомых. Пожалуй, никто не подходил. И вдруг в памяти всплыло улыбающееся лицо с умными веселыми глазами и твердым подбородком — старый знакомый их семьи. Теперь он командует полком латышских стрелков, Как это сразу она не вспомнила о нем?!

Вера еле дождалась утра и, наскоро собравшись, почти побежала к казармам, где размещался латышский полк. Она решила рассказать не только об Иванове, но и о многом другом, казавшемся ей странным. Например, о том, что в их больнице под видом больных находится много совершенно здоровых людей…

В тот же день донесение командира латышского полка лежало на столе Дзержинского.

Рядом лежало письмо рабочего завода «Каучук» Нифонова. Рабочий писал в ЧК, что в доме № 1 по Молочному переулку, где он живет, находится частная лечебница, которую посещают люди, совершенно непохожие на больных, а скорее похожие на офицеров.

Так начался новый серьезный экзамен ВЧК.

Вера продолжала встречаться с юнкером Ивановым. Теперь она внимательно прислушивалась к его словам, но юнкер больше не заговаривал ни об отъезде, ни о кровопролитии.

Девушка начинала чувствовать себя неловко: неужели Иванов просто болтал глупости, а она поверила? Да и в больнице вроде все в порядке: недавно была комиссия, проверяла больных и ушла как ни в чем не бывало.

Комиссия действительно проверяла больницу, хотя одетые в белые халаты чекисты Петерс и Лацис поначалу чувствовали себя не очень уверенно. Но постепенно вошли в роль ревизоров и даже пообещали похлопотать насчет медикаментов.

— Обещали все-таки? — смеясь, переспросил Дзержинский.

— Пришлось, — развел руками Петерс, — хотя зачем им медикаменты — непонятно: половина «больных» — совершенно здоровые люди и, по всей видимости, офицеры. Когда мы пришли, там переполох поднялся, но потом они увидели, что мы не особенно вникаем в медицинские дела — все больше по хозяйству проверяем, — и успокоились. Даже иногда забывали, что надо на костылях ходить или руку на перевязи держать…

Дзержинский побарабанил пальцами по столу и задумчиво посмотрел на Петерса.

— И все-таки трогать их мы пока не будем: надо узнать, куда ведут нити. Будем следить. А сейчас займемся домом 3 по Малому Левшинскому переулку. Там часто бывает юнкер Иванов.

Квартиру 9 дома 3 по Малому Левшинскому переулку посещал не только юнкер Иванов — хозяева дома были, очевидно, очень общительные и гостеприимные люди, и часто по вечерам у них собиралось многочисленное общество. В этом чекисты, конечно, ничего преступного не видели. Но случайно ли там бывает юнкер Иванов, проболтавшийся о контрреволюционном мятеже? Может быть, случайно, а может быть… А кто такой Иванов? Выяснили, где он живет. Но в доме такого не знали. Зато знали князя Мешкова, который при проверке и оказался Ивановым!

Поздно вечером 29 мая 1918 года оперативные работники вошли в подъезд дома 3 в Малом Левшинском, уже окруженного красногвардейцами и милиционерами. Чекисты помнили последнее наставление Феликса Эдмундовича: дело решает внезапность — если заговорщики будут застигнуты врасплох, они не успеют уничтожить документы, А это крайне важно.

И чекисты выполнили наказ Дзержинского: они появились в комнате так неожиданно, что 13 человек, сидевших вокруг большого стола, даже не успели приподняться. Опомнившись, кто-то протянул руку вперед, чтоб схватить бумаги, лежащие на столе, но тотчас же услышал:

— Руки вверх, немедленно!

И бумаги так и остались лежать на столе.

В тот же вечер все документы очутились на столе Феликса Эдмундовича.

Давно уже наступило утро, а Дзержинский и Лацис все еще изучали отобранные документы.

— Программа «Союза защиты родины и свободы» — понятно. — Дзержинский отложил в сторону машинописные листки. — Печать союза — тоже ясно, построение пехотного полка… — Дзержинский подержал секунду в руках схему, покачал головой и тоже отложил. — Здесь адреса членов союза. А теперь займемся этим. — Он аккуратно очистил место на столе и положил груду мелких клочков бумаги — разорванное письмо.

Осторожно, сдерживая дыхание, чтоб не сдуть бумажки, складывал Дзержинский обрывки. Много часов провел он над этим письмом. Казалось, собрать его — просто невозможно, тем более что написано оно было вперемежку на французском и английском языках. И все-таки Дзержинский собрал его. Это оказалось донесение генералу Деникину о существовании в Москве двух крупных контрреволюционных организаций.

Когда Лацис и сотрудники, присутствовавшие при складывании и чтении письма, ушли, Феликс Эдмундович подошел к окну и широко распахнул его. Вместе со свежим воздухом в комнату ворвались звуки большого города. Дзержинский подумал о том, как хорошо было бы сейчас пройтись по улицам, посидеть в скверике, но вдруг рассердился на себя и закрыл окно. Потом посмотрел на узкую кровать за ширмой, вздохнул и подошел к двери.

— Попросите, пожалуйста, принести чаю, — сказал он секретарю, — ив течение часа не пускайте никого ко мне.

Секретарь кивнул. Он понял, что Феликсу Эдмундовичу необходимо поспать хотя бы час. Но не прошло и получаса, как дверь кабинета распахнулась.

— Протоколы допросов офицеров, — сказал Дзержинский, — а вечером пригласите ко мне Барашкина и Бабушкина.

Протоколы принес Петерс.

— Старого знакомого встретил, — сказал он хмуро, садясь на предложенный Дзержинским стул. — Пинкус. Главарь всей этой банды. У них он ходит под кличкой Пинка.

— Хорошенькие у вас знакомые, Яша, — усмехнулся Дзержинский.

— Куда уж лучше. Два года не видел. В семнадцатом во время Керенского на Рижском фронте этот штабс-капитан свирепствовал. Я думал, давно уж его нет на белом свете, а он вот, пожалуйста. Впрочем, это даже к лучшему, — улыбнулся вдруг Петерс. — Сначала все отрицал — мы ведь его не со всеми вместе захватили — их благородие изволили отдыхать в деревне у родственников. А когда я напомнил ему Рижский фронт, он узнал меня. Ну и стал просить сохранить ему жизнь. За это и рассказал все. — Петерс кивнул на протоколы допросов. — Через две недели, оказывается, в Москву должны были войти немцы. С помощью, конечно, русских союзников немцев, которых здесь, в Москве, немало. А союзники Антанты собрались в Казань. Там они подождут, когда немцы задушат Советскую власть в столице, и после этого начнут сражение с немцами. Неплохо придумано, Феликс Эдмундович?

— Вы хорошо поработали, Яша, но и я не терял даром времени. — Дзержинский положил перед Петерсом небольшой треугольный кусочек картона с напечатанными на нем двумя буквами: «О. К.». Поймав удивленный взгляд Петерса, он улыбнулся.

— Я тоже сначала не мог понять, что это такое. Наши товарищи нашли в Малом Левшинском во время обыска. Это кусок визитной карточки. Она служит паролем. Но этого мало. Я просмотрю протоколы, а вы постарайтесь узнать у вашего Пинкуса-Пинки или еще у кого-нибудь поподробнее…

Петерсу не надо было долго объяснять. Арест московской группы «Союза защиты родины и свободы» показал, как глубоко пустила корни эта белогвардейская организация. Она имела связи с посольствами, с генералами Деникиным и Дутовым, в нее входило более 400 вооруженных офицеров. Вражеские агенты проникли в Красную Армию и милицию, есть и такие, которые занимают ответственные посты в советских учреждениях. Все это знал Петерс. Знал он, что и в других городах имеются ответвления союза и по ним необходимо нанести сокрушительный удар. И как можно скорее, пока там не стало известно о провале в Москве…

В тот же вечер два человека вышли из здания ВЧК на Большой Лубянке и молча разошлись в разные стороны. Побродив по городу, они вновь встретились на Казанском вокзале. До отхода поезда было еще время, но они вошли в вагон и стали устраиваться на ночь.

Однако сон не шел к Семену Барашкину. Он с завистью поглядывал на спокойно спящего Бабушкина и в который раз вспоминал сегодняшний разговор с Феликсом Эдмундовичем. Дзержинский очень подробно рассказал о заговоре офицеров и так же подробно объяснил задачу, которую он поставил перед чекистами.

— Я не скрываю: дело очень трудное и опасное. Выбор пал на вас не только потому, что мы доверяем вам. Помните историю с «князем»? Тогда даже многоопытный официант принял вас за переодетых офицеров. Будем надеяться, что и на этот раз вы хорошо сыграете роли…

Ни Семен, ни Бабушкин никогда не были в Казани, но Поперечную улицу 2-й горы они нашли быстро. Маленький домик с голубыми ставнями, № 12 — все точно совпадало с описанием. А вот и квартира 3.

Бабушкин позвонил.

Дверь чуть-чуть приоткрылась. В щель высунулась лисья мордочка с козлиной бородкой, казавшейся небрежно приклеенной.

— Константин Петрович Винокуров? — спросил Бабушкин.

Лисья мордочка улыбнулась, на секунду исчезла, потом звякнула цепочка, и дверь распахнулась. Продолжая улыбаться, Винокуров настороженно рассматривал прибывших. Старший — явно переодетый офицер — назвал, наконец, условный пароль. Винокуров облегченно вздохнул и пригласил гостей в дом, Но они торопились — им срочно нужен был Иосиф Александрович, к которому должен отвести их бывший учитель географии в гимназии Константин Петрович Винокуров.

С Иосифом Александровичем повторилось то же, что и с Винокуровым; любезная улыбка и настороженный взгляд. Но вот произнесен пароль, и Иосиф Александрович расплылся уже в искренней улыбке: приезжие из Москвы, возможно, видели самого Савинкова — руководителя заговора, возможно, они привезли важные новости. Иосифу Александровичу не терпится узнать все. Но приезжие не очень разговорчивы. Да, новости есть. Важные. И именно поэтому надо спешить — спешить к Леониду Ивановичу Резеневу.

Леонид Иванович встретил гостей спокойно, сдержанно, Молча обменялись рукопожатиями. Резенев внимательно смотрит на приезжих. Ждет. Бабушкин и Семен знают, чего ждет заговорщик, но не торопятся — пусть подождет, понервничает.

Резенев опустил руку в карман халата. Там браунинг. В случае чего разрядит в упор в этих двух… Но старший не спеша полез в карман, достал бумажник и вынул из него треугольный кусочек картона. Резенев почти схватил его. Откуда-то в руке Резенева появилась визитная карточка с треугольным вырезом посредине. Он приложил треугольник к карточке. Совпало! Он глубоко вздохнул и опустился на диван.

— Слава богу! Значит, все в порядке? Значит, скоро?

Бабушкин многозначительно кивнул.

Вечером были собраны руководители казанского офицерского подполья во главе с самим генералом Поповым. Все с нетерпением ждали сообщения прибывших из Москвы. Когда офицеры расселись, Бабушкин неторопливо встал.

— Я имею сообщить вам, господа, что я — следователь ВЧК. Руки вверх! И не вздумайте сопротивляться — дом окружен!..

Через несколько дней Вера возвращалась с дежурства. Был теплый майский вечер, и, как тогда, несколько дней назад, ярко горели купола кремлевских соборов, с реки дул свежий ветерок, а вода казалась черной и таинственной. Вера вспомнила исчезнувшего куда-то Иванова, но думать о нем ей не хотелось — хотелось думать о чем-нибудь хорошем, радостном. Недалеко от Лубянской площади ее обогнала открытая машина. Машина вдруг остановилась, из нее вышли двое и направились к Вере. Одного — командира полка латышских стрелков — Вера узнала сразу. Второй был незнаком. Они подошли к ней.

— Так вот кто нам помог избежать массового кровопролития, вот кто спас жизнь тысяч людей! — сказал, улыбаясь, незнакомый и протянул ей руку с длинными тонкими красивыми пальцами.

Вера почему-то подумала, что такие пальцы должны быть у художника или музыканта. И лицо такое тонкое, одухотворенное, с горящими глазами, внимательно смотрящими сейчас на нее.

— Когда-нибудь наступит такое время, Вера, когда не будет литься кровь, когда повсюду будет звучать музыка… Вы, наверное, соскучились по хорошей музыке, хотели бы покружиться в вальсе? — неожиданно спросил он, прищурив ставшие вдруг веселыми глаза.

— Откуда вы знаете? — почему-то смутилась Вера.

— Председатель ВЧК обязан все знать, — серьезно ответил Дзержинский, но глаза его смеялись.