«ЗАГОВОР» ЧЕКИСТОВ

Часто после заседания Совета Народных Комиссаров Дзержинский подолгу беседовал с Лениным. Много срочных и очень важных вопросов надо было решить председателю ВЧК с Председателем Совнаркома, о многом надо было поговорить двум старым товарищам, двум большевикам, на плечи которых история возложила тяжелый и почетный груз.

Так было и на этот раз: они долго прогуливались по длинному коридору, потом Ильич пошел провожать Дзержинского.

— Да, кстати, Феликс Эдмундович, — сказал Ленин, прощаясь, — против меня тут был заговор, который я вовремя раскрыл. На этот раз я сам пресек все вылазки! Но на будущее предупредил заговорщиков: если подобное повторится — буду жаловаться Дзержинскому. То есть вам, Феликс Эдмундович. А вы уж примите меры! Понимаете, в чем дело: как-то на днях прихожу обедать, а на обед, изволите ли видеть, прекрасная молодая картошка на сливочном масле. Да, да, на чистейшем сливочном масле! Догадываетесь, в чем дело?

— Нет, Владимир Ильич, пока нет.

— Ай-яй-яй! Председателю ВЧК следовало бы быть более догадливым! Но я сразу понял. И очень строго, заметьте — очень строго, спрашиваю: откуда масло и картошка. Надежда Константиновна и Мария Ильинична переглянулись и говорят, что обед принесли из нашей столовой.

— А это была неправда? — быстро спросил Дзержинский.

— Нет, это-то была правда, картошка действительно была изжарена в столовой. Но и картошку и масло кто-то специально привез из провинции для меня. Вы понимаете, какое безобразие? Все, что осталось, я приказал немедленно отдать в общий котел. Ну, а уж ту, которую изжарили, пришлось съесть. Н-да-с! Вот такой был заговор, А картошка, скажу я вам, батенька, действительно была вкусная. — И Ленин, улыбнувшись, посмотрел на Дзержинского.

— Да, картошка действительно была вкусной, — глухо ответил Дзержинский, — только на сале.

— Что? — Ленин удивленно посмотрел на Дзержинского. — Почему на сале? И почему вы так волнуетесь, Феликс Эдмундович?

— Простите, Владимир Ильич, но я, очевидно, не подхожу для должности председателя ВЧК, если в своем собственном аппарате против меня устраивают заговор и я не могу его вовремя раскрыть. Только сейчас я понял.

И Дзержинский рассказал, как несколько дней назад ему подали очень вкусную картошку, поджаренную на настоящем сале.

— Понимаете, Владимир Ильич, я сразу заподозрил что-то неладное, — волновался Дзержинский. — Спрашиваю: «Откуда картошка и сало?»

— Вот видите, Феликс Эдмундович, чутье вас не обмануло.

— В основном обоняние, Владимир Ильич. Запах был такой чудесный, что… Да, так вот. Спрашиваю. А сторож, который мне принес картошку, отвечает: «Сегодня всем картошка с салом». Я опять не поверил: звоню ь столовую. Повар говорит то же самое. Кажется, все ясно. А мне все-таки не верится. Вышел в коридор, Спрашиваю первого попавшегося сотрудника: «Что сегодня было на обед?» Смотрит этот сотрудник на меня такими чистыми синими глазами и даже как будто удивляется. «Как что, — говорит, — картошка с салом. После нее очень пить хочется. Вот пошел попить».

— А вы уверены, что все были в сговоре? — серьезно спросил Ленин.

— Теперь почти уверен. И иду немедленно выяснять.

— Феликс Эдмундович, — Ленин дотронулся до рукава Дзержинского, — в связи с этим у меня две просьбы к вам, личные просьбы. Во-первых, прошу вас, позвоните мне и расскажите, действительно ли это так. И второе: если это так — вы уж, пожалуйста, не очень там бушуйте.

Вечером Дзержинский позвонил Ленину.

— Все так точно, Владимир Ильич.

— Значит, заговор? — расхохотался Ленин.

— Самый настоящий. И представьте себе — все сотрудники были в сговоре.

— А картошку откуда они взяли?

— Это тоже выяснил, Владимир Ильич. Один сотрудник привез несколько картофелин, другой — кусочек сала. И повара втянули в заговор и моих заместителей. Ну, что прикажете делать?

— А знаете, Феликс Эдмундович, я бы на вашем месте гордился таким аппаратом. Они должны быть очень хорошими чекистами, если устраивают заговор и сам председатель ЧК не может его раскрыть!

— Это верно, Владимир Ильич. — И Ленин почувствовал, что Дзержинский улыбнулся. — И, помня вашу просьбу, я не очень свирепствовал.

— Это тоже верно, Феликс Эдмундович! — И оба рассмеялись.

Ленин повесил трубку и углубился в бумаги. Несколько минут на губах его блуждала задумчивая улыбка, но скоро она исчезла. Между бровями легла суровая складка.

Страна голодала. Голодали рабочие и крестьяне, ученые и наркомы. Голодали и работали, отдавали жизни во имя будущего!

Шел тяжелый, героический 1918 год — первый год революции.

Загрузка...