Первый шаг Некроманта. Том 1

Глава 3 Знакомство с новой магией

Проснулся я скрюченный до невозможности и замёрзший. Зря не размялся с прошлого раза, но сил совсем не оставалось. Проспал двенадцать часов. Молочная кислота почти ушла из мышц, поэтому, как вернул способность нормально ходить, тут же занялся приседаниями и даже выжал парочку упрощённых отжиманий с колен.

Закончив моцион, снова сел за медитацию. К сожалению, следующий кусок оказался в десять раз больше прошлого — меньше на сгустке не нашлось, но я не унывал.

«Жив-здоров, руки, ноги, голова на месте — значит, не пропаду».

Помятуя о последствиях медитации, я решил разбить её на две части по шесть часов. Тем более, как раз после первого сеанса придёт с новостями Семён.

Сегодня я вошёл в транс в два раза быстрее. Точнее, это было его некое подобие.

Дело в том, что время внутри сознания могло идти гораздо быстрее, но для этого требовалось погружаться на разные уровни его бытия. В прошлой жизни я входил в состояние потока за долю секунды, и для меня там пролетали целые часы. Это как быстрый сон наяву.

Мои нынешние навыки ни в какое сравнение не годились со способностями архимага, но там я потратил на обучение девяносто лет, а тут только начал… К тому же пока я пришёл ко всем этим знаниям, пока додумался, тоже немало времени ушло. Здесь же я стартую уже с готовым багажом опыта и знаю, как можно делать, а как нельзя, так что процесс пойдёт быстрее.

Уровней могло быть бесконечное множество, но для этого нужно иметь твёрдую ментальность — иначе есть риск застрять и действительно тронуться умом. Потому я и развивал копии сознания, чтобы перепоручить им рутинные задачи, а самому сосредоточиться на важном.

Для меня сложнейшей преградой стал пятый уровень — дальше заглянуть не получилось, но и этого никто достигнуть не смог, максимум — третий. И то это мой ученик Валлард. Ему ещё предстоит долгий путь…

«Я буду по тебе скучать, друг», — с грустью подумал я о достойнейшем правителе.

Дверь отворилась, и вошёл Семён.

— О, проснулись, барин, а я с гостинцами, — улыбаясь, громко прокряхтел старик.

В этот раз, помимо первого, он смог урвать пяток сырников. Да таких, что таяли во рту. Чудо, а не еда.

— Зиновье подмог с вёдрами, вот и поделилась, — похвастался дед, непроизвольно щупая себя за бицепс.

— Я ж говорю — лев, — одобрительно кивнул я, уминая красный борщ.

До конца наказания оставалось ещё три дня, и за это время я должен подготовиться к любым неожиданностям, но в открытую заявляться здравомыслящим не собирался — нужно добыть побольше информации.

— А книжка, что же — не трогали, вашбродие? — поинтересовался Семён, чтобы перевести тему, дюже он горд был собой и смущался.

«Святая простота», — вздохнул я и перевёл взгляд туда, куда он показывал.

— Ах, это, извини, что-то не заметил в темноте, отличная работа, что тут у нас?

— Молитвослов, — с придыханием ответил дед.

— В смысле? — я убрал в сторону ложку и быстро пролистал страницы со знакомыми буквами, складывающимися в какие-то полустихи-полупоговорки. — Магия? — деловито переспросил его.

— Да вы что, барин? — в глазах деда мелькнул испуг. — Это же, ну, Бог, — он уважительно воздел палец к небу.

Я уже понял, что эта суеверная книжица ничего, кроме восхваляющих или просящих стишков, предложить не может, так что отдал её крепостному назад.

— Молодец, Семён, но будем честны, я пока не в состоянии объять умом такую мудрость, мне бы что полегче, а? Может, захудалый какой-нибудь учебничек магии завалялся, а? Поищешь? Уважь барина.

Старик погладил задумчиво бороду и, наконец, кивнул.

— Хорошо, кажется, у Глашки младшенький, как в училище отправился, оставил одну книженцию. Попробую выпросить, но просто так она не отдаст…

— А сколько еë сыну лет? — поинтересовался я, снова возвращаясь к трапезе.

— Второй десяток пошёл уже, ещё учится.

— Поди, без гроша она, Глашка?

— А то как же, — вздохнул дед. — На стипендию живёт охламон её…

— Тогда сделаем так: дуй ко мне в комнату, я помню там сундук стоял с одеждой, выбери самые подходящие и чистые рубахи, — я проглотил кусок варёной картошки, — штаны замшевые, — напряг память, к счастью, она у меня была почти фотографическая, — они немного намараны, но ничего — отстирает. И сапоги, узнай размер и выбери под него, понял?

Дед неодобрительно покачал головой.

— Посекут меня барин, ой посекут, сдаст дура…

— Дурак ты, Семён. Какая мать не захочет добра единственному дитю? Главное, на глаза никому не попадайся, а я потом скажу, что выкинул всё это тряпьё или сжёг. Только сделай всё как надо, — пригрозил я ему пальцем.

— Хорошо, Артём Борисыч, будет выполнено.

— Вот и славно.

Дед помялся ещё немного у двери, будто хотел что-то спросить, но вздохнул и закрыл за собой.

Я вновь вернулся к медитации. Моя ближайшая задача в этом мире — заставить ману циркулировать по всему телу, чтобы не оставалось никаких сгустков.

Это позволит начать практику с расщеплением сознания, погрузиться в медитации на другие уровни бытия, улучшить тело и добраться до гемофорсной техники с высвобождением убойного количества энергии из крови. Маны для этого требуется ого-го.

И, кажется, я понял, почему распадались рунические круги — не только из-за разницы в символике. Поясню на примере: кружку удобней лепить из податливой глины, нежели цельную высекать из камня. Теоретически можно пытаться колдовать по-старому, но лучше встроиться в уже существующий порядок, может, в нём будут какие лазейки, что дадут мне преимущество.

Через шесть часов я устало потирал глаза и разминался. Осталось время на походить туда-сюда и вскоре я лёг спать. Утром всё повторилось — боль полностью ушла из ног. Адаптация завершилась.

Семён принёс ещё немного новостей. Отец в отъезде, через неделю на каникулы приезжает мой брат Александр, третий по старшинству. Первый месяц лета позади. Мы немного поболтали, и дед отчалил. Сказал, что вещи постирал сам, чтобы «презентабельней» были, когда договариваться пойдёт.

Я похвалил за находчивость. Сейчас те сохнут в сарае, где ночует крепостной, а завтра при всём параде Семëн пойдëт меняться.

«Мой первый винтик, кажется, заработал», — я довольно потёр ладошки и сошёл ко сну после всех тренировок. Холод всё ещё беспокоил, но не так сильно, как в первые разы. Семён даже забеспокоился, что у меня на щеках румянец, думал я «того», но быстро успокоился, когда увидел обратное.

Хороший он всё-таки человек. На таких земля держится.

Кусочек маны разогрелся наполовину, когда пришёл черёд покинуть место заточения. В этот раз спустилась ехидно настроенная Марфа — хотела посмотреть на пресмыкающегося и околевшего от голода «младшенького».

«Выкуси, карга вредная».

— А ты, а я… — она даже дар речи потеряла, увидев, что я из погреба выхожу ещё более здоровый, чем до попадания туда.

— Доброе утро, Марфа, — я не стал провоцировать злопамятную бабу. Ещё щëлкну еë по носу — всему своё время.

Я прошёл мимо твёрдым шагом и жестом приказал одному из её бугаёв, Мишке-Шатуну, не прикасаться ко мне.

— Сам пойду.

Детина перевёл взгляд на въедливое лицо Марфы и пожал плечами.

— Хорошо, барин.

Меня представили пред очи матушки. Та о чём-то совещалась с пухлощёкой ключницей, а в сторонке от них стояла молоденькая курносая девушка. При моём появлении она подняла глаза к потолку и состроила рожу, мол «опять этот юродивый». Знакомьтесь, моя младшая сестра Анна. Оторва, губительница мужских сердец и весьма злая на язычок особа.

— Это ты, Артём, подожди, — повелительно сказала дворянка в золотисто-синем сарафане, вышитым всевозможными цветами.

На вид обычная одежда, какую я подмечал и у других жителей поместья, но шею Ольги Дмитриевны украшало ожерелье из отборного крупного жемчуга.

Помятуя о своём сумасшествии, я спокойно запустил палец себе в нос, чем вызвал раздражённый косой взгляд у Анны, а когда я вытер руку о дебиловатого сопровождающего, она в возмущении отвернулась. Бугай и вовсе ничего не заметил. Он от усердия пыжился весь как рак и смотрел вперёд в пустоту, ожидая новых приказаний.

— Всё, иди, — махнула ключнице мать. — Ну что, сын мой, скажешь в своё оправдание? Зачем опять нарушал порядок? — спросила она меня, но я не успел открыть рот, как влезла востроносая Анна.

— Да что ты с ним каждый раз, как с нормальным разговариваешь, мама? Не видишь, он не понимает он тебя. Пусть это позорище идёт обратно в свой клоповник, от него воняет, — она раздражённо махала веером, пытаясь отогнать от себя стойкий запах немытого мужского тела.

— Аня, — одёрнула её благородная госпожа. — Не думаешь ли ты, что если называть его дурачком, то он наберётся ума? Скорее наоборот, станет им быстрее. Мы уже говорили об этом…

— Да помню я, помню, — со злостью сжала она кулачок, ей было семнадцать, но вела она себя со всеми как прожжённая тридцатилетняя стерва. — Он днями напролёт пускает пузыри из слюней и ссыться в постель, мне даже противно стоять рядом с ним. Какой там дворянин? Только в цирке уродцем выступать. Может, продадим его? — с надеждой посмотрела она на мать.

— Цирк, я люблю цирк, — пробормотал я, привлекая к себе внимание. — Аня красивая, её все любят, — наигранно дебиловато протянул я, вспоминая, как Семён рассказывал про приезжую труппу.

Сестра презрительно сморщилась, но косой уголок рта показывал, что ей нравилось, когда её восхваляют. Даже такое ничтожество, как умалишённый братик. Вот только рыбка глубоко заглотила крючок.

— Усатый дядя циркач сильно-сильно любит Аню, — со знанием дела кивнул я и уселся на пол, изображая, будто рассматриваю витиеватый узор ковра. — А… а я тоже хотел в такую игру поиграть, можно, мамуля?

— Какую такую игру и что ещë за дядя? — встрепенулась барыня и порывисто подошла ко мне. Я смущённо хихикнул и продолжал ковырять ворсинки.

Тогда Ольга Дмитриевна присела рядом и взяла меня за руку. Её острые скулы подчёркивали аристократическую худобу, а пронзительные синие глаза искали взгляд сына.

— Скажи маме, в какую игру играла твоя сестра? Что ты видел?

— Она будет ругаться. Я не скажу, — я поломался для проформы, а сам чуть ли не хохотал от вида взъерепенившейся Анны, та была готова лицо мне расцарапать.

Сама напросилась — я никого не оскорблял и не спущу такого обращения. Впредь будет знать.

— Всё хорошо, я обещаю — она не тронет тебя, — в голосе послышались стальные нотки, и Ольга качнула головой, убирая пышные пшеничные волосы назад.

— Усатый дядя вот так губами делал, — я показал губами трубочку в сторону ошарашенной сестрёнки и живописно причмокнул несколько раз.

Мать разъярённо обернулась к ней, а я не упустил такого шанса и коварно подмигнул дурёхе, ещё больше выводя из себя.

— Мама! Он врёт, он всё придумал! — гневно топала она ножкой, а на щëки словно стыда плеснули.

— А Аня потом тоже вот так чмок-чмок-чмок, а дядя потом руками вот так… — я потянулся показать на благородной барыне блудливые руки циркача, но та отстранилась.

— Достаточно, — резко прервала она меня, грудь гневно колыхалась, ей было стыдно за дочку, тем более перед всё слышавшими дворовыми — не пройдёт и дня, те разнесут и приумножат слухи.

— Ты поверишь ему, а не мне? — со слезами в глазах спросила капризная дочка.

— Конечно, ему, ты же сама сказала, он дурак, но откуда ему знать, как целоваться, если он всю жизнь просидел в комнате?

— Он… Ему… — но договорить она не успела, так как получила громкую пощёчину.

— Выйти всем! — повелительно приказала Ольга Дмитриевна.

Я покинул покои барыни и с наслаждением слушал вой таскаемой за косу наглой сестрички и ругательства матери.

«Какая же услада для ушей», — улыбка невольно сама наползла мне на лицо, придавая колорита мнимому сумасшествию.

После обеда на кухне меня снова отвели в злосчастную комнату. В первую очередь я вызвал к себе Семёна, велел поменять постельное бельё и притащить вёдра с тряпками.

— Да что вы, барин, что вы делаете-то? Побойтесь бога! — вцепился он в мою швабру и попытался отнять костлявыми руками.

— В чём дело?

— Я сам, я всё сам, если увидят… Нет, нет и ещё раз нет, — твёрдо закончил он, но я не сдавался.

— Семён, вдвоём быстрее. Запри дверь, я всё равно помираю тут со скуки, а ты мне нужен и для других дел.

— Блажь, блажь барская, — бурчал дед, но постепенно сдался, и мы прошлись сначала веником, а потом устроили влажную уборку. Я хоть и был воспитан в знатной семье, но большую часть жизни провёл в путешествиях и не чурался ручного труда.

Стало гораздо свежей, а когда ещё и проветрили, то помещение и вовсе заиграло другими красками. Игрушки и прочий хлам решили пока не выбрасывать, чтобы не вызывать подозрений.

Наконец, Семён ушёл, и я смог со спокойной душой помедитировать. Сгусток сам собой не рассосётся. В этот раз на тот же результат — ушло шесть часов. Мне принесли на ужин запечённого карпа, вкуснющих лисичек, салат из помидорок и хрустящий мягкий хлеб, тающий во рту.

Все яства уничтожились вмиг. Я немного размяк после уборки и возвращения из холодного погреба, но всё же заставил себя пять часиков помедитировать, затем размялся перед сном, и, едва коснувшись мягкой подушки, тут же отключился.

Наутро пришёл радостный и взъерошенный Семён. Старик под мышкой нёс заветный фолиант.

— Обменял, обменял, барин! — потрясая им в воздухе, ликовал дед. — Ух и долго ж уламывал Глашку, так и так, мол, говорит, что делать, если заметят… Да ты ж совсем сбрендила? Ну, кто там что увидит, малой в столице, поди кому оно надо всматриваться в спиногрыза твоего?

— Молодец, Семён, знал, что тебе можно доверять, — я взял в руки затасканную книжицу, дышащую на ладан, и аккуратно пролистал несколько страниц. — А теперь неси завтрак, — велел я ему.

— Сей момент.

Будучи наказанным, я питался один раз в сутки. Сейчас же мой рацион включал в себя три приёма пищи, и это не могло не радовать. Ведь чем качественней еда, тем быстрее я восстанавливаюсь, и лучше проходят медитации. Работы — непочатый край. Месяца на три точно, но это при старых исходных.

«Ещё бы помыться», — после того как проветрил комнату стало ясно, что у парня с гигиеной не ладилось, плюс сказалось недельное заключение в погребе.

Короче, до книги я добрался после еды и медитации. Ей оказался самоучитель по рунам. Система чем-то была похожа на знакомую мне магию прошлого мира, за несколькими различиями. Здесь почему-то нет динамичной привязки показателей заклинаний друг к другу.

То есть, чтобы повысить температуру огня, требуется танцевать с бубном и вносить коррективы в каждую характеристику, а это: количество маны, коэффициенты трансформации, подвижности, иллюзорности (этот пункт при создании настоящего огня сводился на ноль), временной диапазон, импульс, форма и сила пламени…

В системе рун из моего мира всё было проще: изменяешь один показатель, а остальные сами подтягиваются, но это ничего, освоюсь. Главное, что суть понимаю.

В общем, не даром магии учились столько лет, но такое чувство, что здесь она застряла на первом этапе развития. Все эти ненужные ответвления можно было сократить и усовершенствовать для быстрого использования.

«Ужас», — я опытным глазом листал и листал древний учебник и всё больше поражался безалаберности его создателя.

Эта книжица была скорее вредна и могла сбить с истинного пути начинающего мага. Однако в ней я нашёл нужные мне переменные и теперь сидел заучивал язык создания рун. Помимо этого я выяснил, что вся здешняя магия делится на три вида: атакующая, защитная и особняком стояла некромантия. Хотя то же самое можно сказать и про защитную. Ведь о ней было написано лишь три строчки, что сей вид практикуют только служители церкви Клирикроса.

«Ну, это мы ещё посмотрим», — сказал я себе.

Время пролетело быстро, и вместо Семёна обед мне принесла та самая Глашка. Я спрятал книгу под одеяло и прикинулся занятым, махая перед собой игрушечной сабелькой. Женщина помялась возле двери и робко прошептала: «Спасибо». Скорее для себя, чем для меня, но я всё равно услышал.

Обед и снова медитация, потом учебник, ужин, короткая тренировка и сон.

Утром я смог отколоть тот самый злосчастный кусок и тут же «расплавил» его на составляющие для мускулатуры. Этот эффект позволил мне выжать целых десять классических отжиманий и ускорил в дальнейшем моё развитие.

Через Семёна получилось выбить банный день, и я с наслаждением попарился и избавился от грязи, ощутив приток свежести. Даже дышать стало легче, будто расправились лёгкие.

На второй день я прочитал весь учебник и запомнил все переменные. Быстрочтение и фотографическая память перекочевали вместе со мной в это юное тело, так что новые знания я впитывал как губка.

— Что ты там делаешь, братец? — спросил меня вернувшийся из академии Александр.

Я как раз думал, как бы улучшить структуру воздушного щита, на который потратил весь свой скудный запас маны. Пришлось в спешке разорвать рунический круг, что разбросало нити воздуха и опрокинуло стулья.

— А-Александр, — улыбнулся я дурачком, после того как встал с пола.

Пришлось картинно шлёпнуться — это вызвало дикий хохот у непрошенного родственника.

— А ты всё такой же глумной, ха-ха, — подходя ко мне, он грубо пнул в сторону коня-качалку и присел рядом, положив мускулистую руку мне на плечо. — Слушай, Артёмка, айда со мной на охоту? Не надоело тут тухнуть? Соглашайся, — он нагнулся поближе. — Дичь постреляем, девок за сиськи полапаешь, ты ведь у нас в этом мастак?

— Ага, — я слишком усердно пустил поток слюней и заставил этого идиота отпрянуть подальше — не нравился он мне, как и его наигранная заботливость с фамильярностью. Парню от роду двадцать лет, ещё жизни не нюхал, а так нахально ведёт себя с теми, кто слабее, не дело это. — Сиськи-и-и…

— Ну и мерзкая же ты тварь, — он всем видом излучал дружелюбие и даже порывался погладить меня по голове, но вдруг передумал. — Сидишь тут как свинья, да? Счастливая свинка.

— Ты свинка? Да-да, поедем, хочу на тебе покататься, — я оттопырил пальцем ему нос заставив дëрнуться.

Очевидно, этому ненормальному доставляло глумиться над младшим братом, говоря ему всякие мерзости, но при этом ласково и как бы невзначай, чтобы не выдавать себя.

— А я тебе леденец принёс, поиграем, как раньше, а? — со злобным блеском в глазах сказал Александр. — Смотри, ой, упал, — он уронил себе на кожаный коричневый сапог золотистого петушка, — руками нельзя поднимать, помнишь правила? Только губами.

— Да! — я радостно поднял руки вверх, одной из которой как бы невзначай врезал по виску братца сабелькой.

«Жалко у меня вся мана использована, подпалил бы твою надменную задницу», — молнией пронеслось в голове.

Я всё больше и больше убеждался, что в этой семье мне не видать уважения. Значит, будем его завоёвывать. Даже если надо будет вправить мозги каждому жителю поместья.

— Ты чего?

— Да! ДА! — громко прыгал я на кровати и старался как можно больней бить по рукам подлого насмешника. Заодно привлёк к себе внимание дворни.

— Что у вас тут происходит? Всё хорошо, Александр Борисович? — спросила ключница, оказавшаяся рядом, а за дверью я увидел выглядывавшего беспокойно Семёна; он гримасничал, надеясь, что я пойму всё по бородатому морщинистому лицу, но я притворился, что не заметил его.

— Да, — процедил сквозь зубы брат. — Мы уже закончили.

— Охота, охота! — я продолжал прыгать и в конце кинул саблю в спину начинающему магу.

На это он успел отреагировать и выставил моментально барьер, в котором игрушечное оружие застряло, как ложка в сметане.

— Хочешь назад? — повертел он в руке.

— Да, отдай.

— Ну, тогда лови, — он бросил слишком резко, но я сделал вид, что поскользнулся и игрушка угодила в окно, разбив стекло в дребезги.

Когда обернулся, Александра уже и след простыл. Позвали плотника, а пока он возился, вставляя раму обратно, ко мне подошёл изнывавший всё это время Семён.

— Барин, тшш, Артём Борисыч, я тут такое узнал, — начал он издалека.

— Семён, давай сразу без подробностей, и ближе к делу, — я уже успел изучить его витиеватую манеру подачи, и если старика вовремя не приструнить, он растянет свою речь на добрых полчаса.

— Подслушал я, значится, разговор сестры вашей и Алесандра Борисыча. Не соглашайтесь на охоту!

— Это почему же? — я внимательно следил за каждым проходящим крепостным и по лицам старался понять, кому тут можно верить, а кто желал мне зла.

— Загубить хотят вас, — громко сглотнув, прошептал Семён.