Первый шаг Некроманта. Том 2

Глава 4 Владимирский анатомический театр

Я оттолкнул от себя горящего противника, предварительно обработав ножом его бок. В коридоре поднялась паника, а из-за пара, что растëкся от водного щита некроманта видимость резко упала.

Ломоносов вышел с мечом и, пока нас не залили магией, расчистил вход от взбесившихся химер. Те были слабыми, но в большом количестве. Некоторых, типа гигантской гусеницы с выпученным человеческим глазом на голове, можно было без зазрения совести раздавить.

Я так и хотел поступить, но эта дрянь провалилась в тень и выползла двумя метрами дальше. Видимо, разработка для слежки, только вот зачем она здесь? Её убил заряд молнии, выпущенный магом-инвалидом, подползшим к краю дверного проёма. Складывалось впечатление, что Лазаревич открыл все свои закрома и выпустил тварей на волю для отвлечения внимания.

Основной костяк нападавших составляли смеси хищных животных. Тигры с рогами и шипастым хвостом, или дикая собака с пятью змеиными головами на спине, будто вылезавшими из позвоночника — каждая так и норовила укусить ядовитыми зубами. Это что касалось новоприбывших, перепрыгивавших своих поверженных собратьев.

Наконец, мы смогли освободить площадку, и в последний момент я еле успел увернуться от кислоты, тут же разъевшей кирпич позади. Теневое скольжение сработало как надо. Пинком я оттолкнул шестиногую шавку в панцире и поджарил её обычной струёй огня. Круги держал наготове.

После пореза я чувствовал себя в состоянии драться дальше, но со вторым заходом не спешил — если промахнусь, то сильно ослабну.

Из тумана вышел длинноногий Лазаревич.

— Отдайте пленников, Артьём. Ми договоримся, тебге сохранят-т жиснь, а ми вернёмся домой. Зачем фсё усложнять? — рядом с ним людей больше не осталось, видимо, те защищали вход в лабораторию, потому что оттуда доносились громкие звуки магической перестрелки.

— А я вот думаю сделать из тебя и твоих ребят человеческую многоножку, только ты, чур, в середине будешь. Попробуешь на вкус новую жизнь…

— Глюпый малчишка! Я хотел тебя пощадит, но ти сам виноватая… Виновистый…

— Виноват, — поправил я его, но Карл вконец съехал с катушек и зашипел что-то на своëм утробном ломанном языке

Он гневно распростëр руки и из каждой, словно извивающиеся хлысты, вырвались тëмно-зелëные нити и присосались к двум умершим химерам.

Обуглившиеся трупы наполнились энергией и даже появились новые ткани, заменившие собой мышцы. Среди них знакомый уже мне Иван Петрович — изуверы каким-то образом сумели разморозить башку купца, и теперь она красовалась с вываленным, раздувшимся синим языком на туловище двухметрового медведя. Тот в нетерпении ломал пол, разбрасывая в стороны камни.

Вторая химера — летучая мышь. Ей просто вскрыли черепную коробку и запихнули человеческий мозг. Он как вязанная розовая шапочка с прожилками колыхался на её голове. Сама же тварь имела размах крыльев в полметра.

Я думал, она будет нападать исподтишка, но вместо этого с ходу едва не вывела меня из строя конусом звуковой волны. Однако я успел ознакомиться с этим типом магии на дуэли с Мещерским, потому был готов. Всего-то нужно было пустить ей навстречу цилиндр воздуха и атака развеется.

Но расслабляться некогда — тот самый пëс со змеями смог обогнуть «Петровича» и бросился на меня в лобовую атаку. Я наказал его вырвавшимся из земли каскадом огненных шипов. Даже отскакивать не пришлось — химеру объял огонь, и та жалобно заскулила.

Вот ещë одна особенность этих подчинëнных существ — чувство боли никуда не девалось. А вот с поднятыми медведем и мышью было по-другому. Это, по сути, некроморфизм, только химерический. Тем и выгодно это направление некромантии — у твоего существа считай две жизни: одна реальная и одна загробная. Но возни с ними гораздо больше.

У химер высокая смертность, прежде чем они войдут в стабильную фазу и некроманту нужно много расходного материала: постоянно ухаживать за «питомцами», лечить. Без этого они разваливаются. Однако есть и плюсы: друидизм здесь не нужен, потому что теряется сама суть животного.

Они становятся составными: двух-, трëх-, пяти-, десятисущностными и более, в зависимости от силы и опыта хозяина, а также его целей. Высокая вариативность животных — вот основной плюс химеризма, но это лишь верхушка айсберга.

Венцом этой ветки некромантии считаются скрещивания человека с животными и где-то там, в тëмных глубинах непознанного, возбранявшиеся Ложей гибриды людей с людьми. Запретный плод любого химеролога: попытка вывести единый конгломерат из множества людских мозгов с целью изучения принципиально иной магии и усовершенствования уже существующей.

Это даже звучит мерзко. Всё это я узнал позже на беглом уроке Аничкова. Он также сказал, что подобное под силу только Девятому, потому это ещë одна причина, почему за мной откроют сезон охоты.

Лазаревич отошёл назад — контроль некроморфов отнимал много концентрации, но перед этим он всё же умудрился ещё раз кинуть в меня кислотой. Я её так называл за смертоносные свойства — так-то это была непонятная мне энергия в жидком виде зеленоватого цвета. Что-то на некромантском в общем.

Летучая мышь меняла позицию, а медведь, отпинывая трупы сородичей, решил просто зажать меня в угол. В него полетела молния, но не затормозила — мертвецам она не особо страшна. Слева сражался Ломоносов и когда на него вдруг выпрыгнул рогатый тигр и едва не укусил за ногу, в ход пустил свою магию друид.

Так как большая часть сущности этого животного была кошка, то маг через силу смог влезть к ней в сознание и остановить атаку, животное замахало головой из стороны в сторону, Иван этим грамотно воспользовался и снёс ему верхнюю часть черепа.

Твари не повезло, но то же самое можно сказать и о друиде. Его затрясло, изо рта пошла красная пена, и вскоре он скончался от внутреннего кровотечения, открывшегося по всему организму. Смешанное сознание химеры и воля некроманта не простили такой беспардонный контакт с пограничной формой жизни.

Ломоносов, уничтоживший всю мелочёвку и тигра, развернулся помочь мне с медведем, но был атакован летучей мышью. Та, открывая пасть, засыпала моего спутника серповидными звуковыми лезвиями, которые при контакте со стенами вызывали противный уху писк, заставляя вздрагивать, а если задевали тело, то ранили как острейшие мечи.

— Я справлюсь! — крикнул я Ивану и перехватил нож в левую руку. Что ж, если Лазаревич в состоянии полумедитации, значит, можно потратить и круги. Я переформатировал их в ветер, камень и огонь.

Пора пофантазировать. Я взял за основу ветряную гигантскую руку, которую уже использовал на дуэли против заносчивого Шеина. В этот раз я её наполнил каменным содержимым, а за подвижность и эластичность будет отвечать ветряной каркас.

Человекоголовый медведь уже заносил надо мной лапу, чтобы переломать кости. Я бы мог выпустить своё творение сейчас, но оставался последний штрих, нужно больше времени, потому пришлось прыгать на второй уровень бытия. Всё замедлилось. Я добавил огня для создания кипящей массы, но равно так, чтобы рука оставалась твёрдой.

«Готово».

Снова вынырнул и выпростал ладонь вперёд. Она управляла моим фантомом, поэтому туша зверя соприкоснулась с плавящейся массой, а затем под магическим давлением оттолкнулась назад. Я сделал обхватывающее движение пальцами, будто брал в руку палку, и камнеладонь взялась за торс медведя.

Послышался запах жжёной шерсти. Когтистые задние лапы зацарапали пол, а передние пытались разорвать указательный и большой палец. Петрович давился слюной, силясь проговорить единственную известную ему фразу, но лишь пучил глаза.

Я не расслаблялся и подготавливал следующую партию кругов. Как выяснилось не зря. Голова купца так бешено закрутилась, что из неё выскочил один глаз. Видимо, это стало последней каплей, и химера вдруг сама покрылась коркой льда, так ещё и руку мою с шипением объяла.

— Ваня, давай вниз! — прокричал я, потому что оставаться без обзора было опасно. Мы, откашливаясь, протолкнулись обратно. Ломоносов схватил за шиворот выжившего безногого мага и тащил его, как есть, скатывая по ступенькам. В свою очередь, калека прикрывал нам тыл, отстреливаясь молниями и матерясь, как сапожник. Маны у него немного осталось, потому он решил потратить еë остатки с пользой.

— Всем спрятаться! — закричал я, когда мы ворвались в тюремный блок.

Повсюду замельтешили нырки в тень, и дети в секунду залетали в камеры и прикрывали за собой двери. Кстати, пока мы дрались, они где-то откапали свечи и расставили их повсюду, что создавало целую какофонию теней.

«Молодцы» — похвалил я мысленно этих маленьких бойцов.

Моя фантомная рука меж тем оледенела и разбилась ударами лапы зверя. Ломоносов перехватил меч поудобней, но внезапно его одолел приступ влажного кашля.

— С тобой всё в порядке?

Вместо ответа его вырвало кровью, причём так не вовремя — звуки спускающейся твари уже были совсем рядом. Я холодным умом оценил ситуацию, схватил этого святошу за шиворот и как мешок картошки забросил в ближайшую камеру, хлопнув дверью.

— Нет, стой… — дослушать его я не успел, но главное — парень теперь под защитой стен.

В каменную плиту врезался звуковой луч, оглушив меня на одно ухо. Я прыгнул теневым скольжением назад, разрывая дистанцию. Сверху летала крылатая тварь, по полу гремел разогнавшийся медведь. Один за другим я совершал эти теневые прыжки спиной вперёд и в какой-то момент снова перешёл на второй уровень бытия.

«Сочетания трëх стихий или даже четырëх тут не поможет» — быстро соображал я. — «Здесь нужно покончить с ними одним махом, чтобы не успели навредить детям».

Хоть те и закрылись у себя, всë равно оставалась опасность, что химеры заклинаниями продолбят дыру в одной из стен и будут жертвы.

Также я не мог долго скакать и отстреливаться. Чувствуется уже усталость. Монстры если и не убьют меня сразу, то вымотают, а потом довершат начатое.

«А что мешает мне второй раз использовать нож? »

Химеролог уже выкатил свой главный козырь — из всех химер в живых остались только эти две. Плюс маги снаружи ещë чуть-чуть и пробьются. Даже если я словлю истощение, то продержусь против обычных атак некроманта теневым скольжением.

Всë это проносилось в голове в считаные секунды, и, не успел внутренний голос закончить последнюю фразу, как круги уже формировались в новое заклинание, основу которого я вычитал из французского учебника по рунам.

Символов было больше обычного из-за расширившихся на двадцать процентов кругов и даже замедление хода времени еле хватило, чтобы закончить всë тык впритык.

Для уничтожения медведя мне нужно пробить ему человеческий мозг. То же самое касается и летучей мыши. Настройки стихийных элементов были очень сложными. И в большей степени здесь сыграла связка «тень-камень», но основой была сцепка «огонь-земля-ветер».

Я материализовал раскалëнный твëрдый шар размером с человеческую голову. Затем вынырнул обратно в реальность и полоснул руку ножом. Меня отбросило далеко назад, а заклинание повисло в невесомости, засасывая в себя окружающий воздух.

Я понял, что не успею укрыться и, скорее всего, тоже помру от своей же магии, к тому же больно ударился затылком и в глазах поплыло.

Когда я сфокусировал взгляд, то увидел ту самую девушку, предводительницу мелких. Я посмотрел на неë, потом на дрожащий от напряжения шар, и, кажется, она догадалась о грозящей мне опасности.

Летучая мышь судорожно била крыльями, пытаясь выровнять полëт, а медведь развернулся и уже улепëтывал, буксуя на месте.

Я облизнул губы, и перед самым взрывом девушка исчезла, растаяв в тени, а затем еë рука вынырнула из пола и затащила меня в потусторонний мир.

Время тут в прямом смысле остановилось. Я даже успел рассмотреть, как мой огненный шар распадается на сотни кусочков. Это была первая фаза и первая сцепка из трëх стихий.

Весь мир вокруг был серым с прожилками тьмы, но долго находиться тут невозможно — пространство оказалось безвоздушным. К тому же метров через десять я видел одну лишь черноту, словно мы в куполе и дальше двигаться нельзя. Девушка тянула меня к сверкающей белым «проруби». Такая же была и позади. Та, через которую я вошëл сюда.

«Вход и выход» в потусторонний мир. Подозреваю, что этих «дыр» на самом деле больше, но так как я «пассажир» нам доступно только две. Также здесь можно передвигаться, пока хватит дыхалки.

Мы снова очутились в реальности, и я быстро захлопнул за собой дверь, ведь снаружи наступила вторая фаза: «тень-камень». Тонкая настройка передвижения каждого осколка, наложенная сверху предыдущей схемы.

Суть была в следующем: частям придавалось начальное ускорение втянутым в сферу воздухом. Если они сталкивались с поверхностью, сделанной из камня, то проваливались в тень и происходил реверс движения, но каждый раз под разными углами.

Выглядело это так, будто снаряд долетал до стены, исчезал и потом без какой-либо задержки вылетал обратно по чуть изменëнной траектории. Столкнуться между собой они тоже не могли, ведь все состояли из камня и при контакте расходились дальше.

Получалась такая бесконечная бомбардировка, превращавшая в сито любой живой организм. Да, камни останавливались, застревая в телах химер, но на это и был расчëт: медведь замедлился и хромал, а летучая мышь упала на пол и вскоре получила летальный удар по мозгам. А через пару минут голову «Петровича» тоже прострелили насквозь.

— У тебя кровь из носа идëт, — сказала мне девица.

Я вытер еë рукавом. Голова кружилась, а в ушах поселился надоедливый писк. Из-за этого я не мог понять, можно уже выходить или нет. Решив не испытывать судьбу, я подождал пару минут и вышел.

Оставшиеся обломки лежали на полу. Я опëрся о стену и пошëл ко входу. Из камер высовывались любопытные мордашки и изучающим взглядом смотрели на меня.

— Всë хорошо, скоро всë закончиться, — успокаивал я их

— Дядя, дайте я вам помогу, — ко мне вышла босая девочка лет десяти и протянула грязную ручонку.

— Ого, ну давай, — улыбнулся я и поместил еë мелкую ладонь в свою.

— Осторожно, тут ступеньки, — сказала она, когда мы дошли до лестницы. — Меня зовут Марина, а вас как?

— А я Артëм, — ответил я, внимательно прислушиваясь. — Марин, давай поиграем в одну игру, — сказал я и погладил еë по голове, — в прятки. Ты хорошо умеешь прятаться?

Она серьëзно на меня посмотрела, но всё же кивнула.

— Сейчас сюда придëт один дядя, мне нужно с ним поговорить, а ты в это время запрись вон там и не выходи, пока не позову хорошо? Сделаешь всë правильно — угощу тебя яблочным пирогом, идëт?

Она ничего не ответила и забежала в камеру, прикрывая дверь. Хмурое лицо высунулось в щёлочку напоследок.

— Дядя Артëм, ты только не умирай, обещаешь?

Я отвернулся, чтобы она не видела набежавший на лицо оскал, и самостоятельно пошëл в центр коридора, капая кровью на пол.

— Обещаю Маришка, ну всë — закрывайся.

Я стоял и ждал, пока ко мне спустится некромант. У Лазаревича был примерно пятый или шестой шаг. Но следует учитывать, что тот, прежде всего, «учëный», а не боевой некр с передовой. Он сражался преимущественно через химер.

Я подозревал, что любой другой классический тëмный маг задал бы мне жару, но тут повезло напороться на «гражданского».

— Артьëм, как ни карашо, — твëрдо ступая вперëд, ответил Карл. — Я же передупреждал быть плохо не послушаешь. А теперь твоя конец.

— «Тебе конец», выучи уже нормально язык, бездарность.

— Задирайся сколко влезть. Ты проиграл, — высокомерно ответил Лазаревич и засунул руку во внутренний карман халата.

— Я не про это.

— Как интерейсн.

— Твои химеры — полнейшая серость, ты как учёный не состоялся. Насколько же груба эта работа — ты только посмотри, — я пнул дохлую летучую мышь. — Что это? Почему у неё мозг вывален наружу, где защита? Почему бы не увеличить размеры животного или уменьшить сам орган? А это что? — я передвинулся к медведю и взял «Петровича» за волосы сбоку и показал ножом на загноившиеся швы. — Антисанитария! У тебя там всё гниёт! — я повысил голос, а походу ошалевший Лазаревич даже забыл, зачем он тянулся за пазуху и привстал на цыпочки. — Дай угадаю — ты лечил его раз в неделю, так? Я имею в виду тело козла, но здесь та же проблема.

— Откуда ты знать?

— Да потому что сепсис, ты бы ещё ржавой пилой головы резал. Давай, — махнул я рукой, — побольше дряни, пусть останется на тканях.

— А что с пилой нелзя быль? Какой разниц? Он мёртв, что ему за дело…

— Серьёзно? — я даже наклонил голову набок.

— Ему чистка нужен каждый месьяц! Глюпый Барядинска сынок.

— Ну, так если грамотно всё сделать — лечил бы раз в месяц, а выходит все четыре! И зачем гусенице глаз приделал? Более бесполезной хрени я ещё не видел.

— Да что ты понимайт⁈ — затрясся от праведного гнева Лазаревич. — Ты никто, даже первый шаг нет, а я шестой, слюшай меня малчишка: хватит ругайт мой труд. Я столько сил на него отдать…

— Да что толку, если он бесполезен? Медведь с головой человека, что за бред… Ты ради чего пожертвовал мощными челюстями? Вот этими гнилыми зубами «Петрович» должен меня кусать?

— У него сильный лап! — сорвался на крик Карл. — Мозга сложно вынимайт…

— Ты безнадёжен, я думаю, тебе это всю жизнь говорили, начиная с отца, что не прав?

— Мой фатер уваж-жаемый человек в Федерация! Не сметь! Сейчас ты умирать болна, ох как болна Артьём.

Он что-то сжимал в кулаке.

— Настолько уважаемый, что не уделял времени сыну? Поэтому ты решил сунуться в человеческий химеризм, чтобы тебя похвалили? Чтобы папочка заметил, как ты стараешься? Потому что всё, что он тебе говорил: «Этого недостаточно, Карл, ты мало работаешь над собой» и даже когда ты делал успехи, он тебя не хвалил, а журил пальчиком: «Только не зазнайся, сынок, рано расслабляться». Ты жалок. Мне смотреть на тебя противно — весь твой труд насмарку, — я сделал шаг вперёд и положил нож на ладонь, нужная последовательность заклинаний уже сгенерировалась, пока мы тут болтали. — Я бы сделал намного лучше.

— «Ты выложийся не на полную, Карл», — шмыгая носом, сказал длинноногий Лазаревич, его глаза предательски блестели от накативших слёз и ещё больше разошлись в стороны, создавая жуткое впечатление.

— Что ты сказал?

— «Ты выложийся не на полную, Карл»! — крикнул на всю комнату Лазаревич. — Это говорить мой отец.

«Надо же, а я от балды ему всякой чепухи нагнал».

— Ти прав, Артьём, я бейздарен, но об этом должен знать толко я, — с этими словами он разжал кулак и я увидел засушенного богомола длиною с ладонь. — Умги! Омн, омн, — он засунул эту дрянь в рот и торжествующе на меня посмотрел, поедая насекомое.

Я скривился от отвращения.

— Если ты голоден, мог бы сожрать Петровича… Ох, ты ж…

Я не успел закончить свою шутку, потому что лоб Лазаревича раздулся, а глаза отодвинулись к виску, безостановочно увеличиваясь и делясь на фасетки. Вместо челюсти вылезли крепкие и острые жвалы. Туловище выросло почти до потолка, а руки поломались буквой «N», тут и там обрастая крючковатыми зазубринами. Тазовый аппарат некроманта задрыгался, а затем выплюнул ещё одну пару тонких ног, в то время как задница рывками вытянулась в дольчатый кабачок брюшка и заполнила собой лестничный проём.

Грёбаный химеролог сам стал химерой!