По следам басмачей

Гибель проводника

После тяжелых походов дивизион остановился на отдых у колодца Дюсен-Каскан. Закончив осмотр взводов, командир дивизиона собрал командиров.

— Пятьдесят процентов в "обновке", — начал он свою обычную беседу с нами — Я прошел всю гражданскую войну от командира эскадрона до командира полка, но такого не видывал. Правда, в то время бойцы были одеты кто во что горазд. Оборванных и босых тоже хватало, но одетых в мешковину, как сейчас, я еще не видывал. — Он засмеялся. — Но ничего, переживем и это. В пустыне, кроме басмачей, никого нет, девчата тоже вас не видят.

Мы весело переглянулись. Все бойцы зашумели оживленно. Митраков сказал:

— Бойцы отлично знают обстановку, товарищ командир дивизиона. Это временное явление…

— Верно, товарищи! Пройдут годы, но мы всегда будем помнить эти походы. Может быть, и о нашей борьбе кто-нибудь скажет доброе слово. Очень хотелось бы!

Он задумался — было что вспомнить нашему командиру Молчали и мы.

— Давайте теперь поговорим о своих планах, — прервал он затянувшееся молчание. — Теперь нам пора потревожить недобитые группы бандитов. Возможно, что они за эти пять дней тоже успели отдохнуть и привести себя в порядок. Так что им не придется на нас обижаться. — Он улыбнулся. — Сегодня перед заходом солнца наш проводник Жеке в районе старой зимовки, в двадцати километрах отсюда, заметил пасущихся коней. Насчитал более пятидесяти. Это наверняка басмаческие кони. На рассвете пошлем Жеке на разведку, а группа бойцов на машине выступит следом. Если басмачей там не окажется, то разведывательная группа проедет дальше — до самого колодца. Это километров тридцать — тридцать пять от старой зимовки. Товарищу Митракову подготовить разведывательную группу!

Проснувшись задолго до рассвета, я увидел Жеке, седлавшего своего серого скакуна. Он был уже одет, с винтовкой за спиной, с патронташем на поясе.

К задней луке седла привязан бурдюк с водой. Конь нетерпеливо перебирал ногами.

Когда я подошел к Жеке, он весело улыбнулся и поздоровался:

— Салям!

— Салям, салям, Жеке! — я пожал его худощавую, по очень крепкую руку.

— Ну, собрались в путь? Как отдохнули?

— Очень хорошо! Особенно сегодня. Даже во сне видел свою семью, разговаривал с моей любимой дочкой. Как будто она плачет и говорит: "Когда же ты приедешь совсем?" Сын тоже как будто стоит около меня, тихонько всхлипывая. Жена успокаивает детей: "Не плачьте, он уже вернулся". Дочь снова спрашивает: "А где ты, папа, так долго был?" — Я смеюсь и отвечаю: "Волков и шакалов гонял в пустынях", — и глажу ее по черненькой головке… Вот какой хороший сон! Очень скучаю о детях, потому и вижу такие сны.

— Жеке, дорогой мой, наш скромный труд не пропадет даром. Придет время, когда все люди земного шара будут жить в мире.

— Да, сынок, я согласен с тобой. — Его веселые искристые глаза погрустнели. — Разве убивать друг друга — приятное дело? Вот ты совсем молодой, недавно женился, а даже не знаешь, где находится твоя жена и кто у вас родился: сын или дочь. Отец и мать тоже волнуются, не знают, жив ли ты…

— Жеке, скоро мы покончим с басмачами, а великий Октябрьский праздник будем праздновать дома! — заверил я.

— Я тоже так думаю. — Он лихо вскочил в седло.

Я пожелал ему счастливого пути и предупредил, чтобы был поосторожнее. Жеке поехал на юг. Я долго еще стоял и смотрел ему вслед, пока он не скрылся за барханами.

В течение пяти месяцев я хорошо изучил, кто он и откуда родом. Бывший пастух и вечный батрак. До Советской власти с байскими стадами он исколесил эти пески. Пережил много трудностей и унижений от баев. Молчаливый, но очень добродушный, со спокойным характером, Жеке сразу завоевал симпатии и уважение бойцов. Отличался он исключительным трудолюбием. Его руки ни минуты не были без дела. Во время отдыха его можно было видеть то за починкой снаряжения, то за чисткой оружия. Часто, подсев ко мне, просил рассказать о Ленине. Исключительная у него память. Жеке запоминал самые мелкие детали и подробности. Как проводник этот человек вообще был незаменимым в нашем дивизионе…

Нам стало известно…

Еще не рассветало, когда Жеке подъехал к старой зимовке, где никого не обнаружил. Он решил доехать до холма, возвышавшегося в полукилометре, и с него осмотреть местность. Там же он решил дождаться машины с разведывательной группой.

Он не спеша тронул скакуна, и вдруг справа, из глубокой лощины, вынеслась на конях группа басмачей. Они разделились на две части — одна начала отрезать ему отход, а другая неслась прямо на него.

Его окружили со всех сторон. Поняв безвыходное положение, Жеке вскинул винтовку и громко крикнул:

— Не подходите, сволочи! Даром меня не возьмете!

Вид его был, по-видимому, очень страшен в эту минуту. Басмачи не решались приблизиться.

— Хватит, собака, сдавайся, конец тебе пришел! — кричали они издали. Но ни один из бандитов не двинулся к нему.

Жеке пришпорил своего серого скакуна, крикнул:

— Вперед!

Конь взвился на дыбы, закусил удила и рванулся вперед. Жеке первым выстрелом почти в упор свалил одного басмача. Другим убил коня под одним из бандитов, который рухнул и придавил хозяина.

Басмачи не стреляли, боясь попасть в своих. Но не успел он еще раз перезарядить винтовку, как несколько человек набросили на него цепкие арканы. Его тут же стащили с коня, вырвали винтовку и связали руки. Началось зверское избиение.

Басмачи выбили Жеке правый глаз и все зубы. Он потерял сознание. А когда пришел в себя, услышал обычный вражеский вопрос*

— Кто ты такой, для чего сюда ехал?

Он упрямо мотнул окровавленной головой, и снова засвистели над ним камчи.

— Где кызыл-аскеры?

— Сколько их?

Каждый вопрос сопровождался ударом.

Он молчал. Они снова и снова задавали вопросы и ни на секунду не переставали извиваться плети.

— Ты коммунист? Ты активист?

Он с трудом приподнял голову и смело ответил;

— Я еще не коммунист, но вместе с ними!

Жеке с насмешкой оглядел притихших бандитов.

В это время один басмаческий наблюдатель, стоявший на холме, сообщил, что вдали показалось еле заметное облако пыли и движется сюда, по-видимому машина.

Жеке заткнули рот тряпкой и взвалили на одну из лошадей.

Главарь дал команду сделать засаду:

— Без моей команды не стрелять! Пропустить машину к холму и отрезать отход. Подпустить машину не дальше как на сто метров и открыть огонь. Лошадь смертника привязать на холме, на видном месте, как приманку кызыл-аскерам. По местам!

Часть конных басмачей укрылась в лощине справа, а другая — в лощине слева и на старой зимовке. Жеке увезли подальше. Его охраняли три бандита.

Услышав разговор о машине, Жеке повеселел: появилась надежда на спасение. Но тут же он с тревогой начал думать о своих товариш. ах: как предупредить их? Он попробовал высвободить руки — напрасно. Тогда он рванулся изо всех сил, выбил из седла одного бандита и сам упал. На него сразу навалились, прижали к земле.

Сбитый басмач крикнул:

— Возиться с тобой некогда, а живым не оставим и он вытащил нож.

Его повернули лицом на запад. Последнее, что увидел Жеке перед смертью — это ослепительно сверкнувший нож…

Свершив кровавое дело, три басмача побежали в засаду. А Жеке, залитый кровью, остался лежать на песке. Его любимый скакун, крепко привязанный к кустарнику табулгу, ржал, бил передними копытами землю и рвался с привязи, словно хотел прийти на помощь своему другу.

Шестеро бойцов-разведчиков с командиром отделения Сигалаевым, с пулеметом в кузове машины, остановились в километре от старой зимовки. Сигалаев стал смотреть в бинокль.

— Серая лошадь на холме. Это, кажется, конь нашего проводника. Чтобы мы его не искали, он привязал скакуна на видном месте.

Он передал бинокль пулеметчику.

— Да, точно, это его конь, — подтвердил тот через минуту.

Сигалаев еще раз внимательно осмотрел местность в бинокль, но не обнаружил ничего подозрительного.

Высокий, стройный, всегда подтянутый, Сигалаев был младшим командиром, аккуратным и дисциплинированным. Бойцы отделения любили своего запевалу и весельчака.

Шофер Чистяков, постукивая по скатам машины заводной ручкой, тревожно поглядывал на младшего командира и пулеметчика. Что-то тревожило его. Может быть, эта настороженная тишина в этой всегда обманчивой пустыне?

Его машина не знала преград, не задерживалась даже в непроходимых песках. Видавшая виды АМО всегда находилась в образцовом порядке. Не ошибемся, если скажем, что это была первая машина в тысячеверстной пустыне…

Но сейчас замечательные люди не подозревали, что находятся всего лишь в километре от затаившегося врага, что через несколько минут на них обрушится шквал свинца.

— Чистяков, поехали прямо к коню! — сказал Сига-лаев. — Не только басмачей, самого Жеке не видно. Видимо, уснул в ожидании нас…

А басмачи, затаив дыхание, не выдавая себя ни единым звуком, наблюдали за машиной.

Остановка машины встревожила их.

"Может быть, какой-нибудь наш ротозей высунулся из укрытия и выдал нас?" — подумал главарь.

Вдруг машина тронулась с места и покатила прямо к старой зимовке. Басмачи, находившиеся рядом с главарем, воскликнули:

— Тахсыр, тахсыр! Машина идет прямо на нас!

Злорадство охватило их.

Главарь указал пальцем на нескольких джигитов:

— Ты, ты, ты и ты, стреляйте в шофера. А остальные — по аскерам в кузове. Только по моей команде!

Он думал: "Аскеры будут уничтожены, а машину захватим. Но кто же сядет за руль? Среди нас нет шоферов. Жаль, жаль, мы бы ездили. Но черт с ней, сожжем и конец. Я сегодня отличусь со своими джигитами. Всем станет известно, а от курбаши получим щедрую награду".

Обильный пот струился по его лицу — он был взволнован и своими мыслями, и всей обстановкой.

Машина была уже в ста метрах. Бойцы в кузове стояли во весь рост. Пулемет был установлен над кабиной шофера.

Командир отделения левой рукой держался за кабину, в правой сжимал винтовку.

Басмачи, увидев ствол пулемета, направленный в их сторону, немного растерялись и, недолго думая, открыли внезапный ураганный огонь. Шофер Чистяков получил ранение в левую руку. Сигалаеву оторвало два пальца и раздробило ложе винтовки. В кузове было ранено еще три бойца.

Чистяков не растерялся, круто развернул машину и под градом пуль погнал ее назад. На большой скорости АМО наскочила на кочку — лопнули передние рессоры. Но шофер гнал и гнал машину.

Со стороны старой зимовки все еще продолжали стрелять.

Из засады выскочили конные басмачи и с гиканьем помчались за машиной. Их встретили пулеметным и винтовочным огнем. Хотя прицельного огня и не было, но басмачи не осмелились приблизиться. Машина ушла от басмачей.

Проехав километров пять, разведчики остановились. Перевязали раненых. Машина тоже порядком была изуродована: кузов изрешечен пулями, переднее окно кабины разбито.

Через час разведчики были у себя.

Командир отделения Сигалаев подробно доложил о засаде басмачей на старой зимовке.

Я не дождался конца доклада и нетерпеливо спросил:

— Значит, Жеке погиб?

Сигалаев, немного помолчав, сказал:

— Вероятно, погиб…

Командир дивизиона, оценив обстановку, пришел к выводу:

— Басмачи после своей неудачи оставаться там не будут. Возможно, они уже подались к своей базе или к колодцам. Надо ехать немедленно.

Командир дивизиона оглядел нас.

— Ну, кто поедет со мной, товарищи командиры?

Кто же мог раздумывать? Согласился поехать и Клигман.

Верхом мы их не догоним. За ними угнаться можно только на машине. Товарищ Дженчураев с одним отделением и станковым пулеметом поедет со мной. Взвод Н-ского дивизиона с ручным пулеметом тоже поедет с нами. Политрук Клигман и Митраков останутся с остальными людьми здесь.

Через двадцать минут мы выехали на двух машинах. Бойцы рассуждали:

— Неужели наш проводник погиб?

Другие не допускали мысли о его смерти:

— Возможно, жив, только басмачи его забрали с собой.

— Как хорошо знал он все тропинки! Другому понадобилось бы много времени, чтобы изучить эту местность.

— Каким он был хорошим человеком, все его называли отцом.

— Приедем, разобьем этих шакалов и выручим его. Только бы жив был.

Бойцы горестно вздыхали.

Сократив путь, мы поехали напрямик к ближайшему колодцу, километрах в пяти от старой зимовки.

В пути обнаружили много свежих конских следов, ведущих к колодцу, куда мы ехали.

Пленные рассказали нам…

Главарь банды, встав во весь рост из-за укрытия, не знал, что делать. Выхватив из-за голенища сапога камчу, сломал рукоятку и отбросил камчу в сторону. Он проклинал на чем свет стоит своих джигитов, понуро лежавших в укрытии.

— Я же говорил стрелять в шофера! Почему плохо целились? Пулемета испугались, ишаки вислоухие! — с пеной у рта ругался он.

Джигиты молчали. Наконец, один из них, не поднимая головы, сказал заикаясь:

— Аллах свидетель, как я целился. Прямо в шофера. Первый раз, когда он приблизился, выстрелил. Второй — когда он поворачивался.

Другой басмач ввернул уже посмелее:

— Я тоже целился хорошо. У них, наверное, машина покрыта железом, которое не пробивает пуля.

В этот момент вернулись две группы, преследовавшие машину. Увидев разгневанного главаря, остановились в сторонке.

— Чего молчите? — напустился он на них. — Около сорока человек не могли справиться с машиной, с шестью аскерами. Почему упустили, я спрашиваю?!

Один из басмачей, набравшись смелости, стал объяснять:

— Машина гудит. Из винтовки и пулемета обстреливают и бомбу бросили. А лошади шарахаются в сторону, никак близко не подъедешь. Эту шайтан-машину разве догонишь?

— Эх вы, упустили из рук такую добычу. Теперь нам нужно поскорее убираться и присоединиться к нашему отряду. Аскеры сейчас тут будут!

Главарь поднял поломанную камчу, вскочил на коня.

— Быстрее! — крикнул он.

Банда помчалась на юг.

Водитель передней машины умело вел ее между кочками, прокладывал путь. За ней шла вторая. Часто буксовали в песке. Тогда бойцы спрыгивали с машины, толкали ее и подкладывали попоны под скаты.

Вода в радиаторе кипела. Водитель ворчал:

— Черт побери, ну и местность!

Проехали километров сорок и оказались на более ровной местности. Остановились.

Шофер вышел из кабины, проверил скаты, залил радиатор. Убедившись, что все в порядке, снова сел за руль.

Бойцы с жадностью припали к флягам. Командир отделения предупредил их:

— Вода еще нужна будет, не пейте много. Прополощите во рту — и хватит.

Мы так и делаем.

Командир дивизиона, я, проводник Гали и командир взвода Н-ского дивизиона вышли на небольшой холмик.

Гали первый начал объяснять, указывая на юг:

— Видите вон те барханы? За ними урочище Кара-Ункюр (Черные пещеры). Там есть несколько колодцев с пресной водой. Потом вода будет только через шестьдесят километров. Барханы можно объехать справа, там место ровное.

Мы долго просматривали местность из биноклей. Но ничего подозрительного не обнаружили. Что было за песчаным холмом — не могли видеть.

— По машинам! — скомандовал командир дивизиона. Поехали дальше. Подъехали к высокому холму, снова остановились.

— Отсюда надо понаблюдать, — сказал проводник Гали. — С самой вершины хорошо виден Кара-Ункюр.

с вершины холма и простым глазом видны и кони, и овцы, и верблюды. Их было много. Люди суетились возле колодца, видимо, поили скотину.

Метрах в ста от колодца стояло с полсотни оседланных коней.

Группа людей в стороне торопливо вьючила верблюдов какими-то тяжелыми тюками. Тут же, в стане, под огромными котлами, пылал огонь. Дыма не было видно, по-видимому, подкладывали сухой саксаул. На восточной стороне паслись сотни две стреноженных коней.

В сторонке от котлов сидело полукругом много басмачей, о чем-то оживленно переговариваясь.

Проводник Гали неотрывно смотрел в бинокль.

Вдруг он громко сказал:

— Я вижу коня нашего Жеке!

— Да ну?!

— Где же?

Заволновались мы.

Он точно указал нам место, и мы на самом деле увидели серого коня нашего Жеке. Это произвело на всех тягостное впечатление…

По нашим подсчетам, басмачей было около трехсот. Банда, устроившая засаду на старой зимовке, тоже находилась здесь.

После обеда и короткого отдыха они, конечно, снимутся со своего стойбища и перекочуют в другое место. Надо было действовать.

Решили нанести внезапный удар с двух сторон: с востока и запада в тот момент, когда они будут заняты едой.

И только мы наметили предварительный план действий, как из лагеря выехали в нашу сторону два всадника. Это были разведчики.

Метрах в шестистах от нас они поднялись на холм, понаблюдали минут десять и повернули своих коней назад. Машины были тщательно замаскированы. Заметить нас они не могли.

Тем временем суета в лагере прекратилась, басмачи приступили к еде.

— Товарищи командиры, пора действовать! Иначе нам бешбармака не останется, — пошутил командир дивизиона.

Мы спустились с холма. Бойцы с жадностью докуривали "козьи ножки".

— Курите, курите, товарищи! Не скоро придется снова закурить. Сейчас начнется горячая схватка, не до курева будет нам, — сказал командир дивизиона.

Погода была жаркая. Еле-еле ощущался ветерок. Небо было чистое-чистое, словно выстиранное.

Лагерь басмачей находился на ровной местности, но за колодцами местность была сильно пересеченная.

Бойцы сели в машину; приготовили оружие, и мы двинулись в объезд барханов. Я со своей группой закрыл отход басмачам на запад, а другой взвод с тремя отделениями должен был нанести удар с востока.

Внезапное наше появление с двух сторон создало в лагере панику: люди, кони, верблюды, бараны перемешались, трудно было разобраться в этой каше. Многие побежали ловить стреноженных коней, часть бросилась бежать ка юг, беспорядочно отстреливаясь. Человек сто всадников успели занять выгодный рубеж в урочище Кара-Ункюр, находившемся в километре от басмаческого лагеря.

Чтобы не дать конным басмачам уйти и прорваться на юг, на машине перебросили станковый пулемет и закрыли им путь. Пулеметчик заставил залечь пытавшихся прорваться. Теперь они полностью были окружены нашим отрядом со всех сторон.

Упорный бой продолжался до самого вечера. Басмачи несколько раз пытались вырваться из окружения, но безуспешно. Куда бы они ни сунулись, их встречал ураганный огонь.

На моем участке к вечеру сосредоточилось около восьмидесяти басмачей. Они заняли выгодный рубеж и ожесточенно оборонялись. Их цель была ясна: затянуть бой до темноты и под покровом ночи уйти в пустыню.

Нам удалось, пользуясь пересеченной местностью, подползти к ним метров на пятьдесят. Приготовили пулемет. Нас разделяла продолговатая возвышенность, восточная и западная стороны которой были обрывисты. Басмачи занимали восточный склон обрыва, а мы — западный.

Наше неожиданное появление на таком близком расстоянии ошеломило их. Мы кричали им:

— Сдавайтесь, все равно вам не уйти!

Они отвечали:

— Ждите, когда у верблюда хвост отрастет до земли, — и открывали ураганный огонь. Под прикрытием нашего пулемета и лучших стрелков отделения Артамошкина и Тимофеева мы приблизились к басмачам и бросили одну за другой четыре гранаты.

Пользуясь их замешательством, я поднял отделение, и мы ринулись в атаку. И сразу очутились над обрывом как раз в тот момент, когда басмачи пытались сесть на своих коней. Пулеметчик Киров стал бить по ним длинными очередями.

Я и несколько красноармейцев спрыгнули с обрыва. Он был глубиной метра три.

И только я выпрямился после прыжка, как вдруг сбоку выскочил на меня огромный детина, в черной войлочной шляпе, с винтовкой в руках.

От такой неожиданной встречи мы оба опешили на секунду. Он хотел выстрелить в меня, но я машинально, ударом своей винтовки, выбил у него оружие и коротким выпадом нанес удар штыком. Он, не охнув, свалился.

В этот момент бежавший за мной пулеметчик Киров, не успев спрыгнуть вниз, вскрикнул и упал. Тяжело ранил его затаившийся бандит. Но и он, не успев даже перезарядить винтовку, ткнулся носом в песок от меткой пули подносчика патронов.

Под обрывом около пятидесяти всадников в панике спешно покидали поле боя. Они хотели прорваться на восток.

Однако дружный огонь отделения заставил их повернуть и укрыться за холмом.

При вторичной попытке прорваться на восток их встретили огнем станкового пулемета, который уже подтянули сюда.

В этот момент появился над обрывом командир дивизиона. Бандиты, укрывшиеся в пещерах, открыли по нему бешеную стрельбу. Он залег и стал отстреливаться.

Бандиты в пещерах оставались в нашем тылу. Их надо было уничтожить. Это и сделали два бойца отделения, забросав их гранатами.

В самый разгар преследования восточной группы басмачей вырвался из массы убегающих всадник на быстром сером коне. Конь был всем знаком, он принадлежал проводнику Жеке.

Командир отделения крикнул:

— Не стреляйте в коня! Цельтесь в бандита!

После нескольких выстрелов всадник ткнулся в гриву головой и свалился. Конь, почувствовав свободу, повернул в нашу сторону. Взмыленный, дрожа всем телом, прискакал он к нам. На крупе были видны темные полосы от басмаческой камчи.

После боя у убитого бандита нашли винтовку Жеке. Из ножен извлекли большой кривой нож, рукоятка была в крови.

— Это кровь нашего проводника. Этим ножом он его зарезал, — в гневе сказал пулеметчик Старостенко…

Основные силы крупной банды в этом районе были наголову разбиты. В том числе был уничтожен и главарь банды, устроивший засаду нашей разведывательной группе на старой зимовке.

Утром мы прибыли на зимовку и там нашли засыпанное песком, истерзанное до неузнаваемости тело Жеке. Бойцы тяжело переживали утрату этого замечательного человека.

Похоронили его на холме, где, как приманку на самом видном месте, привязывали басмачи скакуна проводника.