По следам басмачей

У колодца Дахли

— Присядьте, товарищ Рахимбаев! Вы готовы к отъезду?

— Да, товарищ начальник. Зашел к вам кое-что уточнить и заодно попрощаться, — сказал Рахимбаев, продолжая стоять возле стула.

— Садитесь, садитесь. — Начальник протянул открытый портсигар с папиросами, закурил сам и подошел к закрытому сейфу.

Рахимбаев помял папиросу в пальцах и задумался.

Едва только начальник отдела подошел к сейфу, Рахимбаев сразу подумал о том, что тот уже знает все его мысли.

"Даже не спросил меня ни о чем! Вот как работают старые чекисты!" — восхищался он.

Начальник отдела сел на свое место, открыл папку и протянул Рахимбаеву пожелтевшую фотокарточку.

— Еще раз присмотритесь хорошенько. Это белогвардеец — штабс-капитан царской армии. У него раньше были пышные усы, а теперь он отпустил бороду. В настоящее время его кличка "Казачок"… Перед самой революцией он служил в карательном отряде. В 1918–1919 годах сотрудничал с английской разведкой. Потом вместе с атаманом Дутовым бежал в Синь-Цзянь. Там организовал шайку бандитов, неоднократно переходил нашу границу и делал налеты на пограничные селения. Шайка была разгромлена, но он ускользнул. Хитрый и коварный враг. В совершенстве владеет узбекским, туркменским и казахским языками. Вот еще некоторые подробности: он возобновил сотрудничество со старыми хозяевами. Им, конечно, такие услуги были нужны, и он едет в Индию. Из Индии — в Иран. Оттуда недавно переброшен на нашу территорию для организации и руководства басмаческими шайками. Одним словом, матерый волк…

— Очень ясно! — Рахимбаев изучал фотокарточку.

— Он уже успел побывать в Красноводске, — снова заговорил начальник, — Кызыл-Арвате. В данный момент находится в Кара-Кумах у колодца Дахли, где сосредоточены крупные силы басмачей. С оперативной точки зрения "Казачок" является крупной фигурой. Одет он как и все басмачи. Только можно отличить по выхоленному лицу, раздвоенному подбородку, крупному носу и светлым глазам.

Учтите, вам необходимо держать связь с командирами воинских подразделений и оперативными работниками, которые будут действовать в этом районе. Его во что бы то ни стало надо взять живым.

Есть у вас вопросы?

— Мне все ясно, товарищ, начальник.

— Тогда действуйте. Желаю удачи!

Попрощавшись с начальником, Рахимбаев вышел из кабинета.

Что происходило в басмаческом стане…

Магомбет! Здравствуй, друг! Жив-здоров? Целый месяц не виделись мы с тобой. Я соскучился по тебе.

— О!.. Салям, салям, Турды. Я беспокоился, думал, что кызыл-аскеры поймали и посадили тебя за решетку.

Басмачи обнялись.

— Ну, что ты! Поймать меня не так-то легко! Я переоделся в простого дехканина и ходил как свой. Побывал везде: в городе, в аулах, даже заходил в учреждения и поручения курбаши выполнял. И знаешь, все вот так получилось! — Магомбет выставил большой палец. — От курбаши получил похвалу.

— А дальше? Дальше рассказывай.

— Помнишь, в заливе Кара-Богаз завод? Где мы перевешали много людей? Так вот, там стоят кызыл-аскеры и готовятся прикончить нас. А все население проклинает нас, называет бандитами и всякими отбросами. Вот такие дела, Турды. Но какие же мы бандиты и отбросы? Среди нас находятся богатые, умные и почетные люди, которые раньше были хозяевами аулов. А кем были бедняки тогда? Они перед нами ходили на цыпочках, поклонялись до земли. А сейчас?..

— Мой бывший пастух тоже стал активом, близко к нему не подойдешь! — перебив Магомбета, со злостью сказал Турды.

— А мой бывший пастух сейчас главный в сельсовете. Управляет аулом и все называют его аксакалом… Он всегда говорил мне: "Я знал тебя — бая. Много лет ты сосал мою кровь!" Какую же я сосал кровь? Он работал у меня, я кормил его, одевал, только не женил! А женить я был не обязан.

Турды и Магомбет тяжело вздохнули, и Магомбет произнес с грустью:

— Вернутся ли прежняя жизнь и наши права? Эх, тяжело на душе. Нам нужно добиться возврата прошлых порядков! Вот, друг, население нас считает бандитами и басмачами, а наших мыслей не знает.

— Я беседовал с людьми, обиженными на Советскую власть. Уговаривал присоединиться к нам. Но они колеблются и не верят в наши успехи. Они говорят: "Когда придут к нам на помощь войска из-за границы, тогда мы пойдем!" — Турды сплюнул с досады.

— Да, давно мы ждем аскеров из-за границы, а их не видно. Пришли бы хоть скорее, тогда к нам заспешили бы люди со всех сторон. Вот тогда разговаривали бы мы по-другому! — угрожающе заключил Магомбет.

И только Магомбет закончил, мимо них прошел человек средних лет с белым выхоленным лицом, водянистыми глазами, с крупным носом и аккуратно подстриженной бородой. На нем был чапан, как у всех, но его твердый военный шаг и подтянутая фигура выдавали кадрового служаку.

Магомбет приложил к груди руки и низко поклонился. Турды последовал его примеру.

Военный приветливо кивнул.

Турды с удивлением спросил:

— Кто это? У нас такого не было!

— Он уже целый месяц здесь. Учит нас, как воевать с красными. Прибыл издалека… Его прислали наши друзья. Вот, видишь мою винтовку? Это от них. Бьет точно! — Магомбет любовно провел рукой по стволу винтовки.

— Сразу видно, бывалый человек, — Турды прицокнул языком.

— Пустоголовых не пошлют! — Магомбет похлопал по плечу приятеля. — Наш предводитель перед ним на цыпочках ходит. Пойдем, я покажу тебе, что мы тут понастроили.

Они стали спускаться в котловину, изрытую окопами.

Подойдя к первой линии траншей, Магомбет начал объяснять:

— Видишь, друг? Вокруг колодца Дахли вырыты траншеи в две линии. Это первая линия, а вторая дальше на двести метров, она ближе к колодцу. Глубина траншеи — полтора метра. Стой и стреляй спокойно. Из первой линии попадешь во вторую — есть ходы. Они тянутся до колодца. Даже уборная есть, чтобы не выходить наружу. Во многих местах окопы и траншеи о крышей. Вон, видишь, для коней тоже сделано укрытие, И все хорошо замаскировано, даже за сто метров не заметишь. Местность видна, как на ладони. Если кызыл-аскеры начнут наступать, они будут хорошими мишенями. Но конным строем в атаку они не пойдут.

Все это мы настроили под руководством человека, которого ты сейчас видел. А людей у нас хватит. Колодец с хорошей питьевой водой в наших руках. Кызыл-аске-рам трудно будет здесь, в Кара-Кумах, без воды. Ты сам знаешь, в этих песках, если нет воды, то нет и жизни. Нам только остается ждать прибытия кызыл-аскеров. Мы устроим собакам хороший той!

Магомбет похлопал по плечу Турды, и они громко рассмеялись.

— Здорово вы поработали. Мы никогда не рыли такие ямы.

— Друг Турды, ты же ездил в разведку! Ну, как там? Не прибыли кызыл-аскеры?

— Как же, я уже доложил курбаши об этом. Я знаю, сколько их…

Магомбет с нетерпением спросил:

— А много их?

— В Кара-Богаз ночью на пароходе прибыл отряд кызыл-аскеров. Всю ночь я не спал. Наблюдал за ними. Утром они выгрузились и остановились недалеко от пристани. У них более двухсот кавалеристов, имеется четыре самбрека[4] и пулеметы. В город Кызыл-Арват прибыла тоже воинская часть, большинство аскеров — туркмены. Я думаю, что эти безусловно прибудут сюда. Радоваться нам, мой друг, еще рано, — заключил Турды.

— Пулеметы нам не страшны, а самбреки… это хуже… Магомбет покачал головой. Потом, как бы успокаивая себя и друга, сделал предложение:

— Мне кажется, что оба отряда вместе сразу сюда не придут. Недалеко от Кызыл-Арвата наши друзья. У них много сил. Так что один из красных отрядов останется там, а с одним мы как-нибудь справимся… — он махнул рукой.

— Посмотрим, кто кого возьмет. Пойдем кушать.

Они вышли из траншеи и направились к группе басмачей, которые расположились под кустарниками.

Наблюдатель басмачей увидел с высокого бархана большую колонну красных. Сломя голову он прискакал в укрепленный лагерь и доложил об этом курбаши.

— Очень хорошо. Мы их давно ждем. Последние дни у меня даже начал пропадать аппетит, — сказал курбаши, сверкая прищуренными глазами. — Идите и наблюдайте получше! Только замаскируйтесь как надо!

Низко поклонившись, наблюдатель ушел. Курбаши послал своих джигитов на другие посты, чтобы усилили наблюдение, а сам с переодетым советником взобрался на холм. Они начали наблюдать в бинокль за движением колонны кызыл-аскеров.

Прикладывая бинокль к глазам, советник сказал:

Красных около двухсот пятидесяти сабель. Это не страшно, а сзади артиллерия… батарея. Вот это нас потревожит немного.

Курбаши вздрогнул, но вида не подал, что испугался.

— Учтите, курбаши! Красные будут наступать сверху по склону холма. Для наших стрелков аскеры будут хорошими мишенями. Конным строем они нас атаковать не смогут, местность не позволяет.

— Пусть атакуют. Они сразу лишатся своих коней. Долго держать нас в осаде тоже не смогут: колодцев поблизости нет, без воды не продержатся.

— Дайте команду сотникам занять первую линию обороны. Остальных держать наготове! — сказал советник.

Курбаши, согнувшись, спустился с холма и пошел по траншеям.

Советник тоже тревожился, наблюдая за приближающейся конницей. Он думал: "Чем черт не шутит, у них батарея есть. А может быть, еще одна колонна появится? Под прикрытием батарей и пулеметов начнут штурмовать укрепления. Еще не хватало погибнуть в этой проклятой стороне… А моя карьера? Мои мечты? Будь они трижды прокляты эти красные, вместе с этими дикарями! Пусть дерутся, а мне надо поберечь свою жизнь!"

"Казачок" тяжело вздохнул и задумался. Вспомнилась беспокойная, в постоянных тревогах жизнь у многих "хозяев". Порой даже не понимал, что им надо, что требуют от него… И вот сейчас заслали в это пекло, в безводные и мертвые пески. Чует сердце недоброе…

"Вся надежда на коня, — вдруг подумал он. — Только скакун может вынести из таких песков. Надо сразу махнуть за границу!" — Твердо решил он.

Он вытащил сигару и прикурил от зажигалки. Сразу успокоился и даже ругнул себя за приступ малодушия. Разве не бывал он в подобной обстановке? Сколько раз ему улыбалось счастье и он уходил целым и невредимым от врагов…

Шаги курбаши за спиной прервали его думы. "Казачок" оглянулся. Курбаши уже полз к вершине, пот градом катился по его жирному лицу.

— Ну как? Что делают аскеры? — задыхаясь, спросил он.

— Видите? Приближаются их главные силы. А боевая разведка подходит к нашему наблюдательному пункту.

В это время наблюдатели басмачей, находившиеся на вершинах барханов, открыли огонь по разведке красных.

Завязалась перестрелка.

Басмаческий лагерь, насчитывавший более тысячи человек, закипел, как муравейник. Все забегали, засуетились, занимая свои места в траншеях. Заметна была паника.

Один из юз-башей набросился на джигита:

— Что с тобой? Еще бой не начался, а ты уже, как подстреленный заяц, мечешься?

_— Как же, тахсыр, когда гостей встречаешь, и то приходится волноваться. А сейчас воевать будем. Каждому жить хочется. А вам разве не страшна смерть?

— Ты, джигит, оказывается, только возле жены герой.

— Тахсыр, не только я волнуюсь. Посмотрите кругом. Многих охватил страх. Даже у некоторых желудки расстроились, забегались.

Юз-баши рассердился:

— Кто умрет, кто останется в живых — аллах знает! Иди на свое место. Не время сейчас рассуждать!

Несколько басмачей прислушивались к этому разговору. Потом они переглянулись и осуждающе посмотрели вслед уходившему юз-баши.

Басмачи с напряжением ожидали наступления кызыл-аскеров. Многие, глядя на запад, торопливо читали молитву, вымаливая у аллаха спасение.

А вокруг раскинулась обширная пустыня, молчаливая и неоглядная. Сыпучие пески лежали волнообразными складками, как волны застывшего моря. Песок остро поблескивал на солнце.

И вот прокатились один за другим взрывы гранат, застучали станковые пулеметы. В атаку, на самый трудный участок, пошли курсанты Ленинской школы. Это были храбрые ребята, хорошо подготовленные к боям во всех условиях.

Несколько раз ходили в атаку курсанты, все глубже вклиниваясь в оборону противника.

Рахимбаев с оперативным работником и несколькими бойцами находился на песчаном холме и наблюдал за полем боя. Но исход его уже был ясен: курсанты и кавалерийские части разбили у колодца основные силы банды, разрозненные группы басмачей в панике удирали в пески.

"Казачок", оценив положение, решил воспользоваться суматохой и ускользнуть. Он незаметно вывел из укрытия скакуна, вскочил в седло…

Рахимбаев заметил мчавшегося в их сторону всадника. Он дал команду, сел на коня и с двумя бойцами поскакал навстречу.

В руке всадника блеснул маузер. У Рахимбаева промелькнула мысль:

"Это не простой басмач. А вдруг это "Казачок"?"

Всадник круто повернул коня и поскакал на юг. Рахимбаев решил во что бы то ни стало взять его живым.

Началось упорное преследование. Трое выжимали из своих коней все, но враг уходил, от них.

— Жмите, ребята, он не должен уйти от нас! — крикнул Рахимбаев, вырываясь вперед. Треснул выстрел, и пуля пролетела над его головой.

— Стой, стрелять буду! — крикнул Рахимбаев.

Один из бойцов соскочил с коня и выстрелил в басмача из винтовки. Пуля, видимо, попала в руку — отлетел в сторону маузер. Но всадник пришпорил коня.

— Стреляй в коня! В коня! — крикнул на скаку Рахимбаев и сам выстрелил из нагана.

Конь под бандитом рухнул, подмял всадника, и они вместе сползли с высокого бархана.

Бандит поднялся на ноги, быстро вскарабкался на вершину и скрылся за барханом. Но разве уйти пешему от конного? Через несколько минут бандит был окружен. Он стоял затравленным волком, озираясь по сторонам, сжимая в руке клинок.

Рахимбаев сразу узнал в нем "Казачка".

— Казачок! — воскликнул он удивленно. — Далеко же ты забрался!

Непримиримая ненависть сверкнула в глазах врага, но тут же погасла.

— Что ж поделаешь?! Я в ваших руках! — сказал он и далеко отбросил клинок.

Пока Рахимбаев гонялся за "Казачком", курсанты Ленинской школы совместными действиями с кавалерийской частью управились с бандой. Очаг басмачей у колодца Дахли в песках Кара-Кумов был полностью разгромлен.

В этом бою многие курсанты показали образцы мужества и отваги, а у многих оборвалась молодая цветущая жизнь.

Вот один из них — воспитанник Ленинской школы Эрметов. Во время атаки он вскочил в траншею врага и оказался окруженным. Началась неравная рукопашная схватка. Эрметов заколол штыком несколько врагов, но сам был тяжело ранен. Его начали зверски пытать, добиваясь сведений о численности курсантов, о запасе питьевой воды и вооружения. Собрав остаток сил, Эрметов сказал:

— Напрасно стараетесь. От меня ничего не добьетесь.

Басмач ударил его ногой в живот. Эрметов плюнул ему в лицо.

Рассвирепевшие бандиты вспороли ему живот, рассекли грудь и вырвали сердце.

А вот другой боец Эркин — так ласково называли его товарищи. Когда красноармейцы приблизились к колодцу Дахли, перед его глазами встали разрушенный дом и изуродованные трупы родителей. Как ему хотелось отомстить насильникам, оставившим его круглой сиротой!

И вот он встретился лицом к лицу с басмачами.

Когда закипело сражение, он кинулся вперед, сразил несколько врагов, но выстрелом в упор один басмач тяжело ранил его. Истекая кровью, он упал неподалеку от вражеской траншеи. Под ураганным огнем противника товарищи оттащили его к своим.

У Эркина было прострелено легкое. При выдохе изо рта со свистом выходила кровь. Его жизнь висела на волоске. С большим трудом врач приостановил кровотечение. А через некоторое время Эркин приподнял отяжелевшие веки и еле пролепетал:

— Пи-и-ть.

Он остался живым, этот славный парень, и мне хочется рассказать о его жизни…

Родители Эркина от зари до зари гнули спину на бая. Но вот пришел великий Октябрь, и жизнь бедняков пошла по другому руслу… Советская власть дала вчерашним батракам и землю, и свободу, и новую жизнь. Но у молодой Советской власти было много врагов, и старший брат Эркина — Ибрай Муратов вступил в красный отряд, стал сражаться против басмачей. Замаскировавшиеся враги давно готовились отомстить семье Муратовых за сына — кызыл-аскера…

В одну из темных осенних ночей шайка бандитов собралась в глинобитном домике, на окраине села. На низком круглом столике дымил жировик. Курбаши, полулежа на подушках, диктовал мулле список активистов и честных тружеников, которых решили уничтожить той же ночью. Мулла быстро писал по-арабски. В молчании сидели несколько преданных курбаши бандитов.

Как только мулла закончил писать, один из них сказал:

— Тахсыр, этот Ибрай, сын Мурата, здесь. Видимо, будет ночевать сегодня дома. Удобный и подходящий момент, — он усмехнулся.

— Да, дорогой мой, ты прозорлив и догадлив. — Кур-баши одобрительно кивнул. — Не только Ибрая, а всю их семью нужно вырезать. Кто еще у них есть?

— Еще мальчик лет тринадцати. Зовут его Эркин.

— Это дело поручаю тебе. Бери сейчас надежных джигитов и сделай все без шума…

— Хоп, Тахсыр! Все будет сделано как полагается. Кроме аллаха, никто не узнает.

Бандит приложил левую руку к груди и низко поклонился главарю.

Вся семья старого Мурата была в сборе. Шумел самовар, на столе лежали вкусные лепешки. Приехавший на побывку Ибрай рассказывал, как их отряд громил басмачей. Вся семья слушала его с интересом.

Мать, тревожно взглянув на сына, произнесла;

— Сынок, будь осторожен, береги себя. У меня душа изболелась, время сейчас тревожное.

— Не беспокойся, мама, за меня. Ваш Ибрай всегда будет цел, — с улыбкой сказал сын.

— Мы с отцом только и думаем о тебе.

— Ибрай, сын мой, — тихо сказал старый Мурат, — и в нашем и в соседнем аиле есть подозрительные люди. Они, по-моему, держат связь с басмачами.

— Отец, поэтому сельским активистам надо быть начеку. О подозрительных людях надо сообщить. К следующему моему приезду узнайте точно, кто они? Я бы и сейчас занялся этим делом, но у меня нет времени. Я заехал только проездом повидаться с вами. Не беспокойтесь, скоро мы с ними рассчитаемся. У нас теперь хватит сил…

В этот момент зашел паренек и, поздоровавшись со всеми, обратился к Эркину:

— Эркин, пойдем ко мне ночевать. Я один, боюсь.

— Иди, иди, сынок, нам сегодня не скучно, — разрешила мать младшему сыну. — Мы с Ибраем еще посидим, поговорим.

— Эркин, не проспи, рано утром я уезжаю, — крикнул вдогонку Ибрай.

— Э-э… вы еще спать будете, я вашего коня накормлю, напою и оседлать успею, — весело улыбнулся Эркин…

Только начало светать, Эркин, тихо перешагнув через спящего товарища, побежал домой. Не заходя в дом, направился к сараю, где стоял конь брата. Ворота сарая были раскрыты настежь. Коня не было.

Его взяла досада, что он опоздал проводить брата. Дверь дома легко распахнулась — она была чуть приоткрыта. Сердце паренька тревожно сжалось.

В предрассветных сумерках он увидел разбросанные вещи, подушки, одеяла, битую посуду. На полу, в луже крови, лежали отец, мать и брат. Эркин похолодел от ужаса — трупы были изуродованы до неузнаваемости…

Эркин остался круглой сиротой. Шел 1921 год…

Эркин узнал подлинный облик врагов. На всю жизнь запала в сердце ненависть к басмачам, и он твердо решил:

"Вырасту — отомщу этим кровожадным басмачам".

После гибели родителей Эркин не остался на улице. Односельчане определили его в детский дом в городе Фергане. Тут он учился и воспитывался несколько лет. Потом по его просьбе направлен в Ташкентскую военную школу имени Ленина. Эркина приняли на подготовительное отделение, где собралась целая рота. Так и называлась она — "рота воспитанников при школе".

Незаметно пролетело время. Эркин стал красным командиром… Да разве только он один!..

Вместе со всеми здесь воспитывались и мои земляки: Султанов, Джумабаев, Деканов и Чотбаев Абдыбек.

Способным подростком был мой друг детства Чотбаев. Рано лишившись отца, батрачил он у багатеев, много увидел нужды и горя.

Один из эпизодов его жизни запомнился мне навсегда.

Дул холодный осенний ветер, моросил дождь. Я шел из города Токмака. Навстречу мне попался подросток Чотбаев, согнувшись под большой вязанкой курая. Он был босиком, весь потный, обессиленный. Увидев меня, бросил свой груз, вытер пот со лба.

— Куда несешь этот курай? — спросил я его.

— Из аила Чала-Казак в Токмак, продавать, — ответил он, снова вытирая пот.

— Это ты шесть километров топаешь с этим грузом?

— Ничего не поделаешь, жить чем-то надо, — ответил он грустно.

Немного отдохнув, Чотбаев подался дальше. Я долго смотрел ему вслед. Мне было жаль его.

Позднее, при встрече с ним, мы часто вспоминали незабываемые трудные годы и завидовали счастливой жизни нашей молодежи, которой не пришлось испытать всего этого.

Окончив военную школу, Чотбаев стал политработником. В период Отечественной войны был комиссаром полка, а затем политработником дивизии.

За проявленное мужество и отвагу в борьбе с врагами он был награжден несколькими боевыми орденами и медалями.

После тяжелого ранения у колодца Дахли Эркин был доставлен в госпиталь.

Врачи приложили все усилия — он поправился и снова стал в строй. А немного погодя Эркина и нескольких его товарищей вызвали в Кремль, и Михаил Иванович Калинин вручил им ордена Боевого Красного Знамени.