Мы с Клигманом стояли на холме.
— Джаманкул, видишь, кажется, возвращается Митраков со своим взводом из разведки. — Он указал на группу всадников.
— Не кажется, а точно он — рыжий! Даже вижу его облупленный нос, — пошутил я.
— Это ты уже слишком! — Клигман стал смотреть в бинокль. — Я в бинокль рассмотрел лишь его коня…
Мы, конечно, шутили. На душе было радостно — с басмачами покончено.
— Слушай, политрук, — не унимался я. — Я ведь тянь-шаньский беркут. А у беркутов зрение, ты сам знаешь, какое. У нас в горах водятся вороны. Киргизы их называют черными воронами; живут они на высоких скалах под самыми ледниками. В долины почти не спускаются. У них клюв красный-красный. Они летают совсем по-своему, то прижав крылья к бокам, то распластав их. Вот я и вспоминаю этих ворон, как только взгляну на Митракова с его облупившимся носом.
— Вот ты опять сочинил, я в жизни не видел ворон с красным клювом. — Клнгман смотрел недоверчиво.
— Если не веришь, приезжай к нам в Тянь-Шань. Разве не интересно посмотреть страну небесных гор? И вообще, политрук, я немного дурачусь сегодня. Потому что очень я соскучился по Киргизии.
Пока мы переговаривались, подъехал Митраков со своим взводом. С ним было пятеро пленных басмачей.
Я спросил:
— Друг, где ты их поймал?
— Черт побери, я с caмoro утра гонялся за ними, полдня скакал, кони прямо шатаются. Вот тебе нашел работу — допрашивай их и вправляй им мозги. Это, наверно, последние.
Митраков устало слез с коня…
Наш дивизион с первого дня борьбы вел самую важную и трудную разъяснительную работу среди басмачей, чтобы вернуть на правильный путь заблудившихся и насильно загнанных в банды. Большая часть этой работы выпадала на мою долю, как на владеющего местным языком.
Проведя политическую работу среди пленных, мы посылали их обратно в стан басмачей. В результате разъяснительной работы многие навсегда покидали басмаческую среду и возвращались к честному труду. Как это облегчало нашу борьбу!
После разгрома главных сил басмачей в Босога, Сары-Камыше, Кара-Ункуре и других местах бандиты приняли хитрую тактику: они уходили и скрывались мелкими группками в барханах. При встрече с нами никогда не принимали боя, ускользали от погони. Но при удобном случае делали налеты на селения, грабили и убивали.
Чтобы полностью ликвидировать множество таких мелких групп на большом пространстве, требовалось сосредоточить несколько воинских частей.
В сентябре — октябре 1931 года наш дивизион совместно с прибывшими на помощь Актюбинским отдельным дивизионом ОГПУ, Кызыл-Ординским дивизионом, дивизионом особого назначения, подразделениями Алма-Атинского кавалерийского полка войск ОГПУ и Казахским национальным кавалерийским полком под командованием Алиева полностью разгромили и ликвидировали басмаческие шайки в районе Устюрта.
В Кара-Кумах воинскими частями среднеазиатского военного округа были разгромлены басмаческие шайки. Часть оставшихся мелких групп сложила оружие и сдалась добровольно.
Отъявленные головорезы, не желавшие сдаваться, скрывались в самых глухих местах. Но мы все равно находили и вытаскивали их из своих берлог.
Некоторые пытались уйти за границу к своим хозяевам, но попадали в руки советских пограничников.
Итак, с басмачами, наймитами иностранных империалистов, навсегда было покончено. Коварные планы врагов, пытавшихся помешать строительству социализма в СССР, потерпели полный крах.
За семь месяцев наш отдельный оперативный дивизион ОГПУ совершил тяжелый поход по безводным пустыням в невыносимую жару, пройдя около семи тысяч километров. Личный состав дивизиона во время боевых операций показал высокие морально-боевые качества, преданность Родине. В битвах с классовыми врагами многие бойцы проявили отвагу и мужество. Навеки сохранятся в нашей памяти имена проводников Жеке и Гали, выходцев из бедных крестьянских семей, которые решили добровольно пойти вместе с нами бить врагов нашей Родины.
А разве можно забыть разведчиков Захарова и Малахова, отбивавшихся от басмачей до последнего патрона, погибшего на боевом посту начальника Гурьевского городского отделения ГПУ Фетисова!..
В боях с басмачами особенно отличились своей смелостью и находчивостью командиры отделений Покладов, Наумов, Сигалаев, помкомвзвода Хорошаев, пулеметчики Старостенко, Киров, Князев, красноар1мейцы Артамошкин, Тимофеев, Демин, Карандин, Тайлаков, Варин, Валиуллин, шофер Чистяков, оперативный уполномоченный окружного ОГПУ Попов и многие другие…
За проявленную отвагу и мужество в борьбе с классовыми врагами ОГПУ СССР наградило грамотами и именньнм боевым оружием с надписью: "За беспощадную борьбу с контрреволюцией" командира нашего дивизиона Сырма, командира кавалерийского национального полка Алиева, политрука дивизиона Клигмана и меня.
Выполнив боевое задание, мы 1 ноября возвратились в форт Шевченко, стали грузиться на пароход для отплытия в Гурьев. На пристани собрались жители, чтобы попрощаться с воинами. Сердечными были эти проводы. И мы все долго еще стояли на палубе и махали руками провожающим…
День был теплый. Лучи солнца играли на зеленоватой поверхности моря. Еле заметный прохладный ветерок едва рябил его. И опять я поразился, как и в первый раз, такому непонятному мне — жителю гор — обилию воды. И снова стали наплывать на меня мысли и думы о родном Тянь-Шане, о родных и близких, о семье. Но вдруг грянула дружная песня.
На зов Коминтерна — стальными рядами.
Под знамя Советов, под Красное знамя!
Мы красного фронта отряд боевой
И мы не отступим с пути своего.
Огонь ленинизма наш путь освещает,
На штурм капитала весь мир поднимает.
Два класса столкнулись в последнем бою,
Да здравствует братский Советский Союз.
Митраков взял гармонь, слегка склонив на бок рыжую голову, тронул загрубелыми пальцами клавиши, как бы проверяя все ли в порядке. Потом заиграл плясовую. Ноги бойцов, давно не касавшиеся деревянного пола, заходили ходуном.
Даже повар не выдержал и вышел на палубу с поварешкой. Долго он крепился, но не вытерпел и пустился в пляс.
Матросы парохода, заразившись общим весельем, попросили Митракова сыграть "Яблочко". Все смешались в азартной пляске.
Командир дивизиона вначале сидел спокойно, похлопывая в такт ладонью по колену. Но потом тоже пошел по кругу. Красноармейцы расступились. И он удивил всех своим мастерством.
Шофер Чистяков сидел сначала в своей машине АМО, с разбитыми окнами и простреленной десятками басмаческих пуль. Вдруг выпрыгнул прямо на середину круга, и сильные ноги легко понесли его по палубе.
Первый плясун дивизиона Киров сидел в стороне, не принимая участия в общем веселье из-за раненой ноги, но здоровой ногой в такт музыке выбивал дробь. Озорные юношеские глаза его блестели задором.
Плясали до тех пор, пока у гармониста не онемели руки и не позвали обедать. Вытирая пот с лица, одергивая гимнастерки, бойцы направились в столовую.
Все трудности, перенесенные за эти семь месяцев, остались позади.
Едва показался вдалеке Гурьев, все заволновались. Казалось, пароход идет слишком медленно. У каждого на душе были свои думы. Бойцов ожидали письма от отцов, матерей, друзей, любимых и нареченных невест. Многие городские девушки, успевшие познакомиться с бойцами и полюбившие их. тоже ждали прибытия парохода.
Митраков перебегал с одного места на другое и все наблюдал в бинокль. Политрук Клигман смеялся над ним:
— Чего ты бегаешь с биноклем, скоро и без него все увидишь.
— Никак сына своего не найду среди встречающих! Как же не бегать!
На берегу у пристани собрались все трудящиеся города. От мала до велика пришли встречать нас горожане. Минуты тянулись очень медленно. Все с нетерпением ждали, когда пароход "Красноармеец" войдет в устье Урала и бросит якорь.
Среди встречающих я заметил стройную смуглую девушку лет девятнадцати, отчаянно пробиравшуюся вперед. Но ее все оттесняли назад. Как знакомо было ее лицо, особенно глаза!
И вдруг я вспомнил: я же видел ее на фотокарточке, которую носил разведчик Захаров у самого сердца. У меня перехватило дыхание, горький комок подкатил к самому горлу…
В этот момент встречающие образовали широкий проход для бойцов, и Галя очутилась в первом ряду. Жадно, с глубокой надеждой смотрела она на сходивших по трапу бойцов, ведущих под уздцы коней.
Нельзя было понять, что шептали эти бледневшие с каждой минутой губы, но я никогда не забуду померкших девичьих глаз, когда они не увидели любимого…
А вокруг царило оживление: поцелуи, объятия, слезы радости…
Среди встречающих находилась и жена Фетисова, с волнением искавшая глазами своего мужа. Она с тревогой заглядывала в загорелые лица приехавших бойцов и командиров.
Сообщить печальную весть о гибели ее мужа сразу было нелегко; командир дивизиона и другие командиры взяли на себя это печальное поручение… В этот день, видя радость и счастье одних и безутешное горе других, я с новой силой возненавидел войну. А кто может ненавидеть ее так, как военные!..
Седьмого ноября на площади собрались на митинг трудящиеся города. Погода, как на заказ, стояла солнечная и теплая.
Митинг открыл председатель горисполкома и предоставил слово члену правительства Союза ССР. Речь его была яркой и краткой, затем он прочел постановление ЦИК СССР о вручении нашему отдельному оперативному дивизиону ОГПУ боевого знамени — символа воинской чести. Держа алое знамя в правой руке, он сказал:
От имени ЦИК СССР вручаю вам боевое знамя! Личный состав дивизиона проявил мужество и отвагу в борьбе с классовым врагом, беззаветную преданность большевистской партии и советскому народу!
Вечная память и слава героям, отдавшим свою жизнь за дело трудового народа Советского Союза!