По следам обречённых душ (СИ)

Глава 1. Живущие за завесой. Часть 1

Комментарий к Глава 1. Живущие за завесой. Часть 1

Приятного пути в мир Зазавесья!

Том первый

Щебет студентов заглушал тишину и затыкал её прорехи. Эта обстановка, царящая в академии, часто действовала Ма́леру на нервы. Однако он привык не обращать внимания на раздражающие факторы. По крайней мере внешне, а вот внутри преисполнялся недовольством.

Он неторопливо плёлся по коридору и окидывал безынтересным взглядом давно знакомые картины. Истории Зазавесья их учили ещё в и́нстинис — обязательном учебном заведении, задающим основы знаний. Академия и и́нстинис разительно отличались друг от друга, как минимум интерьером. Если первая могла себе позволить потолки с богатой росписью былых времён, постаменты с бюстами исторических личностей, резные узоры на колоннах, переливающиеся по погоде витражные вставки на потолках и окнах, изысканные узоры на роскошном каменном полу и пёстрые ковры в тон учебного заведения, то первая довольствовалась простеньким и строгим декором.

Ма́лер задержал взгляд на одной из картин, занимающих пространство между пилястрами в стене. На холсте изображался один народ, разделённый золотисто-зелёной завесой. Пока одни расставались с Родиной, другие укоризненно смотрели им вслед; оставшиеся яростно вскидывали руки, академец предполагал, что в это время они выкрикивали: «Предатели». Изображённый переломный момент и искажённые эмоциями лица приковывали к себе взгляд и словно передавали их смотрящему. Академец ухмыльнулся тому, как его народ прозвал второй мир внешним. С его точки зрения, любой из двух мог быть как внешним, так и внутренним.

Одну из элитных академий на землях за завесой можно ошибочно принять за обычное учебное заведение. Простой человек так и подумает, если увидит изображения здания и учащихся. Однако взгляд обывателя резко изменится, если он узнает, где она находится.

В ответ он бы удивлённо воскликнул, назвал всё бредом и покрутил пальцем у виска. А кто бы подумал иначе? Скажи кто, что эта академия располагается на землях, куда обычному человеку путь заказан, любой бы возмутился. Однако сказанное всё равно будет являться чистейшей правдой.

Академия куве́лов находится в той части мира, что зовётся Зазаве́сьем. На огромных, но сокрытых от глаз внешнемирцев землях, живут не совсем обычные люди. Особенность их состоит в том, что жители обладают невероятными способностями, о которых можно чаще всего слышать лишь в сказках. В здешнем же мире это обыденно, ведь в этом месте существуют множество чудес и ужасов, которые для местных являются неотъемлемой и привычной частью жизни.

Когда-то два, ныне разных, народа были сильной и единой нацией, зовущейся — этваха́умами. Они жили на тогда ещё не видевших разделения завесой землях. Как только, по мнению кувелов, «беда» случилась, от единства осталось одно название, ведь часть людей перешла в новый мир.

С тех пор народ и разделился. Оставшиеся назвались — куве́лами, — народом, живущим за завесой, а вивпа́мундами прозвали тех, что зажили в спокойном мире.

Тем не менее, академия существует для всех, кто способен пройти сквозь завесу. А сделать это может далеко не каждый «чужеземец», по некоторым причинам.

Её студентами могут стать те, кто обладают способностями, и те, кто имеют качества для адаптации. Зачастую существование за завесой оборачивается в выживание. Потому и воспитанников учат не только постоять за себя, но и приспособиться к будущей жизни.

Академия представляет собой крупное здание в три этажа, с двумя корпусами и просторными аудиториями, а также прилегающими к территории тремя ухоженными общежитиями, просторным стадионом позади и отдельной библиотекой в два этажа.

Располагается академия к югу от седьмого и восьмого орденов света и стоит практически между ними; однако защитой занимается седьмой орден. Благодаря этому территория учебного заведения «покрыта» особым куполом, сквозь который не могут пробраться тёмные твари.

Хоть академия и стара, внешний вид безупречен, благодаря надлежащему уходу: стены покрывают специальным лаком, что предотвращает разрушение породы; благодаря этому камень переливается на свету перламутровыми оттенками. Архитектурный стиль радует глаз: резные колонны с симметричными лепестками и бутонами цветов у основания, витиеватые узоры оплетающей их лозы в пурпурном оттенке; у входа в академию они особенно приветливо встречают учеников, красуясь минималистичными узорами; ко входу пролегают широкие и длинные ступени, которые ведут к изысканной высокой двери с ручками в виде бутонов роз. Внутри царит порядок, изобилие росписей и лаконичных сочетаний оттенков; на стенах и полах располагаются разных размеров горшки с разномастными растениями, наполняющих воздух приятным благоуханием.

Не смотря на все роскошества — соблюдена чёткая мера. В холле пути разделяются на два коридора по бокам и лестницу спереди, уходящую на верхние этажи. Большие окна проливают свет в здание и наполняют его уютом даже в пасмурную погоду, а светлый пол отражает лучи и разносит в самые мрачные уголки. Лёгкие занавески пританцовывают от ветерка, пробивающегося сквозь приоткрытые окна.

Тем не менее уже привыкшие студенты и профессора редко одаривали взглядом лестницы с расписными перилами или тот же потолок с элементами истории создания первой академии в Зазавесье. Учащиеся сновали туда-сюда, охваченные учебным ритмом.

Юноша неторопливо зашёл в кабинет и принялся исследовать его глазами. Он просканировал аудиторию и почти сразу обнаружил копну длинных и вьющихся рыжих волос, ниспадающих на плечи обладательницы. Ма́лер на мгновение замер, рассматривая подругу.

Они знакомы не так долго, но по праву могут называться хорошими друзьями, ведь такому отшельнику как Малер заводить приятелей крайне непривычно.

Порой он и сам не понимал, как у них получилось быстро сдружиться с академкой, но остался безмерно рад, ведь близких людей, с которыми юноша чувствовал себя комфортно, не так уж и много. А если доходить до конкретики, то их можно пересчитать по пальцам одной руки, и то не все пальцы понадобятся.

Малер часто думал о том, что он и его подруга — Ла́ния Ноби́лиа, сошлись благодаря характерам. Она относилась к тихому и робкому типу людей, которые обычно и не выделялись среди более ярких личностей, а он к спокойным и закрытым.

Друг уверен, не будь у неё ярких волос, то никто в жизни не выделит Ла́нию в толпе, хотя и с ними она оставалась неприметной. Ещё одной схожестью академец считал неприметность. Они не жаждали внимания со стороны, наоборот, уютно устраивались там, где никто не трогал.

Отогнав прочь размышления, он направился к её парте. Нобилиа разговаривала с соседкой и не заметила подошедшего друга. Малер не очень хорошо знал девушку, с которой Лания проводила свободное время, но думал, что она, наверняка, считала ту подругой.

— Да, так что придётся ехать домой на выходных. — До Малера дошёл робкий голосок Лании.

Подруга боязно посмотрела на поверхность парты, точно кто-то вот-вот должен был выскочить и ударить по ней. К этой черте он уже успел привыкнуть — Нобилиа почти никогда не смотрела собеседнику в глаза, хотя причину он тоже прекрасно понимал. А ведь ей и рассказывать не пришлось, всё было ясно, как день.

Переварив слова Лании, Малер невольно начал прислушиваться и сделал ещё шаг.

— Почему отец вдруг позвал тебя домой? Ещё и посреди семестра, совсем скоро ведь начнутся зачёты, — тихо отозвалась Кэ́нсаль. Она посмотрела на Ланию с беспокойством.

— Не знаю, в письме сказано про семейный ужин.

В голове Малера пролетела молния, что рассекла прочие мысли.

— Он тоже там будет? — Не сдержавшись, он упёрся в парту и сердито нахмурился.

Академец заметил, как академки вздрогнули от резкого появления, но проигнорировал этот факт. Он упрямо сверлили Ланию взглядом. В один миг всего одна фраза заставила его начать терять самообладание. Малер старался держать себя в руках настолько, насколько это вообще было возможно, чтобы не испугать подругу. Та при его появлении вперила взгляд в пол и съёжилась, вжав голову в плечи ещё сильнее.

— Да, думаю будет, он ведь моя семья, — робко ответила Лания и осмелилась поднять глаза.

Малер поймал зрительный контакт и стал буравить её лицо. Он смотрел в пронзительные зелёно-карие глаза и искал в них какой-то ответ, хотя никакого вопроса себе и не задавал. Академец заметил, как Лания немного напряглась, и ослабил натиск. Недовольно выдохнув, он выпрямился и упёр руку в бедро. В конце концов, как он может злиться? С этим и правда ничего не поделаешь, хоть его это и доводило до бешенства, которое он обычно старался не показывать. Ему вообще не прельщало выказывать эмоции, потому как временами отщепенец не понимал, для чего это нужно, особенно на людях.

— Опять с убогими трещишь? Тебе бы нормальную компанию, может на парня больше походить будешь. Глядишь и яйца отрастут.

Малер безынтересно вскинул голову. Он хорошо знал, кому принадлежит этот мерзкий тон. По правде говоря, его совсем не задевали слова Инге́лео, но в этот раз он по какой-то причине захотел посмотреть на его раздражающую морду. Этот парень вечно придирался по причине и без.

Малер наткнулся на надменный и бесцветный взгляд, но наравне с тем притворно сочувствующий. Отщепенец потерял всякий интерес отвечать. Он просто одарил задиру грозным выражением лица, предпочитая не встревать в перепалку.

— Хотя нет, я перепутал, такой изгой, как ты, вообще не в праве называться мужиком, — Ингелео пожал плечами и нарочно ухмыльнулся. — Ты член припрятал в коробку какую, чтобы не выделяться? Он, наверное, иссох весь.

Малер решил расслабиться прежде, чем отвечать: он думал, какую же реакцию в итоге хочет получить от оппонента. Чуть вскинув голову, он ухмыльнулся.

— А тебе бы вообще хоть какая-нибудь компания не помешала, а то, видно, своей токсичности и сам не вывозишь уже. — Он вперил взгляд в Ингелео. — Хотя нет, никто такую гадюку не вытерпит, разве что мазохист, да и тот сбежит.

Отщепенец ждал, продолжая поддерживать зрительный контакт, всё то время, что Ингелео спокойно смотрел на него. Он уже собрался вернуться к разговору с Ланией, как услышал смешок, заставивший обратить внимание на гадюку вновь.

— Да уж лучше одному, чем с такой забитой сворой. Мне даже жаль тебя: ты так пыжился, чтобы выдать что-то достойное, но в итоге, как обычно, обосрался.

Малера невероятно нервировало, что едкий на слова сокурсник вечно к нему лез. Пусть личной вражды между ними и не было, зато присутствовала лютая неприязнь. На самом деле оба хорошо понимали, что их короткие стычки происходят не из-за ненависти друг к другу, а из-за общего знакомого. Только отщепенец собрался ответить, преисполнившись злобой, как с другого конца аудитории последовал голос:

— Знаешь, Ингелео, тебе ли к людям цепляться и решать, кто и к какому кругу относится? Ты свои круги, как перчатки меняешь, так и сидел бы тихо.

Реакция Ингелео потрясла Малера, ведь тот вдруг разозлился, замер, ненавистно глядя в пространство.

— Мог бы и со мной поздороваться, чёртов оболтус.

Малер посмотрел на близкого друга и того самого «общего знакомого», который был самым первым при счёте на пальцах и занимал самое важное место — Фла́тэса. Непоседливый, шумный и весёлый парень с огненно-красными волосами, что нарушал спокойствие одним только появлением. Он всегда заряжал Малера бурной энергией, как бы тот не сопротивлялся. Лёгкая усмешка скользнула на губы отщепенца, когда он по-птичьи склонил голову набок, посмотрел на Фла́тэса и кивнул.

— Да кто бы говорил, — вновь подал голос Ингелео и принял привычный колючий вид. — Защищаешь убогую кучку? Тебе тоже коробку дать или хватит напальчника?

Малер уже собрался ответить, как Фла́тэс его опередил:

— А ты тот ещё извращенец, раз прикидываешь у кого и какой. Что-то старик задерживается, и где его Тёмный носит, — беспечно протараторил он и протяжно выдохнул с ноткой смеха.

Малеру казалось, что Флатэс сказал это так, будто ждёт какое-то чудо, способное прервать конфликт, однако друг постоянно вёл себя подобным образом. Пытался сгладить острые углы шуткой или переводом темы.

Малер и заметить не успел, как напряглись его плечи и руки сжались в кулаки.

Неуверенное, словно лёгкое дуновение ветра, касание заставило Малера перевести взгляд на Ланию. Она нерешительно подняла на него глаза и посмотрела с мольбой, хотя взгляд отвела почти сразу. Он видел, как она мнётся и решает, стоит ли говорить что-то или всё же лучше промолчать. Подруга продолжала цепляться за рукав куртки, пока в её глазах бегали огоньки сомнения.

— Не нужно, Малер, он того не стоит.

Ему оставалось только выдохнуть, чтобы не потерять терпение. Из-за слов Лании он успокоился, хоть и продолжил презирать Ингелео за змеиный нрав. На плечо Малера упала ладонь, чуть сжавшая его. Звонок известил студентов о начале занятия.

— Выпустишь пар на стадионе, а сейчас дуй в свой кабинет, а то старик не любит, когда посторонние задерживаются в его аудитории после звонка. — Флатэс дружелюбно улыбнулся и после потрепал друга.

Малер пожал губами. Он почувствовал поддержку в жестах товарища. Отщепенец в который раз мысленно благодарил Флатэса за то, что тот стал его другом и почти всегда принимал сторону Малера, даже если тот порой не был прав. Конечно, если дело не касалось их личного спора.

Дверь в кабинет шумно распахнулась, ударилась о стену и жалобно скрипнула, точно возмутилась наглости опоздавших. Хлопок разлетелся по аудитории и попрыгал от нижнего ряда к верхнему. Дрогнула и голографическая доска над столом преподавателя, что находился на помосте. Оконные стёкла забрюзжали, возмущаясь учинённому балагану. Короткие занавески слегка покачнулись, точно раздувшаяся девичья юбка, и поспешили прикрыть «наготу» широких окон. Не пострадали разве что портреты, развернувшаяся во всю стену карта и причудливые цветочные горшки, расставленные в углах кабинета.

Точно вихрь в аудиторию влетели брат с сестрой. Малер имел представления об этой парочке, но дружить не дружил, да и не собирался, уверенный, что так избежит лишних проблем. Хотя бы потому, что считал их для себя не самой подходящей компанией.

— Профессора нет, чудесно! — Э́льтен расслабленно выдохнул и опёрся плечом о дверной косяк. Он пытался отдышаться, вероятно, бежать пришлось со всех ног.

— Придурок! Иди на место, пока не получил пинка для скорости! — Люкса́льта протолкнула брата вперёд и вошла следом.

Академка обратила внимание на столпотворение у первой парты. Малеру вдруг захотелось сказать: «Отвернись», но вместо этого он сам отвёл взгляд от родственников.

— Любите же вы появляться эффектно! — Засмеялся Флатэс, когда брат и сестра подошли ближе.

— Это не отнять! — Хохотнул Э́льтен. — Но будь здесь профессор вся эффектность проявлялась бы уже у декана.

Флатэа обменялся фирменными рукопожатиями с Э́льтеном и стукнулся рёбрами кулачков с Люкса́льтой. Малер мог бы обратить на парочку больше внимания или даже захотеть подружиться, если бы не одно большое «но».

— Инги. — Лю́ксальта замахала рукой и скупо улыбнулась, едва завидев недовольного Ингелео, на лице которого появилась такая же лёгкая и почти незаметная улыбка.

— Люкс-Люкс! — ответил главный смутьян непривычно доброжелательно.

— Привет, недовольная рожа! — Глаза Эльтен, словно засверкали, пока он давил широкую улыбку. Казалось ещё немного, и от бурного энтузиазма парень улетит.

Ингелео хоть и фыркнул, но ухмыльнулся, приветствуя солнечного мальчика, коим Эльтена считали знакомые. Всё благодаря его открытости и заразительной энергии, которую тот нёс. Даже Малер чувствовал прилив позитива, когда солнечный мальчик появлялся рядом. Подобное ранее он ощущал только от закадычного друга.

Однако отщепенец не мог спокойно относиться к тому факту, что брат и сестра тесно общались с Ингелео, хоть и не до конца понимал их отношений. В голове не укладывалось, как они вообще ладили? А может, они просто его игрушки для сброса негатива? Или и правда мазохисты?

Родственники помчались за парту и уселись перед Ингелео, пока Малер провожал их взглядом. Флатэс же приветливо лыбился друзьям. Отщепенец решил игнорировать происходящее, да и не его это дело.

Академия кувелов, коридор

В круговерти студенческой суеты и весёлых разговоров, в стенах академии существовали и те учащиеся, которым было вовсе не до веселья. В моменты отчаяния такие люди до ужаса ненавидели раздающийся смех, да и в целом всех, кто мог беззаботно проводить время, маяться ерундой и шутить с друзьями. Кто им дал право так беспечно себя вести, пока другие мучаются?

К этому типу студентов относилась Кале́са Амкапи́р. В своей голове она уже успела покрыть старика, гордо идущего впереди, всеми возможными ругательствами, которые только помнила.

Кале́са уже не понимала, с какой стороны подступиться к профессору, чтобы получить желаемое. Она пробовала и так, и эдак, а упрямый дед ни в какую не хотел идти на компромисс. Разве за её старания профессор не мог сжалиться? Сжав кулаки, академка набрала воздуха в грудь и выдохнула. Попыталась успокоить нервы, а после снова нагнала упрямого преподавателя.

— Пожалуйста! Ну войдите же в моё положение, я любые конспекты и доклады сдам, да хоть индивидуальный проект! Всё-всё сделаю, правда-правда! — взмолилась Кале́са, чуть ли не хватаясь за рукав пиджака профессора.

Мужчина недовольно выдохнул и отодвинулся от студентки. От Калесы не укрылось нежелание профессора встречаться с ней взглядом, что раздражало от пят и до корней волос. Хотя о нраве и упрямстве преподавателя она много наслышана от подруги. Но подобного ожидать никак не могла.

— Мадам Амкапи́р, я всё сказал! Никаких вторых и третьих шансов. Вам и так все преподаватели всё спускают с рук: и пропуски сроков сдачи заданий, и неявки на пары. Я такого отношения к своему предмету не потерплю. Это не то, что неуважение, это бесстыдство и наглость! — Грозный ответ профессора так и норовил разрушить остатки надежды Калесы и ударить по гордости и самолюбию.

Однако она хорошо понимала, что если отступится, то о дальнейшем обучении в академии речи не пойдёт. Калеса не могла позволить допущения подобного исхода. Может это бы и не волновало так сильно, не будь на её плечах груза ответственности. Пусть академка часто забывала о нём и пренебрегала, но не считала за смертный грех, в отличие от профессора.

— Профессор Сэ́псум, пожалуйста, я правда пытаюсь исправиться. Профессора остальных предметов согласились пойти мне навстречу только, если и вы предоставите шанс! Я понимаю, что это было безответственно с моей стороны, но я хочу продолжить обучение!

Они приблизились к кабинету преподавателя; к этому моменту у Калесы сердце упало в пятки. Профессор недовольно скрючился и прошёл внутрь.

— Ваша успеваемость оставляет желать лучшего. За голову нужно браться не когда всё катится по наклонной, а в самом начале, когда есть все шансы для достижения лучших результатов. Об исходах всегда стоит думать заранее, а не надеяться, что вам дадут очередной шанс. Так что хватит за мной ходить!

— Но профессор, я правда такого больше не повторю!

Они всё продолжали спор. Если бы академка могла, то непременно огрела преподавателя чем потяжелее, но такой вольности позволить себе, к сожалению, не могла. На вошедших устремились заинтересованные взгляды. Это раздражало и нервировало ещё сильнее, так и хотелось крикнуть всем недоумкам: «Какого тебрарума вы пялитесь на меня?», но академка усилием воли сдержалась.

Профессор положил папки и книги на стол и тяжело выдохнул. Сэ́псум оценивающе посмотрел на Калесу. Она успела представить, что будет, если её отчислят, и ужаснулась, готовая завыть.

Неужто все старания пойдут прахом? Зря она что ли сторожила его у комнаты преподавателей на выходе из туалета и на каждой перемене после пар? Да академка в жизни ещё ни перед кем так не унижалась!

— Вы ведь не отстанете, да? Какая же вы настырная! Уже две недели прохода мне не даёте! Я так параноиком стану, если вы продолжите из всех щелей вылезать! — возмутился профессор, прожигая Калесу недовольным взглядом. — Ладно, если хотите получить допуск к экзамену, вам придётся сдать все работы, которые вы должны и…

У Амкапи́р появилась надежда, она успела прикинуть, что если поднапряжётся, то сможет отдать все долги в течении следующей недели. Тем не менее её пугала пауза и испытывающий взгляд профессора, которые говорили, что старик выбросит что-то ещё. Она затаила дыхание и с надеждой посмотрела на преподавателя.

— Если хотите остаться в академии, должны набрать самый высокий балл по предварительному семестровому тесту. Вы понимаете, что это значит? Не меньше девяносто шести баллов.

Внутренности вмиг скрутило, а слова ударили, точно гром, грозящийся разорвать перепонки. Калеса помрачнела, стала чернее грозовой тучи. Девяносто шесть баллов — самый высокий результат по предмету профессора, но ещё никто не смог набрать больше девяноста трёх. Калеса поняла, что пришёл конец её беззаботным денькам в академии.

— Но… но, но это же невоз…

— Это мои условия. Или соглашаетесь или вон, — безжалостно проговорил профессор, устремив взгляд куда-то вперёд. — А теперь идите, у меня лекция. Ах, да! Прихватите с собой господина Присфидума. Малер, на выход.

— Да, профессор, — отозвался кто-то за спиной поникшей академки.

Ошарашенная Амкапир послушно повернулась. Она наткнулась взглядом на кудрявого темноволосого юношу, но он её не интересовал от слова совсем. Она старалась не упасть в бездну отчаяния, в которую её толкал профессор. Потупив взгляд, Амкапир поспешила удалиться, в ушах по-прежнему стоял гул ультразвука.

От горечи Калеса сейчас раздосадовано прикусила губу. Так она приучила делать себя ещё в детстве после инцидента, о котором предпочитала бы не вспоминать. Однако проклятая привычка никак не давала забыться. Тогда академка почувствовала, что пропасть становится всё больше, а сама она еле удерживается, чтобы не упасть с обрыва. Охваченная унынием, она перестала видеть кого-либо вокруг себя.

Академия кувелов, кабинет профессора флофа

Гогот студентов стих, превращая аудиторию в обитель тишины. Впрочем, именно такими профессор Сэ́псум, преподаватель предмета флоры и фауны, и желал видеть свои лекции. Студенты, включая Малера, уже давно привыкли к требованиям преподавателя и старались придерживаться правил, чтобы не потерять расположение, которого и без того было сложно добиться.

Помрачневшая фигура Калесы заинтересовала Малера, увидевшего небольшое «представление».

— Малер, тебе нужно идти, а то профессор рассердится, — робко заговорила Лания, чем привлекла внимание.

Кивнув, он пошёл на выход, как в кабинет влетел опоздавший. Едва завидев его, Малер застыл в дверном проёме и резко метнул взгляд на подругу. Академец не мог не заметить, как она сжалась и вперила взгляд в дрожащие на коленях ладони, однако ничего сделать он не мог. Отщепенцу оставалось понадеяться, что брат Лании не осмелится даже косо глянуть на сестру в присутствии профессора Сэпсума. Помявшись с секунду в нерешительности, он сжал руки в кулаки и ушёл, сделав короткий поклон головой преподавателю, а после закрыл за собой дверь.

Не смотря на одолевающую тревогу, внимание Малера переключилось на растерянную академку впереди, а точнее, как ему показалось, и вовсе лишившуюся всех чувств разом.

Малер понимал, что они оба опоздают, но обгонять Калесу не торопился, скорее наоборот, наблюдал и изучал. Ему, конечно, было глубоко плевать и на её эмоциональное состояние, и на проблемы с учёбой. Да, что уж там, он и людьми-то никогда почти и не интересовался должным образом. Можно было бы спихнуть всё на интерес наблюдения за другими, но и этой чертой Малер не славился, однако, наблюдать именно за этой особой казалось ему увлекательным.

Когда они подошли к аудитории, Калеса постучала и вошла, следом втиснулся Малер. Он предварительно склонил голову перед профессором и поднялся к своему месту у стены. Отщепенец всегда старался садиться на два ряда выше парты Калесы Амкапир и украдкой наблюдал за ней. Вероятнее всего даже не подозревал, как пугающе выглядел.

Усевшись, он тайком стрельнул глазами в сторону объекта наблюдений. Внешний вид Калесы оставался неизменным: ухоженные белокурые волосы струились по плечам и доходили до середины спины; на опрятность и аккуратность указывала её форма, всегда чистая и свежая. Малер также замечал лёгкий макияж, без которого академка ещё ни разу не выходила «в мир». Если бы отщепенец не следил за ней, то вряд ли бы знал, что она сущий монстр, которого недолюбливает добрая половина студентов. Не без причины, конечно. Академец временами желал бы не видеть её гнусной стороны.

Перед ним неоднократно случались конфликты Калесы с другими студентами из-за её чрезмерной заносчивости, эгоистичности и нетерпимости. Только один человек каким-то чудом выдерживал её отвратительный, по мнению Малера, характер: это единственная подруга Калесы — Лаура. И то лишь по одной причине — сама подружка была точно такой же, хоть и проявляла свои отрицательные качества не так явно.

На этом познания Малера заканчивались. Хотя он и не стремился разузнать больше. Потеряв интерес к персоне Калесы, академец принялся слушать лекцию по предмету основ стратегии.