По светлому следу

В ПЛЕНУ У БОМБЫ…

— Ну-с, нужно что-то предпринимать, — проговорил генерал Хазард своим обычным начальническим тоном. — Лейтенант Олд, проверьте, как обстоит дело с выходом из этой гробницы.

— Слушаюсь, сэр, — отозвался Эдди Олд, — только ведь это, наверно, рискованно…

— В каком смысле? — не понял Хазард.

— В смысле радиоактивности там, наверху.

— А как вы считаете, профессор?

— Пусть лейтенант подождет, — попросил Медоуз. — На всякий случай я проверю показания дозиметрической аппаратуры на поверхности скалы, под которой находится наше убежище. Дайте-ка мне ваш фонарик, — обратился профессор к радиотехнику, возившемуся с телевизором.

Пока Медоуз регулировал свои приборы, связанные с установленными на поверхности скалы счетчиками радиоактивных частиц, Хазард подошел поближе к Квелчу.

— Ну, что тут у вас?

— Телевизор вроде в порядке, — отозвался радиотехник, поворачивая в разные стороны ручки настройки. — Я подключил его к аккумуляторам, питание он теперь имеет. Может быть, случилось что-то с антенной?… Скорее всего, однако, вышла из строя передающая камера. Взрыв ведь был необычный. Наверно, и не рассчитывали на такой…

— Ну, ладно, Квелч! — грубо оборвал его генерал. — Не вашего ума это дело.

Недовольно отвернувшись от радиотехника, Хазард посмотрел в сторону профессора Медоуза. Тот все еще возился со своими приборами. Похоже было, его что-то смущало в их показаниях. Это встревожило Хазарда.

— Ну-с, долго вы еще будете колдовать там, профессор? — стараясь шутливым тоном скрыть свою тревогу, спросил Хазард.

— Удивительная вещь, генерал, — пожимая плечами, отозвался Медоуз. — Счетчики показывают такую радиоактивность, какой не должно быть возле нашей скалы… Более тысячи рентгенов?

— А может быть, счетчики ваши… — начал было Хазард, но Медоуз торопливо перебил его:

— Нет, нет, со счетчиками все в порядке. Вышли из строя только те, которые были ближе к эпицентру.

— Но ведь это же чертовски много — тысяча рентгенов! — испуганно воскликнул адъютант Хазарда.

— Порядочно, — не без иронии подтвердил Медоуз, — если иметь в виду, что доза в шестьсот рентгенов считается почти смертельной.

Лейтенант Эдди Олд побледнел еще больше и не мог уже выговорить ни слова.

— Но ведь это значит… — начал было Квелч, выключивший телевизор и тоже подошедший к Медоузу, но профессор сам завершил его мысль:

— Это значит, что мы в плену у «Большого Джо».

Бледное, горбоносое лицо профессора, седая старомодная эспаньолка, высокая тощая фигура, длинные руки с костлявыми пальцами удивительно живо напомнили сейчас генералу зловещий облик Мефистофеля.

— То есть как это в плену?! — удивленно воскликнул Хазард, снова почувствовав тошноту.

— А очень просто, — мрачно усмехнулся профессор, поглаживая свою бородку, — пока доза гамма-излучений не уменьшится хотя бы до ста рентгенов, выйти отсюда невредимыми немыслимо.

— И сколько может продлиться это?

— На наш с вами век хватит, — безнадежно махнул рукой Медоуз. — Все зависит от того, какими радиоактивными продуктами покрыта поверхность нашей скалы. Полураспад стронция-90, например, составляет около тридцати лет, цезия-137 — тридцать три года, а технеция-99 — миллион лет.

— Но со столь долгими периодами полураспада тут, наверно, не так уж много продуктов деления?

— Но и не так уж мало. Около двадцати процентов, а это пятая часть.

— Зато радиоактивность остальных, насколько мне известно, должна уменьшаться в десять раз через семь часов после взрыва, — все еще бодрился генерал. — А через сорок девять часов — в сто раз.

— Ну что ж, посмотрим, — неопределенно проговорил профессор, не желая раньше времени разочаровывать с наивной надеждой смотревших на него пленников «Большого Джо».

— А наведенная радиоактивность? — спросил вдруг Квелч. — Ее вы не принимаете разве в расчет?

Генерал не без удивления посмотрел на радиотехника. Откуда ему известно это? Сам он совсем забыл о том, что под воздействием потока нейтронов находящиеся в почве химические элементы становятся радиоактивными…

— Не думаю, чтобы на поверхности нашей скалы могли оказаться цинк, кобальт, натрий и марганец, но кремний и кальций имеются вне всяких сомнений, — ответил на замечание Квелча профессор Медоуз. — Они действительно могут стать радиоактивными и испускать гамма- и бета-излучения.

Хазард хорошо знал, что альфа- и бета-лучи имели небольшой радиус действия и легко поглощались различными веществами, в том числе и воздухом. Их внешнее воздействие на организм было сравнительно невелико. Зато гамма-лучи обладали большой проникаемостью и могли поразить любой орган человека.

При одной только мысли об этом по телу генерала Хазарда пробежала нервная дрожь. Одно дело — знать о том, что гамма-лучи, проникая в организм, начинают взаимодействовать там с его атомами, вызывая их распад на ионы и электроны, и совсем другое — самому быть подопытным кроликом в эксперименте подобного рода…

Может быть, однако, профессор Медоуз преувеличивает опасность? Он крупный специалист по вопросам ядерной физики — его поэтому и взяли в экспериментальную группу, — но ведь он понятия не имеет о том, какую бомбу взорвали только что. Это вообще секрет для большей части участников ее испытания. А возможно, даже и для конструкторов ее…

— Что же все-таки за бомбу взорвали сегодня? — дрожащим голосом спросил Эдди Олд, со страхом прислушивавшийся к разговорам профессора с генералом Хазардом.

— В военном министерстве все так засекречено, дорогой Олд, — вздохнул Медоуз, — что даже я ничего толком не знаю об этом. Известно только, что это совершенно новая супербомба с шифрованным названием «Большой Джо».

— А разве это не «чистая бомба»? — спросил Квелч.

— Что значит «чистая»? — удивленно обернулся к нему Эдди Олд.

Медоузу, однако, удивление Олда показалось напускным, хотя он и не понимал, зачем было ему притворяться таким наивным. Ведь всем было известно, что такое «чистая» бомба. Об этом достаточно трубили последнее время все газеты.

— Что вы спрашиваете меня, Эдди? — пожал плечами Квелч. — Профессор с генералом лучше знают, что это такое.

— А вы разве не знаете этого, мистер Олд? — испытующе посмотрел профессор в глаза молодому лейтенанту, но они показались ему бесхитростными. — Под «чистой» принято у нас понимать водородную бомбу, поскольку взрывная сила ее определяется в основном термоядерными процессами, а не делением, как у атомной. Количество радиоактивных продуктов при взрыве такой бомбы обычно бывает невелико.

— Но позвольте, — сделал удивленные глаза радиотехник, — а чем же вызывается этот термоядерный процесс? Для него необходима ведь температура в несколько миллионов градусов, и она, насколько мне известно, достилается взрывом атомной бомбы, находящейся внутри водородной. О какой же «чистоте» может в таком случае идти речь?

— Пока «запалом» служит атомная бомба, какого-то количества продуктов деления, конечно, не избежать, — согласился Медоуз.

Следовало бы, пожалуй, прервать эту дискуссию, но генерал Хазард решил, что пусть уж лучше они разговаривают, чем предаются мрачным размышлениям.

— А совершенно «чистую» пока, значит, создать не удается? — спросил Эдди Олд.

— В этой области ведутся работы, — ответил ему Медоуз. — Некоторые наши научные советники уверяют правительство, что уже сейчас можно сделать бомбу девяностопятипроцентной «чистоты». А в дальнейшем, заменяя в водородных бомбах атомные детонаторы кумулятивными зарядами обычного взрывчатого вещества, может быть, удастся добиться и полной «чистоты».

Профессор, впрочем, очень сомневался в этом. Он вообще всякую водородную бомбу считал «грязной» и не верил в возможность создания такой термоядерной, взрыв которой не сопровождался бы образованием радиоактивных изотопов.

— Вы говорите, что для создания «чистой» бомбы потребуется еще несколько лет? — подсев поближе к профессору, спросил Квелч. — А все это время в поисках такой бомбы мы будем экспериментировать? И это будет всякий раз связано с какими-нибудь неожиданностями, как, например, при испытании первой трехфазной водородной бомбы?

— Все может быть, — согласился профессор Медоуз. — Первая наша трехфазная, или трехслойная, бомба действительно несколько превзошла все наши ожидания, и кое-кто от нее изрядно пострадал.

— Я и говорю, что эти чертовы бомбы почти всегда оказываются с каким-нибудь сюрпризом! — злобно заметил Квелч. — Все ведь думали тогда, что начинена она, кроме урана-235, лишь тяжелой и сверхтяжелой водой, а там оказались и еще какие-то вещества.

— Особенно хитрого, однако, ничего не было, — устало проговорил Медоуз. Этот разговор начинал ему надоедать. — Вместо дейтерия и трития ее «начинили» дейтеритом лития, а оболочку заполнили обычным ураном-238. В результате получился процесс: расщепление — ядерное соединение — расщепление. И это более чем в десять раз превысило мощность обычной водородной бомбы.

— Ну, а какую же местность она заразила? — с прежним озлоблением спросил Квелч, а генерал Хазард отметил про себя, что этому человеку нельзя больше разрешать присутствовать при секретных испытаниях.

— Радиация, достигшая опасной величины, возникла в тот раз на площади в восемнадцать тысяч квадратных километров, — все тем же равнодушным голосом дал справку профессор Медоуз.

— Доковыряемся мы в этих атомах! — снова возбужденно воскликнул Квелч. — Отправимся раньше времени в преисподнюю вместе со всей нашей планетой! Кто знает, что творится сейчас там, наверху?… Может быть, началась уже цепная реакция распада атмосферы, Посмотрели бы, что показывают ваши приборы, профессор.

Медоуз понимал, что Квелч говорит совершеннейшую ерунду, но все же бросил нервный взгляд на стрелки приборов. И хотя они показывали значительное увеличение радиоактивности на поверхности скалы, профессор поспешил успокоить Квелча, что никакой цепной реакции распада воздуха не происходит и произойти не может.