По светлому следу

ХАЗАРДУ НЕ СТРАШНА УЖЕ ЛУЧЕВАЯ БОЛЕЗНЬ…

Утомленные, измученные невеселыми думами, голодные люди забылись наконец тревожным сном. Не спал один только Квелч. Он все еще никак не мог смириться со своей беспомощностью. Была бы исправна рация, он попытался бы с ее помощью рассказать людям об этом преступном эксперименте с «Большим Джо».

Кое-что он, правда, сообщил уже радисту русского научно-исследовательского судна, но он был тогда осторожен и рассказал только о своем бедственном положении. Теперь бы он выложил все — и то, что сам знал, и то, о чем узнал от профессора Медоуза.

А что, если все-таки попробовать включить рацию? Может быть, и уцелел какой-нибудь обломочек антенны?

Осторожно, стараясь не скрипеть досками стола, чтобы не разбудить профессора, Квелч спустился на бетонированный пол подземного убежища. Постоял немного, прислушиваясь к неспокойному дыханию генерала и лейтенанта Олда. Эдди шевелил во сне губами и невнятно бормотал что-то, Хазард дышал через нос, широко раздувая ноздри и негромко посвистывая. Только Медоуз лежал беззвучно, будто и не спал вовсе, а все еще думал о чем-то.

Бесшумно включив рацию, Квелч надел наушники и, до предела усилив громкость приема, стал поочередно прослушивать все диапазоны. В наушниках слышались лишь собственные шумы приемника, вы-званные колебанием силы тока в цепях ламп. Если рация и принимала какие-то слабые сигналы, то они, видимо, оказывались ниже уровня собственных шумов приемника. И чем более усиливал Квелч прием, тем значительней возрастали и эти шумы…

А когда радиотехник, потеряв всякую надежду, хотел уже совсем выключить рацию, на коротком диапазоне волн услышал он вдруг чей-то голос. Язык, на котором велась передача, не был известен Квелчу, но ему важен был сам факт возможности приема. Если рация приняла что-то, она сможет, пожалуй, и передать. Пусть эта передача будет слабой, мощные радиостанции смогут все же принять ее. Нужно, значит, воспользоваться этой возможностью.

Квелч торопливо переключил рацию на передачу, но едва дотронулся до рукоятки телеграфного ключа, как, звеня пружинами, шумно приподнялся на своих креслах генерал Хазард.

— Ну что, Квелч, вы все еще пытаетесь связаться с кем-нибудь? — сонно проговорил он, протирая глаза.

— Пытаюсь, сэр, — ответил Квелч, посылая в эфир сигнал бедствия, которым рассчитывал скорее всего привлечь к себе внимание.

— Попробуйте, попробуйте, может быть, и удастся…

Генерал, однако, почти не верил в эту удачу. Да и что изменится, если удастся связаться с кем-нибудь? Разве сможет кто-нибудь помочь им? И все-таки какая-то смутная надежда теплилась еще в глубине сознания Хазарда. Кто знает, может быть, и найдется все-таки способ спасти их из цепких объятий «Большого Джо»!

Генерал попытался снова уснуть, но жажда, которую он давно уже испытывал, с новой силой дала о себе знать. С тоской посмотрел он на радиоактивную лужу в углу своей подземной тюрьмы и отвернулся с тяжелым вздохом. Но тут взгляд его упал на флягу с коньяком. А что, если выпить глоточек? Смочить пересохшее горло…

Спустив ноги с кресел и проклиная шумные пружины, Хазард осмотрелся по сторонам. Похоже было, что профессор все еще спал. Не шевелился и Эдди Олд. Квелч сидел к нему спиной и так был занят своим делом, что едва ли мог обратить внимание на то, что собирался сделать Хазард.

Слегка дрожащей рукой генерал поднес флягу с коньяком к пересохшим губам и отпил сначала небольшой глоток, потом еще два побольше. По телу сразу же разлилась приятная теплота. Казалось, что удалось утолить и жажду.

Положив флягу на прежнее место, Хазард снова улегся на кресла, но спустя несколько минут рука его опять протянулась за коньяком.

А Квелч все стучал и стучал ключом радиотелеграфа, неутомимо посылая в эфир три буквы, таившие в себе отчаяние и надежду. И упорство его увенчалось наконец успехом — кто-то отозвался ему и попросил дать координаты.

Квелч, сам себе не веря, попросил подтвердить прием этого сигнала и сообщить, кто его принял. Оказалось, что это какое-то норвежское судно, носящее древнее название столицы Норвегии — «Христиания». Квелч попросил пригласить в радиорубку кого-нибудь, знающего английский язык. Оказалось, что знал его и радист, но на всякий случай он пригласил еще и старшего помощника капитана.

Теперь уже с лихорадочной поспешностью стал выстукивать Квелч все, что хотел перед смертью поведать людям…

— Ну, вы связались уже с кем-нибудь, Квелч? — не совсем твердым голосом спросил вдруг Хазард.

— Связался, — небрежно ответил Квелч.

— Так что же вы, черт вас побери, не докладываете мне об этом?! Немедленно доложите!

Не отвечая, Квелч продолжал стучать ключом радиотелеграфа.

— Ах, так! — разъяренно закричал Хазард и с силой швырнул на пол теперь уже пустую флягу. — Подчиняться отказываешься, мерзавец?!

Профессор Медоуз и лейтенант Олд испуганно вскочили со своих мест. А генерал Хазард выхватил пистолет и, дико тараща глаза, продолжал орать:

— Сейчас же отвечай мне, с кем ты связался? Не хочешь? Ну, так получай же!…

И он выстрелил, не целясь. А Квелч даже не повернулся в его сторону.

— Что вы делаете, генерал?! — испуганно воскликнул профессор Медоуз, бросаясь к Хазарду.

— Назад! — завопил окончательно опьяневший генерал. — Марш на места! А то я вас, господа либералы, живо всех перестреляю!

— Правильно, сэр! — подбадривал Хазарда трясущийся от страха, но раболепно улыбающийся Эдди Олд. — Так им и надо, красной сволочи, коммунистическим агентам!…

— А, и ты тоже здесь? — повернулся к нему обезумевший Хазард. — Фискал паршивый! Ты там в своем блокноте и обо мне что-нибудь написал? Ножку мне хочешь подставить? За пятку укусить? Брысь с дороги, мерзавец!…

Грозно помахивая пистолетом, Хазард крикнул Медоузу и Квелчу:

— Не смейте никто следовать за мной! Я первым выйду из этой мышеловки на свободу. А вы оставайтесь тут и сгнивайте заживо!…

И Хазард нетвердыми шагами направился к двери, ведущей к выходу из подземного убежища. Первый металлический заслон распахнул он без особого труда и, пошатываясь, стал подниматься по ступенькам. Со второй дверью пришлось повозиться, но и она открылась наконец. Последнюю он распахнул ударом ноги…

Остров Святого Патрика утопал в непроглядной мгле. Порывистый ветер обрушился на Хазарда и чуть не свалил его наземь. Но Хазард широко расставил ноги, низко нагнул голову и, ничего не видя перед собой, яростно, как на приступ, ринулся вперед.

Всего пять шагов сделал он по верхней площадке скалы, на какое-то мгновение повис над обрывом, подпираемый в грудь плотной волной воздушного потока, и тяжело рухнул вниз, на острые камни.

Ему не страшны были теперь ни гамма-излучения, ни потоки нейтронов. Не страшна была и лучевая болезнь…