По ту сторону решетки

1. Непонимание

"Вечно на контрасте

Мы, как Инь и Янь,

Скованы запястья,

Ещё тоньше грань…

Мы две половины

У одной души,

Чувства, как лавина,

Преграды сокруши…

Мы с тобою разные,

Ты — огонь, я — лёд,

Но судьбою связаны,

Никто не разорвёт…

Чёрное и Белое,

Мы, как тьма и свет,

Вместе только целое,

А раздельно нет…"

/Автор стихотворения Missis_Stranger/

Год спустя

Кондиционер машины дул свежей прохладой в лицо, разгоняя августовскую духоту в салоне машины, а я с силой давила на педаль газа узким носком лакированной туфли.

Ёшкин кодекс! Снова опоздала на ужин. Пять пропущенных от Дэна лучше любых слов говорят о том, что он думает по этому поводу. По правде сказать, я теперь даже перезванивать опасаюсь, предпочитая объясниться лично.

Нет, конечно, от кого другого и пятьдесят пропущенных вызовов не предел, но это же сдержанный Лазарев, который и два раза просто так не позвонит, считая, что я должна ответить после первого, а тут целых пять. Кажется, сегодня вечером мне придется очень долго извиняться.

Резко крутанув руль я на огромной скорости позволила новенькому ярко-красному Лексусу ЕС войти в поворот, игнорируя писк датчиков, уведомляющих о том, что за разделительную полосу выезжать не стоило.

От внезапной смены направления белыми птицами разлетелась по заднему сиденью стопка документов, листы запорхали и осели на кожаных ковриках. Плевать. Потом соберу. Сейчас меня волнует только Дэн и моё опоздание, а работу стоит наконец выкинуть из головы до завтра. Однако, как выяснилось, не тут-то было.

Красивую инструментальную мелодию, которую я слушала в пути, прервал сигнал поступившего на телефон входящего вызова, отобразившегося на мониторе как незнакомый.

— Ответить, — произнесла я, поднеся смарт-часы к губам и включила громкую связь, чтобы не отвлекаться, поскольку я еще не столь опытный водитель, чтобы позволить себе вести машину одной рукой.

— Добрый вечер, Ева Сергеевна, вас беспокоит Олег Земсков, один из соучредителей ООО «Технострой». Мы с вами не знакомы, но я хотел бы обратиться к вам за помощью и весь день сегодня не могу вам дозвониться.

Голос собеседника показался мне чересчур самоуверенным. Таким тоном редко просят о помощи, чаще требуют долги. Но этот Олег не на ту напал — у меня дома имеется точно такой же экземпляр, привыкший смотреть на всех свысока и подобное поведение давно перестало меня пугать.

— Добрый вечер, Олег, — пробормотала я, внимательно следя за дорогой и напряженно постукивая пальцами по рулю. — А почему вы не обратились к секретарю нашего бюро? Она назначила бы встречу на время, удобное для нас обоих и вам не пришлось бы беспокоить меня в нерабочее время.

Яркий свет фар осветил дорогу, выхватывая из опускающихся сумерек очертания домов и деревьев. По нагретому солнцем за день асфальту стелился белый туман.

— Мне нужны именно вы, Ева Сергеевна. И именно с вами я хотел бы встретиться.

Это удивило. Конечно, за год я уже успела обзавестись собственным весьма внушительным для новичка списком клиентов, но большинство все же хотели, чтобы их интересы защищал именно Дэн и я могла их понять. Лазарев объективно более опытный и узнаваемый адвокат, но после той истории с эффектным освобождением из-под стражи к нему стало не пробиться.

— У меня будет время завтра после обеда. Подъедете в бюро в четырнадцать часов, и мы с вами поговорим, — сдалась я, чтобы скорее закончить разговор, потому что уже подъезжала к дому, а на подземной парковке легко мог пропасть сигнал.

— Хорошо. Благодарю вас, Ева. До встречи, — успела услышать я, прежде, чем вызов всё-таки оборвался, когда я въехала в темный тоннель под жилым комплексом, подавив в себе раздражение, вызванное ненужной фамильярностью собеседника.

Криво припарковалась на первое попавшееся место, наехав на белую линию разметки и, схватив с переднего сиденья сумочку, выскочила из машины, пиликнувшей мне на прощание звуком закрывающей замки сигнализации.

— И тебе пока, — любовно бросила я ей напоследок, и почти бегом понеслась вверх по ступенькам, мысленно сочиняя извинительную речь. В отличие от Дэна я не была сильна в экспромтах и предпочитала продумывать собственные слова заранее.

По пути не глядя махнув улыбающейся консьержке, я взлетела вверх на нужный этаж.

Остановилась у двери, стараясь выровнять дыхание, сбившееся от быстрого бега по ступенькам в туфлях на высоких каблуках, одернула бежевую юбку-карандаш, поправила волосы и, стараясь не сильно шуметь, открыла дверь своим ключом.

Тем не менее, Дэн, скрестив руки на груди ждал меня на входе из гостиной в прихожую, лениво прислонившись к дверному косяку. Как всегда, красивый, подтянутый, безупречный настолько, что до сих пор иногда казался мне ненастоящим и я то и дело задавалась вопросом, за какие такие заслуги судьба, с барского плеча, выделила мне идеального мужчину.

Вот только обычно он встречал меня с улыбкой, а сегодня она отсутствовала. Тем не менее, по выражению лица Лазарева понять, что он и правда зол, не получалось. Лишь темно-серые глаза цвета пасмурного неба, кажется метали молнии по поводу моего позднего прихода.

Контра, выглянув из-за Лазарева смерила меня удивленным взглядом, но не посчитала мое явление домой чем-то из ряда вон выходящим и вскоре снова скрылась в гостиной.

— Дэн, — протянула я, виновато улыбаясь, на ходу скидывая туфли. — Дэн, мне так жаль, что я снова опоздала.

Бросив сумочку на небольшой диванчик, я в пару шагов оказалась рядом с Лазаревым, потянувшись за традиционным приветственным поцелуем, но мужчина осторожно отодвинул меня. Спросил устало, но строго:

— Почему ты не брала трубку?

Тяжело вздохнула.

— Ты же знаешь, как это бывает, — вымученно пробормотала я. — Как с утра уехала на обыски, в «Стрелу», так и освободилась только сейчас, даже поесть было некогда.

Однако, жалеть меня, понимать, прощать и кормить вкусным ужином, как обычно, Лазарев, кажется, не собирался.

— Дэн, прости меня, пожалуйста, — взмолилась я, предприняв попытку его обнять, но сделать это поверх скрещенных на груди рук, оказалось непросто. Прислонилась к нему. Вдохнула пряно-травяной запах, с которым отступали все тревоги и проблемы пролетевшего дня. Еще бы он только перестал обижаться.

— Дело не в этом, Ева, — отчеканил Дэн. — Я себе места не находил, не зная где ты.

Когда он произнес «Ева» вместо обычного ласкового «клубничка», я расстроенно выдохнула, понимая, что действительно неосознанно его расстроила.

— Милый, мне правда жаль, что так получилось. Я пыталась позвонить тебе с утра, но ты был в суде, а потом все так завертелось, что некогда было. Представляешь, им хотели вменить недостоверное декларирование товаров, изъяли компьютеры и жесткие диски, чуть не парализовали всю работу. Я, конечно, отбила часть техники, но не уверена, что это то, что нужно и твои компьютерные познания мне бы не помешали. Ммм, а чем это так вкусно пахнет? — попробовала я перевести тему, выглядывая в сторону кухни из-за его широкого плеча.

Оттуда и правда доносился умопомрачительный аромат чего-то печеного, придавая нашей строгой квартире уют и тепло. Ко всем достоинствам Лазарева, готовить он мог не хуже Аллочки и за этот год совместной жизни к моему весу добавилось два-три килограмма, которых не было, пока я питалась подножным кормом, живя одна.

— Ева, так больше не может продолжаться, — серьезно произнес Лазарев, а я перевела на него удивленный, полный непонимания взгляд.

— Как «так»?

Только что я считала, что в наших отношениях все практически идеально. Да, бывали ссоры, но мы так быстро и страстно мирились, что я даже их поводы на следующий день забывала. За год Дэн успел стать центром моей вселенной, самым важным человеком, вокруг которого была выстроена вся моя теперешняя жизнь. И мне казалось, что это было искренне и взаимно. Неужели он считал иначе?

— Вспомни, как было, когда мы только начинали жить вместе? — произнес Лазарев резко. — Мы вместе завтракали и бегали в парке по утрам, днем работали, потом вместе готовили ужин, вместе посещали какие-то мероприятия, вместе засыпали и просыпались.

Это и правда было замечательное время, когда мы ни на секунду оторваться друг от друга не могли. Тогда у меня почти не было работы, а он специально старался планировать собственный день так, чтобы мы почти не расставались. И, кажется, я поняла, к чему он клонит. Но вовсе не была с ним согласна.

— Мы ведь и сейчас вместе…

— Нет, Ева, сейчас я просыпаюсь один, потому что ты либо еще спишь, либо уже уехала на работу, где мы теперь почти не пересекаемся. Вечером я один в который раз жду тебя на ужин, и спать ложусь один, потому что ты периодически приезжаешь еще позже сегодняшнего.

— Но это ведь не каждый день бывает! — возмущенно выдохнула я в свое оправдание. — К тому же, у нас с тобой есть выходные…

— Последние из которых ты провела в больнице с одним из своих подзащитных, угодивших туда прямиком из изолятора! Новый год мы встретили в полиции, вызволяя оттуда одну из твоих клиенток, а день рождения я отмечал один, в ожидании пока ты не то что приедешь, а хотя бы соизволишь взять трубку!

Ёшкин кодекс! День рождения Лазарева. Разве сегодня двадцать восьмое? А не завтра? Блин, кажется, сегодня. С этими дурацкими обысками в голове и правда всё невообразимо перепуталось. Но теперь хотя бы причина его злости и нежелания меня прощать стала прозрачна, как никогда. Мне и самой захотелось сгореть от стыда.

Я ведь еще пару дней назад помнила про день рождения, приготовила подарок заранее и с нетерпением ждала возможности его вручить, но эта рабочая суматоха сбила все мои планы.

— Дэн, прости меня, — наверное в сотый раз повторила я и, положив ладони ему на плечи, изобразила на лице максимальное раскаяние, заглядывая в темно-серые глаза. — Но ведь вечер еще не закончился, как и твой день рождения, и мы еще можем отметить его вместе, как и собирались.

— Не можем, Ева, — пробормотал он.

Голос Дэна дрогнул всего на секунду, но этого хватило, чтобы внутри у меня всё заледенело. Он чувствовал боль, говоря это. Кажется, всё серьезнее, чем я думала. И пока я пыталась понять, что могу предпринять, чтобы исправить ситуацию, Дэн продолжил:

— Положа руку на сердце, это далеко не та семейная жизнь, о которой мы мечтали.

— Но ведь наша семейная жизнь начнется только на следующей неделе, после свадьбы, — несмело улыбнулась я. — Обещаю тебе, что с завтрашнего дня всё будет по-другому. Я просто не знала, как сильно ранит тебя моё отсутствие и, кажется, действительно слишком увлеклась. Прости меня.

— Свадьбы не будет.

И после этой короткой фразы, сказанной непривычно серьезным тоном, моё сердце ухнуло куда-то вниз, провалившись, наверное, до самой подземной парковки под жилым комплексом.

Но всё же где-то в глубине души еще теплилась надежда на то, что он пошутил. Или солгал. Что специально пугает меня, чтобы я впредь не думала даже уделять работе больше внимания, чем ему. Но год совместной жизни научил меня распознавать его ложь. По мельчайшим изменениям в мимике, по резким движениям, по морщинкам в уголках глаз. И, к сожалению, именно сейчас Дэн был со мной предельно честен.

— Ты не можешь отменить свадьбу.

Мы и без того уже один раз её переносили, потому что зимой я на неделю угодила в больницу с пневмонией и вместо того, чтобы ехать в загс в красивом подвенечном платье, валялась под капельницами с температурой под сорок, кашляя, словно курильщик с тридцатилетним стажем.

— Могу, — ответил Дэн спокойно. — И я уже это сделал. Час назад позвонил Розе Степановне и попросил на какое-то время отложить наше заявление.

И тогда я поверила. Работавший когда-то в следственном комитете Лазарев, будучи на короткой ноге с начальниками всех госучреждений, не только в морг, но и в загс ходил как к себе домой. Такие «удобные» связи очень помогали работе, но, как выяснилось, еще и очень мешали моей несостоявшейся семейной жизни.

— Дэн, пожалуйста… — пробормотала я, но это было больше похоже на слабый комариный писк, чем на попытку возразить. — Давай не будем рубить с плеча, давай поговорим.

Лазарев смерил меня спокойным, полным демонстративного равнодушия взглядом.

— Нам обоим нужен тайм-аут, Ева.

Что же, это хотя бы говорит о временном перерыве, а не об окончательном и бесповоротном разрыве наших отношений. И все же почти не обнадеживает.

— На какой срок?

— Не знаю. Сегодня я уеду сам, а к моему завтрашнему возвращению я бы хотел, чтобы ты покинула мою квартиру, — проговорил он абсолютно безэмоционально.

Дыхание застряло в горле. Нет. Так нельзя. Так не бывает. Это просто какой-то кошмар наяву. Я застыла, чувствуя, как мой идеальный мир рушится у меня на глазах, словно карточный домик, а земля уходит из-под ног.

— Дэн, не надо, — прошептала я, чувствуя, как слезы уже собрались в нижнем веке, стоит неосторожно моргнуть, и они польются рекой так, что не остановишь. — Я же так люблю тебя.

Прижала ладони к груди, чтобы не дать своему сердцу окончательно разбиться. Но мой последний аргумент тоже не помог. Глядя мне прямо в глаза, пронзительно и резко, Дэн ответил:

— Я тоже тебя люблю. Но пренебрегать собой не позволю никому. Даже тебе, Ева.

После этого он молча обулся и вышел так быстро, словно этот разговор его тяготил.

— Лазарев! — позвала я вслед, с трудом вернув себе возможность говорить.

Знала, что он слышал, но возвращаться точно не собирался, куда бы ни пошел. Даже вещей с собой никаких не взял.

Теперь-то мне было известно, что несколько идеально отглаженных костюмов, рубашек, туфель и галстуков всегда имелись в шкафу его кабинета, что объясняло его неизменно безупречный внешний вид, но, представлять, как он будет ночевать там один, на диване, только чтобы не проводить это время со мной, не хотелось.

Устало осела на пол и разревелась так, как не ревела, наверное, никогда еще в своей жизни. Правду говорят, что только те, кто дарит нам наибольшее счастье, способны причинить самую сильную боль.

Год назад Дэн перевернул мою жизнь с ног на голову, и я понимала, что она уже никогда не станет прежней, вне зависимости от того, будет Лазарев со мной рядом, или нет. Я сама стала другой рядом с ним. Более уверенной в себе, сильной, самостоятельной, увлеченной, яркой. Он сделал меня такой, чтобы теперь заявить, что такой я ему не нужна.

Я продолжала плакать весь вечер, не найдя в себе сил остановиться.

Ревела в гардеробной, собирая в пластиковый ящик одежду и обувь, только сейчас заметив, как много у меня её, оказывается, имеется. Та Ева, которая довольствовалась парой деловых костюмов и блузок осталась в прошлом, а ворох платьев и коробок с туфлями этой, новой Евы, с трудом поместится в не самый вместительный багажник моей машины.

Вот только помимо горы одежды я успела обзавестись еще и кипой воспоминаний, «наших мест», «наших песен», «наших шуток» и «особых словечек». Как теперь с ними быть?

А со свадебным платьем, которое я должна была надеть на наше бракосочетание всего через неделю, что висело в шкафу, упакованное в непрозрачный плотный полиэтилен?

Ревела в ванной, упершись обеими руками в холодную стену с дизайнерской мозаикой, опустив голову и позволяя воде стекать вниз по телу и волосам, а слезам утекать в слив вместе с ней.

Ревела на кухне, давясь ужином, который Лазарев заботливо оставил для меня, прежде, чем жестоко оставить меня саму. Кусок в горло не лез, а моя любимая лазанья, которую Дэн умел готовить лучше, чем в любом итальянском ресторане, казалась безвкусной и пресной. И пересоленной от моих слез. Но я заставила себя съесть её до последнего кусочка, понимая, что возможно, это был последний раз, когда он вообще готовил для меня.

Ревела в спальне, уткнувшись лицом в подушку Лазарева, которая пахла им так, словно он все еще был рядом. Не боялась, что он заметит разводы от слез. Он нашел слишком удачное время для того, чтобы со мной расстаться — завтра утром, когда мы оба будем на работе, приходящая домработница сменит постельное белье, вымоет все вокруг до блеска так, чтобы здесь не осталось ни одного моего следа, так, словно меня никогда и не было в его жизни.

Ёшкин кодекс! А работать-то теперь как? Мы же в любом случае должны видеться в бюро, разве нет? Мы же партнеры и пока не расторгли партнерский договор, обязаны работать вместе. Хотя, не удивлюсь, если предусмотрительный Лазарев продумал и это и вскоре огорошит меня новостью о его расторжении.

А что будет с домом, о котором мы так мечтали вместе? Через месяц после того, как Лазарев сделал мне предложение, мы купили участок земли под строительство, чтобы построить на нем наше будущее семейное гнездышко. Сейчас оно представляло из себя двухэтажный коттедж, ожидающий внутренней отделки, но теперь я вряд ли узнаю, дождется он ее или нет.

Уже представляла, как завтра придется рассказывать о сорвавшейся свадьбе маме и Аллочке и выслушивать от обеих сочувствие. Искреннее, но не способное ничего изменить.

Прежняя Ева позвонила бы подружке уже сегодня, чтобы та поскорей примчалась её успокаивать, а может даже привезла с собой бутылку чего-нибудь алкогольного, чтобы на время залечить раненую душу, отвлечься и нажить на собственную филейную часть новые неприятности. Да такие, перед которыми имеющиеся покажутся цветочками. Но новая Ева сильнее. Она справится сама, не беспокоя замужнюю подругу, которая сейчас слишком увлечена собственной беременностью и подготовкой к родам, до которых еще полгода.

Ноющая боль разлилась внутри, расползлась от сердца, растеклась по организму, словно заразная болезнь.

Еще сегодня днем я была уверена, что в моей жизни все складывается идеально. Мечты, планы, интересная работа, бесконечно любимый мужчина рядом, красивая одежда и новая машина. А теперь удивляюсь тому, как все рухнуло в одночасье, потому что выяснилось, что без Лазарева все остальное уже не кажется таким привлекательным и не приносит былой радости.

От слез щипало покрасневшие глаза и стянуло кожу на лице, нос не дышал, и кровоточила закушенная до боли нижняя губа. Но еще отвратительней было внутри. Тяжело и горько. И ни одно лекарство не могло мне помочь.

Побродила по комнате, ища в себе силы лечь и уснуть. Чувство, что я осталась со своими проблемами один на один, не могло не угнетать. За этот год я успела привыкнуть к ощущению, защищенности, уверенности, почти всемогущества рядом с Дэном. Иногда мне казалось, что у меня за спиной настоящие крылья и я верила в себя настолько, что считала незначительной любую проблему. Лазарев подарил мне это чувство. И он же забрал. Оказалось, что, если крылья выдернуть, на их месте остаются кровоточащие болезненные раны, заставляющие понуро опустить плечи. Да и падать вниз крайне неприятно.

Беспокойный и тяжелый сон пришел только после полуночи, когда я вырубилась, так и не сумев согреться в холодной постели, крепко обняв подушку Дэна.

Во сне я бродила по темному лабиринту, испуганная и дрожащая, не видящая выхода, не знающая в какую сторону мне идти. И ощущала при этом всепоглощающее, раздирающее на части душу, одиночество, которое не оставило меня и с утра, настигнув в серых предрассветный сумерках, очертивших контуры мебели спальни.

И я понятия не имела, как теперь начинать новый день, когда Лазарева нет со мной рядом.