4. Проблемы

До собственной квартиры я добралась только около восьми и застала в ней Аллочку, которая к этому моменту заканчивала аккуратно раскладывать мои вещи. Коробки и пакеты больше не валялись на полу, а оставшаяся их часть стояла у платяного шкафа. Вокруг царили чистота и порядок.

— Ты чего это? — спросила я, удивленная ее неожиданной заботой. — Этот «режим Золушки» у тебя выключается или теперь так и будет?

— Это у меня-то «режим Золушки»? Ясенева, ты себя в зеркало давно видела? Ты где была? Рыла тоннель от центра до набережной?

Из чистого на мне был только жакет, а туфли теперь вряд ли подлежали восстановлению, вместе со свадебным платьем сполна расплатившись за нормализацию моего психологического состояния. Зато я с уверенностью могла сказать, что мне полегчало. Камень на сердце стал ощутимо меньше. Я перестала заглядывать в телефон каждую секунду, в ожидании того, что Дэн позвонит или напишет, и смирилась с тем, что жить дальше я вполне сумею и без него.

— А что? Тоннель бы не помешал, — отозвалась я с усталой улыбкой. — Сейчас отмоюсь и чаю попьем. Или ты торопишься?

Она звонко рассмеялась и погладила рукой живот:

— Мне Сашка теперь дома ничего делать не даёт, хорошо хоть у тебя было чем заняться, а то думала дома от безделья на стенку полезу. Отмывайся скорее и к нам ужинать пойдем, он курицу с картошкой в духовке запекает.

Подруга продолжила развешивать в шкафу мою одежду, а я послушно кивнула и, ушла, а скинув грязную одежду на кафельный пол, влезла в еще не успевшую наполниться водой холодную ванну. Села на дно, прижав колени к груди.

Внутри неприятно кольнуло воспоминание о том, как Дэн тоже всегда для меня готовил, не ругая, а скорее умиляясь моей неспособности сварить что-нибудь сносное самостоятельно. А я любила завороженно наблюдать за тем, как он, обычно одетый лишь в джинсы или спортивные штаны, висящие на узких бедрах, что-то жарит, режет, смешивает специи. В его исполнении это было похоже на магию или алхимию.

Запрокинула голову назад, опуская в воду, позволив тонуть до того момента, пока на поверхности не остался только нос, чтобы дышать.

Хотелось вытравить из головы картинки счастливого прошлого, но они оказались слишком прилипчивыми, чтобы от них можно было так просто избавиться. Они возникали яркими вспышками, как фейерверки, медленно затухая.

В одном из них, особенно назойливом, я прижимаюсь к горячей спине Дэна, шутя о том, что он сыпет базилик куда надо и не надо, встаю на носочки, целуя его в шею. Не обращая внимания на его лекцию о вкусовых свойствах базилика и ворчание о том, что меня обожжет масло с раскаленной сковороды, я скольжу пальцами по его груди, потому что его угрозы слишком неубедительны. В конце концов он сдается, и, подхватив меня на руки, усаживает на столешницу кухонного гарнитура, целует сам, пока я обхватываю его руками и ногами, не позволяя сбежать из ловушки. Кажется, в тот вечер стейки всё-таки сгорели, но не помню, чтобы хоть один из нас расстроился по этому поводу.

— Ева, я пошла, — услышала я приглушенный голос Аллочки из коридора, — и жду тебя на ужин.

— Хорошо, — отозвалась я, выныривая сразу и из воды, и из мучительно-сладких воспоминаний.

И только после этого нанесла на волосы шампунь, смывая строительную пыль и опилки. Отмывшись и промокнув кожу полотенцем, переоделась. По достоинству оценила помощь Аллочки, успевшей разгрести все мои вещи и придать квартире подобие обжитости и уюта. Голову оставила мокрой, решив дать волосам высохнуть естественным путем и отправилась в гости к соседям.

— То есть ваше «совместное» решение, это на самом деле решение Лазарева? — удивленно переспросила Аллочка, когда после ужина Сашка ушел разговаривать по телефону, оставив нас на кухне пить чай. — Честно говоря, он был так убедителен, напряжен и искренне-расстроен, что я вообще думала, что инициатор расставания — ты.

— Он умеет быть убедительным, — заявила я с полным ртом домашнего яблочного пирога и запила его чаем. — На самом деле он, кажется, просто снова что-то задумал. И мне в его планах нет места.

— А ты не думала, что у него какие-то проблемы?

Аллочка подлила кипяток из чайника в наши кружки, поскольку чай в них уже кончился, а два куска Шарлотки еще осталось.

— С головой? — мрачно отозвалась, перетаскивая один из кусков на усыпанное крошками блюдце.

Подруга усмехнулась.

— Нет. С клиентами? С законом? С деньгами в конце концов? Я, конечно, не очень разбираюсь в машинах, но разве новый его автомобиль не хуже того, что был?

Это заставило меня задуматься. Вообще-то, пожалуй, класс действительно ниже. Но, может у Харриера год новее? Или комплектация лучше? Я вообще-то тоже не большой специалист в японском автопроме.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Внешне в нем вроде бы ничего не изменилось. Он все такой же самоуверенный и дерзкий. Все так же лезет в мои дела. И, ёшкин кодекс, все-такой же красивый, зараза.

Осознание этих неписаных истин не давало мне уснуть весь вечер, после того, как я вернулась к себе. Заставляло бесцельно бродить из угла в угол, бестолково метаться, не находя себе места. Бороться с желанием позвонить Лазареву, хотя бы даже просто для того, чтобы узнать, ответит он или нет.

Я снова вернула себе свободу и возможность самой планировать собственную жизнь. Только теперь поняла, что моя зависимость от Дэна делает эту свободу совершенно не нужной, бесполезной и бессмысленной.

Оказалось, что её отличие от одиночества вовсе не в осознанности выбора. Оно в том, является ли отсутствие рядом некоторых людей тем, чего хочется. Мне же хотелось, чтобы рядом был Лазарев, а его не было.

По этой причине собственная постель казалась неуютной и неудобной. Отсутствие кондиционера, к которому я тоже уже успела привыкнуть, создавало дополнительный дискомфорт, и всю ночь я проворочалась в маетной и тяжелой полудреме, терзаемая воспоминаниями, короткими обрывочными снами и не самыми приятными мыслями.

Тем не менее, это не являлось уважительной причиной для неявки на допрос в следственный комитет, где я была в заранее обозначенные Серегиным девять часов тридцать минут утра.

— Привет, великолепная Ева Ясенева — укротительница злобных краевиков, — радостно махнул следователь, когда выяснилось, что моя подзащитная еще не явилась.

В присутствии клиентов или других сотрудников он никогда не позволял себе подобного панибратства, однако, когда никого из них рядом не было, мы могли общаться почти дружески, четко разделяя эту дружбу с работой, в которой часто становились по разные стороны баррикад.

— И тебе привет, — сделала я шутливый книксен, благосклонно признавая свои регалии. — Моя подзащитная еще не подошла?

— Нет, но звонила, сказала, что задержится. Не стой в коридоре, заходи.

Я не стала отказываться и прошла в светлый кабинет, стуча по напольной плитке набойками острых каблуков. Глянула на смарт-часы:

— Надолго сегодня?

— Думаю нет, вы же все равно молчать будете, да?

Усмехнулась:

— Не молчать, а пользоваться правом, предусмотренным статьей пятьдесят первой Конституции, пока не будет ясно, нужно вообще говорить или нет. (прим. статья 51 предусматривает право граждан не свидетельствовать против самих себя или своих близких родственников)

— Пока мне это и самому не ясно, возможно она так и останется свидетелем и говорить вам так и не придется. Кофе будешь?

Я уже успела узнать, что кофе в следственном комитете пьют, хоть и свежесвареный, горький и очень крепкий. Видимо, Дэн именно здесь к такому и привык. Поэтому, отрицательно качнула головой. А он вдруг спросил:

— Правду про вас с Лазаревым в новостях пишут?

Вот, оказывается, зачем он меня позвал — слухи пособирать. Не удержавшись, сгримасничала:

— Ты, Кирилл, лучше вместо сплетен, дела свои уголовные читай, или судебную практику какую. Всё полезнее будет, — отозвалась я, чтобы не подтверждать и не опровергать сказанное.

Судя по виноватому выражению глаз, Серегин хотел мне что-то ответить, но на моё счастье, разговор прервался прибытием клиентки, после которого следователь был вынужден начать запланированный допрос, занявший, как и ожидалось, не больше часа.

Остаток утра я провела у экспертов, обсуждая с ними вопросы, способные подкрепить мою позицию по одному из новых дел, а потом приехала в бюро, где, не успев добраться до кабинета, столкнулась с недовольным Лазаревым:

— Зачем ты подписала соглашение с Лопатиной на участие в споре о разделе имущества? Ты же знаешь, что я представляю интересы её супруга, — заявил он вместо приветствия.

А правда, зачем? И когда? Кажется, на прошлой неделе. И я не увидела в этом ничего предосудительного. А сейчас, когда это так здорово выводило Дэна из себя, я удостоверилась в том, что все сделала правильно. Не всё же ему мне нервы трепать.

Когда Лазарев так сурово хмурил брови и смотрел на меня своими грозовыми глазами, он становился похож на того, кого я когда-то назвала Деспотом. Выглядело пугающе. Но не настолько, чтобы признать, что я была неправа.

— Ну подписала, — беспечно пожала плечами я. — Не смертельно. Рассмотримся парой заседаний и забудем, делов-то.

— Мы же договаривались, не брать дела противоборствующих сторон, Ева, — скрестил он руки на груди.

— А еще мы доверять друг другу договаривались, — ехидно напомнила я. — Или ты забыл?

Лазарев раздраженно выдохнул, отступив на шаг. Обсуждать наши отношения, как и все касающиеся их договоренности он упорно не желал, делая вид, будто не было между нами ничего.

— Не передергивай, пожалуйста. У нас в бюро солидарная ответственность и в случае необходимости нам придется вести дела друг друга.

— Значит давай сделаем так, чтобы такой необходимости не возникло, — хмыкнула я. — Обещаю, что не планирую скоропостижно скончаться в ближайшие пару месяцев. А уход на больничный вообще-то предусматривает возможность отложить заседание.

— А этого никто обычно не планирует, — еще больше нахмурился он. — Просто, на будущее, не делай так больше.

Раньше он вряд ли стал бы отчитывать меня по такому мелкому поводу, а тут словно специально злил. Но, заметив, что к нашему разговору стала прислушиваться Юля и пару раз заинтересованно выглянувшая из своего кабинета Лидия, я сдержала желание высказать Лазареву советы о том, чего ему самому не стоит делать «просто, на будущее».

— Учту, — сказала я сухо и ушла к себе в кабинет, где следующие пару часов готовилась к тому самому, назначенному на завтра, судебному заседанию по Лопатиной, поскольку теперь понимала, что моим оппонентом будет один из самых опытных и умелых адвокатов, которых я знала.

Со Светланой Лопатиной я познакомилась полгода назад и защищала ее интересы по делу о восстановлении ее на предыдущем рабочем месте, отсудив в результате у предприятия хорошую компенсацию. После этого Света, конечно, уволилась уже сама, однако сложившимся положением дел, как и моей работой, была довольна и обратилась повторно, когда, узнав об измене мужа решила развестись с ним и получила иск о разделе совместно нажитого имущества.

У меня уже была готова позиция по иску, однако я сомневалась в том, что Лазарев ее не предусмотрел и не придумал десяток вариантов в пользу собственных требований. А понимая, что мне не так-то просто будет сохранять самообладание в судебном заседании, я нервно просматривала судебную практику по подобным делам, не намереваясь ударять в грязь лицом.

Собираясь домой, занесла Юле корреспонденцию для отправки и хотела было уже уйти, когда секретарь сообщила:

— Ева Сергеевна, вам с Денисом Станиславовичем пригласительные пришли на воскресный благотворительный вечер фонда «Крылья» в Доме культуры.

Такие вечера, собирающие в одном здании городскую элиту, фонд «Крылья» устраивал ежегодно и получить приглашение на один из них считалось крайне престижным. Помимо сбора средств, направляемых на благие дела, приглашенные обзаводились полезными связями, решали деловые вопросы и просто подтверждали свой статус «сильных и независимых». В конце прошлого лета Лазарев тоже был гостем такого вечера, и я присутствовала там в качестве его спутницы. Личное приглашение, оформленное на мое собственное имя донельзя мне льстило.

— Отлично, давай, я заберу, — произнесла я, ожидая, пока Юля, копающаяся в стопке конвертов, найдет нужный.

Проходящий мимо в этот момент Лазарев, почти не взглянул на нас обеих, будучи увлечен каким-то важным телефонным разговором, в суть которого я предпочла не вдаваться.

— Ой, как я вам завидую, Ева Сергеевна, там же всё так шикарно, — мечтательно протянула секретарь, найдя, наконец, конверт, достав пригласительные и подавая мне на вытянутой руке. — Музыка, красивые платья, вся эта атмосфера…

— Можете не завидовать, Юля, потому что Ева Сергеевна никуда не пойдет, — произнес неожиданно Дэн, успевший закончить телефонный разговор и оказавшись у стола девушки рядом со мной.

Тон его не допускал возражений, как и выставленная над столом в ожидании пригласительных широкая ладонь.

— Это еще почему? — возмутилась я.

— Потому что нечего вам там делать, — Лазарев пожал плечами. — Юлия, отдайте приглашения мне.

Мы всегда разговаривали на «вы» в присутствии коллег, однако именно сейчас это обращение показалось мне как нельзя высокомерным и снисходительным, заставив мое возмущение и негодование возрасти в сто крат.

— С чего бы это? Оно адресовано мне лично, и я лично решу, есть мне что там делать или нет! — фыркнула я и, видя, как секретарь, привыкшая беспрекословно подчиняться Дэну, тянет ему две заветные карточки, на верхней из которых красовалось мое имя, я решила не медлить.

Выхватила из Юлиной руки свое приглашение и, не дожидаясь пока Лазарев сообразит, что нужно учинить мне какие-нибудь препятствия, убежала в собственный кабинет, закрывшись в нем изнутри.

— Ева! — услышала я негодующий возглас Лазарева, когда оказалась в относительной безопасности, прижимая приглашение к груди.

Указывать он мне вздумал, еще чего! Я была одновременно и зла на него и довольна собственным актом открытого неповиновения.

— Радуйся, что я еще и твое приглашение не забрала! — заявила я через дверь, от возмущения перейдя на «ты». — А так, я любезно разрешаю тебе пойти, Дэн, несмотря на то, что ты, на мой взгляд, не заслужил!

Усмехнулась, успев представить себе, как прекрасен Лазарев, когда злится и хмурится, однако ответил он, хоть и мрачно, но вполне сдержанно:

— Не боишься, что я дождусь, пока ты соберешься домой, чтобы учинить личный досмотр?

Прозвучало донельзя заманчиво. Воображение даже услужливо нарисовало в голове нужные картинки, от которых на щеках сам собой вспыхнул румянец, а дыхание участилось. Интересно, Дэн тоже об этом подумал? Вряд ли. А то я бы ради такого даже приглашением рискнула. Но ответила:

— Личный досмотр производится лицами одного с досматриваемым пола, — не удержавшись, хихикнула. — Или ты собрался еще и пол сменить? А то у тебя в последнее время столько всего интересного в жизни происходит, о чем ты предпочитаешь мне не рассказывать.

— Очень смешно, Ясенева. Уровень детского сада, — фыркнул Дэн, а я представила, как он привычно закатил глаза.

И это он еще не видел, что я ему за дверью язык показала.

— Что поделать, Лазарев, не все наделены тонким чувством высокоинтеллектуального юмора, как у тебя, — притворно вздохнула я. — Еще не передумал насчет того, чтобы рассказать мне о собственных планах?

— Разве мой «последний шанс» был не вчера? — его голос стал более приглушенным, что скорее всего означало, что от двери он отошел. — Партнерским договором отсутствие тайн не предусмотрено.

И звук хлопнувшей двери его кабинета лучше любых слов поставил точку в нашем разговоре, в котором Лазарев подтвердил собственное желание оставить свои тайные планы при себе.

Какое-то время я еще поработала, а потом, на всякий случай спрятав приглашение в страницах одного из адвокатских производств, вышла, однако ни Юли, ни Лазарева, ни, даже его вертихвостки-помощницы на месте не обнаружила, поняв, что осталась последней из сотрудников бюро.

Выключила свет, зачем-то дернула дверную ручку кабинета Дэна, оказавшегося на поверку закрытым. Около него привычно пахло крепким кофе и тем притягательным ароматом, который неизменно сопровождал хозяина кабинета, где бы тот ни находился. Зажмурившись на мгновение и жадно втянув его носом, я постояла так какое-то время, а потом, поставив входную дверь бюро на сигнализацию, все-таки ушла.

По пути домой задумалась о том, чтобы купить в магазине любимый вафельный торт и мороженое, как в старые добрые времена, и, припарковавшись у одного из супермаркетов, вошла в стеклянные раздвижные двери.

Так странно было от непривычного ощущения, что мне больше не нужно спешить домой. Что меня там никто не ждет. Это заставило бесцельно бродить между магазинными полками дольше необходимого, думать о том, чего бы мне хотелось, и понимать, что Дэна и десятью вафельными тортами не заменишь.

— Евик, привет, — неожиданно раздалось позади и я вынуждена была резко обернуться.

Первым я узнала не голос, а, скорее, обращение, которое очень давно не слышала. И, честно говоря, была бы рада не слышать еще столько же. Так называл меня только один человек, который много лет назад в одностороннем порядке решил, что нам с ним не по пути. Боль расставания давно прошла, но я вдруг поняла, что и положительных эмоций у меня эта встреча тоже не вызвала.

— Привет, Мотя, — ответила равнодушно, надеясь, что приветствием наш разговор и ограничится.

— А ты изменилась, красивая стала, — констатировал парень, смерив меня оценивающим взглядом.

Сдержалась, чтобы не поморщиться. Он тоже изменился. Вытянулся, лицо стало худым и бледным, темные прямые волосы начал укладывать по-другому, взгляд стал цепким и пристальным. И, глядя на него сейчас, я с трудом могла понять, что в нем могло мне когда-то нравиться.

— Ты тоже изменился, — я не собиралась благодарить его за этот непрошенный комплимент.

Торт и коробка с мороженным таяли в моих руках, и я уже развернулась, чтобы уйти, не собираясь продолжать бессмысленный разговор.

— Постой, — коснулся Матвей рукава моего жакета, не давая уйти. — Евик, ты же в адвокатуре теперь, да?

Кивнула рассеянно, хотя понимала, что не стоило. С того дня, как я получила адвокатский статус, в моем окружении появилась масса не особенно нужных людей, которые считали знакомство со мной «полезным для собственной безопасности», рассуждая по принципу: «вдруг что случится, а у меня есть знакомый адвокат, да еще и из того-самого Лазаревского бюро».

И когда то самое «что-то» действительно случалось, варьируясь от бытовой драки или развода до убийства, они, естественно считали своим долгом позвонить мне в любое время дня и ночи и сообщить об этом. А я, само-собой, должна была помогать «по-дружески». И когда я велась на эти слезливые рассказы и действительно помогала, Дэн, который, по его словам, сто раз это проходил, ругал меня за излишнюю сердобольность. В этот раз его рядом не было, и я мысленно отругала себя сама.

— Может дашь визитку? Или телефончик? А то вдруг что, а я… — полностью оправдал мои ожидания Матвей.

— А ты позвонишь любому из адвокатского реестра, и он с удовольствием защитит твои интересы, Моть, — договорила за него я, понимая, что с его талантом находить себе проблемы не сравнимся даже мы с Аллочкой.

После этого, поняв, что именно нужно было от меня собеседнику, я направилась к кассе, однако он не отстал, увязавшись следом.

— Зря ты, Евик, я вообще-то тоже далеко не последний человек сейчас, а целый директор одной крупной «ОООшки» и знакомство со мной тоже дорогого стоит.

На таких важных директоров, которыми учредители обычно прикрывают свои не самые законные делишки, я успела насмотреться за годы работы в юридической сфере. Действительно, удобно иметь при себе такого «мальчика на побегушках», который готов будет вместо тебя ходить на допросы и галантно возьмет на себя чужую судимость за отдельную плату.

— Рада за тебя, Моть, — устало отозвалась я, не желая спорить, и, поспешно расплатившись на пустой кассе, вышла на парковку. Но, садясь за руль, подняла глаза и снова увидела его у входа супермаркета.

Матвей курил и не сводил с меня сосредоточенного пронизывающего взгляда.

Загрузка...