По ту сторону решетки

10. Боль

Первым связным предложением, четко оформившимся в голове, было то, что у меня ужасно болит левая часть лица от виска до подбородка. А еще хочется пить. Однако возможности, как и необходимости в том, чтобы говорить об этом хоть кому-нибудь все равно не было абсолютно никакой — мой рот оказался заклеен полоской скотча.

Медленно открыла глаза и, поморщившись от боли, снова закрыла, так и не поняв, где нахожусь.

Состояние было крайне паршивым, сознание — мутным, а мысли метались в голове, словно беспокойные кузнечики, запертые в банке.

Осторожно пошевелила челюстью из стороны в сторону, снова ощутив боль, но не такую, которая свидетельствовала бы о переломе. Просто сильный ушиб. Запястья, крепко стянутые за спиной и мышцы рук уже успели затечь, начиная неметь без движения.

Резкий запах нашатырного спирта, ударивший в нос, заставил сначала сильно зажмуриться, потом снова распахнуть глаза.

— Говорил же, очнулась. Да и Лёха сказал, что ничего серьезного, — хохотнул незнакомый мужской голос, и я получила возможность рассмотреть его темноволосого и заросшего неаккуратной щетиной обладателя. Он походил на колоритного бандита из старых вестернов и вероятно был одним из тех пятерых, что участвовали в моем похищении.

Страха, который я теоретически должна была испытывать, учитывая сложившееся положение, отчего-то не было. То, что я до сих пор была жива, немного обнадеживало, поскольку хотели бы убить, не стали бы заморачиваться с доставкой меня сюда, но и не давало никаких гарантий, что планы похитителей не поменяются в одночасье.

Полулежа-полусидя на большом кожаном диване с грязной засаленной обивкой, я осторожно осматривалась вокруг.

В достаточно просторном, точно жилом, помещении когда-то, вероятно, было красиво и даже уютно, а теперь царили разруха и грязь. Кирпичный камин, несколько обитых кожей диванов и кресел, низкий журнальный стол круглой формы, уставленный немытой посудой с остатками какой-то неподдающейся опознанию еды и пустыми картонными коробками из-под пиццы. На огромном ЖК-телевизоре, украшающем стену, светлела сеть трещин. Цветы в крупных напольных горшках давно засохли. А мебель покрывал видимый невооруженным глазом слой пыли и грязи.

Помимо «героя вестернов», в комнате присутствовал еще один незнакомец, высокий и светловолосый, у которого отсутствовали два передних зуба, что он продемонстрировал, усмехнувшись словам своего подельника. Судя по неаккуратно перевязанной бинтом голове, битой от меня получил именно он, а возможно и зубов лишился тогда же.

Зато человек, с самым вальяжным видом сидящий на диване напротив, был мне неплохо знаком. Земсков, закинувший одну ногу на столик с посудой, лениво разглядывал меня в ответ. Его пальцы небрежно поигрывали тростью, а сам он будто бы рассуждал, что же со мной теперь делать.

— Скотч с нее снимите, — отдал он приказ, показывая собственное верховенство в иерархии из беззубого и бандита-ковбоя.

Однако, как оказалось, в комнате находился еще один человек, который до этого стоял за спинкой дивана и по этой причине оставался для меня незамеченным. Он-то, шагнув ближе и сорвал одним резким движением скотч, мешавший мне говорить. Кожу в месте отрыва тут же болезненно засаднило, и я непроизвольно поморщилась.

— Сорри, Евик, медленнее, было бы еще больней, — произнес Матвей, хотя ни грамма раскаяния в его голосе я не ощутила.

— Воды дайте, — хмуро пробормотала я, снова получив возможность говорить, однако, в отличие от приказов Земскова, исполнять мои ожидаемо никто не торопился.

Олег усмехнулся, а трость в его пальцах, раздражавшая меня своим мельтешением, остановилась.

— Да уж, Ева Сергеевна, — с явно притворным сожалением вздохнул он, умышленно выделяя интонацией отчество. — Задали вы с Лазаревым нам загадку. Заставили думать, нужна ты ему или нет, ставки делать, правда ли вы расстались, или это очередной его хитрый план.

Я сглотнула сухой ком в горле, мешающий говорить, и, с трудом собрав блуждающие в больной голове мысли в кучу, произнесла:

— Вы никак не сможете повлиять на Дениса через меня, только зря тратите время.

— Ты лжешь, — Матвей обошел диван вокруг и уселся рядом со мной, закинув ногу на ногу. — Я больше чем уверен, что Лазарев уже готов на всё, чтобы тебя вернуть. Смотри, как его расстроило твое отсутствие.

Он хвастливо ткнул мне в лицо экран собственного смартфона, где в одном из новостных телеграм-каналов мне бросилось в глаза яркое фото моей машины, на покрытой серой дорожной пылью обочине. Дверца водительского сиденья была открыта и можно было рассмотреть мужчину, полубоком сидящего внутри.

Лица было не разглядеть, но я и без того узнала бы его из тысячи других по развороту плеч, гордому прямому силуэту и аккуратно уложенным прямым светло-золотистым волосам. По моим красным туфлям, удерживаемым за каблуки в крепко сжатом кулаке. И от одного только жеста его широкой ладони, закрывающей лицо, веяло таким отчаянием, что у меня тоскливо защемило сердце. Тот, кто сделал это фото подловил Лазарева в момент крайней уязвимости, обреченности и подавленности.

С усилием оторвав взгляд от снимка, вызывавшем внутри мучительную боль, сконцентрировала его на расположенных ниже буквах, будто бы скачущих перед глазами. Разобрала несколько слов о странной погоне и брошенной машине. без указания чьих бы то ни было имен.

— Вы всё еще можете избежать проблем, если меня отпустите, — пробормотала я, но прежней уверенности в моем голосе не было. — Статья уголовного кодекса о похищении предусматривает специальный вид освобождения от уголовной ответственности в случае добровольного освобождения похищенного лица. Я готова забыть обо всех причиненных мне страданиях и подтвердить, что иной состав преступления в ваших действиях отсутствует. Воспользуйтесь предоставленным вам законным правом. Пока не поздно.

Моей убедительности мог бы, наверное, позавидовать даже Дэн, но Земскова не так-то просто было впечатлить. Он отбросил трость на диван и, сняв ногу со столика, уставился на меня, упершись локтями в колени. Взгляд его был колючим, вызывая удивление тем фактом, что карие глаза могут сквозить подобным холодом.

— По-твоему, я способен так легко отказаться от удачи, которая столь настойчиво плывет ко мне прямо в руки? Похищение — лишь часть идеально продуманного и успешно реализуемого плана. Отпустить тебя, забыв про слежку за вами обоими, подкуп секретаря вашего бюро и уйму полезной информации, добытой мной в процессе? Я не идиот, чтобы поступать столь опрометчиво и глупо.

— И чего вы теперь хотите? — с деланным безразличием полюбопытствовала я.

— При самом благоприятном исходе — чтобы Лазарев помог мне отобрать контрольный пакет акций «РМП» у Безуглова, при менее благоприятном — отдал мне собственные акции и, хотя бы просто не мешал. А пока ты у нас, первый вариант наиболее вероятен, Ева.

Значит, Дэн оказался абсолютно прав, говоря о том, что я — отличный предмет для шантажа. Он, как всегда, продумал всё наперед. А я, как всегда, всё испортила. К досаде и боли добавилось чувство вины, улегшееся тяжелым камнем где-то на уровне груди. И я не нашлась, что ответить, погрузившись в собственные невеселые мысли, отвлекшись, лишь услышав новый приказ учредителя «Техностроя», со смешком отданный верным шавкам:

— Нужно снять с нее что-нибудь ценное, сережки или белье, чтобы отправить Лазареву.

Матвей, оказавшийся самым исполнительным, склонившись ниже, бесцеремонно и грубо коснулся моего подбородка, заставив повернуть голову из стороны в сторону.

— Сережки мелкие слишком, и обычные какие-то, — недовольно констатировал он, продолжая оглядывать меня сверху до низу.

— Часы сними, Сокол, они примечательней, — подсказал «ковбой». — Я видел, когда руки связывал.

И через мгновение «Сокол», он же Мотя, не церемонясь, дернул меня за плечо, заставив согнуться пополам от боли в вывернутой руке. И пока он стягивал с моего запястья магнитный ремешок эплвотч, я зажмурилась от жжения в затекших мышцах.

Экран часов был оплетен паутиной тонких трещинок и больше не светился. Хотя, от них, без оставленного в машине телефона все равно не было никакого толку.

— Что же, прощай Ева, поработать у нас не получилось, но и без этого твоя польза для моего дела неоценима, — вкрадчиво произнес Земсков, поднимаясь с дивана, после того, как мои часы легли в протянутую им ладонь. — Больше я здесь не появлюсь, потому что Лазарев и без того слишком пристально следит за мной, но твои часы я ему отправлю, с предупреждением, что следующими пришлю пальцы.

А я вместо ответа лишь проводила его прихрамывающую фигуру недовольным взглядом.

— Подождите, я ящики из машины заберу, — увязался следом за Земсковым «ковбой», взяв в помощь своего беззубого товарища с перебинтованной головой, оставив нас с Мотей вдвоем.

К раскалывающейся голове присоединилась ноющая боль в руках, а жажда только усилилась, но я прекрасно понимала, что церемониться со мной никто не будет. Интересно, сколько времени я была без сознания? Настенные часы показывали половину шестого, а за окнами было всё-еще светло.

— Где мы? — хрипловатым от жажды голосом спросила я у Соколова, снова усевшегося рядом, скрипнув просевшими пружинами дивана.

— В пределах города. В одном из элитных районов, между прочим. Так что, если ты надеешься на то, что кто-нибудь сумеет тебя здесь обнаружить, то очень зря.

Естественно, именно на это я и рассчитывала, но вслух признаваться не стала. Облизнула пересохшие губы и спросила скучающим тоном:

— И как дом в элитном районе превратился в это?

— Перешел к Технострою за долги по расписке, однако пока еще формально принадлежит бывшим хозяевам, которые здесь даже зарегистрированы, поэтому никому и в голову не придет тебя здесь искать. Ты не первая такая «гостья», — грубовато хохотнул он, сделав акцент на последнем слове.

Не стала спрашивать, что же с этими хозяевами стало, что у них отпала необходимость регистрироваться в новом месте своего проживания, как и интересоваться судьбой предыдущих «гостей».

— Хочешь, развяжу? — спросил вдруг Матвей, кивнув на мои связанные за спиной запястья.

Смерила его недоверчивым взглядом.

— Неужто «за просто так»?

— Все равно ведь не сбежишь, — пожал он плечами и снова неаккуратно дернул меня за локоть, заставляя развернуться спиной к себе, однако ради того, чтобы наконец получить возможность пошевелить обездвиженными руками, я согласна была потерпеть временные неудобства.

— Почему не сбегу?

— Вон, видишь решетку? — указал он в сторону дверного проема, когда узел веревки, связывающей мои запястья, наконец был развязан и я со стоном растерла саднящую и покрасневшую кожу.

Дверь была открыта и никакой решетки я не видела.

— Сейчас парни ящики занесут, закроют и увидишь, — с довольным видом объяснил Матвей, снова усевшись на диван и откинувшись на его спинку. — Открыть её можно только снаружи. В окно тоже не выберешься, так что я бы на твоем месте не рассчитывал.

Это и без того, на мой взгляд, было практически очевидным. Коснулась виска, пульсирующего тупой болью, в тщетной попытке ее облегчить.

Спросила серьезно.

— А на что бы рассчитывал?

Матвей вздохнул.

— У нас с ребятами четкие указания на твой счет, Евик. Если завтра твой Лазарев не соглашается на условия Олега и появляется на собрании акционеров на стороне Безуглова, мы действительно начнем присылать ему тебя по частям, это не шутка.

От услышанного в висках запульсировало, и звуки вокруг будто стали глуше. На то, как вернулись Ковбой и Беззубый нагруженные какими-то ящиками, я почти не обратила внимания.

Всегда была крайне впечатлительной и воображение тут же переполнилось жуткими непрошенными картинками. Собственная фантазия нарисовала мне и то, как я болезненно лишаюсь пальцев, на месте которых остаются страшные кровавые обрубки, и то как Дэну присылают мою отрубленную голову в коробке, которая выпадает оттуда и катится по чистой плитке его подъезда, словно голова Берлиоза в «Мастере и Маргарите» по залитым Аннушкиным маслом трамвайный путям.

Нервно дернув плечами, я попыталась снова сконцентрировать внимание на трех похитителях.

Матвей успел подойти к коробкам и, разрезав сверху одну из них перочинным ножом, восхищенно присвистнул:

— Абсент? Нормально. Во всех?

— В нижней — виски, отозвался беззубый, потирая ушибленную голову. Кажется, я действительно услышала звон пересчитываемых бутылок, но мне это никак не помогало. Голова продолжала раскалываться на части, не давая нормально соображать, и я снова помассировала больной висок кончиками пальцев.

Пока похитители занимались ревизией алкогольного содержимого коробок, осторожно встала с дивана. Сделала несколько шагов и тело повело в сторону. Торопливо ухватилась за пыльный комод, оказавшийся ближайшей устойчивой поверхностью, восстанавливая утерянное равновесие.

Большая комната, когда-то служившая гостиной, теперь выглядела грязной и давно нежилой. Помимо пыли на это указывали кружева потолочной паутины, затоптанный грязными следами ламинат на полу, царапины и сколы на мебели. Повсюду валялись чьи-то личные вещи, смятая одежда, документы, обрывки испачканной в чем-то буром ткани, заставившие меня поежиться, потому что моя буйная фантазия мигом нашла этим пятнам самое логичное и не самое приятное объяснение.

Поскольку никто не препятствовал моему передвижению, подошла к окну. За мутным, давно не мытым стеклом была установлена светло-серая, вполне различимая металлическая решетка, но, если не брать её в расчет, вид открывался прекрасный: за высоким кирпичным забором пара домов вдали и сопки вокруг, желто-зеленые от начинавших покрываться осенним золотом деревьев. Эта картинка не дала мне абсолютно никакой подсказки о месте моего нахождения. Таких скоплений коттеджей в нашем городе пруд пруди и меня действительно не найдут, если не будут точно знать где искать.

Разочарованно отвернулась. Взгляд упал на узкую приоткрытую дверь, которую я почему-то не заметила сразу. За ней оказался небольшой неухоженный и грязный санузел с разбитой и усеянной темными пятнами душевой кабиной. Однако, подавив брезгливость, я все же подошла к раковине, плеснула в лицо холодной водой, попавшей на ворот блузки, и, собрав руки лодочкой, напилась из-под крана.

Встретилась глазами с собственным отражением в большом осколке зеркала над раковиной. Кожа вокруг губ покраснела в том месте, где была заклеена скотчем. В месте удара от виска до скулы темнел синяк. На лбу красовалась черная отметина взявшейся откуда-то грязи, которую я осторожно оттерла смоченными водой пальцами, прежде чем снова вернуться в комнату.

Трое мужчин закончили разглядывать содержимое коробок и, кажется, куда-то засобирались.

— Матвей, — обратилась я к бывшему, когда он уже подошел к выходу из гостиной. — Нет таблетки обезболивающего?

— В аптечке глянь, она на диване лежит, — махнул он с безразличием.

И вышел, закрыв решетку на двери, противным лязгом, громыхнувшим в больной голове словно гулкий звон колокола. А когда голоса похитителей совсем затихли, я поняла, что осталась в доме одна.

В аптечке обнаружился лишь флакон засохшей зеленки, полуразмотанный бинт, растрескавшийся жгут, вата и нашатырный спирт, при помощи которого меня приводили в чувство. Никаким обезболивающим там, естественно, и не пахло.

Свернулась на уголке дивана, зажмурившись и обхватив пульсирующую от боли голову руками.

Ёшкин кодекс, разве могла я когда-нибудь подумать, что столкнусь с чем-то подобным? Что мне вообще теперь делать?

Перед глазами снова возникла фотография Дэна. Расстроенного и отчаявшегося. И это ему еще мои разбитые часы не прислали, вынуждая сделать выбор между мной и «РМП». Лазареву ведь сейчас почти так же больно, как мне. И что он сделает? В том, что я ему важнее, почти не сомневалась. Вот только поможет ли его отказ от защиты интересов пароходства меня спасти?

Вскоре в комнате начало темнеть. Наступающий вечер медленно отбирал у мебели четкие очертания, превращая в серые смазанные контуры. Поскольку время на настенных часах так и не изменилось, я поняла, что они, как и большая часть обстановки гостиной давно сломаны.

И теперь моя главная задача — не поддаться окружающей обстановке и не сломаться самой.