Зеркало в ванной комнате выдало отражение, которое не понравилось мне с первого взгляда. Волосы всклокочены и распушились, выглядя живой иллюстрацией правилу о том, что не стоит ложиться спать с мокрой головой. Под опухшими от слез глазами темнели синяки. Сухие искусанные губы распухли и болели.
Тяжело вздохнула, понимая, что в таком неприглядном виде мне предстоит сегодня явиться в судебное заседание. Так не пойдет.
И, поскольку аппетита все равно не было, я потратила время завтрака на то, чтобы привести себя в порядок. Расчесать и уложить волосы, замазать синяки, скрыть собственную грусть под слоем макияжа, как под маской.
До суда и прихода домработницы собиралась переложить вещи в машину и отвезти их и Контру в свою маленькую квартиру по соседству с Аллочкой. Пришлось сделать несколько заходов, чтобы перенести и утрамбовать в багажник все необходимое. Однако, когда я вернулась за кошкой, выяснилось, что она-то как раз никуда не собирается.
Несколько раз я попыталась запихать пушистую предательницу в переноску, однако она очень явственно выражала недовольство шипением, мяуканьем и когтями.
— Ну, чего ты, дурочка мохнатая?! — выругалась я, опуская несчастную переноску на пол, в тщетной надежде на то, что животина образумится и зайдет в нее сама. — Он нас выгнал. Мы ему не нужны. И ты тоже.
Контра скептически мяукнула, словно намекая, что вообще-то не «мы», а только одна из нас. Второй никто не высказывал пожеланий уволочь свой пушистый хвост восвояси.
— Ну как я тебя оставлю. Вместе пришли — вместе ушли, так положено, — развела руками я.
Но Контра и не подумала от этих слов поумнеть и сделать то, чего я от нее столь настойчиво добивалась. А я тяжело вздохнула.
— Теперь Лазарев, который и так плохо обо мне думает, будет считать, что я, как кукушка, бросила тебя на произвол судьбы.
Новое мяуканье оповестило меня, что «произвол судьбы» для нее — это как раз со мной, а с Дэном — спокойствие, комфорт и уют.
— И не поспоришь, — пробормотала я, устало опускаясь на подлокотник дивана.
От этого содержательного диалога меня отвлек телефонный звонок. Чтобы достать смартфон, который я успела закинуть в сумочку, пришлось её перевернуть и высыпать содержимое на диван.
— Слушаю.
— Ева Сергеевна, вас беспокоит секретарь судьи Луцкого. Иван Петрович заболел, поэтому судебное заседание, назначенное на девять, отменяется, а о дате нового я сообщу вам позднее.
— Хорошо, — рассеянно отозвалась я, — В смысле, плохо, конечно, что заболел, пусть выздоравливает. Благодарю, что предупредили.
Таким образом у меня неожиданно освободилось всё дообеденное время, которое было выделено на судебное заседание у заболевшего Луцкого. Что же, зато спокойно вещи перевезу.
Сгребла обратно в сумочку рассыпанную на диване косметику и прочие мелочи, не сильно заботясь об их сохранности и, оглядев гостиную напоследок, со вздохом сняла с безымянного пальца красивое помолвочное колечко, которое с такой гордостью носила, и оно глухо звякнуло о поверхность журнального столика из закаленного стекла.
— Ладно, Контра, останешься за старшую, — выдохнула я нехотя, погрозив указательным пальцем нахальной рыжей морде. — Но, если он и тебя выгонит, пеняй на себя.
Знала, что не выгонит. Несмотря на все разговоры Лазарева о том, что он уважает собак, больше, чем кошек, Контру он любил и баловал. Хотя, он и меня любил и баловал до того, как понял, что я ему больше не нужна. Слишком уж противоречиво предупредительность и чуткость сочеталась в Дэне с расчетливостью, жесткостью и беспощадностью. И, к сожалению, мне до сих пор это в нем нравилось.
Оставила рядом с кольцом свой подарок на пропущенный вчера день рождения. Под ярко-красной упаковочной бумагой, перевязанной лентой, скрывалось подарочное издание «Государя» Макиавелли в эксклюзивном кожаном переплете, которое я с огромным трудом раздобыла у одного коллекционера.
С учетом сложившихся обстоятельств, мой подарок был весьма кстати. Как и надпись, оставленная мной на открытке, вложенной где-то между листов «с днем рождения, мой любимый язвительный и авторитарный манипулятор», которая будет напоминать ему о том знаменательном вечере, когда я растянула мышцу на щиколотке и Дэн вынужден был несколько часов носить меня на руках.
Захлопнув за собой входную дверь, я спустилась в машину, обнаружив, что часть подземной парковки на противоположной стороне занимает огромная лужа. В раздумьях о том, откуда бы ей взяться, если дождя не было последние пару недель, я выехала на дорогу. По пути, решив не откладывать не самый приятный разговор в долгий ящик, набрала номер мамы, напряженно слушая по громкой связи длинные гудки.
— Доброе утро, мамуль, — поздоровалась я, понимая, что не такое уж оно на самом деле и доброе.
Представляла, как узнав об отмене свадьбы она тоже расстроится. Обходительный, участливый и тактичный Дэн маме очень нравился, и она не уставала говорить о том, что мне, в отличие от нее повезло встретить достойного мужчину и выйти за него замуж. А теперь мне предстояло сообщить, что встретить, может и повезло, а с остальным — не очень.
На заднем плане у мамы гремела посуда, кажется, она готовила завтрак, собираясь на работу только к обеду.
— Евочка? А чего так рано?
Действительно, раньше я редко звонила в такую рань, но сегодня-то случай был особый.
— Судья заболел и время свободное появилось, — объяснила я столь непривычный выбор времени для звонка. — Послушай, мам, я должна тебе сказать кое-что, только ты, главное, не расстраивайся, ладно?
— Ты о свадьбе, да? — проговорила она в трубку, звон посуды неожиданно стих.
И я удивилась:
— А ты откуда знаешь?
— Денис позвонил мне вчера вечером и рассказал, что вы решили отложить бракосочетание на какое-то время.
Её слова заставили меня опешить. «Мы решили»? Это теперь так называется?
— Правда? — только и смогла выговорить я.
— Он объяснил, что так будет лучше для вас обоих, попросил сильно не доставать тебя обсуждением этой ситуации и пообещал, что вы оба, как взрослые люди, сами со всем разберетесь.
Это озадачило меня еще больше. «Лучше»? «Попросил не доставать»? «Сами разберемся?» Как это понимать вообще?
— Да, так и есть, — рассеянно пробормотала я, на самом деле продолжая недоумевать. — А он тебе во сколько звонил?
— Около семи где-то, а почему ты спрашиваешь?
«Да потому, что это случилось задолго до моего приезда домой» — подумала я мрачно, а вслух произнесла:
— Просто стало интересно, мамуль, не бери в голову. У тебя у самой-то как дела?
Удачно сменив тему, я выслушала в ответ жалобы на магнитные бури и слишком шумную соседку, искренне посочувствовала, а, уже подъехав к дому, попрощалась и завершила звонок.
Из разговора выходило, что, расставаясь вчера со мной, Лазарев не действовал под влиянием эмоций, как я думала изначально, а вполне себе заранее все рассчитал. И это казалось каким-то неправильным, выходя за рамки моего понимания.
Поднявшись по ступенькам с коробками, уронила ключи на лестничной клетке. Тяжелая связка громко звякнула о твердую напольную плитку и буквально через минуту соседняя дверь открылась, а оттуда появилась знакомая белокурая голова в огромных розовых бигуди.
— Ева, доброе утро! — поздоровалась она, оглядев меня и, удерживаемую мной коробку. — Ты переезжаешь? Подожди минутку, я сейчас Сашку позову, он тебе поможет.
Подруга тоже не выглядела удивленной. Неужели вчера Лазарев позвонил и ей?
— Не надо, я сама, — хмуро отозвалась я, открыв, наконец, дверь.
Теперь моя квартира казалась мне еще меньше и неуютнее. К тому же, я осталась без Контры, не пожелавшей сменить на открывшееся передо мной тоскливое великолепие комфортные Лазаревские апартаменты.
Опустила коробку на пол и еле сдержалась, чтобы снова не расплакаться. Нужно продержаться хотя бы до вечера, иначе потом весь день глаза будут на мокром месте.
— Привет, — произнес Сашка, неожиданно возникший из подъезда за моей спиной и протянул руку. — Давай ключи от машины, сейчас всё принесу.
И, не в силах сопротивляться, я вручила ему электронный ключ с брелоком сигнализации.
Когда неожиданный помощник ушел, я едва успела разуться и вымыть руки, как на пороге возникла Аллочка в свободной домашней одежде, скрывающей уже заметный животик.
— Чего сразу не позвонила? Мы бы приехали, помогли, — спросила она, осматривая меня внимательным взглядом.
Это посторонних мой макияж мог обмануть, а она точно оценила каждый след, оставленный на моем лице тяжелой бессонной ночью.
— Тебе он тоже вчера вечером сказал, что «это наше общее решение», да? — хмыкнула я, скидывая жакет и бросая его неаккуратно на пуфик в прихожей.
После того, что я успела узнать от мамы, спокойная реакция подруги на наш с Дэном разрыв почти не удивила.
— А что, это не так? — удивилась она. — Только не вечером, а утром.
— Что? — недоверчиво переспросила я, хотя прекрасно все слышала.
— Он заезжал вчера ближе к обеду. Попросил присмотреть за тобой, помочь если будет нужно и не позволить наделать глупостей… — рассеянно ответила Аллочка, а я от услышанного осела на пуфик прямо поверх собственного жакета.
Утром. Вчера утром Дэн уже знал, что мы расстаемся. Задолго до моего опоздания, пропущенного дня рождения и всех обвинений, которые он вылил на мою голову, прежде, чем уйти.
Это понимание вызвало внутри стойкое ощущение дежавю, заставив вернуться к воспоминаниям годичной давности, когда Дэн вел собственную игру, предпочтя ничего мне не рассказывать, а я слепо ему доверяла. Вот только что он затеял на этот раз такого, что даже необходимость ради каких-то собственных целей разбить мне сердце его не остановила?
— Ты в порядке? — обеспокоено спросила Аллочка, потому что выглядела я видимо так, что заставила её в этом засомневаться.
— Да, — отвлеченно отозвалась я. — А вот Лазарев, кажется, нет.
Мозг лихорадочно соображал, складывая теперь из имеющихся деталей совсем другую картинку. Еще позавчера вечером ничего не предвещало беды.
Дэн обнимал меня, целовал, успокаивал, когда я переживала о несправедливом судебном решении, по делу своего подзащитного, устоявшемся в апелляции.
А утром следующего дня он уже решил, что по каким-то причинам должен со мной расстаться. Но всеми силами попытался смягчить удар: предупредил Аллочку и маму, позвонил в загс.
Ёшкин кодекс, да даже порция лазаньи вчера была одна! Он изначально не собирался со мной ужинать, а опоздав и забыв про его день рождения я просто дала ему нужный повод! Не сделай я этого, он придумал бы что-то другое. Вот же точно «язвительный и авторитарный манипулятор», чтоб его.
Эта ситуация один в один походила на тот случай, когда Лазарев точно так же год назад использовал мое чувство вины за открытый на рабочем месте сайт знакомств чтобы вынудить меня стать его помощником.
В дверь вошел Сашка, напоминающий новогоднюю ёлку: увешанный пакетами с одеждой и несущий пирамиду коробок, возвышающихся над его головой.
— Спасибо, Саш, — поблагодарила я. — Я бы раз пять бегала.
— Обращайся, — усмехнулся он, аккуратно поставил коробки и пакеты на пол, вручил мне ключи от машины и скрылся за дверью.
— Ева, ты точно в порядке? — еще раз спросила Аллочка.
Она разулась и прошагала мимо меня в кухню, налила в чайник воду и, поставив её кипятить, потянулась за кружками.
— Точно. Но не понимаю, что происходит.
Я тоже поднялась с пуфика, прекратив мять собственный жакет, и уселась на стул с высокими ножками у барной стойки, позволив Аллочке привычно хозяйничать в моей квартире.
— Не могу понять, что у Дэна на уме. Он говорил еще что-то конкретное? — задумчиво постучала я пальцами по гладкой столешнице стойки.
— Да ничего особенного. Разве что пить тебе строго настрого запретил, но мне все равно сейчас нельзя, а без меня ты вряд ли станешь употреблять что-нибудь крепче лимонада. А что, раньше ты его понимала?
— Раньше — да. Ты же знаешь, у нас были такие отношения, при которых совсем не было секретов друг от друга. Мы не то что понимали, мы иногда без слов знали, что любой из нас ответит на вопрос и заканчивали друг за друга начатые фразы. Но со вчерашнего утра всё изменилось. И я не могу понять — почему.
Аллочка сняла с подставки забулькавший чайник и разлила кипяток в кружки с уже опущенными туда чайными пакетиками.
— У нас с Сашкой тоже так, — мечтательно улыбнулась она, ставя одну из кружек передо мной и садясь напротив. — Это одно из правил ведической психологии, кстати: женщина должна сильно понимать мужчину и немножко любить, а мужчина наоборот — сильно любить и чуть-чуть понимать.
«И вопреки этому правилу я слишком сильно люблю Лазарева и со вчерашнего дня слишком плохо понимаю, а он, кажется, наоборот», — с грустью подумалось мне, и я отпила глоток чая из своей кружки.
Тем не менее, чем больше я убеждалась в собственной правоте, тем быстрее вселенская печаль внутри меня менялась на решительность.
Мы же с ним еще год назад договорились: раз мы вместе, значит и действуем вместе, без тайн и интриг, а Дэн решил плюнуть на всё свои обещания и нарушить эту договоренность.
— Я не стану играть по его правилам, — задумчиво закусила я нижнюю губу.
Почему-то мне вдруг показалось, что, если сообщить Лазареву о том, что я разгадала его хитрость, он расскажет мне о причинах собственного странного поведения. Пора доказать ему, что я тоже не позволю делать из меня марионетку.
— Ясенева, если честно, я тоже тебя не понимаю сегодня! — призналась Аллочка в ответ на моё невнятное бормотание.
— И не надо, — перевела я на нее взгляд. Отпила пару глотков из кружки и произнесла, резко вставая из-за стола: — Спасибо за чай, вечером вернусь и поговорим.
Схватила жакет, впрыгнула в туфли и убежала, зная, что Аллочка, проводившая меня полным недоумения взглядом, когда соберется домой, закроет дверь своим ключом.
Я мчалась в офис бюро, чтобы успеть застать там Лазарева, который обычно с утра работает с клиентами и документами, а после обеда планирует следственные действия и суды. Однако, въехав на парковку бизнес-центра я не нашла взглядом знакомого «двухсотого» Лэндкрузера, а место, где Дэн обычно оставлял свой автомобиль, занимал новенький черный Харриер.
Решив, что в любом случае дождусь его, поднялась в лифте на нужный этаж, а поздоровавшись с Юлей, много лет работавшей у Лазарева секретарем, спросила:
— Денис Станиславович не предупреждал, во сколько будет?
— Он с утра на месте, — ответила она и я постаралась не выдать собственного изумления от этого факта.
Поблагодарила её и, оставив сумку и принесенные с собой из машины документы у себя, направилась прямиком в кабинет Лазарева.
Коротко постучала в дверь и вошла, не дожидаясь разрешения, поскольку дверь была открыта, однако сразу же обнаружила, что Дэн в кабинете не один — перед ним, закинув ногу на ногу, сидела высокая блондинка с завязанными в тугой конский хвост платиновыми волосами. Кто она, интересно? Не припомню такой вертихвостки среди его клиентов.
— Вы заняты? — холодно спросила я, смерив бесстрастным взглядом обоих.
— Нет, — поднял брови Лазарев, видимо, удивленный моим непривычно ранним прибытием на работу, поскольку, в отличие от него я наоборот чаще ездила по судам и следственным действиям с утра, а послеобеденное время проводила в бюро. Мы специально планировали так рабочие дни, чтобы кто-то из нас всегда находился в офисе.
— Лидия Александровна, зайдите ко мне позже.
Теперь настал черед и мне удивиться, а когда незнакомка вышла, смерив меня напоследок оценивающим взглядом, я, не удержавшись спросила:
— Клиентка?
— Мой новый помощник, — отозвался Лазарев, будто специально не глядя при этом в глаза.
И мне пришлось постараться, чтобы не закипеть от мгновенно вспыхнувшего внутри гнева. Интересно, Дэн мне назло это делает? Или я придаю слишком много значения обычным совпадениям?
— Мило, — с видимым безразличием прокомментировала я эту во всех отношениях неприятную новость. Положила на стол связку ключей. — Ты можешь возвращаться домой, Дэн. Только Контру у меня забрать не получилось. Возможно, тебя она послушает больше. Так что, если тебе вдруг удастся засунуть ее в переноску — дай мне знать, и я приеду за ней в любое время.
Он выслушал меня спокойно, глядя на сцепленные пальцы собственных рук перед собой.
— Пусть остается, — произнес Лазарев и, посмотрев на меня, с искренним участием спросил: — Ты в порядке?
— Как видишь, — хмыкнула я. — Не сошла с ума, не наложила на себя руки и даже не напилась.
— Я серьезно.
— Так и я не шучу, Дэн. И даю тебе последний шанс сообщить мне, что ты задумал, — села в кресло напротив него, заняв место недавно ушедшей вертихвостки-Лидии. — Мы договаривались доверять друг другу. А теперь оказывается, что ты снова хочешь сделать меня пешкой в своих непонятных планах.
Лазарев вздохнул и очень натурально изумился:
— С чего ты взяла?
— С того, что твой вчерашний спектакль, хоть и был очень эффектным, все же не смог меня убедить. И теперь, особенно после того, как ты заявил, что любишь меня, мне очень интересно, что ты посчитал равноценным причиненной мне боли?
Он нахмурился и молчал почти минуту, потом ответил:
— Я не хочу делать тебя пешкой в своих планах, Ева. Но разве ты согласилась бы уйти без этого, как ты выразилась, эффектного спектакля?
— Если бы получила разумные и логичные объяснения — возможно, — пожала плечами я, хотя моя фантазия не могла придумать ни единого объяснения тому, ради чего я отказалась бы от той счастливой, прекрасной и комфортной жизни, к которой успела привыкнуть.
— А без них?
— Без них — конечно нет.
Дэн вздохнул и печально улыбнулся, а я завороженно смотрела на то, как солнечный луч из окна лениво скользит по его золотистым волосам, спускаясь на точеную скулу.
— Значит, я не ошибся в собственных предположениях и все сделал правильно.
Я прищурилась и скрестила руки на груди.
— То есть причины, по которым ты так поступил, так и останутся в тайне?
— Да, — кивнул он уверенно. — Потому что я считаю, что так будет лучше для нас обоих.
— А я считаю, что никаких отношений без доверия быть не может, ни личных, ни деловых…
Меня прервал короткий стук в дверь кабинета, и заглянувшая Юля, сообщила:
— Прошу прощения, что отвлекаю, но Ева Сергеевна, к вам клиент, говорит, что вчера договорился о встрече с вами лично.
— Проводи в переговорную, пожалуйста, — отозвалась я, и секретарь, кивнув, скрылась за дверью.
Но запал высказать Лазареву всё, что думаю неожиданно прошел. Я сбилась с нужной мысли и стушевалась. А моя красивая речь, которую я уже успела выстроить в голове, обосновав кучей весомых аргументов превратилась в короткое:
— В общем, я не хочу быть твоей марионеткой, Дэн, что бы к тебе ни чувствовала. Такие отношения, как были у нас с тобой, бывают раз в жизни, а ты решил перечеркнуть их, непонятно ради чего, — мой голос все-таки дрогнул на этой фразе, несмотря на все усилия. — Не уверена, что сумею простить, когда ты, наконец, соизволишь просветить меня о своих планах.
И, не дожидаясь ответа, звонко цокая набойками туфель в наступившей тишине, я вышла из его кабинета, направившись в переговорную.