Под мириадами угасающих звёзд

Глава 4 Видения

"Геродот из Карии собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как Старшей Крови, так и Младшей Крови не остались в безвестности"

"История" Геродот

На рассвете на ферму прибыли служители закона из Гамеша с вопросами о упавшей капсуле. Лугбанд, подправив историю, рассказал, что видел падение капсулы и был у места крушения, но, к его удивлению, никого там не нашёл. Стражи порядка, знакомые с его честностью, не поставили под сомнение его слова. “Вы бы лучше занялись детишками Карги!” — бурчал Атта, когда они ушли.

День прошёл необычайно спокойно. Загадочная незнакомка так и не пришла в сознание, от чего Лугбанд всё больше беспокоился. Однако Атта успокоил его, уверив, что Лугбанд сделал всё возможное, а теперь её тело должно самостоятельно завершить лечение. “Раны от орудий Истока опасны, но она поправится” — уверенно заявил он.

Гилл снова плохо спал. Он проснулся за мгновение до зари и, выйдя во двор, увидел Атту, задумчиво смотрящего в сторону горизонта, где небо начинало светлеть.

— Что такое Младшая Кровь? — зевая, спросил Гилл, увидев первые лучи солнца. Лугбанд не сомкнул глаз всю ночь, дежуря, пока Атта восстанавливал силы. Когда пришло время, он передал свою вахту и, чувствуя усталость, отправился в объятия сна. Стрелок, между тем, занял своё место на пороге, медленно исчерпывая запасы алкоголя. Его верная винтовка, как всегда, лежала рядом — готовая к использованию в любой момент, словно спящий дракон, ожидающий приказа.

— Что? — Атта отвлекся от своих мыслей, словно его вырвали из другого мира, и посмотрел на Гилла. — Ты видел тот величественный храм в Гамеше? — Гилл кивнул. — Вот он и посвящен такой же даме, как наша гостья с небес.

— Она что, богиня? Выглядит как обычный человек, — хмыкнул Гилл. — И боги, насколько мне известно, не истекают кровью.

— О, истекают, поверь, — таинственно произнес Атта, его пальцы нежно скользнули по холодному металлу винтовки. — Она, конечно, не богиня. Но сильнее любого самовлюбленного наемника на этой планете и живет на пару сотен лет дольше. Для некоторых это уже признаки божественности, но она, хоть и не совсем, все же человек. И таких, как она, много.

— Много? — удивился Гилл. — Я никогда о таких не слышал. Даже от иномирцев.

— Дианмура — это не центр вселенной, — засмеялся Атта. — Мы находимся на краю Рухнувших Царств, настоящей глуши для остальной галактики. Большинство иномирцев, о которых ты говоришь, даже не подозревают о существовании Младших. Некоторые, возможно, слышали слухи, но не более того. В такой глуши, как наша, большинство считает дома Младшей и Старшей Крови мифом из прошлого, а некоторые, как те жрецы в Гамеше — богами.

— Так есть и Старшая Кровь? — Гилл направился к загону с империаллурами.

— Есть, — подтвердил Атта.

— И в чем же разница? — Гилл наблюдал, как империаллуры ворчливо подходили к корыту с чистой водой, их движения были полны грации и силы.

— Это нечто, что словами не передать. Но если нам повезет (или не повезет) встретить такого, то ты сразу поймешь разницу.

— Это что, генетические манипуляции? — продолжал расспрашивать Гилл, думая про себя: “Откуда он знает столько?”

Атта никогда не рассказывал о своем прошлом, кроме как Лугбанду и его покойной жене. Обычно он был немногословен, и Гилл старался выудить из него как можно больше информации.

— Нет, Гилл. Все гораздо сложнее, чем простая генетика, — сказал Атта, вставая и поднимая винтовку. — В древние времена, когда человечество только начинало свой путь, появилась Праматерь. Она защитила людей от ужасов космоса и подарила им чудо Плеромы Истока. Возглавив человечество, она начала эпоху невиданного процветания — Золотой век! В своей мудрости она создала Первородных Эонов, чтобы они направляли людей к лучшему будущему. Подобные богам, они пришли из Плеромы и встали рядом со своей матерью. Со временем Первородные завели потомство, которое стало известно как Великие, — он на мгновение замолчал. — Золотой век сменился упадком, и галактика погрузилась в тьму. Никто не знает, что случилось с Первородными. Известно лишь, что они исчезли, а Великие устроили бойню, пытаясь занять их место, и чуть не уничтожили всю галактику.

Люди, которых причисляют к Старшей Крови — это прямые потомки Великих. С Младшей Кровью все сложнее. Некоторые происходят из семей Старших, но есть и те, кто ведет свой род от обычных людей. Старшие могут одарить особо верных слуг даром Вознесения, сделав их Младшими, — он посмотрел на Гилла. — Вот такие дела. Это если вкратце. А когда проснется наша принцесса, ты сам ее расспросишь.

— Слушай, Атта, откуда тебе известно всё это?

Стрелок задумчиво почесал затылок и, не проронив ни единого слова, медленно направился в дом.

Оставшись наедине с собой, Гилл принялся за работу на ферме. Перед сном отец возложил на него множество задач, убеждённый в том, что труд способен очистить ум от всяких забот. Гилл, хоть и не раз убеждался в обратном, но в конце концов, ему самому хотелось заняться чем-то полезным. Прошлые беспокойства не отступали, однако после истории, рассказанной Аттой, возможность столкновения с головорезами казалась ему мелочью. Более того, в его голове возникло столько вопросов, что все остальное отошло на задний план. Кто это девушка? Действительно ли всё, что рассказал Атта, было правдой? Что он подразумевал, говоря отцу об искуплении? Ему мучительно хотелось спросить о прошлом отца, но он колебался, понимая, что Атта, не терпящий подобных расспросов, неизбежно направит его за ответами к Лугбанду.

Одолеваемый этими вопросами, он завершил работу, вернулся домой, принял душ и переоделся в домашнюю одежду. Взглянув на себя в зеркало, он заметил, что чего-то не хватает. Испугавшись, он окинул взглядом свою комнату в поисках пропажи. Комната Гилла была спальней, совмещённой с мастерской. В ней всё было аккуратно расставлено по своим местам и царила чистота, хотя внутри многочисленных тумбочек иногда властвовал творческий беспорядок. Только когда всё становилось настолько плохо, что Гилл не мог найти нужную деталь или инструмент, он приступал к генеральной уборке всех ящиков. Но спустя недолгое время там вновь воцарялся хаос. Пропажа была найдена довольно быстро. Медальон покоился на столике возле кровати. Единственное, что остались у него от матери.

Она умерла, когда он был еще очень маленький. Остались лишь смутные образы. Отец много и с большой теплотой о ней рассказывал, но опускал детали её смерти. Эту тему Лугбанд всегда обходил стороной, а сам Гилл со временем перестал спрашивать об этом.

В детстве Гилл боялся темноты. Однажды, чтобы утешить его, отец подарил ему медальон, украшенный тонким серебряным шнурком. В его сердцевине блестела жемчужина, принадлежавшая его матери. Лугбанд тогда сказал сыну: “Эта жемчужина — наследие твоей матери. Твоя мама говорила, что она вобрала в себя свет отдалённой звезды и излучает его в ночи. Пусть она будет с тобой, и пусть темнота больше не пугает тебя!”. С тех пор он почти никогда не снимал медальон и относился очень бережно.

Лугбанд ещё спал, а Атта был где-то на улице, поэтому Гилл незаметно проскользнул в отцовскую мастерскую, где аккуратно лежали вещи незнакомки. Доспехи казались архаичными и громоздкими, но на деле это был сложный и высокотехнологичный экзоскелет, возможно созданый, чтобы имитировать доспехи с малоразвитой планеты. Гилл уже видел экзоскелеты, но они были неуклюжими большими, и требовали мощного источника питания, в то время как этот шедевр инопланетной инженерии обходился без него. По крайней мере, Гилл не смог его найти и предположил, что источник питания мог быть встроен в одну из бронепластин. Меч осмотреть не удалось. Он лежал в ножнах, и сколько бы Гилл не старался, извлечь его так и не смог. Третьим предметом была сфера, лежащая на столе Лугбанда. Она была серого цвета, с абсолютно гладкой, словно отполированной поверхностью. Каждые полторы минуты сфера меняла оттенок, в остальном же оставалась просто металлическим шаром размером с кулак. Гилл не имел понятия о её назначении и, хотя ему было очень любопытно, он опасался, что отец скоро проснётся и накажет его за рытьё в чужих вещах. Он уже собирался уйти, когда вдруг медальон на его шее потеплел, и сзади послышался звук, напоминающий треск ледяной корки. Гилл обернулся, пытаясь обнаружить источник звука, и когда он раздался вновь, стало ясно, что он исходил из сферы, которая теперь парила над столом. Заворожённый, Гилл наблюдал за сферой, вокруг которой появилось едва заметное алое свечение. “Что происходит?” — думал он, когда его тело, словно обретя собственную волю, подошло к столу. Сам того не понимая, он протянул руку к сфере, а затем наступила тьма.

Геродот так и не смог привыкнуть к грохоту орбитальных ударов. Вибрация, возникающая при столкновении с поверхностью барьера, вызывала тошноту даже у наследника Старшей Крови. Он уже почти четыре часа вместе с товарищами наблюдал за бесполезными попытками наемников прорваться к храмовому комплексу. Стоя на высоком холме, Геродот мог поклясться, что еще никогда не видел такого укрепленного священного места. Окруженный блекло сияющим силовым барьером, храм словно издевался над непрошенными гостями из других миров.

В течение целого часа с орбиты обрушивались снаряды, пытаясь ослабить защиту, в то время как наемники с необычной яростью атаковали позиции защитников. Слишком много их соратников пало здесь. Наемники точно не ожидали, что, казалось бы, простой рейд обернется настоящей катастрофой.

Геродоту вся эта операция сразу же не пришлась по душе. Когда отец принял предложение торговцев из Тира, Геродот сразу почувствовал подвох. Они предлагали слишком много за слишком простую работу. Сын выразил свои опасения отцу, но тот не принял их во внимание, а братья и сестры Геродота поддержали отца. Их задачей было напасть на одну из лун планеты Сад Гелия, расположенной в системе Порог Пилоса, на окраине обитаемого космоса. Геродот не мог понять, что могло понадобиться торговцам из Тира в такой глуши и так далеко от их сферы влияния? Что-то важное, раз они готовы были заключить союз с домом Старшей Крови.

Его опасения подтвердились, когда они достигли Сада Гелия и направились к одной из его шести лун. Нужная им была самой маленькой и безымянной. Разведчики Тира утверждали, что луна и поселения на ней слабо защищены, и проблем не должно возникнуть. Тогда почему они готовы были заплатить так много? Почему, помимо армии отца, они наняли сто тысяч наемников — десять независимых отрядов по десять тысяч пехотинцев в каждом? Это было необычно. Обычно старались не собирать столько разных отрядов в одном месте, так как наемники не любили конкуренцию. Почему отец не заметил подвоха? Почему он вдруг отдал приказ, чтобы наёмники начинали атаку первыми? “Пусть низшие получат свою долю славы!” — восклицал он. Но не были ли эти слова лишь отвлекающим манёвром? Знал ли он, что предстоит дальше? Какие сведения сообщили ему торговцы из Тира?

Флот защитников был небольшой, но благодаря внезапности удара им удалось вывести из строя несколько боевых фрегатов и уничтожить значительную часть десантных кораблей. В ответ на такую дерзость, командир одного из отрядов решил, что будет хорошей идеей ввести свой флот в атмосферу, и поплатился за это. Его боевые корабли были подбиты, прежде чем успели сделать выстрел, и упали на город под ними, превратив его в выжженную пустошь. А тот десант, что успел высадиться, едва сумел закрепиться.

Барьер и серьезные укрепления стали заметной помехой для высадки на поверхность. Первая волна исчезла в атомном огне. Второй волне повезло больше благодаря развернутым системам ПВО и мобильным силовым барьерам. Некоторые наемники радовались, что добычу теперь стало легче делить, но Геродот чувствовал, что это только начало и их ждут еще сюрпризы.

Им предстояло осадить величественный город, возведённый вокруг священного храма. Защитники, словно предугадав намерения противника, не расточали силы на защиту всей планеты, а сконцентрировались на укреплении именно этой ключевой точки. Они установили столько энергетических барьеров, что даже мощнейший орбитальный удар не представлял угрозы. Это означало, что Геродоту и его преданным гоплитам придётся взять город штурмом.

Противостоящие войска состояли из слабо вооружённых отрядов милиции, напоминавших безумных фанатиков, потерявших в жизни всё ценное. Хотя они и были лёгкой добычей для опытных наёмников, их количество замедляло продвижение. Но наёмники неуклонно продолжали наступление уже рядом с гоплитами. После того как были преодолены два энергетических барьера, Геродот и его воины захватили несколько стратегических зданий и ожидали новых указаний. В этот момент Геродот обратил внимание на одну деталь — отсутствие гражданских. Он отдал приказ проверить ближайшие дома, и вскоре стало ясно, что многие из них уже долгое время стояли пустыми. Это открытие, наряду с толпами фанатиков, заставило его задуматься, но он решил сохранить свои подозрения при себе. Вскоре штурм возобновился, но был внезапно прерван появлением нового врага. Сопротивление фанатиков было сломлено, и на поле боя появились гоплиты в тёмно-синей броне. Вооружённые дори — длинными винтовками, которые могут мгновенно превратиться в короткие копья. На их поясах красовались махайры — короткие изогнутые мечи. Каждый гоплит носил на спине портативные энергетические щиты, известные как гоплоны. Их неожиданное появление сбило с толку наёмников, многие из которых не ожидали столкнуться с таким грозным врагом.

Геродот вступил в бой с одним из противников. Ему пришлось взять в руки махайр, хотя он предпочитал избегать таких схваток. Сражение продолжалось недолго — всего лишь две минуты, и Геродоту удалось одержать верх, однако он осознавал, что победил лишь благодаря тому, что его оппонент был уже ранен.

Оглядевшись вокруг, Геродот с грустью посмотрел на высокие здания, чьи обломки возвышались к небесам, напоминая кости древних титанов, разбросанные по периметру. Когда-то этот город был оплотом красоты, а его воздух не был пропитан запахом Младшей Крови и горечью пепла, как сейчас.

Орбитальные удары продолжали звучать, когда он подошёл к поверженному врагу и снял с него шлем, только чтобы вздрогнуть от удивления. Противник был ещё жив, несмотря на смертельную рану. Его глаза, полные крови, горели яростью, и Геродот был уверен, что услышал бы проклятия в свою сторону, если бы у врага был рот.

Вдруг, как по мановению волшебной палочки, всё исчезло. Поле битвы, гоплиты, даже сам Геродот — все словно растворились в воздухе. Гилл ощутил острую боль в висках, мир вокруг закружился, вызывая тошноту. Куда бы он ни посмотрел, его окружала лишь бесконечная белизна и шум прибоя. “Океан?” — пронеслось в его сознании. Он пытался собраться с мыслями, понять, что произошло и куда он попал.

И тут, без всякой на то причины, он пустился в бег. Не знал, зачем, но чувствовал необходимость. Впереди должно было быть что-то важное. Что-то, что он должен был увидеть и услышать. Сколько времени он бежал, Гилл не знал, но вдруг остановился, поражённый голосом, доносящимся издалека. Это был голос его матери, напоминавший мелодию завораживающей песни. Он увидел её, словно живописный образ, вырисовывающийся на чистом холсте. Она сидела в кресле у порога их дома, в окружении сумерек, а над головой уже мерцали первые звёзды. “Ты сможешь… но узнаешь и многие печали. Свет твоей звезды…” — фрагменты её слов доносились до него, словно ветер нёс их издалека. Гилл не мог устоять. Его ноги сами понесли его к матери.

— Мама! — воскликнул он с нотками тревоги в голосе, но она не отвечала. Её взгляд был полностью поглощён младенцем, лежащим у неё на руках. Она нежно погладила его маленькую ручку, и её улыбка была теплее самого ласкового летнего утра.

— Гилл, мой маленький, прекрасный Гилл, — прошептала она, её голос был едва слышен, как дуновение ветра. Она медленно подняла глаза к небу, где первые звёзды начинали мерцать в сумеречном свете. Указывая на самую яркую из них, она продолжила: — Видишь ту звезду, сияющую ярче всех? Это твоя звезда, Гилл. Твоя путеводная звезда. Она всегда будет освещать твой путь, даже в самую тёмную ночь.

Но внезапно кто-то резко вырвал его из этого видения. Всё в Гилле сопротивлялось этому насилию, но он был бессилен. Открыв глаза, он жадно глотал воздух, всё ещё ощущая запах пепла. Голос матери становился всё более отдалённым, словно эхо, уносящееся вдаль. Где бы он ни был до этого, теперь он вновь оказался в мастерской отца. Его ноги подкосились, и он опустился на пол. Он только начал приходить в себя, как вдруг перед глазами у него возникло изумрудное лезвие меча, искрящееся молниями. Подняв взгляд, он увидел перед собой златоволосую незнакомку.