Под ризой епископа

ВСТРЕЧА В ВАГОНЕ

Ковалев сидел в своем кабинете, склонившись над бумагами. Зазвонил телефон.

— Зайдите ко мне, — узнал он голос Быстрова и тотчас отправился к начальнику. Там оперативная группа была в полном сборе.

— Только что получена шифровка из Ленинграда, — продолжал говорить начальник, — Там взяли более двадцати служителей культа, обвиняемых в контрреволюционной деятельности в составе монархической организации.

— ИПЦ?

— Да. Но одному из них, протоиерею Полякову, удалось увильнуть от ареста. Этот святоша, сын бывшего царского полковника, держит путь в наши края и несомненно пожалует к своему старому приятелю епископу Синезию.

— Придется встречать гостя, вот только… — Быстров задумался, заложив руки за спину, прошелся по кабинету. — Давайте немного забежим вперед, представим, что может произойти. Синезий наверняка организует ему встречу. А мы не сумеем взять Полякова так, чтобы об этом не узнал Синезий. Следовательно, такой вариант не годится.

— Надо так взять Полякова, чтоб Синезий даже не догадался.

— Дельно. Снять его с поезда раньше, может, на подходе к городу, — стал развивать мысль Быстров. — Едет он в шестом вагоне, согласно правилам конспирации, так же, как и Синезий, ездивший в Ленинград. Место — тридцать второе[35]. Человек он приметный, вы его сразу узнаете. Поручаю дело Ковалеву. Времени в вашем распоряжении, товарищ Ковалев, четыре часа. Срок не велик, торопитесь.

Ковалев взглянул на часы.

— Возьмешь с собой Иванова, — распорядился Быстров. — Ну, как говорят, ни пуха…

— Есть! К черту, товарищ начальник, — ответил Ковалев и быстро покинул кабинет.

…Поезд остановился на небольшой станции. Было темно.

К шестому вагону подбежали двое мужчин и вскочили на подножку. Поезд тронулся, а через четверть часа оба были уже при исполнении служебных обязанностей: один, что повыше, начал проверять билеты у пассажиров и, не вызывая подозрений, заходил во все купе подряд. Второй, оставшись в конце вагона, наблюдал за ним и за пассажирами.

«Контролер» все ближе подходил к шестому купе. «Проводник» не спускал с него глаз — ждал. Когда тот скрылся за дверью купе, проводник приблизился. В купе контролер проверял билеты, пассажиров. Поляков резко выделялся среди них крепким телосложением, приятным лицом, старательно расчесанными, свисающими на плечи пышными кудрями и вьющейся бородкой.

— Ваш билет, — потребовал контролер, держа руке компостер.

— Пожалуйста, — Поляков протянул руку с билетом.

— У вас нечетко пробито число на билете, — заметил исполняющий служебные обязанности. — Придется пройти к бригадиру.

— Не может быть, — возразил было Поляков, но тут же охотно согласился, надеясь поскорее избавиться от придирчивого контролера. — Я готов штраф в таком случае уплатить, хотя покупал билет в кассе, только попрошу поскорее все выяснить. Ох, уж эти кассиры, вечно что-нибудь напутают!

Проводник шел впереди, за ним — пассажиру сзади него — контролер. Они вошли в крайнее купе.

— Руки вверх! — скомандовал Ковалев. — Мы из ГПУ, гражданин Поляков!

Тот мгновенно потянулся к карману, но было уже поздно: Иванов перехватил руку. Глядя на черный глазок револьвера, арестованный медленно поднял руки.

— Вот так! — одобрил Ковалев, вынимая из кармана церковника браунинг. — А теперь — одевайтесь! — он указал на пальто и шляпу, принесенные Ивановым. На следующей станции мы выходим.

— Как? — удивился Поляков. — Ведь еще не доехали? — он надеялся исправить положение.

— Это уже не ваша забота.

На станции три пассажира вышли из вагона. Ковалев и Иванов провели задержанного до «эмки»[36], которая сиротливо стояла, прижавшись к стене станционного строения. Иванов открыл дверцу машины, предложил протоиерею занять место.

— Поехали! — распорядился Ковалев.

Двадцативерстное расстояние миновали за полчаса, проехали по городу. Когда «эмка» юркнула в ворота и оказалась во дворе, со всех сторон обнесенном зубчатым забором, Поляков безнадежно спросил:

— Это и есть ЧК?

— Гордитесь, святой отец, что находитесь под надежной охраной, — сыронизировал Ковалев, — Пойдем вон туда, где горит свет. Видите? — он отпустил Иванова, а сам по полутемным коридорам провел Полякова в кабинет начальника.

От яркого света вошедшие зажмурились. Руки арестованного непроизвольно мяли фетровую шляпу.

— Садитесь! — сказал Быстров, глядя на чемодан, поставленный Ковалевым на стол, — Не такими я представлял протоиереев, епископов и вообще служителей культа. Вас я думал увидеть при кресте и кадиле, а вы, гляди-ка, при браунинге. Кого же вы этой штукой крестить собирались?

Арестованный молчал.

— Итак, что привело вас в наш город?

— Насколько мне известно, ваша советская власть еще не ввела ценз оседлости, не так ли? — колко ответил Поляков. — Я любитель путешествий, бывал во многих городах, но, помилуй бог, нигде мне подобного вопроса не задавали. Если вы запрещаете мне пребывать здесь, то я не буду противиться. Отдайте мне мой дорожный чемодан, и я покину ваш город.

Арестованного обыскали еще раз, но ничего не обнаружили. Радость Ковалева блекла. Обвинять церковника можно лишь за ношение оружия. Это всего-навсего уголовное преступление. А как доказать, что он ехал в Ижевск отнюдь не из праздного любопытства? Настроение Ковалева все больше портилось. Тем временем Быстров осматривал вещи Полякова и неторопливо выкладывал содержимое чемодана на стол.

— Где вы намеревались остановиться, у кого? — спросил Ковалев, заметив едва уловимую напряженность Полякова.

— Я служитель культа и, надеюсь, в каждом храме, в каждом приходе меня встретят достойно.

Быстров, не слушая разговора, рассматривал вещи. Полотенце, пара нижнего белья, несколько носовых платков. Вещи как вещи. Он принялся за чемодан, переворачивал его то вверх, то вниз дном, ставил на ребро. Посвистывая, достал из стола отвертку, подковырнул ею дно чемодана. Оно оказалось двойным, и на стол высыпались икона, печать, засургученный пакет и блокнот. Быстров стукнул печатью о штемпельную подушку, затем — по листку бумаги. Это была печать истинно православной церкви, а в пакете оказалось письмо. При помощи известного ключа они с Ковалевым легко прочитали его содержание. Как и предполагалось, оно гласило, что в связи с провалом заговора церковников в Ленинграде все полномочия главы сторонников истинно православной церкви передаются его преосвященству ижевскому епископу Синезию. На обороте была надпись: «Дорогому владыке Синезию на молитвенную помощь от петроградского митрополита Иосифа».

Нетрудно было догадаться, что это был пароль.

— Что вы теперь скажете, святой отец, гражданин Поляков? — спросил Ковалев, укладывая вещи обратно в чемодан.

— Я с вами не буду разговаривать.

Арестованного увели.

— Молодец, Димитрий, — в первый раз скупой на похвалы Быстров назвал Ковалева по имени.