— Я знаю, что это уродливый шрам. Отвратительный, — грустно произнесла Ирина. Муж много раз говорил ей об этом и никогда не прикасался к её ноге. Это было одной из причин, по которой он настаивал на том, чтобы жена носила более длинные юбки. В своё время она подумывала о пластической операции, чтобы покончить с его комментариями и своим смущением.
Ирина потянула за слишком короткую ночную рубашку, но Тимофей положил руки на её руки и остановил.
— Если тебя это смущает, то ты убежишь из комнаты, когда увидишь мой шрам, — сказал он и откинул одеяло в сторону, показав свою ногу.
Когда Ирина видела его в спортзале, он был одет в длинные брюки, и хотя она могла представить, как выглядит шрам после травмы, увидеть его вблизи оказалось совсем иным зрелищем.
— Ты прав. Твой хуже.
В отличие от её шрама, который поблёк со временем, след от раны Тимофея был багровым. Ирина могла видеть места, где кость прорвала кожу, и аккуратные швы, наложенные хирургом.
— Тебе повезло, что можешь ходить, — сказала она поражённо.
— Да, слышал. Похоже, то же самое можно сказать и о тебе. Что случилось?
Прошло много времени с тех пор, как Ирина рассказывала эту историю. Она посмотрела на него, потом на свою ногу. Прислонившись к мужчине и глядя на шрам, позволила воспоминаниям вернуться.
— Это было через несколько месяцев после смерти моей матери. Мне было тяжело, я горевала. Отец называл это хандрой.
— Он всегда умел поддержать тебя, — язвительно заметил Тимофей.
— Да уж, с этим у него всегда были большие проблемы. Так вот, тем летом Кирилл проходил практику в компании моего отца. Его способ помочь заключался в том, что он приглашал Кирилла на ужин и предлагал нам вдвоём куда-нибудь сходить. Считал, что мне так будет лучше.
— Что угодно, лишь бы отец от тебя отстал.
— Спокойный Пётр Барков — счастливый Пётр Барков, — усмехнулась Ирина. Она вспомнила, что отец, слава Богу, не кричал на неё, но ему было неприятно её эмоциональное состояние. Потому проще казалось сказать «да».
— Мы стали встречаться несколько раз в неделю. Однажды в августе мы пошли с другом Кирилла и его девушкой на ужин и в кино. Ничего особенного. Пока не поехали домой.
— Случилась авария?
— Неприятная. Кто-то подрезал нас на перекрёстке. Кирилл был за рулём и потерял контроль над машиной. Мы съехали с дороги и врезались в дерево, сначала пассажирской стороной. Там не было ограждения. Стекло разбилось вдребезги. Металл помялся. В итоге его приятель получил сотрясение мозга, от которого у него несколько лет болела голова. Девушка сидела позади меня, и мы обе оказались в ловушке. Это была старая машина, поэтому боковых подушек безопасности не имелось. Дверь смяло в сторону моей ноги, и я помню, что чувствовала, как у меня идёт кровь. Должно быть, её натекло много, потому что чувствовала и металлический запах. Когда меня вытащили, кровь из раны хлынула ещё сильнее, и я потеряла сознание.
— Дверь удерживала рану, не давая порезу раскрыться.
— Так мне сказали. Очнулась я в больнице в гипсе и подсоединённая к всевозможным капельницам. Врачи объяснили, что помимо перелома ноги, дверь пробила мышцы и нервы, причинив серьёзные повреждения. Несколько часов они рассматривали возможность ампутации. После этого они не были уверены, что я наберу достаточную мышечную силу в ноге, чтобы снова ходить без посторонней помощи. О танцах не могло быть и речи.
— Я не могу представить, как это было ужасно.
— Я плакала до тех пор, пока не смогла больше. Измотала себя. С тех пор почти не плачу, хотя эмоциональные моменты последних дней говорят об обратном.
— Очевидно, врачебный прогноз относительно твоей ходьбы был неверным.
— Иногда я такая же упрямая, как и ты.
— Я предпочитаю словно «решительный».
— Я тоже, — Ирина обняла Тимофея за талию, расслабляясь после рассказа о худшем из пережитого. — Это была долгая реабилитация, — ты понимаешь, — и она заняла большую часть года. Я снова пыталась танцевать, надеясь, что если они ошиблись с ходьбой, то могли ошибиться и с танцами, но нога оказалась недостаточно сильной. Пришлось уйти из училища. На следующий год снова подала документы и поступила в колледж поближе к дому.
— И стала физиотерапевтом?
— Однажды я гуляла и подвернула лодыжку, что привело к растяжению ноги. Пошла к физиотерапевту, которая помогала мне после аварии. Мы разговорились, и она заметила, что я буду отличным терапевтом, так как понимаю в медицине. Я посмеялась над этим, но не могла перестать думать. Тогда трудилась в компании отца и ненавидела эту нудную и рутинную работу. Думаю, он был рад, что я ушла. Из меня никудышный секретарь.
— Зато отличный физиотерапевт, — сказал Тимофей.
— Надеюсь, что да. Когда спортивная компания «Максимальный результат», — она владеет спортивном залом, — наняла меня, я сначала работала неполный рабочий день. Но когда они обнаружили, что могу преподавать и танцевальные классы, это стало постоянной работой.
— Как Кирилл оказался здесь?
— Он заявил, что чувствует себя ужасно из-за своей роли в аварии. Был внимателен и добр, регулярно навещал меня во время выздоровления, хотя сам заканчивал колледж. Слишком долго в моей голове звучали только голоса отца и Кирилла, и, как ни тяжело это говорить, я как будто забыла, как быть сильной. Мне кажется, даже не хотела этого.
— Сейчас тебе уже лучше, — сказал сыщик, нежно сжав руку Ирины.
— Да. У меня были неудачи, как ты знаешь, но это того стоило. Мои друзья мне очень помогли.
— И терапия.
— Безусловно.
— Я сожалею обо всём, что тебе пришлось пережить, обо всем, что ты потеряла. И хотя я не знаю, смог бы помочь, мне жаль, что меня не было рядом.
Ирина сглотнула комок в горле. Так хотелось не плакать. Она прошептала: «Спасибо», а затем откинулась назад, чтобы посмотреть на него, надеясь, что он увидит, как она благодарна ему за понимание. Женщина посмотрела в голубые глаза мужчины рядом, и мягкий свет рассвета, проникающий через окно, сделал их ещё светлее. Она приподнялась и отстранилась от него, затем положила руку на его талию. Никаких покрывал между ними. Ирина была готова рискнуть. Прежде чем опустить свой вес на его ноги, спросила:
— Можно?
Он кивнул, и она, забравшись ему на колени, положила левую ладонь на скулу, желая прикоснуться. Правой ладонью Ирина зарылась в волосы сыщика и прильнула к его губам. Она хотела поблагодарить его за то, что выслушал её историю и не осудил. За то, что позволил не торопиться, что бы это ни было. Она чувствовала его тепло и хотела большего, но понимала, что ещё не готова. Пока не готова. Теперь наслаждалась тем, как его язык прикасается к её губам. Ирина застонала, когда Тимофей забрал её нижнюю губу и начал ласкать, от чего по позвоночнику и между ног пробежала дрожь.
В этот момент она не могла себе представить, как могла поверить, что он отвернулся от неё.
Мягкое «гав!» заставило пару нехотя прекратить поцелуй, хотя Тимофей не сводил с Ирины взгляда и не отпускал руку.
— Ты что, не видишь, что я занят? — сказал он Джине. Собака снова залаяла.
— Может быть, ей не нравится видеть тебя с другой женщиной?
— Тогда нам с ней придётся потом долго разговаривать. В чём дело, девочка? — спросил сыщик, наконец повернувшись к собаке. Джина склонила голову набок. Ирина рассмеялась, поняв, что это явный сигнал.
— Точно, утренняя прогулка. Что-то не терпится. Извини.
— Долг и природа зовёт.
Тимофей засмеялся.
— Мы разбудили тебя рано. Думаю, это заслуживает благодарности. Можно пригласить тебя в закусочную?
— Звучит замечательно, но как ты думаешь, стоит ли нам появляться на людях вместе? Причем сразу утром?
— Хорошо. Ладно, давай в другой раз. Но когда мы с Джиной вернёмся, я приготовлю завтрак. Договорились?
— У меня закончился хлеб, — сказала она, вспомнив об основном продукте его детства.
— Очень смешно. Я умею делать не только тосты, — Тимофей снова поцеловал Ирину, когда они вставали с постели.
Часть её души не хотела вставать.