— Я не понимаю, — сказала Ирина.
Дрогнул ли её голос? Неважно. Он не стал об этом думать.
— Ты не можешь оставаться там. Ты не можешь быть здесь.
— Но…
— Нет, Ирина. Есть все шансы, что сегодняшний пожар вызовет в моей голове фильм ужасов. Утром я чуть не оставил на тебе синяки. Не буду рисковать, причиняя тебе боль, когда не могу контролировать свои действия.
— Ты никогда не причинишь мне боль.
— Не намеренно — несмотря на то, что я уехал все эти годы назад. Но когда нахожусь в середине сна, я бешусь, размахиваю руками, даже бью предметы, и людей тоже, если они близко.
— Откуда ты знаешь?
— Как ты думаешь? Я причинял людям боль. Мне пришлось снять отдельную комнату, когда была в дороге с Николаем, потому что разбудил своего соседа по комнате и ударил его. Я ранил одного человека, когда он пытался мне помочь. Не говоря уже о том, что однажды сделал с женщиной.
Тимофею не хотелось рассказывать Ирине обо всём этом, но если она выберется из его постели, это будет того стоить.
— Я не помню тот сон. Помню только, как она кричала и как я разбил ей губу.
Это было ужасно. Кровь. Её слезы. И ещё хуже то, как она на него смотрела. Они расстались к концу недели.
— Я не могу смириться с мыслью, что сделал это с тобой.
— Когда это случилось?
— В последний раз?
Ирина кивнула.
— Три или четыре года назад.
— Может, всё изменилось.
Она выглядела такой чертовски обнадежённой. Сыщику хотелось впасть в эту надежду и ухватиться за неё, но он знал, что лучше.
— Я не хочу рисковать. Пожалуйста, уходи.
Ему было интересно, слышит ли она тоску в его голосе, потому как, что бы он ни говорил, больше всего ему хотелось забраться в постель и обнимать её всю ночь. Хотелось верить, что пребывание с Ириной всё изменит, каким-то образом исцелит его. Но это не так, и если, поддавшись своим потребностям, он причинит ей боль, то никогда себе этого не простит.
Тимофей ждал, когда Ирина попытается переубедить его. Он не знал, хватит ли у него сил снова отказать ей. Наконец она сказала «Хорошо» и встала. Сыщик изо всех сил старался сосредоточиться на её глазах, а не на великолепных ногах и свете, пробивающемся сквозь ночную рубашку, когда она подошла к нему и быстро поцеловала в щёку.
Дойдя до двери, Ирина повернулась и сказала:
— Я положила твою одежду в стирку, на случай если будешь искать её утром. Надеюсь, ты выспишься.
— Мне очень жаль, — сказал Тимофей.
Она посмотрела на него и ответила:
— Я знаю.
Затем ушла, и сыщик остался один. Он стоял на месте, его мысли метались. Когда дверь снова открылась, он уже собирался закричать, но увидел, что это Джина. Тимофей оценил, что собака понимает его настроение и нуждается в утешении, но был не в том состоянии, чтобы принять его.
— Нет, девочка, не сегодня. Мне нужно, чтобы ты тоже ушла.
Когда лабрадор не двинулся с места, сыщик повысил голос и указал на неё пальцем:
— Убирайся. Сейчас же.
Джина бросила на хозяина грустный взгляд и ушла. А он почувствовал себя ещё более виноватым, чем раньше, чего никак не ожидал.
Оставшись один, Тимофей тяжело сел на кровать и положил руку на вмятину, которую Ирина оставила на его подушке.
— К черту это, — сказал он, схватил вещь и швырнул через всю комнату. Подушка не отлетела далеко и приземлилась с недовольным и тихим плюхом. Тогда мужчина взял другую подушку, накрыл ею лицо и закричал, давая волю ярости и страху. Это продолжалось до тех пор, пока в лёгких не кончился воздух. После, бросив подушку на место, Тимофей встал и зашагал по комнате из угла в угол, радуясь, что здесь достаточно места для передвижения. Он ощущал себя львом, запертым в клетке.
Так много причин. Почему именно сегодня из всех ночей она решила ждать его в постели? Почему не могла лечь спать, пока принимал душ? Почему ещё живёт в этом городе? Почему он до сих пор испытывает к ней столько чувств?
У него не было хорошего ответа ни на один из вопросов. Вот почему ему было лучше побыть одному. Тимофей не мог допустить, чтобы его психологические проблемы повредили кому-то ещё. Неважно, что он отослал Ирину до того, как что-то могло пойти не так. Он всё равно уже причинил ей боль, и все это было отвратительно.
Он должен был знать, что если сблизится с Ириной, то всё обернётся плохо. Опять же. Одно дело, если бы ему одному было больно. На это давно привык махать рукой: поболит и пройдёт. Так ведь нет. Нужно было защитить Ирину от неприятностей. И как? Убедить: ей следует смириться с тем, что он слишком сломлен, чтобы заботиться о ней. Она заслуживает нормальных, то есть гармоничных отношений, в которых будет ощущать себя в полной безопасности. Он, Тимофей Соболев, не мог ей этого дать.
Когда он наконец погасил свет, то понял: есть вероятность, что ему не приснится кошмар, поскольку, учитывая всё, что творилось у него в голове, едва ли ему вообще удастся заснуть этой ночью. Но получилось немного иначе.
Прикроватные часы показывали половину пятого утра, когда сыщик проснулся, запутавшись в одеяле. Он мало что помнил, но и тех образов, которые остались в сознании, было достаточно. Пламя, жар, крики. Тимофей приподнялся, ощутив прохладный воздух на своей мокрой от пота коже.
Ему никак не удавалось снова заснуть. Когда небо посветлело, встал с постели, заварил кофе в кружке и сел в свой внедорожник с Джиной. Сегодня он отправился на Серебряное озеро — место, где они с Ириной часто вместе проводили много времени. Там находили уединённый уголок и забывали о существовании остального мира.
Утро уже стало тёплым, и вокруг никого не было. Тимофей спустил Джину с поводка, пока шёл, и вспомнил. Большинство местных жителей утверждали, что осень — их любимое время года с её прохладным воздухом и разноцветной листвой, но он предпочитал весну, когда казалось, что снег наконец закончился и всё снова зацветёт.
Свежее начало. Оно не всегда было возможным. Он невольно впустил Ирину обратно в своё сердце, но после прошлой ночи и осознания всего того багажа, который принёс с собой, оказался там же, где и двенадцать лет назад, решив, что ей будет лучше без него.
Когда желудок заурчал, Тимофей направился обратно в город. Он подумывал зайти в «Пельменную», но, поскольку тётя Роза слишком хорошо умела читать людей, решил отказаться. Вместо этого он отправился в другое заведение и, разместившись там, уставился в окно, попивая очередной кофе и поедая то, что перед ним положили. При этом сыщик едва помнил, как заказывал. Настолько был поглощён своими невесёлыми мыслями.
Позавтракав, Тимофей отправился обратно, чтобы поговорить с Ириной. Было ещё рано, и он не знал, проснулась ли она, но готовился подождать. Не хотел, чтобы между ними застыла такая неопределённая ситуация. В знак примирения купил ей два черничных кекса. Это был не шоколад, но сыщик надеялся, что ей понравится такой способ примирения.