Стейн мерил комнату нервными шагами, радуясь, что никто из служителей не видит его в таком состоянии. Сегодня днём в замок Ордена доставили молодого парнишку, которого нашли недалеко от того места, где он впервые встретился с Венди. Он, как сейчас, помнил тот вечер, изменивший всю его жизнь. Стоило только подумать о том, как могла бы сложиться его судьба, если бы не Вендела, дочь подземелий и младшая из круга семи…Но он предпочитал об этом не думать. И ему это удавалось. До сегодняшнего дня.
— Берси, долей вина, — крикнул он тогда, развалившись в глубоком и мягком кресле у камина в Главной Зале. Ежедневные занятия с учениками давно закончились, наёмники до сих пор не вернулись из пещер, а потому рано было продумывать дальнейшие действия и можно было просто расслабиться. Как давно он не расслаблялся… — Берси!
Юноша, всю жизнь проживший в замке на правах сына одного из служителей, особо не торопился. Наконец, из коридора раздались быстрые шаркающие шаги. Стейн поморщился — сколько не учи этого увальня нормально переставлять ноги — всё равно не научишь. Это шуршание здорово действовало на нервы, но Берси был единственным, кто хорошо изучил его вкусы, а значит, вино в бокале будет именно тем вином, какое сейчас Стейну просто необходимо.
— Вот, господин, — Берси медленно и неповоротливо вошёл в Залу, ногой прикрывая за собой тяжёлую дубовую дверь. Двумя руками он держал поднос с одним единственным бокалом.
— Давай сюда, дурень, — Стейн взял бокал и, прикрыв глаза, пригубил вино. Терпкий запах ударил в нос, а во рту стало вязко. К своим годам Стейн так и не научился разбираться в алкоголе, но вяжущий и чуть кисловатый вкус напоминал ему о детстве. О том времени, когда он был наивным глупцом, срывающим ягоды с соседских кустов, пока никто не видит.
— Господин, там это…
— Что?
В коридоре раздались голоса, переплетающиеся и сливающиеся в один громкий гомон. Стейн снова поморщился, понимая, что сегодня отдохнуть уже не удастся. Послушники и служители Ордена прекрасно знали о правилах поведения в Замке, а потому устроить такой шум могли только в одном случае — случилось что-то необычное.
— Забери, — он сунул бокал в руки мямлящему Берси, который успел вспотеть за эти несколько мгновений, пока пытался заикающимся голосом донести до своего господина новую информацию. С его лба стекла огромная капля пота, зависнув на широкой переносице.
— Да, конечно…
— Глупый ты, Берси, — Стейн вздохнул и, поднимаясь с кресла, бросил на натёртый до блеска поднос белый платок, — утрись, пока никто не увидел.
Берси часто закивал головой, но Стейн этого уже не увидел. Он подошёл к двери и одним движением распахнул её…
Посреди холла на руках служителей Ордена болтался незнакомый юноша, почти касаясь коленями пола. Его одежда лоскутами свисала с исцарапанного тела. Берси, который выбежал вслед за Стейном из Залы, громко ахнул и уронил поднос. Раздался звон битого стекла. Незнакомец приоткрыл глаза… И Стейн замер, как вкопанный, разведя руки в сторону. На него смотрели глаза Венди.
Стейн ускорил шаг, заламывая ладони и накручивая круги по комнате. Этого незнакомца отвели в купальню, отмыли, покормили и уложили на мягкую перину, какой у него, вероятно, никогда не было — Стейн очень ценил комфорт и удобство после тех лет, что провёл в Регстейне. Парень, наверно, давно дрых и видел десятый сон, а Стейну только и оставалось, что нервно всплёскивать руками.
— Венди… — произнёс он со стоном, чувствуя, что снова, как в детстве, у него заалели щёки и побелели кончики ушей. Двадцать лет он не видел жену и дочь. Двадцать лет пытался жить нормальной жизнью, не сумев найти вход в это гребаное подземелье! Двадцать лет продолжал искать, создав Орден и отправляя молодых сорванцов исследовать бесчисленные пещеры. И все эти двадцать лет оказались перечёркнуты одним единственным взглядом, в котором не отражалось ничего, кроме бесконечной усталости и презрения. Взглядом, который бросили на него голубые, как льдинки, глаза, подобные тем, что смотрели на него много лет назад, пока Венди прижималась к нему обнажённым телом, укрытая лишь светом полночной луны.
— Вэн, где ты там застрял? — глухо прозвучал недовольный голос. Лейв стоял у входа в подземные пещеры и обеспокоенно заглядывал в его чёрную пасть. Из пещер тянуло диким холодом, и мужчина нервно передёрнул плечами. Ему совсем не хотелось здесь находиться, но верхушка Ордена решила, что сейчас самое время поверить в сказки и, наконец, отправиться искать ведьм. Лейв не знал, что послужило толчком для поиска у кучки избалованных людишек, имеющих достаточно денег и власти для того, чтобы воплощать в жизнь любые свои фантазии, но его это и не волновало. Его жена тяжко болела, и Лейву требовались деньги на её лечение — этой причины с лихвой хватало, чтобы объяснить себе, почему он продолжает лазить по подземельям, да ещё и друга с собой потянул.
— Вэн, — снова прозвучала тревога в голосе Лейва, когда мужчина не услышал ответа. Они с Вэном условились, что один из них обязательно должен оставаться на поверхности, чтобы в случае чего суметь позвать на помощь. Поэтому Лейв продолжал стоять у заросшего высокой режущей травой зева пещеры, уговаривая себя не нарушать уговор и не спускаться вслед за другом.
С Вэном они росли в одном поселении, но почти не общались. Сильный, красивый парень, бывший душой компании, казался для щуплого и стеснительного Лейва недосягаемым. Лейв молчаливо наблюдал, как Вэн выходит победителем из любых передряг, и хотел хотя бы ненадолго испытать это чувство — стать другом человеку, на которого так хотелось походить. И десять лет назад такая возможность неожиданно представилась.
Лейв, как сейчас, помнил тот тёплый летний вечер. Он по обыкновению сидел у холодной горной речки под сенью старого ветвистого дерева. Парень, который чувствовал себя неуютно среди людей, успокаивался душой, находясь в своём тайном местечке, где его никто не мог потревожить. На землю медленно опускался вечерний сумрак, журчание ручья перебивалось стрекотом сверчков. На небе начали появляться первые звёзды.
Лейв лёг на прогретую солнцем за день землю, закинув руки за голову. Юноша ничего не смыслил в созвездиях, но любил соединять скопления небесных фонариков в замысловатые формы, в эти мгновения он чувствовал себя творцом, и чувство собственной никчёмности его на время покидало. Он фантазировал о жизни за чертой голубого купола, накрывающего землю, придумывал собственные миры и их обитателей, и в этот миг ему казалось, что он не одинок.
Лейв только закрыл глаза, заставляя темноту под веками раскраситься цветными узорами, как вдруг услышал хруст веток под чьими-то чужими ногами. Стало обидно, что кто-то посмел оказаться в этом месте, так тщательно им оберегаемом. Плюнул в душу, очернил святыню, замарал всё то прекрасное, что случалось с Лейвом только здесь, в том единственном месте, где он не чувствовал себя ошибкой природы. Лейв сжал кулаки, ощущая, как пальцы больно вонзаются в ладони, оставляя следы, и попытался сдержать слёзы, которые вот-вот собирались брызнуть из закрытых глаз и сползти по щеке к ушам, оставляя за собой жалкую влажную дорожку.
— Не помешаю? — услышал Лейв знакомый голос. Рядом с ним стоял Вэн. Этот любимец деревни не дождался ответа и лёг рядом, задев головой ветку, и парней осыпало дождём молодой зелёной листвы. Вэн медленно, будто лениво, протянул руку, оторвал травинку и зажал между зубами, смотря на звёзды невидящим взглядом.
Лейв снова закрыл глаза. В этот вечер он впервые не ощутил превосходства Вэна, не почувствовал угрозы, и был совсем не против поделиться спокойствием, которое даровал ему этот кусочек земли. Они долго ещё молча лежали, погружённые каждый в свои мысли. А когда стало рассветать, они так же молча разошлись. Кто же мог предсказать, что этот вечер станет началом их долгой десятилетней дружбы?
И вот сейчас Лейв стоял у этой чёрной дыры, уводящей глубоко под землю, и боялся, что может больше никогда не увидеть друга.
Вэн в это время пробирался под обвалами, стараясь не задеть случайно плечом огромные валуны. Ему казалось абсурдным само существование Ордена. Никому из ныне живущих не доводилось встречаться с ведьмой, и молодой мужчина не видел никаких причин верить в их существование. Но у Ордена было своё мнение, которое, впрочем, Вэна совсем не интересовало. Он согласился встретиться с шайкой фантазёров только из-за Лейва, медленно угасающего рядом с умирающей женой. Было больно смотреть на друга и не иметь возможности помочь, а ведь именно Лейв спас его тем вечером, когда хотелось выть от отчаяния, заполнившего нутро. Поэтому, когда друг пришёл к нему с просьбой, поражающей своей абсурдностью, Вэн все равно согласился. И вот теперь он снова прочёсывает подземные пещеры, чтобы Орден убедился, что ведьм здесь не водится и никогда не водилось. Хотя хотел бы он посмотреть, что сделали бы эти сумасброды, если бы вдруг их теория подтвердилась. Выкосили бы ведьм, как траву в поле во время сенокоса? Вэн усмехнулся и потёр большим пальцем тоненькую белеющую полоску кожи, скрытую обычно волосами, спадающими на лоб. Он медленно продвигался вглубь, ощупывая взглядом каждую трещинку в камне. Было очевидно, что обвал произошёл совсем недавно, и тем более было непонятно, что тут надеялся обнаружить Орден. Неужели трупы несчастных ведьм?
Вэн, уставший дышать пылью, потёр околевшими пальцами виски, уже собираясь возвращаться к Лейву, как вдруг заметил под слоем каменной крошки у противоположной стены обломки. Аккуратные глиняные черепки намекали на то, что совсем ещё недавно пещеры не пустовали. Он поднял несколько обломков и сложил их в вещевой мешок, стараясь не повредить — пусть Орден разбирается, что к чему, его это не касается. Вэн отбросил с лица грязные и покрытые пылью волосы и быстрым шагом направился к выходу из пещеры, когда увидел то, что заставило сжаться его изрядно огрубевшее сердце — под ещё одной кучкой глиняных пластинок лежал маленький резной деревянный листочек.
Мэрит расставляла по поверхности нового алтаря свечи. Почти всё из разрушенных пещер удалось спасти, жалко только, что тяжёлый камень, служивший алтарём не один десяток лет и бывший брачным ложем не для одной пары, спасти не удалось. Женщина легонько коснулась лба, поправляя повязку из белой ткани, расшитую тайными символами круга семи. Мэрит хотелось верить, будто одно прикосновение к этим символам откроет ей снова завесу будущего, направит, как это бывало прежде… Но ничего не происходило. Она тяжело вздохнула и продолжила свою работу: прежде чем начнётся ритуал, следует зажечь все эти свечи, стоящие по кругу на новом алтаре, ещё не испившем крови жриц, бросить на его поверхность лунные камни, окроплённые отваром из костей жертвенного животного — только тогда можно просить знака и надеяться, что будущее будет не таким мрачным, как кажется.
Но Мэрит подозревала, что впереди её народ ждёт ещё не одно испытание, прежде чем свершится пророчество.
Она знала от Венделы, что десять лет назад Эйрин сбегала на поверхность, а вернулась оттуда влюблённой в какого-то местного парнишку. Вендела подняла тогда панику, уговорила круг семи провести обряд над девочкой, заставивший Эйрин позабыть человека, и только после этого успокоилась. Было ли её спокойствие долгим? Мэрит усмехнулась себе под нос. Она вспомнила, как всего лишь через семь месяцев после обряда Эйрин, вошедшая в пору, принесла из подземелья сразу два яйца. Вендела снова подняла шум, но толку? Пророчество, предсказанное Рогнедой, уже начало сбываться, им оставалось только ждать, когда исполнится его следующая часть. И вот случилось — преданный предал. И если бы не Томми, заставивший ведьм вернуться за Эйрин, кто знает, что ожидало бы беглянку? Смерть от иглы… может, кому-то это и показалось бы смешным, но не Мэрит: слишком многих так и не удалось спасти от мучительной смерти после проведения этого обряда, что был страшнее и сильнее банальной порчи на смерть. Девочке повезло. Но повезёт ли остальным?
Пророчества Мэрит не боялась. Её боги ясно дали понять, что вместе с концом старого мира наступит новый. Мир, в котором будет место для её народа. Мир, у истоков которого встанет новый, справедливый правитель. Мир, от которого в неведении бежала Вендела, лишившая свою дочь единственной настоящей любви так же, как лишила её себя.
Мэрит глубоко вздохнула, почесав переносицу. Все приготовления были завершены, можно было начинать.
Она пристально смотрела на мужчину, который стоял среди двух огромных валунов, подпирая один из них телом. Что-то до боли знакомое было в этой мощной фигуре, цвете длинных волос, касающихся своими мокрыми кончиками сильных плеч… Эйрин закусила губу, пытаясь понять, что же могло понадобиться этому незнакомцу в одной из заброшенных пещер, бывших прежде её домом.
Прошло несколько лун с тех пор, как ведьмы ушли глубже под землю, а Крис пытался её убить. Эйрин потёрла холодными дрожащими пальцами виски, желая избавиться от головной боли, которая появлялась всякий раз, стоило вспомнить о событиях того дня. Ей до сих пор казалось кошмарным сном всё, что произошло. Но глупо было отрицать очевидное: Крис правда пытался её убить, и он правда пропал сразу же после своей неудачной попытки. Страшно было даже подумать, но, если бы не Томми, заставивший жриц вернуться за ней — она бы здесь теперь не стояла.
Эйрин как сейчас помнила леденящий холод, исходящий от того, кого она столько лет называла сыном. Помнила костяную иглу, зависшую над ухом, и тихий, пробирающий до костей шёпот, читающий слова непонятного заклинания. Страшно не было. Только сейчас, вдали от проницательных глаз Томми, она могла себе в этом признаться. Страшно не было. Было больно. Укачивать младенца на своих руках, мягко заправлять пряди его шёлковых волос за ушко, ловить его первые слова и шаги, учить обращаться с травами и женщинами… И всё для того, чтобы в ответ получить смерть⁈ И от кого? От этого существа, когда-то маленьким комочком покоящемся на любящей материнской груди.
— Вэн, здесь тоже пусто, — от сводов пещеры горошинами отскочил незнакомый голос, эхом разлетевшийся по пространству.
Услышав его, мужчина обернулся, и Эйрин смогла скользнуть взглядом по его лицу. Она на миг застыла, затерявших в невыносимой зелени его глаз, всё её тело натянулось струной, а в голове маленьким колючим шариком посреди пустой комнаты перекатывалась только одна мысль — почему тот другой назвал его Вэном? Память начала услужливо подкидывать ей необъяснимые образы, не оставлявшие сомнений в том, что она действительно знает этого человека. Вот только она не могла его знать. Эйрин закрыла глаза, когда в голове снова и снова начали мелькать картинки: стеклянная ваза с букетом голубых цветов, деревянная дверь с длинной царапиной около ручки; пучки трав в углах маленькой кухоньки, залитой светом; резной листочек на груди и взгляд чистых зелёных глаз, пробирающий до дрожи, согревающий нутро…
— Хорошо, значит, пора возвращаться. Неизвестно, что в следующий раз придёт этим олухам в голову, — Вэн ещё раз оглядел подземелье, сжимая в ладонях деревянный листок. Наверно, ему показалось, что в дальнем углу пещеры промелькнула чья-то тень, потому что через мгновение он снова взглянул туда. Но Эйрин скрылась за поворотом, и в углу уже никого не было.
Эйрин не могла знать, что забыл здесь этот человек. Не могла знать, что он по поручению Ордена искал ведьм и уже давно мог отказаться от этих поисков: Лейв смог выручить за эти странные походы под землю достаточно, чтобы купить лекарство, покончившее с болезнью его жены. Мэри всё ещё была слаба, но медленно шла на поправку. Вэн и хотел было отказаться от службы на кучку богатых дуралеев, возглавлявших Орден, но ему не давал покоя деревянный листочек, найденный в разрушенной пещере. Листочек, бывший полной копией того, что с самого детства висел у Вэна на шее. Казалось, что он просто обязан выяснить, кто вырезал украшение и как оно попало под обломки глиняных ваз и каменную крошку. Но Эйрин всего этого не знала, как не знала и о существовании Ордена.
— Поэтому я снова и снова, как дурак, шарахаюсь по странным местам в поисках сказочных существ, — пробурчал себе под нос Вэн, двигаясь к выходу на поверхность.
Эйрин, почти слившаяся с серыми сводами пещеры, проводила его тревожным взглядом. Ей требовалось срочно поговорить с матерью. И она заранее предчувствовала, как Вендела будет недовольна.
Вернувшись в пещеры, Эйрин сразу же быстрым шагом отправилась к матери. Ей не давали покоя образы, не желающие покидать мысли. Конечно, Эйрин, как и многие взрослые в подземелье, не раз выходила на поверхность, вот только в людских поселениях никогда не была. Мать ещё в пятнадцать лет отдала её в услужение Тире, и Эйрин с радостью проводила своё время за сбором трав для лекарственных настоек и отваров. Ей казалось чудом, что травинки и цветы, сорванные в нужное время в нужном месте и соединённые в нужных пропорциях, могут исцелять от хворей. Когда однажды её отвар из воловика и кервеля спас от змеиного укуса дядюшку Айварса, Эйрин убедилась в важности своей работы… Вот только откуда в её голове воспоминания о человеческом доме, воспоминания такие явственные, чёткие, реальные?
— Мама, ты ничего не хочешь мне рассказать?
Запыхавшись, Эйрин ворвалась в новый ритуальный зал. Мать стояла возле алтаря, перебирая пальцами руны. Её некогда белая и нежная кожа покрылась тонкими морщинками, а в волосах воронова крыла поблёскивала серебристая сеть, похожая на те, что пылились у дальних стен пещеры в огромных старых сундуках, пока не приходило время для ловли рыбы. Эйрин только сейчас заметила, как постарела Вендела. На миг ей стало жалко эту взрослую, такую слабую, но такую гордую женщину… Что-то давно забытое, похожее на любовь шевельнулось в её сердце… И тут же затихло, как только в ответ прозвучал голос матери:
— Сколько можно повторять, Рина, где твои манеры? — Вендела потёрла друг об друга озябшие руки и, не поднимая взгляда на дочь, пошла к выходу.
— Мама! — в голосе Эйрин прозвучала сталь.
— Ну что ещё? — Вендела устало оглянулась на дочь.
— Я сегодня была в обрушенных пещерах и наткнулась на человека…
— Я надеюсь, ты вела себя осторожно? — приподняла одну бровь Вендела.
— Дело не в этом. Я наткнулась на человека, мама, и он показался мне знакомым, как будто я с ним рядом провела не один час, — Эйрин потёрла виски, — и образы… у меня в мыслях возникли образы тех мест, которые я никак не могла видеть дома. Как будто я была в человеческом поселении, а потом позабыла об этом… Но ведь это невозможно…
— Вот именно, это — невозможно, — Венди смерила дочь снисходительным взглядом, — и когда ты повзрослеешь?
— Мама!
Но младшая из круга семи уже вышла из пещеры. Эйрин, глубоко вздохнув, повертела в руках огарок свечи, лежавший на алтаре, мысленно погружаясь в те образы, что снова и снова всплывали в голове, будто старалась отыскать ключик к этой странной загадке…
— А может, мне и правда пора повзрослеть? — Вернулась в реальность Эйрин. — Пусть мои фантазии прекрасны — разве моё желание, чтоб они оказались правдой, превратит их в правду?
Эйрин опустила на алтарь свечу, которая, не удержавшись, свалилась на бок и прокатилась до другого конца, остановившись лишь у самого края, натянула рукава на холодные пальцы и, натужно закашлявшись от пыли, въедающейся в лёгкие, вышла вслед за матерью.
— А я бы почти всё отдала за то, чтобы это оказалось правдой…
— Крис, — окликнул его один из служителей Ордена, отвлекая от чтения.
— Ну чего тебе? — Крис отложил книгу в сторону и потянулся, разминая затёкшие плечи и шею. Глаза, не привыкшие к чтению — слезились от напряжения. Не дождавшись ответа, Крис окинул взглядом помещение в поисках того, кто потревожил его этим холодным вечером.
«Из холода в холод», — поёжился он, скривив губы в горькой усмешке. Когда Крис представлял себе, как сбежит из подземелья, он надеялся увидеть тот прекрасный мир, о котором слышал от Отчуждённых. Он надеялся ощутить солнечные лучи, согревающие озябшие руки. Услышать пенье птиц вместо шебуршаний летучих мышей, которые устроили себе приют в Регcтейне. Ступить по зелёной траве, которая щекочет ступни. Но вместо этого чуть не помер в первый же день.
Крис до сих пор помнил тот миг, когда очнулся на поверхности. Он долго не понимал, кто он и где. Чуть позже, когда, устав от бега, он бездыханным телом упал в заросли чертополоха, воспоминания начали возвращаться. Он как наяву увидел себя, сжимающего в руках длинную иголку. Услышал, как шепчет слова проклятия, которое, как оказалось, неизбежно принесло бы смерть, закончи он его. Почувствовал, как разрывается сердце от боли, когда понял, кого он старался убить. Расцарапанные ладони обхватили израненные предплечья, а из горла вырвался одинокий громкий вопль ужаса. Он знал — теперь дорога домой ему заказана. Жители Регстейна не были одной огромной семьёй: они часто ссорились, посылали друг друга к праотцам, доносили друг на друга кругу семи… И только одно было всегда под запретом — угрожать жизни одному из своих. Ведьм и так оставалось мало. Каждая девушка могла иметь только одного ребёнка, не все из которых выживали в вечном холоде, затхлом воздухе и темноте. Сокращать численность населения народа, который находился на грани вымирания, было строго-настрого запрещено. Нарушивших этот единственный закон, который ведьмы почитали больше остальных, ждало изгнание. Что ж… Он, видимо, изгнал сам себя.
Крис продолжал сидеть на одном месте, покачиваясь из стороны в сторону с безумным взглядом, когда его заметили люди. Его привезли в какой-то замок, располагающийся по другую сторону подземелья, умыли, одели и накормили… А он всё продолжал думать о своей семье, провожая людей отсутствующим взглядом. На его бледной шее нервно дёргалась пульсирующая голубая жилка, выдавая его состояние. Мама. Он потерял маму. Единственное существо, ради которого стоило жить. Единственное существо, которое он пытался убить.
— Кристер, — снова раздался голос, отвлекая его от воспоминаний, и Крис, тряхнув головой, понял, что находится в библиотеке замка, куда его доставили спасители.
Высокие каменные своды покрывали яркие рисунки сражений двух народов, что жили когда-то в мире и согласии, а теперь память об одном из них оказалась стёрта с лица земли. Вдоль стен тянулись длинные книжные полки, доходившие до самого потолка. В углу комнаты, перед камином, который топился в любое время года, лежала звериная шкура и стояло большое глубокое кресло. Крис, который ещё несколько недель назад почти не умел читать, теперь всё время проводил в библиотеке. Он хотел понять, что с ним произошло и что он такое. Он — тот, кто пытался убить собственную мать. Крис подсаживался как можно ближе к огню, стараясь согреться, но жар от камина не помогал. «Из холода в холод», — в очередной раз повторил он про себя и, наконец, обратил внимание на служку, протягивающего ему свиток.
— Ну и что это? — Крис протянул руку, чувствуя, как пальцы теряют драгоценное тепло, которым едва успели напитаться. — Он развернул свиток и пробежался глазами по тексту.
Когда на небе встретятся солнце и луна,
Схлестнутся вода и пламя,
Появится на свет пророчества дитя,
Мир поделив надвое.
Свет станет Тьмою,
А Тьма — светом.
Звук — тишиной,
Тишина — звуком.
Желанный — предателем,
Боль — смехом.
И мира грядёт новая веха.
Жидкое пламя в глазах горя,
На престол возведёт царя.
— Это пророчество, — произнёс густой и низкий голос. В библиотеку вошёл хозяин замка. Глава Ордена.
Крис не знал, что это за Орден, подбирающий бродяжек, спящих в траве, а потому держался настороженно. За те дни, что он оказался в замке, Главу он видел только на портретах, что висели на стенах главного зала. Не узнать его было сложно: взгляд высокого мужчины проникал прямо в душу, казалось, от этих глаз янтарного цвета было невозможно укрыться. Во внешности хозяина не было ничего примечательного: высокий рост, светлые волосы с седыми прядями, карие глаза и широкие ладони, удивительные для стройного тела. Один только взгляд намекал на то, что шутить с мужчиной не стоит.
— Берси, выйди и закрой за собой дверь, — сказал тот, кивнув служке.
— И зачем мне пророчество? — Крис пододвинулся поближе к камину. Могло показаться странным, но в этом пугающем замке он, выросший в мрачном Регстейне, мёрз сильнее, чем в подземелье.
— Потому что оно про тебя, — мягко ответил мужчина, усаживаясь рядом, — про тебя, Крис. Про жителя Регстейна.