Подземелье ведьм (СИ)

Часть 2. Глава 1

— Мам, кушать хочу, — раздался за спиной подростковый басок.

Эйрин улыбнулась, представляя, что однажды и её сыновья вырастут и уже совсем мужским голосом начнут просить еды. А пока что играют в ракушки, оставленные её отцом, да прячутся по пещерам подземелья, забывая о голоде.

— Ну мам… — снова проговорил он, на этот раз голос прозвучал совсем близко.

Эйрин оглянулась. Прямо перед ней стоял красивый парнишка, неловко переминаясь с ноги на ногу и оттягивая подол рубахи вниз. Синие его глаза неотрывно смотрели на неё.

— Что…

— Томми тоже есть хочет, — повторил парень, которому на вид было лет тринадцать.

— Томми…

Сердце зашлось сильнее. Материнское — оно не могло не узнать в этом незнакомце своего сына. Сына, которому миновало всего шесть лет. Как и То́масу. Но перед ней стоял юноша. Рубаха, из которой он вырос за ночь, смешно топорщилась и подпрыгивала, норовя натянуться на нос, как бы он ни старался спрятать под подолом свои ноги. Черные волосы тоже отросли и падали на глаза, заставляя Криса нервно хмурить брови.

— Маленький мой, иди сюда, — она нежно прижала ершистого парнишку к груди, покачивая из стороны в сторону. В голове не укладывалось, как её шестилетний мальчик может выглядеть старше в два раза. «А он весьма…привлекателен», — промелькнуло в мыслях, когда Кри́стер поднял на неё взгляд своих ледяных глаз. — Ты так вырос за ночь. Томми не испугался?

Крис только отрицательно покачал головой, сжав губы в тонкую напряжённую линию. С братом они уже давно почти не общались, и он бы и рад был напугать этого сопливого мямлю, но Томми будто и не заметил разницы, не заметил изменений, что произошли с братом за ночь. Он, как всегда, заправил кровать лоскутным стареньким одеялом, усадил на подушку тряпичную куклу — подарок занозы Агу́ши, и, спрятав в кармане деревянный листочек, вышел из комнаты. И Крис снова почувствовал себя никем.

— Ну вот и хорошо, — Эйрин взлохматила чёрные вихры сына и, прижавшись губами к бледному лбу, добавила, — ну тогда иди, позови его. А я пока накрою на стол.

Крис в ответ молча кивнул и вышел из пещеры, сжимая ладони в кулаки. Чёткая, совсем не детская морщинка разрезала его лоб. Снова, снова ему приходится делить маму с братом. Даже теперь, когда он стал старше. Даже теперь, когда он сильнее. Даже теперь, когда в его жизни произошло что-то необъяснимое!!!

Эйрин проследила взглядом за сыном и, как только он скрылся из виду, обессиленно рухнула на сундук, сжав руками виски. Ещё вчера она, укладывая малышей спать, насмотреться не могла на своего маленького Криса, который только-только перестал бояться засыпать один. А теперь он в том возрасте, когда мальчики больше не хотят спать одни. Но уже не из-за страха перед темнотой и чудовищами…

Собравшись с силами, она поднялась и заставила себя успокоиться. Сейчас она с улыбкой накроет на стол, позавтракает вместе с детьми, а потом, когда мальчишки побегут мыть посуду в ледяных водах подземного ручья, она отправится к матери. Пусть Вендела и круг семи объяснят, что стало с Крисом. И как такое вообще могло случиться.

Холод пробирал до костей, стоило ей только поднять глаза и пересечься взором с этими — тусклыми и светлыми, в обрамлении старческих морщин. И если других жриц морщинки ничуть не портили, превращая их кожу в карту, расчерченную долгими годами поисков, то лицо этой заставляло сжиматься всё естество. И почему именно (и только) эта женщина могла прояснить происходящее? Дать ответы на вопросы?

Эйрин медленно опустилась на камень. Светлые глаза продолжали буравить её взглядом, и спасения не было. Даже мать, стоящая за спиной, молчала. Всегда гордая и своенравная Вендела только коснулась лёгким движением внутренней стороны запястья дочери… Но не произнесла ни слова.

— Говорили тебе, девка, выбрось одного из детёнышей за порог Регстейна. Говорили? Не послушала старших, не послушала.

Ведьма ткнула Эйрин в грудь сморщенным пальцем. От этого движения круглые ровные бусины на груди её подпрыгнули, столкнулись друг с другом, издавая приятный звук. Но Рогнеде было далеко до того момента, когда кто-то в здравом уме пожелал бы назвать её приятной. «И отчего именно она старшая из круга?» — в который раз недоумевающе подумала Эйрин, всё ещё не поднимая на ведьму глаз.

— Теперь один из этих крысёнышей принесёт горе народу. Ведь он не иначе как ошибка природы!

Эйрин резко вскинула голову. Мать за спиной предостерегающе ткнула её в лопатки, но девушке было уже всё равно. Любить старшую в обязанности ведьм не вменялось. Уважать — да, но любить… Каждая из круга обладала даром, позволяющим её народу выживать в подземелье. Тира собирала травы и готовила отвары да настойки, спасающие от любой хвори. Нередко даже те, перед кем уже открывались врата в Хелингард, возвращались целыми и невредимыми, стоило только Тире принести сумку со скляночками. Вигдис и Ильва тренировали Отчуждённых и сопровождали отряды на поверхность, патрулировали входы и выходы, маскировали их, чтобы ни одна человеческая нога не пересекла порог Регстейна. Мэрит заглядывала в будущее, дабы предостеречь, а Марна — создавала самые сильные заклинания. Даже Вендела — младшая из круга семи и мать Эйрин — была необходима, собирая крохотные капельки лунного и солнечного света и помогая выхаживать младенцев. Что делала Рогнеда? Старая ведьма день за днём сидела в алтарной комнате, не выходя из неё даже на обед. Она перебирала свои бусины, смотрела свысока на свой народ и не забывала повторять, что она — единственная из тех, кто ещё помнит, что было до. До битвы с людьми. До почти полного истребления их народа. До подземелья.

— Что смотришь на меня своими холодными глазёнками? — подозрительно ласково спросила Рогнеда, наклоняясь ещё ближе к Эйрин.

— А правду говорят, что вам и одного яйца не досталось, старшая? — так же ласково ответила ей девушка, растягивая тонкие губы в улыбке.

— Рина!

— Что, мама, — продолжая смотреть на раздувающиеся от гнева ноздри Рогнеды, Эйрин пожала плечами, — боги одарили меня. И пока у той, кто правит всеми вами, нет ни одной родной души, у меня их две. Две души.

Голос Эйрин оставался тих, но в груди бушевала ярость, тонкими иголочками поднимаясь к горлу, перекручивая внутренности. Она улыбалась, но уголки губ подрагивали, стараясь не сорваться в бессмысленном танце. Синяя жилка чётче выступила под тонкой кожей.

— Вооон!! — зарычала ведьма, отвешивая Эйрин звонкую пощёчину. Щека заалела, но Эйрин даже не дёрнулась, продолжая смотреть на Рогнеду. — ВОН, Я СКАЗАЛА!!!

Алтарный камень треснул, покрывшись тонкой паутинкой. В тонких спутанных волосах старухи промелькнули голубые искорки. Запахло грозой.

— Дурочка! — прошипела еле слышно Вендела, хватая дочь за руку и буквально вышвыривая её из алтарной комнаты. Кто бы мог предположить, что в этой хрупкой маленькой женщине кроется столько силы?

Последним, что увидела Эйрин, были выпученные красные глаза Рогнеды.

— Твой длинный язык до добра тебя не доведёт, — Вендела ходила кругами по маленькой пещерке, в которой жила с тех пор, как Эйрин выросла. Женщина то и дело спотыкалась о клубки и спицы с вязанием, что по обыкновению занимали почти всё свободное пространство, но это её не останавливало.

— Может, ты плохо услышала, но она назвала моих мальчиков крысами! — тут же вскинулась Эйрин. В детстве ей очень не хватало мамы, и Эйрин всегда знала, что для своих детей станет самой лучшей матерью. Матерью, которая уж точно не будет слушать, как кто-то поносит её малышей.

— Рина, — Вендела остановилась и тяжело вздохнула. Эйрин казалось, что она смотрит в своё отражение: те же чёрные волосы, струящиеся по плечам, те же глаза, в которых будто застыли два ледяных осколка. Почему же у них нет ни-че-го общего, кроме внешности?

— Я тебя, как всегда, внимательно слушаю, — продолжила ёрничать Эйрин, стискивая ладони в кулаки так сильно, что на коже прорисовывались полумесяцы.

— Ты думаешь, что это нормальное поведение для женщины! Рина, тебе двадцать три года!

— О да…

— Помнишь, что я тебе сказала, когда ты принесла яйца?

Эйрин закрыла глаза, сильнее прижимаясь к холодной стене, занавешенной пологом. Ей не нужно было это вспоминать. Разве забудет она когда-нибудь слова матери, что навсегда возвели между ними непробиваемую стену?

Она закусила губу, стараясь сдержать подступающие эмоции и, наконец, произнесла:

— «Вспомни, ну не бывает у ведьмы больше одного ребёнка. А значит, второй может быть кем угодно! Ты понимаешь, что сейчас осознанно подвергаешь всех нас опасности только из-за того, что упрямишься? Они же ещё даже не вылупились. Ты не видела их, не слышала дыхания, не прикасалась к коже, что тебе стоит просто оставить одного из них на поверхности? Ради своего народа?»

— Да. — жестко прозвучало в ответ. — Я говорила, что тебе придётся отвечать за свои поступки. Так чего ты удивляешься теперь, когда время настало?

— Удивляюсь? — не веря своим ушам, переспросила Эйрин. — Я просто пришла к старшей. К той, кто должен защищать свой народ. Я просто хотела узнать, что произошло с моим сыном. Почему он за одну ночь стал старше в два раза. Кто, как не главная жрица, должен знать ответ⁈ — почти выкрикнула Эйрин последнюю фразу.

— Узнала? — Вендела подошла поближе и присела перед дочерью на корточки, взглянув ей в глаза. На лице жрицы промелькнуло сожаление.

— Нет. — с вызовом ответила Эйрин. — Рогнеда — бесполезное существо, которое только и может что унижать других. Не зря боги не дали ей детей.

— Может, и не зря пощёчину тебе она отвесила, — с жалостью посмотрела на дочь Вендела. — Если бы ты имела хоть какое-то уважение к старшим, то знала бы, отчего она одна.

— Вероятно, потому что все разбежались или подохли от её взгляда, — фыркнула Эйрин, закатывая глаза, правда, уже не так уверенно.

— Она не зря зовётся старшей. Рогнеда — единственная, кто помнит битву между людьми и нашим народом. В этой битве она потеряла всю семью. В этой битве она потеряла единственного сына.

— Что… — Эйрин почувствовала, как щёки заливает краска стыда, а сердце начинает учащённо стучать.

— Я расскажу тебе. — Вендела села рядом, на краешек кровати, и продолжила. — В далёкие-далёкие времена, когда ведьмы ещё жили на поверхности, не было правила, запрещающего иметь больше одного ребёнка. Это сейчас никому, кроме тебя, боги не дозволяют найти и вынести из подземелья несколько яиц, но тогда… Тогда наши семьи были большими и шумными. В домах звучали смех и детские крики. Но у Рогнеды был только один ребёнок. Сын. Она любила его и лелеяла, не прося богов о чём-то большем: обделённая каким-то особенным даром, она сына своего почитала за дар. Мальчик рос смышлёным и крепким… А потом началась вражда между народами. Её сыну было пять, когда люди подожгли деревню. Ему было пять, когда он умирал на её руках, захлёбываясь слезами. Ей было меньше, чем тебе сейчас, когда она потеряла единственное, ради чего стоило жить.

— И как она не свихнулась… — потрясённо обронила Эйрин, уставившись пустым взглядом в стену. Страшно было даже представить, что стало бы с ней, если бы кто-то из её сыновей умер. Стоило только на миг подумать об этом, как сердце в груди болезненно сжималось, мешая сделать вдох.

— Не просто же так она стала старшей в круге, — жёстко ответила Вендела.

— Но…

— Пока остальные мстили за свои семьи, она — не могла. «Бесполезная», — раздавалось ото всюду. Её дар так и не проявился. Не только люди лишили её дома.

Эйрин, не в силах вымолвить ни слова, снова и снова вспоминала перекошенное яростью лицо Рогнеды. Теперь ей виделась боль. В каждой морщинке, в каждом движении бровей, в каждом взгляде.

— Однажды, когда люди, обезумев от страха, пошли с вилами и факелами к поселению, а такие сильные и мудрые ведьмы приготовились злом отвечать на зло… Рогнеда собрала детей и стариков, не способных ни сражаться, ни просто постоять за себя, и отвела их в Регстейн, который тогда был просто горсткой заброшенных подземных лабиринтов. Вернувшись на поверхность, она не нашла ничего, кроме выжженной земли, покрытой слоем пепла. В ту ночь двери в Хелингард отворились для всех взрослых ведьм.

— А Регстейн стал Регстейном благодаря ей. — тихо промолвила Эйрин, вытирая с бледной щеки одинокую слезинку.

— Потому она и старшая, — тяжело вздохнула Вендела, поднимаясь с кровати и поправляя подол, — иди к мальчикам. Крису и Томми сейчас нужно твоё внимание.

Крис мерил шагами небольшую комнату, которую с детства делил с братом. Тело, такое большое, новое, непривычное — слушалось, но он всё равно не чувствовал его своим. Смотрел на эти ноги, что ступают по каменным плитам, и не узнавал их. Прислонялся лбом к стене — и в испуге шарахался в сторону, когда в бледном пятне света натыкался взглядом на длинные пальцы. Чужие, незнакомые.

— Крис!

Он оглянулся, суетливо отдёргивая руку от факела. Внутри разливалось какое-то гадкое чувство. Как будто его застали за чем-то нехорошим, а не рассматриванием собственного изменившегося тела. Он хмуро посмотрел на Агушу, широко распахнувшую свои и без того огромные глаза. Казалось, что ещё мгновение, и она закричит.

— Ну и чего пялишься? — буркнул он, натягивая рубаху на колени. Рубаха не натягивалась. Крис старательно делал вид, что ему не страшно. Всё нормально. Подумаешь, за ночь вымахал так, что стал ростом выше матери? Ерунда, это же Регстейн, чего тут только не бывает… Но он знал: такого — не бывает.

— А Томми… где? — губы Агуши дрогнули, но вместо крика прозвучал еле слышный вопрос.

— Черви его знают. — хмыкнул Крис. Думать о брате сейчас совсем не хотелось.

— Тогда я… пойду? — то ли спросила, то ли сообщила Агуша. Крис только неопределённо взмахнул рукой.

Рука у него тоже изменилась: бледные пальцы вытянулись, кости обросли мясом, на коже проступили чёрные волоски. И он каждый раз вздрагивал, стоило взглянуть на эти руки — чужие, не его.

«Мамочка, ну где же ты ходишь?» — промелькнуло во всё ещё детском сознании. Было страшно. Крис чувствовал, как ему хочется скукожиться, свернуться в маленький клубочек и спрятаться под одеяло. Так, чтобы не видно было ни этих рук, ни ног. Вот только под своё одеяло он теперь вряд ли смог бы поместиться.

Что произошло, Крис не понимал. Ещё вчера он снова поссорился с братом, а потом сидел, прижав колени к груди и уткнув лицо в подушку. От подушки пахло мамой: горькой полынью и прелой листвой. Он вдыхал этот запах, и сердце успокаивалось, слёзы отступали. И больше не хотелось играть вместе с Агушей и Томми, не хотелось давать клятвы на алтарном камне, пока не видят жрицы — аккуратно порезав подушечку пальца и размазав выступившую капельку крови по тёмному холодному валуну. Хотелось только, чтобы мама пришла, укутала в одеяло и погладила по спутанным волосам.

И мама пришла. Она присела на край кровати и спросила ласково: «Опять с братом что-то не поделили?» Он только всхлипнул и ещё крепче прижал подушку к лицу. А потом мама аккуратно уложила его, подоткнув одеяло с двух сторон, и запела. Крис и сам не понял, как провалился в сон — тягучий, тёплый и спокойный. Проснулся он уже таким: длинным и нескладным.

Крис забрался с ногами на кровать и невидящим взглядом уставился в противоположную стену. Кровать Томми, как всегда, была заправлена, а на одеяле — ни складочки. У Криса никогда так не получалось, и он не раз чувствовал себя глупым, неумелым, бесполезным. Поэтому и кровать заправлять перестал, всё равно вечером опять расправлять, но лучше казаться другим вредным и неряшливым, чем неумелым. Выйти за пределы пещеры он так и не решился. Мама куда-то убежала сразу же, как увидела его, Томми вообще ничего не заметил… Но остальные-то заметят, не смогут не заметить. И тогда друзей, которых у него и так нет, станет ещё меньше. Кто захочет дружить с монстром?

— Милый, мальчик мой, — прохладные руки опустились на его макушку, и глупые мысли отступили. Запахло снова полынью и листвой. Мама. Она села рядом с ним и обхватила его руками, прижав в груди. Внизу живота что-то неприятно кольнуло. «Наверно, ещё и живот растёт», — недовольно подумал Крис, не издавая ни звука. Обнимать маму и прижиматься щекой к тёплой груди было приятно. И он впервые за утро почувствовал, что его любят.

— Что со мной? — спросил он, сжимая подрагивающие веки, из-под которых вот-вот вырвутся горячие слёзы.

— Ты просто стал старше. — мягко улыбнулась она, целуя его в макушку. — Теперь ты совсем взрослый. Ещё немного, и сможешь стать Отчуждённым.

Стать Отчуждённым Крис мечтал всегда, как и многие в Регстейне. Вырваться наконец из сумрака и холода, увидеть солнце и траву, людей, которых видел лишь на картинках в человеческой детской книжке. И, самое главное, поговорить с человеком. Но в Отчуждённые брали не всех, лишь тех, кто достиг семнадцати лет и прошёл испытание. Что за испытание — не знал никто, кроме Отчуждённых, а те не болтали.

— Сколько мне теперь лет? — задумчиво произнёс Крис, пытаясь подсчитать, когда сможет попробовать свои силы. Страх перед будущим отступил.

— Думаю, лет двенадцать. — потрепала его по волосам Эйрин.

— Значит, ещё пять лет ждать.

— У тебя будет время подготовиться, не так ли?

Крис кивнул, улыбнувшись одними уголками губ, и сильнее прильнул к маме.

С тех пор, как он вырос за одну ночь, прошло уже несколько десятков лун. Крис привык к своему телу и, глядя на маленькое тщедушное тельце своего брата, радовался, что боги преподнесли этот дар именно ему. Молодые ведьмы всё чаще бросали на него взгляды, и впервые в этих взглядах он видел не отвращение. И только маленькая Агуша продолжала окидывать его презрительным взором с ног до головы при каждой встрече.

Крис сонно потянулся, медленно выходя в развилистые коридоры подземелья. Мама с утра пораньше убежала помогать Тире, и некому было учить его жизни: чем старше он становился, тем больше мама возлагала на него надежд, которые ему совсем не хотелось оправдывать. А хотелось… Крис судорожно выдохнул и украдкой оглянулся, надеясь, что никто не заметит. Ему казалось, что его постыдную тайну знает если не весь свет, так весь Регстейн точно. Он хотел свою мать.

Сложно сказать, когда он впервые почувствовал эту тягу. Может, в то самое утро, когда обнаружил, что его тело ему не принадлежит? Или через несколько лун, когда снова упросил маму прилечь с ним перед сном — годы шли, но он всё так же боялся темноты, как и раньше. А может, это гнилое семя всегда таилось внутри него, ожидая момента, когда можно будет прорасти? Он не знал. Он проклинал себя раз за разом, но снова и снова скользил взглядом по тонкой шее, ярёмной ямочке, ложбинке между грудей. Он проклинал себя, но не мог остановиться. Не хотел останавливаться.

— Кристер?

Он вытянулся как по струнке, старательно пряча глаза. Может, обычным ведьмам и нет дела до его тайн, но жриц круга семи надо было опасаться. Вигдис — жрица-воин, улыбнулась и, подойдя поближе, потрепала его по волосам тяжёлой и мозолистой рукой. Крису показалось, что с каждым её движением он всё больше уходит под землю, к сытым и жирным червям.

— Ты вырос, — одобрительно хмыкнула она, — не хочешь заняться делом?

— Делом?

— Мне как раз не хватает крепких мужских рук.

Крис вспыхнул и настороженно посмотрел на жрицу.

— Рубежи охранять, — уточнила она с насмешкой. — А коли покажешь всё, на что способен, так, может, потом и в Отчуждённые переведём, как семнадцать стукнет.

Крис недоверчиво нахмурил брови. Он знал, что в Отчуждённые попасть было сложно. А сейчас сама Вигдис зовёт его охранять рубежи?

Рубежами назывались входы и выходы из Регстейна на поверхность. Крис, как и почти все, знал лишь об одном — пещере, через которую в Регстейн проникал лунный свет. Но выходов было больше. Вигдис со своими отрядами патрулировала их каждый день, защищая от любопытных человеческих взглядов. Ведь если человек прознает про вход в подземелье, ведьмам придётся снова собирать семьи, пожитки и уходить глубже в пещеры. На памяти Криса такого ещё ни разу не было. И не хотелось, чтобы было. Уйти глубже — значит, потерять дом.

— Меня? Рубежи? — ещё раз переспросил он.

— Тебя. С Эйрин я уже договорилась. Так что завтра с утра приходи в алтарную комнату. Я выдам оружие и карту подземных коридоров. Придёшь?

Карта оказалась старой. Пожелтевшая бумага готова была расползтись по швам на месте сгибов. Крис медленно водил пальцем по извилистым линиям, обозначающим коридоры. Вот пещера мамы, вот алтарная комната, вот лунная пещера и пещера летучих мышей. Знакомые коридоры кончились, но линии на бумаге тянулись дальше.

— Ты в отряде с парнями, — Вигдис мотнула головой в сторону пятерых ребят постарше. — Мальчики покажут, что да как.

И жрица отвернулась. Крис, всё ещё чувствуя себя неуверенно, подошёл поближе. Один из парней вручил ему копьё с широким листовидным наконечником.

— Таким и колоть, и рубить можно, — широко ухмыльнулся он, когда Крис удивленно охнул, присев под неожиданной тяжестью новообретённого оружия.

— Кого колоть?

— Так человека же. Вот чудной, — хохотнул ещё один из пятёрки.

Крис почувствовал, как краска заливает щёки, но парни этого не увидели. Они уже выходили из пещеры.

— Чего встал? Пошли. Люди давно уже не спят, мало ли…

И Крис поплёлся следом, сгибаясь под весом копья.