Подземелье ведьм (СИ)

Глава 2

10 лет назад

Солнце палило так, что тянуло живьём содрать с себя кожу. Стейн оглянулся. Не хотелось бы, чтобы кто-то увидел его здесь, и так уже приходилось объяснять деревенским, кто он такой и какая надобность заставила его прочёсывать земли близ берегов Во́льденграса. Стейн откинул с грязного лица отросшие волосы. Слишком много времени прошло с тех пор, как он по наказу старшей из круга семи — сварливой ведьмы Рогнеды — ушёл из дома искать информацию о пророчестве, которое ей пришло во сне. Так много, что он очень сильно успел соскучиться по жене и дочке.

— Ри, наверно, уже совсем большая, — лихорадочно пробормотал Стейн себе под нос, пробираясь между колючими зарослями чертополоха. Голые лодыжки, исцарапанные дикими цветами, кровоточили, но он не сдавался. Вот уже несколько часов он бороздил округу, пытаясь найти вход в подземелье, через который когда-то провела его Венди. Но входа не было. Стейн выругался, вытирая пот со лба пыльной рукой. На красном лице, отвыкшем от солнца за несколько лет в пещерах, остались разводы. Хотелось пить, но все запасы воды закончились ещё вчера. Да, по этой округе он кружил всего несколько часов, но… Вход в подземелье, ставшее ему домом, он искал уже несколько месяцев.

— Эй, господин, — Стейн обернулся, услышав задорный мальчишеский голос. День клонился к своему завершению, и над полем, бывшим когда-то местом детских забав, повисло большое пылающее солнце, медленно опускающееся за неподвижный горизонт. Прямо посреди узкой тропинки, которую мог заметить только тот, кто знал о ней, стоял ребёнок. Он нелепо подпрыгивал и махал руками над головой, привлекая к себе внимание.

— Да, малец, — Стейн сделал несколько шагов вперёд, по пути срывая розовые головки чертополоха со стеблей, чтобы оставить для себя метку, не потерять то место, на котором он остановил свои поиски.

— Матушка спрашивает, накрывать ли на вас, — приложив руки ко рту, снова крикнул мальчуган.

— Да, я скоро приду, — Стейн почесал затылок и, когда мальчишка отвернулся и, засверкав пятками, побежал вниз к деревне, зло сплюнул. Сил почти не осталось, провизии тоже. Именно поэтому он вчера остановился в Ринге́йде под чужим именем, хотя вряд ли кто-то узнал бы в нём наивного паренька, жившего когда-то в домике на отшибе деревни.

Стейн ещё раз оглянулся, прежде чем отправиться вслед за мальчишкой. Находиться рядом с Рингейдом было странно. Он столько лет душой рвался на поверхность, вспоминая тёплое солнце, приятно пригревающее кожу. Свежий воздух, от которого не приходилось задыхаться в пыли. Маленькие, но уютные дома… Но он больше не чувствовал себя здесь дома. Сердце стремилось назад, к тёмным подземным пещерам. Туда, где его ждёт маленькая Ри. Туда, где его ждёт Венди. Здесь же больше некому было его ждать.

Стейн медленно поплёлся вниз. Туда, где в низине его родная деревушка сверкала вечерними огнями. Пацанёнком он обожал смотреть из чердачного окна на горящие соседские окна, уличные фонари и светлячков, круживших под крышей. Но сегодня эта красота совсем не цепляла сердце. Он вспоминал, как несколько месяцев назад впервые за многие годы наведался в Рингейд.

Первым делом, как только дошёл до поверхности, он отправился к тётушке. Той тётушке, которая любила его, приютила мечтателя-сиротку и кормила каждый день горячим ароматным хлебом. Той тётушке, которая никогда не смеялась над его выдумками и защищала от соседских сорванцов. Той тётушке, которой в лицо он бросил со злости самые страшные слова, что только могут вылететь из человеческого рта. Той тётушке, которая не дождалась его возвращения. Он сжал ладони в кулаки, вспоминая, как недавно стоял у маленькой заброшенной могилы, заросшей сорняками. Под грудной клеткой разрывалось сердце, будто израненное когтями диких зверей, но из глаз не выкатилось ни слезинки. И от этого ему стало ещё страшнее. В кого же превратился он, если не в силах оплакать единственного близкого человека, который остался у него на поверхности?

Стейн потёр ладонью глаза, не останавливаясь ни на миг. Дорога к дому, в котором он остановился, была проста. Ещё несколько десятков шагов вниз с цветущего холма, и он окажется на центральной площади. Останется только свернуть налево, за пожелтевшую стену низкого заброшенного домика, заросшего плющом и колючками, и он будет на месте. Снова получит свой ломоть горячего хлеба, чашку похлёбки с пряными травами и кружку пива, чтобы потом завалиться спать в полуразрушенной конюшне на снопе сена. Когда-то он мечтал о такой жизни — свободной от Свейна, соседского раздолбая, что издевался над ним всё детство, и наказов тётушки, вольной. Только вот сейчас отчего-то он не чувствовал ни капли радости от своей свободы.

Он подошёл к уютному дому, окружённому низким деревянным забором. За спиной раздавалась песня уличных музыкантов, а из окон его временного пристанища тянуло ароматным запахом пряной похлёбки. В животе громко заурчало: у Стейна с утра во рту не было ни крошки, а в этом мире, который успел стать для него чужим, есть хотелось постоянно. Может, оттого, что и двигаться ему приходилось гораздо больше, чем в Регстейне — подземелье, носившем красивое название «каменный дождь».

— Камни там и правда часто падали, — вновь, разговаривая сам с собой, прошептал Стейн. В последние дни для него уже стало привычным озвучивать свои мысли вслух. Раньше он постоянно говорил с Ри, читал ей сказки, рассказывал истории, учил читать по свиткам, которые доставляли специально для него Отчуждённые… И вот теперь он один, говорит сам с собой, будто сумасшедший.

Он постучал в дверь, предупреждая о своём приходе. Хотелось быстрее поужинать и завалиться спать, чтобы с утра пораньше снова отправиться на поиски. Кто бы только мог подумать, что найти ход в подземелье будет так сложно? Он, конечно, прекрасно знал, как хорошо ведьмы охраняют свою тайну, боясь повторения трагедии, которая произошла несколько столетий назад… Но и подумать не мог, что не сможет вернуться домой к своей семье. Хотя, чего скрывать, народ Венди его так и не принял. И от этого осознания из глубины души поднималась чистая, ничем не замутнённая ярость с толикой обиды, ведь всё, чем он пожертвовал ради Венди, оказалось напрасным. Своим в Регстейне он так и не стал.

— Проходи, мил человек, чего на пороге топчешься? — раздалось тихое щебетание, доносящееся из глубины дома. В гостиной на дубовом столе уже лежала буханка хлеба, накрытая чистым полотенцем, а Гретта — женщина, приютившая его, суетилась у шкафчиков между зелёных зарослей домашних растений, доставая из плетённых корзин овощи, которые приготовилась подавать к похлёбке.

— Может, помочь чем? — спросил Стейн, неуверенно закрывая за собой дверь. Пусть у него уже самого была дочь, глубоко в душе он всё ещё оставался стеснительным маленьким Моди, над которым постоянно посмеивались соседские ребята.

— Садись за стол, я сама управлюсь, не впервой же, — она скрылась за небольшим выступом каменной печи, снимая с полок глиняную посуду, — опять мой шалопай где-то бегает, не видели его?

— Видел.

Стейн аккуратно присел на краешек широкой скамьи, протянувшейся вдоль стола, и разгладил скатерть широкими ладонями. Его смущение выглядело до ужаса нелепо, и он уже чувствовал, как необходимость разговаривать с почти незнакомым человеком заставляет его щёки наливаться румянцем, оставляя белеть кончики ушей, выглядывающие из-под шапки отросших волос.

— Ладно.

Она, запыхавшись, поставила в центр стола тяжёлые глубокие миски, до краёв наполненные похлёбкой, и дрожащими от перенапряжения руками заправила за ухо выбившийся из причёски пшеничный локон.

— Захочет есть — придёт. Прошу к столу, господин.

Стейн, заглядевшись на пухлую Гретту, манившую своей домашней мягкостью, торопливо отвёл взгляд и взялся за ложку. Завтрашний день обещал быть долгим, а значит, пора поторапливаться.

За окном давно уже стемнело, когда он, разомлев от горячего ужина и приветливой неторопливой беседы, отправился в конюшню. Холодный звёздный свет неровными бликами падал на черепицы домов и отражался в лужах, оставшихся после вчерашнего дождя. Стейн, наконец, больше не чувствовал себя одиноким… Но сердце всё ещё рвалось домой — в холодную и сырую пещеру, где Ри вечно дёргает его за подол рубахи, а Венди распускает длинные иссиня-чёрные волосы перед тем, как юркнуть в кровать, прижимая ледяные лодыжки к его тёплым бокам.

Через несколько месяцев, устав от бесцельных поисков, он отправился в библиотеку — хранилище тайных знаний. Если бы у него только хватило разума раньше понять, что день за днём прочёсывать поле — глупость и безнадёжное занятие… Но Стейн, желающий просто попасть домой к жене и дочери, не думал ни о чём ином. И вот только теперь он нашёл время обратиться к тому, кто может знать больше него. Дурень!

— Отец, подай вон ту…

Стейн махнул рукой в сторону дальней полку, где ютилась небольшая потрёпанная книжка в мягком кожаном переплёте. Не знай он, что ищет — никогда бы её и не заметил, настолько неприметна она была.

— Вот эту? — седобородый старик, хранитель библиотеки, провёл по корешку узловатым морщинистым пальцем.

— Да.

Стейн был немногословен. Вот уже несколько недель подряд он не вылезал из этого пыльного помещения. Он снова огляделся. Низкое окошко находилось почти у пола и не давало ни капли света — жители Рингейда не шибко-то жаловали умников, а потому и библиотека находилась в одном из заброшенных зданий. Раньше здесь играла детвора, ломая себе кости в детских забавах, а потом почтенный А́йварс устроил здесь хранилище книг. Вот только всё это случилось уже после того, как Стейн отправился вслед за Венди в подземелье.

— Держи, сынок, держи. Только смотри, — погрозил пальцем дед, — страницы не порви.

Стейн только устало улыбнулся, взял книгу из трясущихся старческих рук и сел за небольшой стол. Над головой, покачиваясь со скрипом, висела масляная лампа, от которой, впрочем, светлее не становилось. Он смахнул паутину с обложки и открыл книгу на первой странице.

«Путнику — напиться, роженице — разродиться, читающему — мыслями наполниться. Избежать кары за знание не получится. Готов ли платить кровью и делом за…»

Дальше прочитать не получалось: отсыревшие страницы покоробились, а письмена выцвели.

— И кровью, и делом, — прошептал себе под нос Стейн, переворачивая следующую страницу.

Вся книга была испещрена странными надписями и рисунками. Человеческий глаз, заключённый в треугольник, какие-то змеи, венчающие истощённую человеческую голову, круги с непонятными символами и прочее… Ни пророчества, ни информации о входе в Регстейн, впрочем, не оказалось и в этой книге.

Стейн потянулся, разминая затёкшие плечи. Шея негромко хрустнула. Рубаха задралась, открывая поясницу, усыпанную веснушками.

— Может, ещё какая старинная книга где завалялась? — с надеждой обратился он к старику.

Тот задумчиво пожевал губы, окинул взглядом немногочисленные стеллажи и, после недолгого молчания, отрицательно покачал головой.

Стейн уронил голову на руки. От стола приятно пахло сырым деревом, а от ладоней — утренним пирогом, так заботливо приготовленным Греттой. Пирог был вкусный, но домой от этого меньше не хотелось. Стейн знал, что старая ведьма Рогнеда точит на него зубы, а потому собирался во что бы то ни стало выполнить поручение круга семи. Поэтому и ушёл в этот раз из Регстейна не на день, не на два, а до тех пор, пока не отыщет в свитках хотя бы какое-нибудь упоминание о пророчестве. Но время шло, а дело не двигалось. А теперь и путь домой для него оказался закрытым.

— Может, похлёбки? — утерев нос широким рукавом, предложил Айварс. Стейн взглянул в слезящиеся от старости и полумрака глаза старца и согласился.

Старик скрылся за незаметной дверцей. Сквозняк взметнул в воздух столб пыли. Мелкие её крупинки затейливо переплетались кружевами под тусклым светом лампы. Стейн закатал рукава и присел назад за стол.

— Держи, милок, — дед аккуратно поставил перед ним плашку с чесночной похлёбкой, в которой плавало несколько маленьких кусочков мяса. «И не пожалел ведь», — подумал Стейн, прекрасно знающий, на что приходится жить хранителю.

Когда-то Айварс был молод, крепок и силён. Он состоял на службе у старейшины и не раз доказывал в боях с неприятелем свою преданность. Вот только состарившийся воевода оказался никому не нужен — ни жалованья, ни уважения. Только старая лачужка, обдуваемая со всех сторон ветрами, да эта библиотека.

— Спасибо, отец, — уважительно склонил голову Стейн.

— Вот ещё держи, — старик протянул ему огромный ломоть белого хлеба. Тот кусок, который, скорее всего, хранил до вечера, чтобы, посыпав его солью, запить сладким и горячим напитком.

Стейн отломил от хлеба небольшой кусочек и, зажмурив глаза от удовольствия, обмакнул его в похлёбку. Горячий и пряный бульон заполнил рот, побежал по горлу, наполняя голодный желудок. Все переживания по поводу ненайденного пророчества на время отступили, подёрнувшись зыбкой пеленой.

— Нравится? Эээ, вижу, что нравится, — довольно протянул старик и принялся за еду.

— Чем же мне отплатить за доброту твою? — привстав из-за стола и склонившись в низком поклоне, спросил Стейн.

— Да полно тебе, — старик улыбнулся, — слушай лучше, что скажу. В соседней деревне, что на другой стороне холма, спроси старого Агне. Я точно знаю, что этот проныра и плут пару книжонок-то взял, да так и не вернул, — заговорщически прошептал Айварс, — может, там и найдёшь то, что ищешь.

— Спасибо тебе, отец, — снова поклонился Стейн.

— Да иди уже, иди, — нарочито грозно пробурчал растрогавшийся старик.

Стейн, зацепив головой лампу, вышел из старого здания. На нос ему упала большая капля. Начинался дождь.

— Видимо, поход в Ва́йденлес придётся отложить, — вздохнул Стейн и, закинув за плечо мешок, направился в сторону дома, что уже несколько недель служил ему убежищем.

Солнце палило вовсю. Маленькая деревенька у обратного подножия холма поражала своей яркостью и уютом: вдоль просёлочных дорог тянулись низкие цветные домики с черепичными крышами и ухоженными цветущими садами и огородами. Детвора носилась по площади, воруя леденцы у торговцев. Те, что посмелее — перелезали через плетёные заборы близлежащих домов, чтобы стянуть спелые, чуть кислые яблоки с соседской яблони.

Стейн на мгновение замер перед приоткрытой калиткой.

— Люди добрые, есть кто дома? — несмело произнёс он, неловко потирая широкие ладони. В ответ раздалась тишина.

— На площади глянь, дружок, — добродушно крикнула ему с другой стороны улочки пышная румяная женщина, — Агне на рынок пошёл, дурной, — хихикнула она в кулачок, — хочет снова бумажки свои толкнуть кому из заезжих, — пояснила она, увидев недоумевающий взгляд Стейна. — Ты же к нему?

— Да, тётушка, спасибо, — легонько наклонил он голову в её сторону. Щёки женщины зарделись. Она смущённо и чуть кокетливо поправила волосы и, всплеснув руками, побежала в дом, откуда уже доносился запах горелых яблок.

— На площадь, значит… — повторил Стейн и огляделся.

В Ва́йденлесе он был всего пару раз. Сначала тётушка не отпускала, предпочитая всегда держать на глазах племянника. Потом Венди с этим подземельем, из которого нельзя было ни шагу ступить без ведома старшей из круга семи. А узнай Рогнеда, что ты без её разрешения устроил вылазку — и вход в Регстейн мог для тебя навсегда остаться потерянным. Стейн, попавший, наконец, в тот мир, о котором мечтал с детства, предпочитал не рисковать. Особенно теперь, когда у него появилась маленькая Ри.

Он до сих пор помнил, каким красивым было яйцо, которое принесла Венди из подземелья. Маленькое, размером всего по его колено, оно переливалось в тусклом свете чадящих факелов голубым цветом, поблёскивая серебряными искорками. При взгляде на него казалось, что смотришь на ночное звёздное небо. А потом по скорлупе пошли тонкие, еле заметные трещинки… И когда скорлупа, наконец, лопнула, он с изумлением уставился на кроху — точную копию своей матери. И если потом он ловил себя на мысли о несправедливости того, что отец у ведьм не имеет никакого отношения к ребёнку и мало связан с ним кровными узами… То в тот момент, когда младшая из круга прижала к груди его дочь, он готов был целовать сырую землю под её ногами только за то, что она нашла в себе смелость спуститься в эту пещеру, куда мужчин не пускали под страхом смерти. Зайти и выйти с девочкой. С его дочерью. Это он дал её имя. Эйрин — примиряющая. «Может, этот крохотный младенец сумеет положить конец вражде наших народов? Докажет, что люди и ведьмы могут жить в мире и согласии?» — подумал он тогда.

— Эй, парень, — прервал его мысли громкий голос, раздавшийся прямо под ухом.

Стейн вздрогнул от неожиданности и потёр ушную раковину пальцами. В голове звенело.

— Не меня ли ищешь? — продолжал низкорослый широкоплечий мужчина с нечёсаной головой. От него разило брагой и луком. Стейн отступил на шаг и, задержав дыхание, выдохнул:

— Если ты Агне, то тебя.

— Эхех, — мужик почесал затылок и кивнул в сторону дома, — ну проходи тогда, коли дело есть.

Стейн судорожно вздохнул, запрокидывая голову назад, чтобы нос оказался подальше от нового знакомого, и пошёл следом. «Не зря Айварс его плутом и пройдохой назвал», — вертелось у него в голове.

В доме оказалось не лучше. Повсюду царил беспорядок. Широкий добротный стол, занимающий добрую половину кухни, был заляпан какими-то липкими разводами, засохшей рыбьей чешуёй и хлебными крошками. Агне прошёл в комнату и присел на краешек кровати — единственное место, свободное от тряпья.

— Ну, и что тебе надо? — он с интересом уставился на Стейна.

— Книги. Айварс сказал, что у вас завалялись старинные книги, которые вы не вернули ему. Вот, мне они нужны. Книги, — снова повторил он, чувствуя себя некомфортно в этом доме.

Агне облокотился спиной на стену и, оторвав от цветка, стоящего на подоконнике, черенок, сунул его в рот. Необъяснимо, но цветок рос и благоухал, несмотря на беспорядок, творившийся в этом доме.

— Опять этот прощелыга с книгами своими пристал, — протянул мужик, не глядя на Стейна, — хоть бы какая польза от книг этих была, а то вишь — пользы нет, а место занимают.

— Так отдай их мне, и место освободится, — осмелел Стейн. Честно говоря, ему хотелось как можно скорее убраться из этого душного и пропахшего табаком домика.

— Эээ, хитрый какой, — мужик снова почесал затылок, от чего его засаленные волосы встали колом, — а мне какой с этого прок? Стоят и стоят, есть не просят.

Стейн растерянно оглянулся. Будь книги где-то рядом, он бы схватил их и дал дёру, не думая о последствиях. Но видно книг не было.

— А вот я очень даже люблю поесть, — похлопал себя по пузу Агне, — ну так что? — и он выжидающе уставился на молодого мужчину.

— Ааа, вот, — хлопнул себя по лбу Стейн и, достав из кармана небольшой полотняный мешочек, высыпал из него те несколько монет, что ещё не успел потратить.

— Да, малец, негусто тут у тебя, — разочарованно протянул мужик, — ладно, пошли.

Он поднялся с кровати и, зайдя на кухню, вытащил из-под скамейки деревянный ящик, заполненный луковой шелухой, тыквой и парой картошин. Прямо под всем этим добром и лежали такие драгоценные для Стейна книги.

— Держи.

— Спасибо, — Стейн схватил их, опасаясь, как бы этот Агне не передумал, и, неловко склонившись в поклоне, выбежал на улицу.

Свежий воздух ударил в лицо, заполняя лёгкие приятными ароматами. Близилась осень. Трава начинала желтеть, и над деревенькой царил приятный запах пожухлой и терпкой листвы, разбавляемый запахами еды. Стейн медленно пошёл вдоль уютных улочек. В домах загорались огни, раздавались звуки гремящей посуды, смех детей и лай собак. Вон маленькая девчонка возраста его Ри тайком срывала в кустах ягоду, пока мать не видит. Вон парнишка с кряхтеньем тащил от колодца ведро с водой — краснел, пыжился, но тащил. «Быстрее бы и мне домой», — подумал Стейн, прижимая к груди выменянные на золото книги.

Он опустил босые ступни на деревянный пол и неосознанно сжал пальцы на ногах. По утрам уже было прохладно, а печь затопить Гретта, видно, ещё не успела. Взгляд его остановился на уровне глаз — прямо напротив висели пучки засушенных трав, окутывая пряным ароматом комнату. Стейн подошёл поближе и коснулся ладонью тонких вытянутых листьев. Листочек, зашуршав, осыпался на пол мелкой пылью, по воздуху поплыл чуть горьковатый запах.

— А колдовать я так и не научился, — с сожалением прошептал себе под нос Стейн.

Венди, презирающая всем сердцем законы своего народа, искренне верила, что сможет обучить премудростям человека — существо, в чьих венах текла совсем другая кровь. Да, она точно так же сочилась от пореза, железным привкусом била в нос и имела красный цвет. Вот только магии в ней не было ни на грош.

Он снова опустился на кровать и прикрыл глаза. Запахло кашей и кислым тестом… Но в голове у него крутились совсем другие воспоминания.

— Глупый, вот дурень, — она заливисто захохотала и стукнула его по лбу. Браслеты на её запястьях звонко зазвенели, словно россыпь звёзд, обрушивающихся на землю с огромной высоты.

— Сама такая, — огрызнулся Стейн. Вот уже несколько часов он старательно пыжился, пытаясь повторить за девушкой хотя бы самую малость. Но время шло, а из-под его ладоней не выходило ничего необычного, тогда как под руками дочери подземелья почти засохший цветок снова оживал, поднимая к солнцу свои стебли, сухие ветки разгорались тёплым умиротворяющим огнём, а закатный свет танцевал солнечными зайчиками, следуя за движениями пальцев.

— Да смотри же, — она властно схватила его за подбородок и повернула к себе, — о чём ты думаешь, когда пытаешься колдовать?

— О чём, о чём… О результате, конечно, — буркнул он, нервно дёрнув головой. Кончики ушей побелели от злости, а на подбородке остался красный след от цепких и тонких пальцев.

Венди снова пренебрежительно фыркнула и отвернулась к реке — месту, что стало традиционным для этих странных встреч. Сегодня Во́льденграс вёл себя тише обычного: бурные потоки его не пенились, разбиваясь о скалы, а медленно и лениво накатывали на каменистый берег, принося с собой запах речной тины. Девушка потянулась руками к небу, разминая затёкшее тело. Подол лёгкого, почти прозрачного платья задрался, обнажая молочно-бледную кожу бедра. Стейн шумно сглотнул и поспешно отвёл глаза.

— Думать вообще не надо, — задумчиво повторила она, продолжая смотреть куда-то вдаль, — чувствовать надо, понимаешь?

— Понимаю, — послушно кивнул Стейн, широкой ладонью потирая замёрзший нос. Вот только ничего он не понимал.

«Может, научись я правильно чувствовать, был бы сейчас в Регстейне, рядом с семьёй?» — пронеслось у него в голове. Книга, найденная у сварливого старика, оказалась бесполезной. И всё, что теперь оставалось Стейну — снова и снова пытаться найти путь домой. Пусть ведьмы сами разбираются со своим пророчеством.

— Господин, завтрак готов, матушка за стол зовёт, — прозвучало за дверью, а потом раздался топот маленьких детских ног.

Стейн спустился вниз. Гретта, как птичка, сновала между печкой и дубовым большим столом, занимающим почти всю небольшую, но уютную кухоньку. Она нарезала на большие ломти вчерашнюю буханку и теперь пыталась достать с полки ягодное варенье. Альв тихо хихикал в кулак, наблюдая за попытками матери: её пышное бедро то и дело цеплялось за острый угол, а роста не хватало, даже когда она поднималась на носочки.

— Давайте помогу.

Гретта, вздрогнув от неожиданности, отошла в сторонку, коснувшись упругой грудью его руки. Стейн сжал губы в тонкую полоску, внутри всё перевернулось. Как бы сильно он не скучал по жене и дочери, мужское естество его требовало своего. Вот только мужчина не собирался ему потакать.

Он достал варенье и присел за стол. Желудок, учуяв еду, требовательно заурчал. Стейн не стал томить его долгим ожиданием и присоединился к мальчишке, который уже давно за обе щёки уплетал кашу.

— Вы сегодня в Вайденлес снова? — Гретта застенчиво улыбнулась, заправляя выбившуюся прядь за ухо.

— Нет, у меня другие планы. Спасибо за завтрак.

И, встав из-за стола, он слегка поклонился и поднялся к себе. Его мешок был собран ещё с вечера: старая потрёпанная карта, кусок засохшего пирога с брусникой, фляга с водой и кирка на случай, если придётся копать землю или дробить камень. Стейн закинул свой нехитрый скарб за плечи и, дружелюбно махнув рукой мальчишке, вышел из дома.

Солнце ярко слепило, заставляя жмуриться. Стейн секунду помедлил, не желая покидать спасительной тени крыльца, и, глубоко вздохнув, вышел под палящее солнце.

— Господин, вас искать где, снова на холме? — громким шёпотом спросил Альв, высунувшись из окна.

— Да, малец. Только маме не слова, хорошо? — ответил Стейн, потрепав рыжие вихры мальчонки. Так и не найдя в книгах ни слова ни о пророчестве, ни о входе в Регстейн, он с новыми силами приготовился сделать всё возможное, чтобы попасть к жене и дочери. Даже если для этого придётся сравнять с землёй холм, где должен быть вход в подземелье.

— Да, господин. Ни слова. — мальчик провёл пальцами у рта, словно зашивая губы, и, широко улыбнувшись, скрылся в доме за занавесками.

— Вот и ладненько. Вот и ладно.

Он ускорил шаг. Сегодня ему предстоял ещё один тяжёлый день. Но если всё сложится, то в этот дом с уютной Греттой, цветущим садом и брусничными пирогами он больше не вернётся.

Но вернуться пришлось. Он снова несколько дней провёл на этом холме, не обращая внимания ни на палящее солнце, ни на зной, ни на холодные осенние ночи, туманом стелящиеся по земле. Он несколько дней рвал чертополох, оставляя на широких загрубевших ладонях порезы. Он копал землю и ломал камень. Он спускался в пещеры, проходя их от края до края… Но всё оказалось бесполезно, входа в Регстейн он так и не нашёл. И вот теперь Стейн сидел за столом, облокотившись на него локтями, и наблюдал за Греттой, которая мельтешила на кухне. Он смотрел на неё и вспоминал тётушку, на которую та очень была похожа: маленький рост, пышная фигура и легкие локоны у виска вызывали к памяти ощущение уюта и домашнего тепла. Женщина совсем не походила на Венди, но ему хотелось сидеть и сидеть за этим столом, пока Гретта быстрыми и ловкими движениями шинковала капусту на пирог, заводила тесто и, смущённо улыбаясь, вполголоса напевала старую народную песню.

— Мам, я на площадь! — крикнул Альв, сбегающий вниз по крутой деревянной лестнице. Мальчик жил на чердаке, как когда-то и он. Может быть, поэтому Стейн, потерявший по своей глупости собственную семью, так проникся душой к этому семейству, что согласилось приютить его на неопределённый срок.

Ни Гретта, ни её сын не расспрашивали Стейна о том, как он оказался в Рингейде, долго ли пробудет в деревне и что, в конце концов, он ищет с утра до ночи около полуразрушенных пещер.

— К обеду будь дома, — отозвалась Гретта, убирая с глаз приставший волос. На щеке остался след от муки, который придал ей ещё большей привлекательности.

«Это могла бы быть моя семья», — подумал Стейн, не сводя глаз с женщины. Если бы однажды вечером он не наткнулся на Венделу, младшую из круга семи. Если бы не влюбился, как мальчишка, которым, впрочем, он тогда и был. Если бы не бросил тётушку и свой дом… Он бы мог до сих пор жить в Рингейде, на одном из праздников встретить Гретту, влюбиться в плавность и округлость её линий, жениться. И тогда Альв был бы его сыном, а не сыном залётного моряка, приставшего к берегу только чтобы соблазнить юную Гретту и исчезнуть навсегда, оставив после себя лишь воспоминания и ребёнка.

Гретта, впрочем, никогда не жаловалась на жизнь. За те долгие месяцы, что он провёл в её доме, улыбка ни разу не сходила с её лица. Да и эту историю он узнал от вездесущих соседей, которые в Рингейде, как и в любой другой деревне, любили совать свой нос в чужие дела.

— Эх, хорошая ты хозяйка, мечта любого мужчины, — он в ожидании потёр руки, пока Гретта ставила перед ним тарелку с похлёбкой. Пряный чесночный запах распространился по комнате, проникая под кожу. Стейн знал, что теперь долго ещё будет пахнуть чесноком, но его это не тревожило.

— Не смущайте, господин, — зарделась женщина, по-детски всплеснув руками. Были в ней какая-то ребяческая скованность, стеснительность и неуклюжесть, которые делали её ещё прекраснее. Никакие трудности, никакое предательство не избавило её от наивности, чистоты и открытости миру.

«А меня — избавило», — подумал про себя Стейн, беря в руки ломоть хлеба. Он чувствовал, что чем дольше не может вернуться домой, тем черствее становится его сердце. Надежда в сердце потихоньку умирала, валяясь на спине и судорожно подёргивая лапками. А тело, снова привыкшее к солнцу, ветру на коже и мягкой траве под ногами, мучительно не желало возвращаться в стылый и осточертевший Регстейн — то место, которое он сам когда-то выбрал своим домом.

Он встал из-за стола, нечаянно задев рукой округлые и мягкие женские бёдра. Внутри всё перевернулось. Стейн почувствовал, как поднимающаяся волна сдавливает горло, мешая дышать. Гретта же не смутилась и не покраснела. Она продолжала стоять рядом, опираясь ладонями на столешницу.

— Прости.

Он прерывисто выдохнул и прошёл мимо неё, почувствовав, как от разогретого от печи женского тела пахнет чесноком и свежим хлебом.

Солнце било в глаза. Стейн поднял голову к небу и прикрыл веки, наблюдая, как на их изнанке расцветают узоры. В голове царила сумятица. Пока тело, давно не знавшее женской ласки, рвалось назад, на маленькую, но уютную кухоньку, сердце разрывалось на части от тоски по жене и дочке, что остались где-то в раскинувшемся под ногами Регстейне. Он не понимал, почему Венди так изменилась за то время, что они были вместе: девчонка, которая когда-то при каждом удобном случае сбегала на поверхность, стала одной из круга семи. Девчонка, которая радовалась солнцу и кляла ледяные стены пещер — отказалась возвращаться с ним на поверхность. Не поверила в пророчество. Не дала спасти дочь. Не остановила, когда он кидал в изношенный мешок отсыревшие вещи. Не объяснила, как вернуться домой.

Стейн сорвал травинку и сунул в рот. Он уже открыл глаза, присел на скамейку у дома и смотрел, как в соседском дворе детвора носится вокруг дома. Сердце кольнуло. Его дочка никогда не пробежит босыми ногами по мокрой от росы травы. Никогда не увидит радугу… И хорошо, если вообще доживёт до того дня, когда будет вольна выбирать свой путь.

Венди до последнего не желала отпускать его на поверхность, и теперь он и сам был готов вернуться, ослушаться Рогнеды, забыть о пророчестве… Но возвращаться было некуда. Входа в подземелье, где он так и не стал своим, больше не существовало. И сейчас он это осознал с пугающей отчётливостью.