Подземелье ведьм (СИ)

Глава 10

Иссиня-чёрные волосы водопадом струились между его пальцев. Давен наклонился и лёгким поцелуем коснулся лба Эйрин. Она улыбнулась сквозь сон и, придвинувшись ближе, носом уткнулась ему в ямочку между ключицами.

Было темно так, как никогда не бывает на поверхности. Даже в самую тёмную ночь на небе сверкают еле проглядывающие звёзды, горят тёплым светом соседские окна. Здесь же, в Регстейне, не было ни звёзд, ни окон. Только над одной из пещер светила круглая жёлтая луна, напоминая ведьмам о том, что кроме подземелья есть и другой мир.

— Пап? — Давен обернулся, услышав громкий шёпот. У порога, потирая сонные глаза, стоял Томми.

— Ты чего не спишь?

— Сон плохой приснился, — мальчик нерешительно топтался у входа в пещеру, поджимая пальцы на босых ногах: в подземелье, как и всегда, было холодно.

Давен аккуратно встал, стараясь не разбудить любимую, что сладко спала и, наверно, видела уже десятый сон. Эйрин долго не удавалось заснуть. Она то и дело вертелась, заводила разговоры о прошлом, обиженно бросала колкие слова в адрес матери. А он пытался успокоить эту маленькую нахохлившуюся пичужку, словно и не существовало стольких лет врозь. Словно до разлуки они не были знакомы всего неделю. Словно он ей был не посторонний.

— Пойдём, малыш.

Сейчас Томми совсем не был похож на того ребёнка, которым предстал перед ним в первую их встречу. В его глазах не отражался недюжинный ум, а суждения не выдавали в нём опыта, невозможного для десятилетнего парнишки. Давен подхватил Томми на руки и вышел в соседнюю комнату.

В пещере Томми было немного светлее и гораздо больше места. У противоположных стен стояли две кровати, одна напротив другой. Та, что находилась слева — была расправлена. Серая застиранная простынь белела в темноте, а одеяло сбилось в комок и почти сползло на пол. Вторая кровать принадлежала Крису, а потому стояла нетронутой уже несколько месяцев.

— Давай, ложись поудобнее, — Давен опустил Томми на кровать и, укутав того в одеяло, как маленького, сел рядом.

Он ещё помнил, как мать укладывала его спать. Мама всегда приходила вечером в его комнату и первым делом задёргивала плотные тёмные шторы, чтобы лунный свет не мешал заснуть. Потом она укутывала его в одеяло, подтыкала тщательно по бокам, ложилась рядом и тихим, убаюкивающим голосом рассказывала сказки. Стоило только вспомнить об этом, как в груди теплело, а перед глазами вставал родной и уютный дом, в котором до сих пор с утра и до позднего вечера хлопотала улыбчивая матушка.

— Хочешь сказку?

— Не хочу, — Томми замотал головой из стороны в сторону, — лучше расскажи, откуда у тебя это? — он подбородком тыкнул в сторону Давена.

Давен проследил за его взглядом и недоумённо нахмурил брови.

— Что это?

— Листочек.

— Листочек… — Давен задумчиво почесал щетинистый подбородок и, устремив взгляд в потолок, медленно начал свой рассказ, — мне было примерно столько, сколько тебе сейчас, когда к нам в Вайденлес забрела старая травница. Люди отчего-то сразу невзлюбили её, хотя добрее человека я, наверно, ещё не встречал. Как только у кого из соседей начинал болеть скот или детей хворь какая одолевала — все бежали к ней, просили смилостивиться и излечить. Она с утра раннего, ещё до крика петухов, уходила в лес, чтобы собрать нужные травы для настоев. Возвращалась обычно вся исцарапанная и покрытая болотной тиной. Потом она всю ночь готовила целебные отвары, отказывая себе даже в минуте отдыха. Я это знал, потому что мы жили неподалёку, а ребёнком я был очень любопытным, — Давен усмехнулся. Он прикоснулся пальцами к листочку и продолжил, — а сразу после того, как беда покидала дома людей, они во всех своих несчастьях снова начинали винить эту добрую женщину. И как-то раз, после того, как настои не помогли, эти люди взяли в руки вилы и пошли к её дому.

— Неужели так бывает? — сонно спросил Томми, подкладывая ладонь под щёку.

Давен промолчал. Во внезапно возникшей тишине стало отчётливо слышно, как где-то неподалёку журчит подземный ручей.

— Пап? — переспросил Томми, приоткрывая глаза.

— Я видел их, а потому сразу же побежал к её дому. Как сейчас помню её слёзы, когда она собирала свои немногочисленные пожитки, — Давен тяжко вздохнул, — ничего не было в комнатах, кроме пучков трав по стенам, пары чашек да баночки морошкового варенья.

— А листочек?

— И листочка. Она достала его из маленького потайного кармашка. Сказала, что давным-давно ей подарил его отец. Она обещала передать этот оберег своему сыну, но сына у неё не случилось. В благодарность за доброе слово и помощь она отдала его мне.

— А ты помог? Что с ней стало?

— Я вывел её из дома и провёл в соседнюю деревню — Рингейд. Куда она двинулась оттуда, я не знаю. Но наши мирные жители, которые вдруг отчего-то взбесились, её не нашли. Уже на следующее утро все жили как ни в чём не бывало, и никто не вспоминал о минувшей ночи. Казалось, что кроме меня вообще никто не помнит о существовании этой женщины. А листочек я с тех пор не снимаю. Ношу его как напоминание о том, как несправедливы порой друг к другу мы бываем.

— Наверно, правильно, что нас не пускают на поверхность, — пробормотал сквозь сон Томми, — не хочу, чтобы в меня вилами бросались.

Давен ничего не ответил, только ласково провёл широкими загрубевшими ладонями по волосам новообретённого сына. «Тебя бы я не дал в обиду», — подумал он про себя.

Томми сладко сопел, свернувшись клубочком. Давен подоткнул одеяло с боков и встал, стараясь не шуметь. В соседней комнате его ждала Стрекоза — женщина, ради которой он был готов спасать целый народ.

— Там ничего нет. Совсем ничего, — Стейн смотрел на него сверху вниз, как на нашкодившего щенка. Впрочем, у Криса никакого щенка никогда не было — иметь собственного питомца в таком месте как Регстейн? Если только мышь летучую да червя какого-нибудь.

— Значит, обвал был, — лениво произнёс Крис, поудобнее устраиваясь на кровати.

— Издеваешься?

Крис приподнялся на локте, щуря глаза от закатного света, что пробивался сквозь плотные тёмные шторы. При взгляде через полусомкнутые ресницы всё, что оставалось от деда — лишь неясные очертания тонких линий, колеблющиеся от малейшего движения. Истина проявлялась в каждом росчерке длинных чёрных ресниц, о каких мечтает каждая девушка, и Крис до сих пор не понимал, отчего обитатели замка так боятся Стейна и боготворят его.

— Крис!

Юноша тяжко вздохнул, уронив голову на подушку. Он по-кошачьи вытянулся на кровати, напрягая мышцы.

— Что ты хочешь от меня? — вкрадчиво спросил парень, следя взглядом за новообретённым родственником. Сложно было поверить, что вот это бесполезное существо — его родной дед.

— Вход я хочу, вход в Регстейн, Анкель тебя побери!

Крис сел на кровати и с интересом взглянул на раздражённого родственника. Веснушчатые щёки Стейна алели от гнева, в то время как уши оставались белыми.

— Господин…

В дверной проём просунулась вихрастая голова. Крис даже не обратил внимания на очередного сосунка, готового лизать пятки своему хозяину. Всё это было так скучно…

— Берси, щенок ты этакий, — рыкнул Стейн, не отрывая взгляда от внука, — скройся с глаз моих, пока ещё есть время!

— Но…

— Берси!

Крис вяло смахнул со лба волосы, не переставая наблюдать за внезапно возникшей перепалкой. Пальцы зудели от желания съязвить, но вмешиваться в человеческие дела не хотелось. Казалось, что опускаться до них — ниже его достоинства. Поэтому он еле заметно сжал простыню в ладони, замедляя дыхание. Хлопнула дверь.

— Крис, — раздражённый Стейн подошёл поближе к мощной добротной кровати под синим балдахином — внука поселили в одной из лучших спален замка. В той спальне, где Стейн прятался от надоевших обязанностей, условностей и женщин, горящих желанием найти путь к его сердцу. Глупые, ведь даже Гретте это сделать так и не удалось.

— Ладно, пошли ещё раз, — протянул Крис, мечтающий о сочном куске мяса и тонкой девичьей кожей, но никак не об очередном забеге к лабиринтам затерянного Регстейна. Здесь, вдали от мамы, дышалось легче, и огонь, вспыхивающий раньше при одной только мысли о матери, сейчас тлел еле заметным угольком. А вот есть хотелось.

В животе заурчало. Он сглотнул, чувствуя, как вязнущая слюна заполняет рот.

— Дубина, — раздражённо рявкнул Стейн, утративший вдруг всю свою настойчивость, — Берси, пусть в Зале накроют, — крикнул он, выходя из комнаты.

— И как же вход? — насмешливо переспросил Крис, не готовый показывать свои слабости.

— Завтра с утра, — обернувшись к нему, Стейн махнул рукой, — а пока оденься, внучок. И жду тебя внизу через пятнадцать минут и ни секундой позже.

— А с чего ты вообще решил, что ты мой дед? — фыркнул в ответ Крис, изогнув левую бровь. Правая подниматься отказалась.

Но ответом ему была тишина.

Крис снова плюхнулся на спину, раскинул руки по бокам и закрыл глаза. Тёмные ресницы, отбрасывающие длинные тени, задрожали.

С его ладоней струился ослепляющий белый свет.

— Я тогда долго винил себя в том, что ты сбежала.

— Глупый, — Эйрин мягко улыбнулась любимому, заметив, как его глаза засветились от такого будничного и безобидного слова.

Она опустила взгляд вниз, старательно напоминая себе о том, что она на поверхности. Солнца, медленно поднимающегося над горизонтом и бьющего в щурящиеся глаза, одуряющего медового запаха трав и цветов, прогретой земли под босыми ступнями было мало, чтобы поверить, что она снова здесь, на границе Вайденлеса. Почти на том самом месте, где однажды смешливый паренёк подхватил её, теряющую сознание, на руки.

Сегодня Давен собирался отвести её к Далии. Мама была против, чего, впрочем, можно было ожидать: гордая жрица никогда бы не призналась, но жутко ревновала дочь к женщине, которая однажды настолько отогрела её Ри, что Эйрин почти осталась на поверхности, забывая о родном Регстейне. Сейчас, когда отношения между ними были накалены до предела, мама не смела просить Эйрин остаться. Всё, что она могла, так это ссылаться на давно похороненный в пыли и смоге свод правил, который никто ни разу и не читал.

— Ри, однажды ты уже ушла. Смотри, скольких жизней стоила твоя дурацкая детская выходка! — еле сдерживаясь, холодно говорила мама, замораживая лишь одним своим взглядом.

— Вспомни, что сделала ты в тот единственный момент, когда могла по кирпичику выложить разрушенную кладку моего доверия, — Эйрин не отставала от матери. Теперь, когда к ней вернулись стёртые воспоминая, она прекрасно помнила, как мама ложью заставила её пройти обряд отречения. Обряд, из-за которого поверхность и Дав оказались забыты на долгие десять лет. Обряд, из-за которого у её мальчиков не было отца. Обряд, который уничтожил то последнее, что было у них с мамой.

— Я заботилась о тебе! — Венди судорожно вздохнула и закрыла глаза, считая до десяти.

— Плохо верится, мама, плохо верится, что ты знаешь, что такое забота.

И Эйрин, сорвав простыню, закрывающую проход, опрометью бросилась из комнаты. «Зачем я прошу понимания и разрешения? Мне двадцать семь, у меня двое детей», — вертелось в голове, пока она неслась по коридорам подземелья.

Двое детей, один из которых предатель. Двое детей, один из которых пропал. Жив ли? Сердце рвала ноющая боль. Иногда она почти стихала, притаивалась в уголке, ожидая своего часа, и в тот момент, когда меньше всего хотелось жить — выпрыгивала, нападала, била в спину. Как Эйрин хотелось хотя бы увидеть старшего сына. Пусть, пусть он предал её, пусть пытался убить, но материнское сердце готово было прощать даже это. Только бы знать, что жив. Только бы снова заглянуть в его лицо, как в своё отражение. Только бы прикоснуться губами к бледному лбу…

Оставаться и дальше в Регстейне было невыносимо. Ходить по запутанным лабиринтам подземелья, играть с Томми, журить Агушу и стараться делать вид, что ничего не изменилось. Целовать Давена, помогать Тире с травами, выслушивать бесконечные укоры матери и кивать, не отдавая себе отчёта в том, что делает. Жить. Жить и знать, что эти коридоры, помнящие лёгкие шаги сына — однажды забудут их. Почти забыли. Знать, что натянутое струной тело Криса больше не ворвётся в пыльный сумрак алтарной комнаты вопреки наказу жриц. Знать, что девчонки больше не будут шептаться по углам, старательно привлекая к себе внимания Криса. Знать, что… Она не могла, потому и попросила Давена забрать её, отвести на поверхность, туда, куда, скорее всего, ушёл Крис. Туда, где сердце снова сможет ощутить его присутствие, хотя бы на мгновение.

— Всё хорошо, Стрекоза? — вырвал её из размышлений тягучий голос.

— Что, прости?

Эйрин оторвала взгляд от земли, и тут же полетела вниз по склону, царапая колени о мелкую гальку. Чёрная коса подпрыгнула и, растрепавшись, длинными плетями рассыпалась по плечам.

— Эй, как ты? — поспешил вниз Давен.

Эйрин только захохотала, раскинув руки по сторонам. Тело, давно забывшее о том, что такое тепло, расслаблялось, утопая, словно в колыбели, в пахнущей и мягкой горячей земле. Синее платье покрылось пылью и зелёными травяными пятнами, но она не обращала внимания на такие мелочи. Сейчас она впервые за долгое время почувствовала себя живой.

— Стрекоза… — договорить Давен не успел. Эйрин потянула его за ногу, роняя рядом с собою.

Люди, направляющиеся в деревню, добродушно фыркали, завидя эту странную пару. А там было из-за чего фыркать. Давен снял себя рубаху, как только вырвался из Регстейна. Да, теперь, когда он нашёл Эйрин, он готов был остаться с ней и в подземелье, но человеческая душа тянула его назад, на поверхность. Он снял рубаху, подставляя обнажённые плечи солнцу. Давно не стриженные волосы, не сдерживаемые шнурком, рожью рассыпались по спине, приятно щекоча кожу. Штаны держались только на бёдрах — изнуряющие попытки отыскать родину ведьм не прошли бесследно… А уж вид Эйрин и вовсе приводил в недоумение: тёплое шерстяное платье, когда солнце шпарит так, что трава увядает, не успев вытянуться; бледная кожа, которая не могла остаться такой, живи женщина в Вайденлесе…

— Давно вот так просто не валялся на траве, — Давен сунул в рот травинку, наблюдая за тем, как по стеблю цветка ползёт маленькая букашка.

— А тётушка Лия точно будет рада меня видеть? — как-то совсем по-девчачьи спросила Эйрин, прикрывая глаза.

— Глупые вопросы.

Давен повернулся на бок и провёл грубым загорелым пальцем по щеке Эйрин. Её ресницы еле заметно дрогнули.

— И мама, и сестра рады тебе будут.

— А Бранд?

Не услышав ответа, Эйрин приподнялась на локте и взглянула на Дава. Тот смотрел вдаль, будто надеясь разглядеть в дрожащем от жары воздухе что-то, что давно потерял.

— Папа умер. Почти сразу после того, как ты сбежала.

— Хелингард примет его, Дав. — она ободряюще похлопала ладошкой по крепкому плечу любимого и прижалась к нему щекой. Лёгкость испарилась, оставив после себя только грусть и тревогу. Воспоминания о Крисе, исчезнувшие на время, навалились с новой силой, заставляя сутулиться, скукоживаться под их тяжестью.

— Пошли, Стрекоза. Айви сегодня дома, вот она рада-то будет, — через силу улыбаясь, произнёс Давен и первый сделал шаг с холма.

Перед ними, как на ладони, раскинулся Вайденлес — дом Давена. Цветущая деревушка, носящая гордое название «Долина ветров».

Было так странно снова оказаться у этой калитки, увитой цветами. Эйрин помедлила, прежде чем войти следом за Давеном.

— Проходи уже, маленькая, никто тебя не укусит, — засмеялся он. Почувствовав себя дома, Давен расслабился, а его глаза теперь улыбались вместе с губами.

— А вдруг?

— Слишком много болтаешь, — он лукаво усмехнулся и, подхватив её на руки, понёс прямо к двери.

Давен открыл дверь ногой, ожидая маминых гневных окриков. Но мама не кричала. Она, оглянувшись на дверь, замерла от удивления. Глаза заслезились то ли от счастья, то ли от нахлынувших эмоций.

— Матушка, встречай блудного сына. И дочь. — широко улыбнулся Давен, опуская Эйрин на пол и делая шаг в материны объятия.

— Сынок? — только и смогла произнести она, растирая слёзы по морщинистым щекам.

— Мамочка, я дома, — тихо сказал он, укутывая Далию в свои объятия. Маленькая женщина почти пропала из виду, и только был слышен её радостный голос, причитавший:

— Ну вот, а тесто на пироги ещё не подошло, как же так?

Всё это время Эйрин стояла в уголке, теребя пальцами рукава. Да, ей уже двадцать семь, но от этого чувство неловкости от произошедшего не проходило. Десять лет назад её приняли в этом доме, как родную. Десять лет назад она сбежала, поклявшись никогда не возвращаться. И вот она здесь. Стоит, никем не замеченная, а живот потихоньку начинает урчать, учуяв запахи, которые, как и раньше, наполняют эту маленькую, но уютную кухню, уставленную цветами и завешанную травами.

— Мам, смотри, кого я тебе привёл.

Давен отошёл в сторону и протянул руку вперёд, указывая на Эйрин. Та суетливо поклонилась, не зная, как себя вести. В шерстяном платье было жарко, пот стекал по спине к ягодицам, щекоча кожу. Руки нервно подрагивали.

— Пташка, ты, что ли? — подслеповато сощурившись, спросила Далия. Лицо её окрасилось радостью узнавания. — Ну, точно пташка. Иди сюда, чего застыла на пороге?

Эйрин неторопливо прошла вперёд, ощущая себя ребёнком.

— Здравствуйте, тётушка Лия, — сказала она дрожащим голосом. Всё в ней трепетало, просило принятия.

— Девочка моя, и как мой олух тебя отыскать-то смог? — добродушно бурчала Далия, принимая молодую женщину в объятия. Эйрин, почувствовав, как её обвили тёплые руки, наконец расслабилась, с головой погружаясь в знакомую атмосферу такого знакомого и родного дома.

— Ну мам… — протянул Давен, смотря на двух самых важных женщин в его жизни. — Кстати, а где мелкая? — вдруг спросил он.

— На рынок пошла, скоро вернётся. Вот уж ей-то радость будет! — Всплеснула руками Далия и, проведя ладонями по волосам Эйрин, спросила: — Так, птаха, готовить-то не разучилась ещё? Мне помощь требуется, стара я стала.

Эйрин звонко рассмеялась. Больше не чувствовала она никакой неловкости.

— Конечно, тётушка, я вся ваша, — и, оглянувшись на Давена, пошла за его матерью к зелёным навесным шкафчикам со специями и большой каменной печи.

Стейн не оставил своих попыток найти вход в Регстейн. И, как только первые лучи солнца коснулись зубчатых башен замка и покатых крыш Рингейда, отряд выдвинулся вперёд. Берси важно вышагивал впереди, стараясь угнаться за хозяином. Крис лениво перебирал ногами, краем уха вслушиваясь в чужие разговоры.

— И чего опять с утра пораньше? Можно подумать, к обеду ведьмы разбегутся, — сонно хохотнул невысокий коренастый мужик.

— Если бы, — мечтательно протянул его конопатый собеседник, сбивающий носки ботинок о мелкие камушки, которыми была усеяна тропа, — а как было бы хорошо, вздумай они выбежать прямо нам в руки.

— Вот дурачьё, — хмыкнул молодой мужчина, пристроившись рядом с Крисом, — верят, что ведьмы существуют!

Крис с любопытством взглянул на незваного попутчика. Рыжие вихры упрямо торчали в разные стороны, падая на лоб и закрывая пытливые глаза.

— А ты в ведьм не веришь? — наконец, задал вопрос Крис.

Странно было осознавать, что здесь, на поверхности, его существование и существование его народа считалось глупыми выдумками и сказками, в то время как в Регстейне малышей с детства пугали рассказами о людях. Каждый ребёнок мечтал однажды стать Отчуждённым, чтобы вырваться на поверхность и посмотреть на этих странных существ, которых стоило бояться пуще смерти. Вот только в Отчуждённые попадали немногие. Интересно, что они испытывали, когда понимали, что ужасы, рассказанные старой Рогнедой, всего лишь детские страшилки?

— Нет, но и отступить не могу, ведь отец так на них помешан, — пожал плечами рыжеволосый.

— Отец?

— Главный, — мужчина повертел головой из стороны в сторону, словно пытаясь отыскать кого-то глазами, — да вон он, — кивнул рыжий в сторону Стейна.

— Глава Ордена твой отец? — изумлённо поднял брови Крис, чувствуя, как в носу защипало. Он вдруг на мгновение почувствовал себя преданным. Стоило ли бежать от одиночества, чтобы снова стать одиноким, но уже здесь, на поверхности, где, кроме этого проклятого деда, у него никого нет?

— Вот именно, — тяжело вздохнул мужчина, вытирая рукой потный лоб. Солнце начинало припекать всё сильнее, выжигая траву до жёлтого цвета.

— Но он хороший, ты не подумай, — в карих глазах человека промелькнула какая-то детская непосредственность.

— Дурной, но хороший? — задумчиво протянул Крис, не переставая ловить себя на глупых мыслях. «Тоже мне дед, — вертелось у него в голове, мешая думать о чём-нибудь другом, — жену бросил, дочь кинул, зато на поверхности сынком обзавёлся».

— Да. Кстати, Я Альв.

— Странное имя.

— Какое есть.

Мужчина еле заметно улыбнулся. Казалось, что он совсем не обиделся. Взлохматив свои вихры и подмигнув Крису, Альв широким шагом устремился в начало строя.

Стоило им подойти к бывшему входу в Регстейн, как смешки и разговоры стихли. Даже самые глупые и расхлябанные — собрались и вытянулись, вслушиваясь в команды Стейна. В это миг Крис второй раз ощутил что-то вроде гордости за деда — человека, который без всякой магии вёл за собой такое количество народа, сдерживая его от натиска, когда нужно, и вдохновляя на свершения, если требовалось. «Наверно, таким и должен быть лидер? Не за это ли его полюбила бабушка?» — вертелось в голове у Криса, пока он молчаливо следовал за строем. Ответов на вопросы, возникающие всё чаще, у него не было — бабушка редко проводила время с внуками, а разговоров про куда-то пропавшего деда и вовсе не было. Молчала и мама. Сказать по правде, Крис не сомневался, что дедушка давным-давно умер. Скорее всего, Томми был того же мнения. От этого ещё страннее было встретить деда на поверхности и узнать, что он — человек.

— Всё нормально? — Альв снова лёгкой пружинящей походкой подошёл к Крису.

— Да вот думаю, правду ли мне сказал твой отец. И если да, то что с этой правдой мне делать, — забросил приманку Крис.

Ему было интересно, знает ли этот рыжий мужчина с глазами и повадками юнца, что приходится родственником существу, в которое не верит. Знает ли он вообще, что у Стейна был и другой ребёнок. Дочь.

При мысли о матери ладони сами собой сжались в кулаки. Казалось несправедливым, что ей приходилось жить в темноте, сырости и вечном холоде, тогда как её папаша вовсю развлекался на поверхности, изображая из себя вождя.

— Смотря что это за правда, — Альв легкомысленно улыбнулся, сунув в рот сорванную травинку, — но отец никогда не врёт. Разве что недоговаривает.

— Ты настолько веришь в него?

— А смысл жить, если не можешь доверять самому близкому из тех, кто у тебя есть?

Крис задумчиво поднял глаза к небу. Ранее солнце мягкими красками заливало голубое полотно. Утром солнце он любил. Утром оно не выжигало глаза, привыкшие к сумраку подземелья. Утром оно не жалило кожу лучами. Утром оно напоминало ласковые и тёплые ладони матери. Мать. «Вот кто был для меня самым близким, — он проводил взглядом плывущие облака, — качала на руках в детстве, поила горькими отварами, когда болел, мирила с братом…» Наверно, впервые в жизни его мысли о матери не прерывались извращёнными картинками, что раньше неизменно вставали перед глазами, стоило ему только представить глаза Эйрин, её руки с тонкими и длинными пальцами, стройное тело, вечно укутанное в тёплые вязаные платья. Сейчас при мысли о маме он вспоминал только её запах, успокаивающий самые страшные мысли, да добрую улыбку.

— А если тот, самый близкий, больше никогда не сможет мне доверять? — так просто, по-детски наивно прозвучал его вопрос, рассыпаясь на отдельные звуки.

— Если он по-настоящему тебя любит, то однажды снова доверится. Если ты действительно этого захочешь, — Альв потрепал Криса по голове и снова улыбнулся.

— По-настоящему…

— Господин, смотрите! — прокричал Берси, указывая пальцем в сторону соседнего горного хребта. По нему со стороны Вайденлеса вниз, к подножию холма, спускались еле различимые с такого расстояния человеческие фигурки.

— И? — Стейн недовольно нахмурил брови. Этот парнишка уже не раз подставлял своего хозяина в отчаянном стремлении угодить ему.

— Ну! — нетерпеливо воскликнул Берси. — Что людям делать в тех местах? Это точно ведьмы!!! Давайте скорее, а то уйдут же!

Стейн задумчиво оглядел свой отряд. Глаза Криса странно блеснули, уткнувшись в иссушённую землю.

— Крис?

— Нет, там не может быть входа, — слишком быстро ответил он, не поднимая на деда глаз.

— Хорошо, Берси. Альв, веди отряд.

— Но…

Крис в негодовании вскинул голову, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Глаза его от злости сощурились, ледяным лучом рассекая пополам дрожащий от подступающей жары воздух. Ноздри расширились, вдыхая такой знакомый еловый запах. «Нельзя было вести этого умалишённого в Регстейн. Нельзя», — вдруг с сумасшедшей скоростью забилось в его голове. Непривычная ностальгия и меланхоличность слетели, уступив место дикому и опасному хищнику, что всегда жил внутри него. Хищнику, что стремился теперь сохранить своё логово в целости и сохранности.

— Глупыш. Я не знаю тебя, — Стейн схватил цепкими пальцами Криса за подбородок, поднимая голову внука выше, — но зато я знаю ведьм. И я понимаю, когда мне врут.

— Регстейн поглотит тебя, человек, — выплюнул Крис, отрывая чужие пальцы от своего лица, — а я помогу ему.

— Крис, мальчик мой, — с жалостью произнёс Стейн, — я не желаю зла ни тебе, ни Регстейну. Я просто хочу наконец увидеть жену и дочь, которых лишился двадцать лет назад.

— И я должен тебе верить? Зачем тогда эти люди, — Крис окинул взглядом вооружённый отряд, — зачем им стрелы и копья⁈

— Потому что я знаю, на что способны некоторые из вас. И как вы не любите людей, я тоже знаю.

Стейн брезгливо отряхнул руки и, не оборачиваясь, пошёл вслед за отрядом. Крису только и оставалось что отправиться следом за человечишкой, от которого теперь зависела жизнь его народа. Его матери.

— Тира, готовь исцеляющие отвары, — залетев в пещеру, крикнула Мэрит.

Молодая темнокожая травница неспешно повернулась к ведьме и нараспев спросила:

— Зачем?

— Люди. Я видела, люди идут вслед за Отчуждёнными. Битва грядёт, страшная битва.

— Разве люди могут отыскать вход в Регстейн?

Казалось, что Тиру сложно чем-то удивить. Её движения оставались плавными, неторопливыми и аккуратными.

— Тира!!! Я видела! Кровь оросит траву вокруг подземелья, земля захлебнётся слезами скорбящих, а мольба о любви превратится в насилие и захлестнёт всё гневом и болью своими!!! Вари отвары!

И, вылетев из пещеры, Мэрит направилась к Ильве и Вигдис — тем единственным, кто смог бы остановить непрошенных гостей.