Подземный корабль

10

Страницы из дневника Александра Л., написанные им на кухне салона “Британская империя” рядом со скульптурой бегемота из дерева боболо.

Итак, наступил октябрь 2003 года, новой работы у меня не было, я брел по Москве, по Тверскому бульвару, и вдруг мне позвонила на мобильник тетка из отдела кадров Клуба традиционных ценностей. Едва не плача, она рассказала, что ее обещали отпустить и отдать зарплату лишь после того, как все бывшие творцы конструктивного консерватизма официально уволятся и получат у нее трудовые книжки. "Хорошо, завтра я к вам заеду". Но все оказалось не так просто.

Когда Герасим еще только приступал к своему проекту, служба безопасности человека с котлами вдруг вздумала проверить сомнительную мою персону и потребовала от меня трудовую книжку, копию диплома и военный билет. Полтора года они провалялись в одном из офисов нашего хозяина, где-то за Лыткаринскими промзонами. "Сашенька, вот в чем сложность! Тот человек, у которого ключи от сейфа с вашими документами, забежит на работу утром в понедельник, а потом прямо оттуда уедет в командировку. То есть управиться вам надо совсем рано. Вы ведь сможете подъехать туда до девяти утра?"

Я представил себе, как сейчас возвращаюсь к себе в Электрогорск, ранним утром еду обратно в столицу, перебираюсь с одного вокзала на другой — под мутным небом, в толпе сонных людей. Нет, такие подвиги мне не по силам. И вот что я сделаю сейчас — останусь в Москве и контрабандным образом переночую в своем старом жилище. У меня и ключ еще оставался. Я позвонил по прежнему своему телефону, никто мне не ответил — значит, скорее всего, квартиру пока никому не сдали. Поздним вечером я вошел в пустую комнату, всю в серых тенях.

В ящике стола лежала ручка с надписью "Молодежный центр науки и культуры" и рисунком в виде человеческого глаза и молнии — Сапожников когда-то подарил мне этот сувенир. Постельного белья в квартире не было. Ночевать пришлось, завернувшись в скатерть.

В шесть утра я встал, недолго возился на кухне с чайником, колбасой и хлебом, потом вышел в ледяной и влажный воздух. Ночью выпал снег. Невидимый дворник в переулках скреб лопатой асфальт, и звук был такой, словно по мою душу точили нож. В электричке было холоднее, чем на улице. Под потолком светили квадратные желтые лампы. Лязгнула дверь, явился вагонный торговец с баулами, которые, как младенцы, были запеленаты в кучу тряпок. Он стал продавать нам холодное пиво. Многие покупали, пили прямо из горла и брали на закуску резиновые крючки сушеных кальмаров.

Поезд шел сначала сквозь промзоны, потом через перелески. Явились из тьмы и побежали вдоль вагона березки в черно-белой униформе. Мне казалось, что я арестант и эти березки ведут меня под конвоем.

Когда я вышел на станции, небо уже светлело. Над вокзалом и черными гаражами расстилалась пронзительная голубая мгла. Я двинулся к офису бывшего нашего хозяина, располагался он в здании навеки замершего НИИ. В вестибюле уборщица протирала пол, вокруг бродила пара лохматых дворняг. Я поднялся на второй этаж. Длинный советский коридор был залит белым офисным светом. В нужной мне комнате за столом сидела женщина и читала брошюру про чудесные знамения. Увидев меня, она куда-то ушла, потом вернулась с ключами и отперла железный сейф — на его дверь был наклеен православный календарь с изображением иконы. Из-за лика Богородицы достали мои документы и бумаги для бухгалтерии. Я знал, что обратная электричка до Москвы отправляется не скоро, поэтому решил дойти до поселка и сесть в автобус. Короткий и помятый, он уже стоял на главной площади. Забравшись в салон, я сел у окна. Окончательно рассвело, начинался рынок, обмотанные платками женщины раскладывали на железных столах связки бананов и шерстяные штаны. Прямо перед моими глазами находилась белая стена магазина или сарая. На ней размашисто темно-зеленой краской было начерчено: "Ответят иуды!"

Наконец мы отправились в путь. На одной остановке автобус молниеносно наполнился людьми, начались вопли, надо мной под углом в сорок пять градусов нависла мощная тетка, потом снова стало почти что пусто. Мы катились по полю, я сидел и смотрел в окно. На каком-то перекрестке влез и сел рядом мужик в зеленом шарфе. Свои коричневые руки с пальцами, похожими на сучья, он осторожно держал на весу, пальцы эти дергались и дрожали. Вдруг глаза его наполнились тревогой, он с укором посмотрел на меня, ткнулся головой в сиденье напротив и стал блевать. Что же до меня, я остался рядом. А как мне было, по-вашему, поступать? Перелезать через него в этот момент? Сельские старушки в вязаных варежках, сидевшие передо мной, стали горько рассуждать о моем соседе, используя продолжительные матерные загибы, каких я прежде и не слышал.

"Итак, вот я сижу здесь, — размышлял я. — Замерзший. Невыспавшийся. Без денег и без работы. Рядом с блюющим алкашом. Вот что я, такой умный, получил от жизни, смог выбить из нее. Вот мне за все награда".

Мне хотелось мстить, ибо я был обижен. Сосед мой тихо свалился в проход, и я кое-как перебрался через него на другое место.

Автобус причалил к отдаленнейшей станции метро, я вылез вместе со всеми, проехал некоторое расстояние под землей, снова поднялся на свет, там нашел маршрутку, и она наконец-то доставила меня к бывшему Центру. Перед зданием уже толпились груженные стройматериалом фуры, земля была изуродована их шинами, ко входу пришлось идти по доскам, утопленным в глину и снег. Смуглые рабочие в ватниках и панамках передавали по цепочке ящики с надписью "Muy fragile". Во дворе поставили деревянный сарайчик, из его открытой двери вырывался пар, внутри худой темнолицый повар изготовлял варево на газовом баллоне. И что же он сыпал в котел? Перловку — нашу перловку, которую мы получили в результате блестящей рекламной акции и торопливо затолкали куда-то на склад. Навстречу мне попался шофер Линникова. Он сказал, что едет в центр города и готов меня подбросить.

Внутри здания полы были выстланы газетами, на заколоченных дверях ресторана "Монокль" висел плакат — "При сварке в емкости применяй защитные средства!". В бывшем моем кабинете все, кроме компьютера, оставалось на месте, хоть садись и обдумывай что-нибудь великое. В отделе кадров мне сделали запись в трудовой книжке о том, что я уволен.

В бывшей приемной директора рабочие тянули кабели через окно и ради этого высадили стекло. Стоявший у самого окна фикус Никифор замерз, стебель его покосился, широкие листья стали черными и повисли как тряпки. Я спустился вниз и сказал шоферу, что пора ехать.

Ледяное утро перешло в темный мокрый день. Мы ехали мимо мостов, пустырей и длинных заводских заборов, вокруг были белое небо, серый снег, редкие черные деревья и всякий мусор. Вздумай кто-то снимать это на видео, он мог бы не тратить деньги на цветную пленку. Потом вдали удивительно нежным розовым светом засиял огонек. Мы приближались, он становился все больше и ярче. Наконец наша машина пронеслась мимо, и я увидел, что это греются трое бомжей, соорудившие себе костер у дороги. Четверть часа мы постояли в пробке. В одиннадцать утра я вышел из машины в центре Москвы, на Мясницкой.

Было неопределенное время дня. На улицах роился праздный народ. В ресторанах уже покончили с завтраками, бизнес-ланчи еще не начались. Я зашел в китайское кафе, заказал острых, горячих закусок, попросил зеленого чаю и грел пальцы о чайник, о его теплые круглые бока. Надо решить, что будем делать дальше. Деньги у меня почти кончились, и была особенно оскорбительна мысль, что теперь их придется занимать. Необходимо устроиться на работу, причем на любую и в ближайшие дни.

Я устроил ревизию своего бумажника и между двух старых чеков нашел визитную карточку салона "Британская империя". Так, подумаем… Через неделю я иду на день рожденья к супруге моего старого товарища по кличке "Леший". По привычке я до сих пор его так называю, но корреспонденты из делового журнала "Анфас" именуют этого человека Алексеем Коростылевым, когда обращаются к нему, как к эксперту по торговле цветными металлами. На квартире у Лешего соберутся интересные люди, и можно будет выловить себе работу. Мне неведомы вкусы госпожи Лешей. Подарить нечто оригинальное, в английском стиле… Я набрал указанный на карточке номер телефона.

Женский голос ответил мне: да, их салон работает, меня ждут, и только просят хотя бы примерно указать время, когда я намерен у них появиться. Магазин существует недавно, еще не успели повесить вывеску. Рядом с входной дверью висит обычный домофон. Номер квартиры — двадцать второй. Надо нажать на кнопку и ждать ответа. Странное осталось впечатление от этого разговора. Так обычно договариваешься, когда едешь к чужой, незнакомой тетушке передать от родственника посылку.

И вот я иду по неровной старой улице и приближаюсь к дому, который мне нужен. Ему лет сто или больше. Он широкий, торжественный, обширный. Длиннейшие колонны прилеплены по его серым бокам. Фасад пересекает полукруглая выпуклость — она, кажется, называется эркером. Не доползая до последнего этажа, эркер завершается балкончиком.

Над входной дверью барельеф: грубо вылепленный революционный кузнец поднял молот над головой. Когда дом строили, здесь, конечно, были другие герои, с которыми разделались, чтобы поселить пролетария. До лепнины, которая была повыше, так и не добрались: по стенам лезли ввысь охапки опутанных лентами фей и голоногих богов. Я нажал кнопки на кодовом замке. Дверь открылась, уже знакомый мне голос велел подниматься на последний, седьмой этаж.

Четырехугольный свод вестибюля изгибался, как крышка ларца. Я поднялся к проволочным дверям лифта, увидел объявление, что он на ремонте, и отправился в путешествие по лестнице. Темные, гладкие, скользкие перила. Ступени волнистые и клетчатые: по ним ходили много десятков лет, в них вытаптывались ямы, на истертые места ставились заплаты другого цвета, проходило время, новый камень тоже истончался, и рабочие эпохи Брежнева чинили заплаты, сделанные в тридцатые годы. Когда я поднимался, мне казалось, что дом вздыхает, как старый слон. Сквозь окна на лестничных площадках просматривался кусок двора с горой битого кирпича у стены сарая. Седьмой этаж. Я позвонил в дверь. Мне открыли.

…На ней было длинное, до полу коричневое платье — оно шуршало. На ее огромной шляпе гнездились птицы среди цветов и плодов. Внутри наряда находилась женщина лет пятидесяти. Лицо квадратное, прямоугольные очки в темной оправе, шея как у черепахи. Ну, этот тип мне знаком. Вокруг моих родителей стаями бродят такие дамы. Легко представляю, как она, присев в нашей кухне на подоконник, держа в руке сигарету, рассказывает про диссертацию мужа.

— Я так и знала, что сегодня вас можно ждать, — сказала она мне интеллигентным прокуренным голосом. — Все- таки карты не врут. Сегодня раскладывала пасьянс, и мне выпало, что вы придете.

— Мы с вами знакомы? — спросил я.

— Нет, конечно, — сказала она. — Меня зовут Ирина Даниловна. Снимайте пальто, я повешу его в шкаф. Вашу одежду будут сторожить Платон и Аристотель.

Бюсты философов с глазами, как крутые яйца, стояли на колоннах по обеим сторонам шкафа.

— Я часто раскладываю пасьянс на покупателей. Скучно здесь. Раньше хоть приходили с нижнего этажа поругать нас, что мы молотками стучим… Наш холл — образец дизайна так называемой Георгианской эпохи, этот стиль сформировался в конце восемнадцатого века, под влиянием римской и греческой архитектуры. Главные идеи — сила и равновесие… Обратите внимание на бледно-зеленый фриз, который идет под потолком. Здесь, конечно, чувствуется влияние помпейских фресок. Но все разумно приспособлено ко вкусам и потребностям английского джентльмена эпохи первых паровозов.

— Как правильно все здесь сделано! — сказал я. — Честно вам скажу, меня так раздражает в домах, даже в богатых, этот гнусный хлам в прихожей. Веники, корзины, половики какие-то лысые. Будто коридор — чистилище для вещей, ну а потом их окончательно отправляют в ад, то есть на свалку.

— Вы очень интересно говорите! — сказала она. — Теперь идем в гостиную.

Невероятное, необыкновенное спокойствие я почувствовал, когда вошел в эту комнату. Дневной свет, который бродил по улицам внизу, как неуверенный гость, оказавшийся в компании, которая ему неинтересна, и норовивший улизнуть, здесь мягко и спокойно лился через гигантские окна. Шторы невиданного синего цвета, как океанские волны, опускались сверху на пол.

Обои цвета топленых сливок представляют интересный контраст со шторами и вступают в негромкий спор с диванными подушками цвета созревающей сливы. Вся мебель изготовлена из тиса и вишни. Обратите внимание на мягкие стулья с прямыми спинками без подлокотников — они идеальны для широких платьев с кринолинами, которые носили дамы того времени.

— Как вы смогли все это запомнить? — сказал я вежливо. — Наверное, вам нравится здесь работать?

— Молодой человек, я ненавижу это место. Вы ведь меня не заложите? Они постоянно говорят — мы продаем не вещи, мы продаем стиль жизни. Еще три недели назад я работала консультантом в "Доме английской книги". Наш магазин поставил в этот салон девять очень хороших альбомов про британские замки и особняки. Но им еще понадобился продавец со знанием английского и, простите, культурным багажом. Мой племянник говорит: "Ирина, вас отдали в лизинг". По их замыслу, продавец здесь — отчасти актер, отчасти лектор. Надели на меня эти исторически недостоверные одежды. Их ведь взяли напрокат из театральных запасников. Вы знаете, что в этом платье артистка Агриппина Пригожина играла Надежду Константиновну Крупскую? Шляпа на моей голове — это шляпа маркизы из спектакля "Философия в будуаре". Я хожу здесь как по льду, прикоснуться ко всему боюсь. Целыми днями сижу в офисной комнатке, жду, когда мне найдут замену. Взяли бы сюда культурную девочку. Но они говорят, что нужен мужчина.

Я узнал от нее, что за три недели этот порог переступили четверо людей. Лишь один совершил покупку: некий мордоворот из Нижневартовска унес с собой серебряную статуэтку корги, любимой собачки королевы Елизаветы.

— Одичала я здесь. Курить страшно хочется. Вы еще не видели, эти пижоны устроили специальную курительную комнату с трубками и гаванскими сигарами. Я должна объяснять клиентам, что курение сигар — это обряд, это набор последовательных ритуалов. "Выбрать сигару, оценить на ощупь, дождаться момента, когда появится первая струйка дыма — все это дает глубокое чувство наслаждения"… Сама не имею права выкурить даже "Яву золотую", иначе портьеры впитают в себя дым. Юноша, это ад… Вам зачем эта вещь нужна? — спросила она. — Колокольчик поломан, он не звонит.

— А он и не будет звонить, это не колокольчик. Такая штука придумана, чтобы свечку гасить. У вас здесь копия, а подлинник сделали двести лет назад для герцогини Ньюкасл или Челси, в общем что-то из премьер-лиги.

— Вы разбираетесь в этом, ну так купите у нас что-нибудь! Кому-нибудь потом подарите. Не напрасно же я вам дверь открывала. Здесь ведь каждый предмет продается — и шкафы, и картины, и пепельницы.

— Пепельница — скучный подарок. Остальное я купить не могу. У меня сейчас нет ни работы, ни денег, — сказал я, радуясь общению с человеком, перед которым не нужно понтоваться.

— Так идите работать сюда, — вдруг высказала она невозможную мысль. — У вас будет зарплата в семьсот долларов и еще масса свободного времени — вы можете здесь научную работу написать, я серьезно предупреждаю. Это очень дорогой магазин клубного типа. Покупатели никогда не будут по нему гулять толпами.

Вдруг эта идея стала увлекать меня. Я решил некоторое время ей полюбоваться, прежде чем прогнать.

Ясность, покой и свобода… Ты хотел совершить безумный поступок — вот тебе и возможность. Посижу здесь три недели, разошлю свое резюме по кадровым агентствам, отогреюсь, найду работу и уйду.

— И что, мне придется носить ваше платье?

— О нет! — воскликнула она. — Господи, я чуть не села в это дурацкое кресло. Продавец, которого сюда возьмут, будет как лорд. Ему сошьют костюм.

Я бродил между диванов и стульев. Она очень разволновалась. Она следовала за мной, чуть прихрамывая, как курица, которой мальчишки попали в бок камнем. Ей действительно было здесь плохо.

— Есть человек по имени Владимир Даев, — сказала она. — Руководитель проекта. Вы ему позвоните, пожалуйста. Нет, не нужно. Я все сделаю сама. Я договорюсь о вашей с ним встрече.

Я остался в гостиной один…Стены с обоями цвета топленых сливок, как сказала она. На стенах гравюры и картины. Аббатство на фоне темного грозового неба. Игрок в гольф. "Прибытие лорда Киченера в Индию" — человек в европейской военной форме едет на слоне, туземцы в чалмах склоняют головы. Синие шторы. Не думал, что синий цвет может быть таким глубоким, сильным и спокойным. Но все это — не для меня. Друг Даев, я не поеду в твой офис наниматься продавцом, это было бы слишком глупо. Тоже мне, поколение продавцов и сторожей…

— Везет нам, — сказала Ирина. — Даев сам сюда едет. Идемте что-нибудь еще смотреть. Вот мы и в столовой. Обратите внимание на гардины цвета старинной розы. Обилие красного дерева уравновешивается сиянием серебряных подсвечников и хрустальных бокалов. Прослеживаются элементы колониального стиля: вокруг стола легкие бамбуковые стулья, перед камином не традиционный экран, а индийское резное панно. На столе — парадный сервиз Halston. (Я подумал, что он стоит немыслимых денег. Чистого белого цвета и с узкими кирпично-красными ободками по краям.) Теперь перейдем в спальню. Когда приведете туда покупателя, будете объяснять ему, что это стиль Георга Четвертого, иногда условно называемый английским ампиром.

Ее разнузданная шляпа и печальное платье-футляр отразились в узком зеркале шкафа. На вершине его сидел бронзовый орел, он распростер крылья над странным огромным ложем. Кровать своей формой напоминала длинный лист факсовой бумаги, который в начале и в конце стремится свернуться в рулон.

— Посмотрите, какая сдержанность. Декоративные мотивы — связки копий, щитов и пучков стрел — напоминают нам об элементах древнеримского военного снаряжения. Постельное белье уникально. Баклажанно-сливового оттенка покрывало от Frette. Шедевр от Kenzo — простыни цвета корицы. Ах, я забыла совсем, у меня же в офисной комнате припасены булочки с корицей. Пойдемте пить чай, я приготовлю его мгновенно.

Но тут нас посетил Даев. Сначала в квартиру ввалились двое рабочих, они тащили деревянного бегемота размером с эрдельтерьера. За ними вошел человек невысокого роста, с широким, с залысинами лбом и узким подбородком. Таков был Даев. Росту невысокого, иногда вставал на цыпочки, закладывал руки за спину и покачивался. Черты лица у него были вялые, средненькие, волосы светлые и редкие. Житель севера, житель мегаполиса, обитатель офиса. Но это свое тоскливое лицо он то ли на курортах, то ли в солярии отфигачил так, что сделался черен, как Наоми Кэмбелл. Особенно удалась лысина — она приобрела глубокий, насыщенный, с благородными разводами цвет старинного дерева. (В комнате стояли кресла — их резные подлокотники были в точности такого же оттенка.) И дико смотрелись на экзотической поверхности его лица светло-серые, мелкие городские глаза.

— Бегемот поедет в колониальный интерьер, в столовую, — велел он. — Кальян туда же. Стоп, кальян тащите в курительную. Статуи "Раздумье" и "Вечность" в вестибюль, поставить симметрично, в античном духе. Что, для бегемота нет места? Хорошо, тогда его — на кухню, потом переставим. Ирина Даниловна, это и есть соискатель? А ну-ка…

Испытав мой английский, он довольно заметил:

— А вы знаете, неплохо, что вы биолог. Охота на лис, конный спорт. У вас культурная речь. Если это забракуют, тогда не знаю, какого рожна…

Ему очень понравились мои диплом, паспорт и трудовая книжка. И он, и Крупская боялись, что я передумаю и уйду. Я сам уже боялся этого не меньше, чем они.

— Для вас это — не такое уж понижение. Отрасль предоставления услуг — самая перспективная. Вы с кассовым аппаратом обращаться умеете?

Я ответил, что в студенческие годы подрабатывал, продавая в легальной лавке сотовые телефоны. Они оба поглядели на меня с умилением, как на некую большую ценность.

— Непорядок, что здесь ночью никого нет. Сигнализации недостаточно, нужен ночной сторож. Ну, вы, конечно, на это не согласитесь, — негромко сказал он, обращаясь к бюсту принца Альберта. — Вообще-то для вас это будет нехилая прибавка к зарплате… У вас судимостей не было? Нет? Спортом занимаетесь? Дзюдо и бокс… Ну так это же прекрасно!

И тут же мне предложили сидеть здесь по ночам. Конечно, через агентство можно нанять сторожа, но не исключена возможность, что сторож многое здесь разворует, а во мне Даев уверен.

— Поехали со мной. Я проведу инструктаж и немного объясню вам, что такое салон-клуб "Британская империя". Это — дверь, ведущая в мир роскоши и традиций. Вещи, которые мы предлагаем, столь бескомпромиссны, что многим владельцам придется приложить усилия, чтобы до них дорасти. Мы дарим ощущение родового гнезда, где жили предки… Ирина Даниловна, задержитесь здесь сегодня. Если все пройдет нормально, молодой человек вернется и вы передадите ему ключи.

Мы покинули дом, Даев посадил меня в свой джип "субару", и быстро я был доставлен в некий офис. Сотрудники службы безопасности смотрели мою трудовую книжку, паспорт и прочие документы, которые так кстати при мне оказались. Потом личность нового сотрудника прогоняли по базам данных. Сам он тем временем сидел в коридоре рядом с аквариумом и наблюдал, как белые лягушки бродят по дну, среди затопленных пластмассовых крепостей. В отделе кадров был заключен договор, в бухгалтерии оформили пластиковую карту. Затем Даев снова засунул меня в джип. Долго и уже в сумерках мы ехали дворами, остановились перед входом в подвал, там внизу оказалось ателье. С меня сняли мерку для костюма. Даев с приемщицей долго выбирали, ощупывая кончиками пальцев, ткань — итальянскую и не мнущуюся никогда.

Потом Даев сказал, что и без инструктажа можно обойтись. Все, что нужно, я прочту в каталогах.

— Пора приступать к работе. Не всегда в магазине будет такая задумчивость. Через неделю начнется рекламная кампания во всех пафосных журналах, и покупатель пойдет волной. Магазин открыт с одиннадцати утра до восьми вечера. Работаете пока что без сменщика и без выходных дней — за это вам двадцать процентов будем доплачивать. Потом мы кого-нибудь еще в пару отыщем… На обеденный перерыв лучше не выходить, в офисной комнате есть микроволновка. Сортир… да, другого выхода нет, придется вам пользоваться демонстрационным. Мы оценим вашу лояльность к фирме, если вы не будете им злоупотреблять… Не торопи, умоляю! — закричал он вдруг в мобильный. — Я только что еще одно дело сделал. Закончится неделя, я поставлю в конторе всем бутылку и полностью перейду в твое распоряжение… Вам ведь надо на чем-то спать, — заметил он, закончив разговор по мобильнику. — Там остались две коробки от статуй "Раздумье" и "Вечность". Составьте их вместе, и получится кровать. Вот мой служебный телефон. Будут проблемы — звоните. Дня через два я приеду, посмотрю, как у вас все идет.

Только на лестнице я понял, как устал за этот день, который начался так давно. Ирина Даниловна выскочила мне навстречу и принялась торопливо прощаться. Она уже сняла тряпки Крупской и была одета в черные брюки и серый свитер. Я вошел в спальню. Огромная, квадратная, низкая кровать стояла передо мной. Я откинул покрывало, лег на простыни цвета корицы от Kenzo, подумал, как все это хорошо, — и быстро заснул.

…Проснувшись утром, я сообразил, что салон "Британская империя" открывается только через два часа и можно никуда не торопиться. В ванной комнате нашлось поставленное на бронзовые курьи ножки корыто из полосатого мрамора, краны были в виде голов грифонов, горячая вода текла из одного клюва, из другого — холодная. Золотыми и фиолетовыми нитками были вышиты гербы на толстых белых полотенцах.

Потом выскочил на улицу, за два дома от себя нырнул в дверь под вывеской "Продукты", раздобыл там хлеб, сыр, чай, колбасу, а на обед — пиво и кусок мяса. Все в этом магазине показалось мне увлекательным и хорошим — круглые торты в кокосовой изморози, матовые сморщенные палки колбас и стеклянная клетка в углу, где девушка с каштановой челкой и нежным беличьим взглядом торговала карточками для мобильников. Впервые я понял, что есть особый кайф — на миг покидать свое убежище, зная, что в любой момент можешь снова нырнуть туда.

На кухне обнаружился парадоксальных форм кусок металла. Это был тостер, с ним удалось быстро разобраться и изготовить себе гренки. К открытию магазина все было помыто и убрано, постель постелена. Позвонил родителям, сказал, что мне удалось устроиться в Москве на работу и снять квартиру.

От нечего делать я стал разгуливать по "Британской империи". Итак — вокруг меня пять комнат. Офисная — самая маленькая и тесная из тех, что были в доме, теснее сортира. Там был компьютер, который позаботились подключить к Интернету, сейф, кассовый аппарат, машина, чтобы прокатывать пластиковые карточки и почти дошедший до финиша клубок шерстяных ниток, забытый Ириной Даниловной. От пола до потолка комната была загромождена альбомами, каталогами, папками с образцами тканей и кожи. Пожалуй, стоит изучить эти альбомы на случай, если забредет покупатель и понадобится ему что-то рассказывать.

В гостиной за дверями шкафа позднеелизаветинского образца обнаружились музыкальный центр, видеоприставка и телевизор Sony с плоским экраном и диагональю дюймов тридцать. Некоторое время я потратил, чтобы его подсоединить. Наткнулся на хоккейный матч НХЛ, досмотрел его до конца. Переключив канал, был посвящен в жизнь камышовых котов. Потом открыл высокие стеклянные двери и вышел на длинный балкон, выдававшийся вперед полукругом. Улица лежала направо и налево от меня, машины ездили по ней, ходили люди, и все это казалось ярким, как на картине, хотя день был туманным и влажным. Необыкновенным наслаждением было наблюдать за этой жизнью и вновь возвращаться в комнату.

День напоминал реку, спокойно текущую и прервавшую течение лишь один раз… В общем, позвонил Даев, чтобы проверить, на месте ли его новый сотрудник. Я начал объяснять, что работаю нормально, но пока не приходил ни один покупатель. Слушать это Даеву было неинтересно. Он сказал, что заедет ко мне на днях, и быстро закончил разговор.

Поздно вечером, проходя в спальню из бильярдной, я зачем-то включил телевизор. В темной гостиной расцвел экран, заметалась и заплясала певица в ярких розовых тряпках. Секунды две я ей любовался. Потом убрал и пошел спать.

На четвертый день такой жизни мне пришлось выполнить обязанности продавца. Явилась дама в короткой полосатой куртке с ватными огромными плечами. На голове у нее была заломленная на бок мятая кепка с козырьком, как в фильмах про беспризорников. На буром большом лице — зверский макияж. С расстояния больше чем пять шагов ее страшный рот, обведенный темно-фиолетовым, внутри закрашенный пурпурным, казался черным провалом. Но этот кошмар оказался безвредным. Моя клиентка спросила, хорошо ли учат в английских школах. Объяснила, что собственного ее внука на семейном совете было решено отдать в швейцарский пансион. Быстро выбрала гравюру "Архитектор Джон Ванброу показывает Чарлзу, третьему графу Карлайл из рода Ховардов, проект замка Ховард", заплатила 123 доллара и ушла. Брюки ее были расклешены, на каждом клеше имелась аппликация в виде черного человечка с растопыренными руками. Я описываю ее так подробно, потому что это был первый покупатель, которого мне довелось обслуживать, и последний, который появился в магазине "Британская империя".

Что-то у них там сломалось. Что-то пошло не по плану. Специально я приобрел скользкую кипу разнообразных глянцевых журналов. Быть может, мне попались не те, но никакой рекламы салона "Британская империя" там не было.

Даев так и не приехал ко мне. Через неделю я позвонил ему на работу. Мне сказали, что он уволился и на его место пока никого не нашли.

Меня, вы понимаете, не грызла совесть. Но была неприятна мысль, что в один прекрасный день сюда ввалится новый Даев, и вот я тут — лежу на диване, смотрю телевизор. Особенно страшных репрессий можно было не опасаться — есть восточная пословица про то, как десять разбойников снимали с голого рубаху и ни с чем остались. Однако хотелось все-таки знать, что происходит с магазином. Снова я позвонил в офис и попросил отыскать хоть какое-то мое начальство.

Меня передавали от телефона к телефону. Много дали послушать мелодий из разных опер. Разным барышням мне приходилось заново объяснять, кто это им надоедает. Наконец, я был соединен с человеком, который не нашел, кому еще меня можно передарить. Тоскливое нетерпение слышалось в его голосе — словно опустившийся приятель просил у него в долг. Я объяснил, что поступил продавцом в галерею "Британская империя" и меня очень интересует, будет ли магазин и дальше работать.

— Конечно, — удивился он. — Его же только что открыли.

Маскируясь под пугливого и тупого чайника, я несмело поинтересовался, не ожидается ли обновления экспозиции. Быть может, мне стоит к этому подготовиться?

— Обновление будет, — ответил он рассеянно. — Не вечно же вам с одним товаром сидеть. Будут новые закупки, тогда и доставят новые книжки.

— Почему книжки? — спросил я.

— Ну, путеводители, блокноты… Книжный магазин, что там еще должно быть?

— Я, наверное, неточно объяснил. Здесь у нас в основном мебель.

— Друг, — сказал он раздраженно, уже так, словно это нищий на улице хватал его за рукав. — Я открыл сейчас ваше штатное расписание. В "Британской империи" есть продавец и сторож. Так вот — пусть сторож сторожит, а продавец продает. Надо будет — вам позвонят. Вот несчастье — все шестерки рвутся помогать начальству.

И на этом прервалась моя связь с головным офисом.

Последняя попытка была предпринята через три недели. Другие незнакомые девицы выслушали меня, были совсем озадачены, но все же дали телефон некоего Вадима Марковича. По указанному номеру женский голос ответил, что до конца недели его не будет. Я сообщил, что звоню из салона "Британская империя". Неведомая собеседница сказала, что попробует соединить меня непосредственно c помощником президента компании.

Через секунду раздался грохот, словно меня соединили непосредственно с адом.

— Hello, mister Wilson, — заорали в трубку. — May be I'll ring you up later. There's much noise around.

— Я продавец из салона "Британская империя" — ответил я. — Вы можете говорить со мной по-русски.

— Что, на хрен, за империя? — удивился он. — Мне сказали, что на связи наш партнер из Великобритании.

Я в двух словах ему про себя объяснил.

— Подождите, — ответил он озадаченно. — Попробую спросить у президента.

Шум сделался сильнее. Потом кто-то с ликованием сказал: "А вот здесь у нас действует периферический накат с гидравлической системой прижима!" Послышался визг, словно от сотен пил. На миг он стих. Я услышал твердо и четко произнесенные новым мужским голосом слова: "… и не надо больше этим мне мозги…" Тут же пилы вновь принялись трудиться.

— Слушай, император, — посоветовал мой собеседник, когда вернулся к трубке, — сейчас же выкинул из головы этот телефон. Будешь нужен, тебя найдут. Работай и не слишком там много думай.

Тогда я стал просто жить в этой квартире и не слишком много думать…