Подземный корабль

3

Итак, о его жене…

Кроткий сентябрьский день, вереница экипажей тихо движется вдоль спящего сизого озера, на кучерах кафтаны с галунами. Свадьбу праздновали в 1996 году, в ту пору он еще не был чужд новорусским забавам. Одна из запряженных в его карету лошадок была серая в яблоках, с тонкими длинными ногами, очень породистая. Морохов сказал жене, что и сама она на эту лошадку похожа. Сравнение понравилось, она рассмеялась. Столы накрывали на парадном дворе полуразрушенной усадьбы. На балконах барского дома росли тонкие березки, окна были слепыми от пыли, лакеи встряхивали в воздухе алые бархатные скатерти, похожие на знамена, два милиционера тащили самовар, оркестр играл Вивальди…

Еще он называл ее top model light — потому что она по всему походила на растиражированный образец дорогой фотомодели, но была тоньше, изящнее, светлее. В момент их знакомства она состояла в браке с малозначительным человеком, которому необязательно было иметь спутницу такого уровня. Это удалось легко исправить. Что до супруга — он покинул Москву, узнав, что в соперниках имеет настоящего нового русского, стал спасаться у друга на даче и в свой дом вернулся, только когда все счастливо закончилось — то есть их развели.

И она действительно была красива. Когда второй муж вместе с ней входил в переосмысленный, переписанный заново ресторан ЦДЛ, каждый мужик за столиком: японский бизнесмен, бандюган, последний сохранившийся писатель — все, как по команде, поворачивали головы в ее сторону.

Замечательно, что при всей кротости у нее имелся и характер, маленькая лошадка могла взбрыкнуть. Когда Слава впервые в жизни уехал по делам в Нью-Йорк, жена специально просила разыскать новые знаменитые духи, не добравшиеся еще до российских прилавков. Муж вернулся в Москву, преподнес одетый в сияющий целлофан кубик, она опустила эту драгоценность в сумочку. В тот же день большой компанией Мороховы пошли в ресторан, и спьяну Слава позволил себе ляпнуть какую-то подробность про их интимные отношения.

Супруга промолчала, однако же в глазах у нее зажегся некий огонек, который так и не погас до конца вечера. Когда принесли счет, она поставила духи на стол и сказала официантке, что дарит их в награду за хорошее обслуживание. Вот так.

Приятно было, возвращаясь с работы, видеть ее на диване в гостиной. Закутавшись в шаль, подобрав под себя ноги, она изучала журналы с изображениями флорентийских вилл или фермерских домов в Провансе. Порой он обнаруживал в квартире чужую тетку лет сорока, в цыганской юбке и сапогах армейского образца — знаменитую, как оказывалось, дизайнершу. В Амстердаме Мстислав Романович был отведен на барахолку, оттуда ему пришлось волочить к машине столик, который колол его облезлыми ножками эпохи ар деко, но все же был укрощен и привезен в Москву, в их спальню. К обустройству дачи супруга отнеслась с еще большей страстью. Мокрыми осенними днями в плаще и его походных бахилах она бродила по грязи и руководила молдавскими мастерами, которые должны были именно так установить беседку, чтобы в полдень половина ее оставалась в тени, а половина на солнце. Замечательно, что она отыскала себе такое занятие — целесообразное, красивое и безвредное.

И теперь со всем этим она мгновенно рассталась, чтобы дать денег некоему мужчине.

Пять месяцев назад, заурядным июньским утром секретарша сообщила Морохову: только что позвонили люди, которым супруга Мстислава Романовича продала его квартиру. Теперь они желают получить ключи.

Как раз тогда решалась судьба старой бумажной фабрики в городе Донницы, однако же пришлось отвлечься на невероятную эту новость и позвонить жене на мобильный. Звонок был быстро сброшен. Через полчаса Славе позвонили с ее телефона, но голос, который он услышал, был совершенно неуместным.

У жен есть лучшие подруги. Нередко их зовут Тамарами. Подобная подруга вдруг объявилась и сказала, что неизбежен долгий разговор. Вечером он подхватил ее на перекрестке и был увезен в Тамарино жилище. В дальней комнате возился какой-то ее муж. Мстислава Романовича поместили на низенький детский стульчик с нарисованным на сиденье медвежонком и сообщили, что его жена действительно продала дачу, а также квартиру, где вместе они прожили больше шести лет. Такая возможность у нее была — жилая недвижимость на всякий случай была им записана на имя супруги.

У Мстислава Романовича было самое наивное и неопределенное представление о персонажах, живущих за счет женщин. Отчего-то сразу в его сознании утвердился образ белокурого мальчика с застенчивыми вениками ресниц. Все оказалось хуже и сложнее. Потом, когда подавали заявление на развод, его жена явилась вместе с другом, и вот, наконец, — возможность на него полюбоваться. Нет, он одного возраста с нею… Роста среднего, с тонкой талией, широкими плечами и с отменной мускулатурой, которая ясно просматривалась через рубашку. Его короткая борода начиналась от ушей, но толком росла лишь на конце подбородка, и было что-то порнографическое в этих толстых, редких волосах, в просвечивавшей сквозь них плотной желтоватой коже. Ясно, какой жанр он выбрал. Необузданный, простой сердцем дикарь, да еще в очень русском стиле — прямо из дебрей, из-под лесного пня. Вроде бы работал над документальным фильмом о чеченской войне, однако же до театра боевых действий не доехал и остался одерживать победы в Москве. Вначале они вели себя как дети: бегали на утренние сеансы в кино, назначали свидания в кофейнях. Потом она стала приходить к нему домой.

Стол не обходился без огарка свечи, к нему полагались два бокала с вином и долгие вразумления. Не только человек, но даже любая из миллиона травинок исполняет предназначение Божье, и главная цель — отыскать, для чего именно ты предназначен… Конечно, Мстиславу Романовичу не пришло бы в голову вести со своей супругой такие беседы. Даже умные, много пожившие мужчины, рассуждая о таких предметах, сбиваются нередко на пошлость. И занятие совсем убогое — заставлять красивых женщин за нами эти пошлости повторять.

Пробуждение нравственно заснувшей души — так мог бы назвать тот человек свой метод, если бы умел теоретизировать и был склонен к иронии. Но он никоим образом склонен не был, жил естественно, как птица поет, всегда знал, что ему следует делать, и сам иногда удивлялся, какие безошибочные получаются результаты. Один из приемов заключался в том, чтобы в двух-трех фразах осуждать решительно все, что бы ни делала мороховская серая лошадка. Если она одевалась элегантно и дорого, любовник приветствовал ее размышлениями о том, что в провинции семья с двумя маленькими детьми не меньше полугода могла бы существовать на деньги, в которые обошлись эти ничтожные тряпки. В следующий раз, увидев ее в копеечных брюках и рубашке, он изумлялся скупости, присущей богатым людям, которые бесполезно сидят на своих деньгах, как курица на яйцах. Эту нехитрую тактику она быстро поняла, с грустью с ней примирилась и даже смогла полюбить, как нечто, присущее только ему. Так любят длинный нос, или прихрамывающую походку, или иной, ставший уже привычным, недостаток близкого человека.

Однажды он стал мрачнеть и покусывать нижнюю губу. Поработав так неделю, поведал о каком-то проекте, в который ввязался, ничего не понимая в нелюдских законах бизнеса. Огромный долг, неумолимые кредиторы, и если его найдут на окраинном московском пустыре с пулей в голове… Тогда она, не раздумывая, продала квартиру и дачу, причем первым попавшимся покупателям, найденным чуть ли не через газету “Из рук в руки”. Требовалось показать товар, и значит, надо было терпеливо дожидаться, пока муж уберется по делам в Германию. Вообще его детка, которая всегда отличалась застенчивостью и незнанием практических сторон жизни, проявила изумительную энергию и сверхъестественную изворотливость. Правда, друг на всякий случай снабдил ее хорошими юристами.

Об этих событиях Тамара рассказывала ему, вздыхая, делая малоуместные паузы, часто употребляя слово “предопределенный”, то вновь и вновь ужасаясь, то чуть ли не завидуя. А поздним вечером того же дня супруги торопливо пересеклись, Слава увидел ее сиявшие от ужаса глаза. Он не заслуживал такого взгляда! На следующий день выплыли из тумана и предстали перед Мстиславом Романовичем покупатели его квартиры. Супружеская пара — полные, странно одинаковые, похожие на два кулька. Кое-как удалось задержать внедрение их в мороховское жилье — он пообещал, что отдаст ключи в ноябре.

Вскоре их развели. В загс его жена пришла с опозданием, одна. Когда все закончилось, они пошли к выходу: впереди Мстислав Романович, сзади она в своем светлом пальто. На улице хлестал дождь — едва Морохов открыл дверь, в морду ему понеслись мокрые листья. Какой-то мужик вылез из БМВ, бил ногой по колесу его “сааба” и матом орал на шофера за то, что тот загородил ему проезд. Он пошел разбираться. Обернувшись, увидел, что его жена поймала машину и уже открывает дверцу. Из-за стекла махнула ему рукой. Он никогда больше ее не видел.

Позвонил как-то раз Тамаре. (Кстати, настоящее имя ее было — Александра. Но при первом знакомстве Мстислав Морохов, любивший подчинять себе обстоятельства, решив, что здесь больше подходит имя Тамара, с тех пор так мысленно ее и называл.) Тамара рассказала, что отношения Елены и ее нового друга переживают непростой этап. Она живет одна, снимает однокомнатную квартиру и работает корректором в издательстве, выпускающем журналы про сельскохозяйственную технику.

Надо было где-то жить. Поисками дома занимался референт — у самого шефа не было ни желания, ни времени. Предоставили несколько вариантов, и было отдано предпочтение новому дому, что находился у черта на куличках, но на той же трассе, что его контора. И вот Мстислав Романович Морохов выехал со старой квартиры и отдал ключи. Теперь он живет в “Мадагаскаре”.