Пока небеса молчат

Глава 16. Рузана

На следующий день вместе с хлебом я передала Мише лекарства. Шейх не заметил или сделал вид, что не заметил, во всяком случае, не вмешивался в наш разговор. Сидел на своей скамеечке ближе к выходу, перебирал четки и снова дремал.

Я читала Дарам и между стихами просила Мишу выполнить условия шейха. Миша долго молчал, а потом спросил, как я сюда попала и как со мной обращаются. Его вопрос задел прямо в сердце, больше никто здесь не проявлял сочувствие и не считал, что я нахожусь в Хамсуше по большой несправедливости.

Когда же я снова повторила предложение Мусы Зиэтдина, он немного вспылил:

– Меня заставят своих убивать. Кровью повяжут. Я вообще не должен был в плен попасть, у нас четкие инструкции на такой случай…

Он произнес на русском несколько слов, значения которых я не поняла, кажется, это была грубая брань. Автоматически врезалась в память. Муса Зиэтдин сразу очнулся и попросил меня перевести. Я подозреваю, он притворяется, будто не понимает Мишину речь и дремлет, пока мы беседуем о Священном учении, а на самом деле прекрасно все слышит. Хоть стар, но себе на уме.

На прощанье он велел передать Мише, что осталось два дня, а потом нужно будет решить – умрет он «как падаль вонючая» или пополнит братство бойцов за чистый закон Всевышнего.

Разволновавшись, я прибавила от себя, что держалась бы за любую возможность уцелеть. Невольно повторила бурную тираду Шадара у реки.

Миша снова выругался вполголоса:

– Да какое…(брань) дело, если руки связаны! Если выберешься, сообщи, куда я просил. Именем твоего Всевышнего прошу, не забудь.

Еще и передразнил меня:

– На моем месте… ха! Ты же баба, тебя бы под другие великие цели сразу определили. Чего ты мне тут мозги крутишь, лучше сдохнуть мужиком, чем с этими дикими (брань) один хлеб жрать… Наши придут, а меня уже обрили и нарядили, вот будет номер.

– А если начнут пытать?

– Маш, уйди, а!

И насмешливо поглядывая на шейха он вдруг начал нараспев читать строки из Дарама. Откровенно издевался. У меня взмокли ладони, показалось, что сейчас Муса Зиэтдин крикнет охрану, Мишу выволокут на двор и жестоко изобьют. Но к моему облегчению шейх благосклонно кивнул и пригладил бороду. Неужели остался доволен отчаянной выходкой человека на краю пропасти?

Если Господь милосерден, разве шейх не заслужил бы его похвалу просто отпустив пленника? Все люди созданы по воле Всевышнего, над каждым младенцем он простирает незримые ладони, каждому определяет судьбу.

Мише он повелел родиться в России и стать солдатом. Я родилась в Саржистане и мечтаю однажды попасть в Россию, увидеть отца. Но Шадар встал на моем пути, грубо развернул в сторону, а Миша просто камешек при дороге. Толкнут тяжелым ботинком и нет человека…

«Что мне сделать? Что я могу изменить?» – шептала про себя, поддерживая шейха по каменистой тропе. Возле дома нас встретила женщина в черном платье – брошенная жена Абдуля по прозвищу Мясник. Теперь я знала, что ее зовут Рузана. Наверно, принесла продукты в мешке. Нет, он полон грязной одежды, в поселок пришла группа из восьми человек, – мужчины отдохнут пару дней и снова растворятся в лесу.

От этой новости шейха словно подменили. Он выпрямился, лицом просветлел и засеменил ногами, торопясь к дымящемуся тандыру, где собрались люди. А нам с Рузаной поручено прокипятить одежду в котле, потом выполоскать ее в реке и высушить на камнях. Хмурый подросток помог нам с водой и убежал к сборищу слушать новости. Обещал вернуться позже, когда надо будет нести мокрые тряпки к обрыву.

Сначала мы работали молча, потом я попыталась Рузану разговорить и с удивлением узнала, что ей недавно исполнилось двадцать девять лет, а мне казалось уже под сорок. Две дочки растут в каком-то селении у родственников отца, третью малышку она потеряла в тяжелых родах. Абдуль Мясник очень хотел сыновей, но врач сказал, что Рузана вряд ли еще станет матерью. Так она получила развод, планирует к зиме перебраться обратно к родителям.

Пока одежда гостей бурлила в котле, мы смогли немного отдохнуть – пили чай вприкуску с желтым махрабским сахаром. Приторно сладко, а в конце тонкая горчинка. Рузана запарила листочки и цветы горного шалфея, принесла маленькие лепешки с засохшим овечьим сыром. У меня душа ныла и руки болели от непривычно тяжелой работы. Я ни в чем не хотела повторить судьбу этой несчастной женщины.

Наконец мы деревянными щипцами вытащили горячую одежду из котла и оставили стекать на решетку. Потом долгий спуск к реке и там пришлось немало потрудиться, на обратную дорогу у меня не хватило сил. Рузана с мальчиком ушли далеко вперед, а я задержалась на берегу. Ни о чем не могла думать, и чтобы отдышаться лежала в сухой траве, уставившись в небо, а когда послышался нарастающий гул, лениво решила, что будет гроза.

Но в поселке началась суматоха, забегали люди, раздались воинственные крики. Я догадалась отползти ближе к деревьям, и тут меня оглушил взрыв. Будто земля поднялась и ударила в лицо, лишила зрения и слуха. Потом еще и еще удар, мелькнула слабая мысль, что пришел конец света, и бездна раскрылась, сейчас всех проглотит, не разбирая, кто виноват, кто прав.

Очнулась я в тягучей зыбкой тишине, но скоро внутри моей головы тоненько зазвенела струна, почему-то вспомнилась музыка на свадьбе Айзы, счастливое лицо невесты и черные глаза Кемаля. Я на четвереньках миновала бугор вывороченной земли и увидела впереди обвалившийся угол сарая, где держали Мишу.

Плохо понимая, что делаю, я потащилась туда, обдирая до крови пальцы, разобрала камни, проникла внутрь. Наверно, хотела найти его, убедиться, что не пострадал от бомбежки. Меня вело вперед простое желание найти живого человека в этом аду, убедиться, что я не одна.

Говорить не могла, только слабо мычала и слышала себя будто через плотный слой воды в ушах. Двигаясь как машина, оттаскивала упавшую дранку с крыши и деревяшки забора, делившего сарай на две половины. Потом я увидела черную босую ногу и вцепилась в нее, силясь вытащить Мишу на свободное место.

Он показался мне очень тяжелым, удалось совсем немного его сдвинуть, и на меня вдруг напал странный смех. Пальцы ноги пошевелились, будто Миша пытался мне знак подать, мол, тащи быстрее. Не знаю, что тут смешного, но не могла остановиться, кашляла землей и пыталась представить, что это глупая игра скоро кончится.

Сейчас Миша бросит притворяться, встанет и уведет меня подальше отсюда, в большой мирный город или в родной поселок Малышово. Но это в России, туда не легко попасть, надо ехать на поезде или взять билет на самолет.

Все эти мысли беспорядочно крутились у меня в уме, пока я очищала Мишино лицо от соломы и глины, а на бок он уже сам перевернулся, насколько позволила цепь. Когда в небе снова засвистело, и снаряд упал где-то на берегу, я прижалась к Мише и чувствовала, что он закрывает мою голову рукой. Наверно что-то говорил или просто дул мне на щеку. Не знаю, сколько времени прошло, когда неподалеку зазвучала михрабская речь и вернулся страх.

Меня оторвали от Миши и грубо поволокли по развалинам сарая, потом бросили навзничь. Я приоткрыла глаза и увидела над собой силуэт мужчины с автоматом. Он размахивал рукой, отдавая приказы. Наверно, Шадар убьет меня за то, что была с русским во время бомбежки. За то, что выжила рядом с ним.

Я приподнялась на руках и села, вытряхивая глину из платка, очень хотелось прибрать волосы напоследок. Может, Рузана потом их помоет и расчешет, такие грязные, а перед Господом нужно предстать достойно… Где же Рузана? Я оглянулась, ища знакомые лица, но в толпе мужчин ее не было, а перед сараем на свернутой палатке лежал Муса Зиэтдин. Белую тонкую бороду его трепал ветерок. Нижняя половина тела была прикрыта одеялом, промокшим от крови.

Мишу тоже вывели из сарая и опустили на колени перед шейхом, заставили склонить голову, и когда он не сразу подчинился, ударили сбоку прикладом. Развернувшись по инерции, Миша уставился на меня с удивлением, будто только сейчас заметил и вспомнил, как недавно мы лежали в обнимку среди развалин. И так же с удивлением он сипло произнес священные слова, которые мы учили эти дня, которые так и не дождался от него Муса Зиэтдин.

– Предаюсь воле Всевышнего… Один бог на небе…

Потом Миша сложил руки на груди и уже серьезно повторил сокровенную фразу, принимая Дарам и все его древнейшие заветы. Я слышала, как в бессильной злобе скрипнул зубами Шадар, стоящий позади меня. Носок его ботинка болезненно ткнулся мне в поясницу, и я сжалась, готовясь принять худшее. Мужчины столпились вокруг Миши, спорили о чем-то, ругались до хрипоты.

Шадар схватил меня за плечо и заставил подняться, указал рукой в сторону дворика шейха.

– Иди туда, надо помочь. Попробуешь сбежать в лес, пристрелю. Ты что, не можешь идти? Мариам, ты хорошо слышишь меня?

Я смотрела на него и не могла поверить, что когда-то не спала ночи, мечтая о новой встрече, готова была убежать с ним на край земли, все отдать. Теперь меня трясло от единственного желания – никогда больше не видеть Шадара, забыть о нем до конца жизни. Шадар несет людям несчастья, он эпицентр зла.

Не добившись от меня внятного ответа, он счел нужным пояснить:

– Закопаем трупы и уйдем из Хамсуша. Будем пробиваться к махрабской границе. Там ждет работа поинтересней и заплатят больше.

Может, он надеялся, что начну возражать, добивался бурной реакции на свои слова, но я притворилась, что потеряла дар речи – трясла головой и разводила руками, улыбалась как дурочка.

Шадар снял ладонь с моего плеча, и я одна добралась до того места, где прежде стоял домик шейха. Среди развалин виднелся край черного платья Рузаны. Я села возле засыпанного колодца и закрыла лицо руками

Спустя примерно полчаса мы двинулись по тропе в горы. Кроме меня и Шадара еще пять человек с оружием. Остальные выбрали другой маршрут, наверно, Миша был среди них, если ему сохранили жизнь.

Я не знаю, что заставило его принять такую тяжелую ношу. Все произошло очень быстро. Нет, не страх мучительной смерти, что-то другое, может, он меня пожалел, хотел показать, что мы с шейхом старались не зря, надеялся выиграть немного времени. В искренность его обращения поверить сложно, разве что контузия во время взрыва. Я не врач, не психолог, не знаю мотив.

Но в застывших руках Мусы Зиэтдина были крепко зажаты светлые четки. Пусть Господь примет его в святую обитель и воздаст по заслугам. Если выберусь из этих лесов и гор и когда-нибудь снова попаду в город, прочту все, что смогу достать о суфиях. Может, тогда немножко пойму…