Глава 30. Пока небеса молчат

Десятого августа мы отметили юбилей Тамары Ивановны в местном клубе. Было много гостей, музыки и подарков. На столах деревенское изобилие – зелень, овощи, мясо и свежая выпечка. Арбузы, хоть не чарганские, но тоже хороши.

В разгар веселья ко мне подкралась Нуриза, быстро прошептала на ухо:

– У нас в гостинице остановилась женщина из Кирташа. Хочет повидаться с тобой. Говорит, землячка.

– Кирташ – Кирташ… – с тревогой вспоминала я. – А как ее зовут?

– Айза Рахматова. На вид немного старше тебя. Сказала, что вдова. Вы знакомы? – любопытствовала Нуриза. – Я сейчас с мужем на машине, могу отвести. Или утром придешь?

Поколебавшись, я решила оставить Рустама на попечение бабушки-подруги Тамары Ивановны, еще Миша за ним присмотрит. Я хотела только убедиться, что это действительно моя Айза…

Она изменилась за четыре года, что мы не виделись. После неудачной попытки переворота в стране, Кемаль оказался в тюрьме, в ходе жестоких допросов стал сотрудничать с правительством, а когда вышел на свободу, был убит кем-то из людей Абдуля Мясника.

Но это официальная версия. Айза считает, что мужа приговорили власти. Он выдал им все планы, имена, явки – стал не нужен. Сама Айза перенесла тяжелую беременность и роды в горном поселке. Дочку спасти не удалось, прожила всего несколько часов.

– Где ты теперь? – спрашивала я.

– Вернулась к отцу, но мы словно чужие. Он много пьет, забросил сад, разругался с соседями. Я одна работаю, как лошадь. Не жалуюсь. Заслужила свои беды.

– Зачем так говоришь? Ты еще молодая, Айза. Создашь новую семью…

– На меня в Кирташе смотрят, как на испорченную. Друзья отвернулись от нас, обходят стороной.

– А родные Кемаля?

– Их выгнали из поселка. Или сами убрались. Когда узнали, что внучки не будет, перестали звонить и посылать деньги.

– Разве так можно? – ахнула я. – Казались праведными людьми, почитали Дарам.

– По своим законам живут. Аллах им судья, а я уже простила. И ты меня прости, Марьяна.

Айза заплакала, взявшись за мою руку, потом сползла со стула на пол, обняла мне колени.

– Что ты говоришь, за тобой нет вины, – утешала я.

– Плохие вести тебе привезла. Шадар погиб.

Я оцепенела, едва могла разжать губы для вопроса.

– Как это случилось?

– После ранения он жил у друзей отца. Я хотела тебе сообщить раньше, Шадар запретил. Сказал, что все равно не вернется домой калекой. А потом у вас сожгли дом. Шадар сказал – это знак, теперь некуда возвращаться. Он согласился на одно опасное дело, взял за него большие деньги. Подробностей не знаю. Я все исполнила, как он просил – привезла тебе справку и банковскую карту, где все сбережения.

Она держалась за мои колени, задрав кверху худое лицо, обтянутое сероватой кожей. Ждала, что я зарыдаю или начну на голове волосы рвать.

– Как он погиб? – твердо спросила я.

Айза отодвинулась от меня, сцепила руки в замок, хищно усмехнулась. В потухших глазах ее сверкнуло безумие.

– Отомстил за ваше разоренное гнездо. Подорвал себя вместе с людьми Мясника на границе. А раньше сказал мне, что ты была права. Злая старуха очень ревнива, не захотела его отпускать. Я не понимаю, что значат эти слова, но думаю, ты украла его удачу, Марьяна. Ты забрала его ум и силу. Я виновата, что вас познакомила.

– Значит, на то воля небес, – равнодушно сказала я, поглаживая ее голову поверх черного хиджаба.

– Даже не заплачешь? – пробормотала Айза. – Думала, любишь его.

– И сейчас люблю, – согласилась я. – Только уже иначе. Как отца моего сына. В память обо всем хорошем, что было между нами. Хм. Ты видела его тело?

– Нет! Он сам захотел такой смерти… – всхлипнула Айза, пряча лицо в складках моего платья.

У меня дрожали руки и губы. Я пыталась улыбаться. Я не верю, что Шадар погиб. Нарочно меня Айза обманывает или он и ее провел. Шадар не мог исчезнуть без следа. Он отпустил меня и затаился на время. Я не буду плакать о нем. Много других забот.

– Останешься с нами? – спросила Айзу. – Попробую помочь с регистрацией и жильем. Здесь есть работа в теплице.

– Мне нужно вернуться к отцу. Иначе совсем зачахнет.

Она смотрела на меня испытующе, потом передала маленький сверток, в котором лежал документ Кирташской администрации, подтверждающий мое вдовство, старый амулет Шадара и карта международного банка.

– Теперь ты состоятельная женщина, подруга. Через полгода сможешь снова вступить в брак. Или раньше, если не соблюдаешь Дарам.

– Я не тороплюсь. Скажи, тебе нужны деньги? Когда собираешься возвращаться домой? Хочешь, сниму в городе квартиру?

Мысль о том, чтобы привести Айзу к Тамаре Ивановне показалась не слишком удачной.

– Спасибо за твою доброту, Марьяна. Поручение я выполнила, больше мне здесь нечего делать. Завтра уеду.

– Пусть так.

Она даже о Рустаме не спросила, зачем рассказывать ей о моем русском отце и дедушке? Айза в своем темном мире живет, чужая радость слишком слепит глаза.

– Прощай, Марьяна! Мне сказали, ты жертвуешь деньги на мечеть. Помолись за меня. Всевышний тебя всегда слышит и бережет. Я давно это заметила. Ты и в болоте останешься белым цветочком.

То ли похвалила, то ли осудила – не разберешь с ходу. Душа во мне затрепетала, как одинокий лист на ветру.

– Я хочу тебе помочь, только скажи, что надо сделать! Айза, мы жили вместе, ели за одним столом, помнишь общежитие в Гуричане? Я была ужасно голодная, и ты кормила меня лапшой и защищала от придирок соседок.

– А Шадар купил нам телефоны и ноутбук.

Мы обнялись и заплакали. В мире столько тепла и света, столько хороших книг и фильмов, красивой одежды и вкусной еды… Почему люди мучают друг друга, разжигая все новые войны? Неужели так задумано кем-то свыше? Почему Он молчит, позволяя твориться злу?

«Даже Муса Зиэтдин не нашел ответа, куда уж глупой девчонке из нищего Чаргана…»

Айза поцеловала меня в щеку мокрыми солеными губами.

– Иди домой, Марьяна. Наверно, тебя ждет сын.

Я умылась холодной водой на кухне столовой и начала искать номер Нуризы в телефоне. Уже стемнело, до Малышей больше двух километров. Попрошу, чтобы отвезли.

Во дворе «Дастархана» стояли груженые фуры, водители-дальнобойщики собирались переночевать в гостинице. Один мужчина выбросил сигарету в урну, посмотрел на меня с интересом.

– Работаешь?

– Нет, я жду мужа. Скоро приедет за мной.

«Наверно, Нуриза укладывает детей, телефон отключила».

Я встала на дорогу, ведущую в поселок. Впереди тьма, только высокие силуэты тополей на обочине, как грозная стража. Но я не боюсь. В лицо бросился теплый, сырой ветер – приласкал небрежно, растрепал волосы, напомнил о Черном море. Откуда в Кургане море? Память дразнит меня.

Если идти вперед даже так медленно, к полуночи доберусь до дома. Будь рядом Рустамчик, мы бы вместе запели об удалом Хасбулате из бедной сакли, о бесстрашном отряде, скачущем на врага, или пулях, свистящих по степи темной ночью. Шадар никогда не услышит, как здорово поет его сын старинные русские песни…

Ох, Шадар! Где ты сейчас?

Впереди засверкали фары, я сошла на край дороги, еще подумала, может, спрятаться за дерево, но машина уже остановилась. Из нее выскочил растрепанный Миша.

– Марьяна? Твою ж мать! Что случилось? Почему идешь пешком?

Он трогал мои волосы и лицо, кажется, я слышала, как громко стучит его сердце под белой праздничной рубашкой.

– Ты чего зареванная? Кто-то обидел? Да поговори со мной! Где тебя носит вообще? Рустама успокоить не можем, Спиридоныч спьяну сказал, что ты уехала от нас, а его здесь оставишь.

– Как же можно… Зачем он так сказал? – возмутилась я. – Поедем скорей.

– Сначала объясни, что с тобой творится! – потребовал Миша.

– У меня больше нет мужа, – глупо хихикнула я. – То есть, мне нарочно сказали, что нет, но я же знаю Шадара. Я чувствую, он не мог умереть. Он просто не мог..

Мне стало плохо, в голове зажужжали крохотные пчелки, перестала чувствовать ноги – все тело будто овечьей шерстью набито. Миша затащил меня в машину, круто развернулся и помчался назад. У ворот материнского дома дал мне воды из пластиковой бутылки, дождался, пока приду в себя.

Тамара Ивановна встретила нас на крыльце.

– Рустамчик только что заснул. Маму ждал и заснул. Наплакался, маленький. Что ж вы так долго?

Ее слова звучали прямым укором. Я сбросила босоножки, прокралась в нашу спальню. Неожиданно следом зашел Миша.

– Спит?

– Да, – прошептала я, усаживаясь на ковер у расправленного дивана.

Миша сел рядом, тяжело вздохнул.

– Устала?

Он, конечно, хотел другое спросить – я понимала, но мысли путались в тяжелой голове, слова сохли на языке.

– Прости, что праздник испортила. С землячкой могла бы встретиться завтра днем. Перед Тамарой Ивановной неудобно. Я объясню.

– Да ладно, гости уже расходились, когда Рустам стал тебя искать.

Миша шмыгнул носом, и снова протяжно вздохнул, откидывая голову на край дивана.

– Утром тебя еще сюрприз ждет. У Рустама глубокая царапина на локте. Свалился со сцены. Ну, в клубе аптечку нашли, тетя Вера обработала ранку, ничего страшного.

– Он ведь мог и руку сломать! – ужаснулась я.

– Мог… – спокойно сказал Миша. – И лоб разбить мог. И шею свернуть.

– Зачем ты страшные слова говоришь? – вздрогнула я.

– А не надо шляться по забегаловкам ночью! – он повысил голос. – Мамаша!

– Тише-тише… – я закрыла ему рот ладонью. – Пойдем в зал. Там все расскажу.

Он помог мне подняться и крепко держал за руку, пока выходили из комнаты. Настигло ощущение нереальности, вдруг представилось, как Миша станет меня целовать, и мы вместе поднимемся в его спальню наверху.

Мне сообщили о смерти мужа, но я отказываюсь верить. Это всего лишь уловка. Проверка. Способ спрятаться от врагов, уберечь меня с сыном, замести следы.

В таком случае единственный способ вернуть Шадара – сделать что-то ужасное в его глазах. Например, лечь в постель с русским мужчиной. Миша остановился посреди темного зала, и я уткнулась лицом в его спину, потом обняла за пояс.

– Ты хотела что-то сказать, – раздался его приглушенный голос.

– Да… Мне нужно завтра попасть в банк, проверить деньги на счетах. Я хочу купить в городе квартиру. Поможешь?

– Ты что-то про мужа говорила, я не разобрал. Так он приедет к вам?

– У меня свидетельство о его смерти. Если и приедет, то сына повидать, а не ко мне.

Миша сбросил мои руки, повернулся и быстро заговорил:

– С ума сошла? Или дура пьяная… Хватит нести чушь. Показывай бумаги, кто там тебе чего передал!

Мы зажгли торшер, стали разбирать сверток Айзы. Наконец Миша торжествующе заявил:

– Ну, вот – черным по белому, даже на двух языках. Это же копия на вашем, верно? Мои соболезнования и поздравления.

Он замолчал и наклонился, с тревогой заглядывая мне в лицо.

– Прости! Мариш, прости. Чего у вас говорят в таком случае? Земля пухом, все мы дети Аллаха и к нему вернемся. У каждого свой срок и час, так что нечего хныкать.

Я с удивлением подняла к нему лицо.

– Ты помнишь строки Дарама… Я читала тебе страницы, что выбирал Муса Зиэтдин.

– Запомнил? Ага! – передразнил Миша. – Да я всерьез начал богу молиться в сарае, когда наши бомбили Хамсуш. Никогда бы не признался. Только тебе скажу. И представь, даже чудилось, что он отвечает. «Терпи, брат, терпи, скоро полегчает…»

– Я думал – конец, а потом ты прибежала, откопала меня, давай щекотать. Значит, еще поживем.

У Миши было хмурое, уставшее лицо, бледное в желтоватом свете лампы. Искаженное гримасой нервной улыбки. И вдруг он встал на колени, потянувшись ко мне, прижимаясь щекой к моей груди, словно желая расслышать сердце.

– Маришка, я же люблю тебя. И Рустам ко мне привык. Хочешь, перевезу вас к себе в город? На море съездим в сентябре. Шумилов даст отпуск. А?

– На море – это хорошо… – задумалась я. – Тогда в Чакваш. Надо закончить дела с домом.

– Ну, решай сама, за тобой хоть на край земли, – пробурчал Миша.

А я гладила его стриженую макушку и прижатые к голове уши, разминала шею, плечи и все ждала, ждала, затаив дыхание, напрягаясь всем телом. Вот сейчас откроется дверь и войдет Шадар. Бросит мне в лицо что-то резкое и презрительное, разбудит сына, поднимет сонного с постели…

– Нет! – прошептала я. – Не отдам.

– Что? – откликнулся Миша, поднимая голову, щурил глаза на ночник у кресла. Успел задремать от моих прикосновений.

Я провела кончиками пальцев по его твердым сухим губам.

– Через полгода я буду жить с тобой, как жена. Если не передумаешь.

Миша зажмурился и наморщил лоб, что-то подсчитывая, потом буркнул: «Угу!» и снова повалился мне в колени. В груди зародилась щемящая нежность, тихой незримой рекой потекла к животу. Когда-то давным в Гуричане гадалка предсказала мне двух сыновей, которые будут похожи на своих отцов. Помню, я тогда огорчилась и возмутилась. Каждая девушка хочет один раз и навсегда выйти замуж, уважать и беречь мужа, да продлит его годы Всевышний…

А что меня ждет? Часто об этом думала в тишине бессонных ночей.

Вот и дождалась!

* * *

В сентябре мы с Мишей съездили в Чакваш. Я продала дом первому же покупателю, которого привела Замира. Торговались недолго, сердце мое рвалось обратно в Россию, где с бабушкой Томой остался Рустам.

На деньги от продажи дома и сумму страховки я купила в Кургане трехкомнатную квартиру в новостройке. Сделку помогал оформлять лучший юрист Шумилова. Бригаду отделочников тоже дедушка прислал, а мебель и бытовую технику мы постепенно выбрали с Мишей.

Под конец осени я записалась на курсы вождения и сменила работу. Вернее другая работа сама меня нашла. Через Нуризу со мной захотел встретиться представитель местной диаспоры саржистанцев, попросил вести в миграционном центре курс русского языка, рассказывать о своем опыте жизни в России. Возможно, тут главную роль сыграло мое родство с Шумиловыми, поскольку много приезжих работало именно на площадках «Сибстроя».

И так на мои плечи легла важная миссия быть посредником между двумя странами, двумя культурами. У каждой нации есть агрессивные и грубые люди, нечистые на руку, не уважающие свой-то дом, что уж о соседних говорить.

Мне приходится разбираться с нюансами законодательства в сфере миграционной политики, выслушивать устные жалобы, кропотливо изучать письменные претензии. Иногда было мучительно стыдно за поведение земляков, порой огорчало поведение местных жителей. Много взаимных обид и упреков. В то же время чувствовала, что люди прислушиваются к моему мнению, я вижу результаты своих трудов.

В начале декабря у меня появился свой кабинет в крупном офисном центре. На бежевой табличке золотой оттиск «Шумилова Марьяна Глебовна, консультант». Первую стопку визиток со своим именем рассматривала с восторженным изумлением, но скоро привыкла. Тетя Хуса в телефонных разговорах снова зовет меня доченькой, говорит, что гордиться моим успехом, приглашает в гости, но я пока не строю планов навестить Чарган. Должно пройти время.

Рустам занимается в детской студии вокала «Созвучие», его по-прежнему привлекает музыка народных инструментов, правда, еще не хватает терпения самому освоить маленький баян или флейту, как предлагают учителя. Станет старше – определится, и может, вовсе забросит свои песни, увлечется спортом или науками.

Недавно Рустам спрашивал меня про отца. Я сказала, что Шадар отправился в далекое опасное путешествие, чтобы найти землю, где люди живут в мире, согласии и любви, где никогда не бывает голода и войн.

– Он найдет такое прекрасное место и вернется, чтобы рассказать тебе. Или останется там навсегда, но обязательно пришлет весточку. Я в это верю, сыночек.

– А ты хочешь, чтобы он пришел, мама?

Мне трудно отвечать, я улыбаюсь и неопределенно пожимаю плечами. Я достойно приму все, что пошлют молчаливые небеса. Сверху жизнь человека видна, как долгая дорога, ровное или мятое полотно – от начала до края, а мы внизу подобны муравьям, ползаем по своим лоскуткам, дрожим над каждым зернышкам и порой с трудом замечаем верную тропу.

В начале зимы ко мне на прием пришла тридцатилетняя русская женщина на восьмом месяце беременности. Рассказала о том, как встречалась с мигрантом из Саржистана, теперь ждет ребенка, а он о нем не хочет и слышать.

– Говорит, ты меня обманула, – всхлипывала Люда, поправляя очки, – говорит, откуда я знаю, что это мой ребенок. Марьяна Глебовна, я все понимаю, сама виновата, что не предохранялась нормально, а дни высчитывала, только одно прошу, пусть Миржалол хотя бы иногда навещает сына. Я сама без отца росла, и своему мальчику такой доли не желаю. Пожалуйста, пусть хотя бы увидит его, у меня нет денег на экспертизу, но думаю, будет похож… Я хочу назвать его Тамерланом. Правда, красивое имя? Редкое. Необычное. Я же училась на историка, у меня дома множество книг, а вот с мужчинами не складывается…».


Очень хотела помочь Людмиле. Нашла Миржалола на стройке – симпатичный юноша с испуганными, как у оленя, глазами, сразу успокоила его насчет финансовых претензий.

"Люда не требует, чтобы ты женился, просто из роддома забери, когда придет срок, поддержи ее немного, может, потом признаешь сына, будешь к ним приходить, привыкнешь, создадите семью, а нет, так сохраните добрые отношения. Когда знаешь, что у тебя растет сын – по-другому смотришь на мир… по-другому работаешь и отдыхаешь, есть для чего жить…"


Я близко к сердцу приняла эту историю, а в роддом к Люде пришлось ехать самой, Миржалол отказался в последний момент, опять испугался чего-то. Малыш родился слабым, оставили в больнице подольше. Я сделала все, что могла, но слушая благодарность Люды была собой недовольна. Не нашла нужных слов, не уговорила своего земляка проведать Тамерланчика».

Вечером пересказала Мише, как прошел мой день, напустилась на мужчин, которые оставляют своих детей, наверно, в душе не остыла обида на отца.

Миша взялся меня утешать и остался на ночь, я сама так захотела. А на следующий день перевез в мою квартиру свои вещи. Мы стали жить втроем, Рустаму был рад.

Новый год отмечали дважды – сначала шумным корпоративом в городе, потом у Тамары Ивановны в Малышах. Максим Спиридонович катал Рустама на снегоходе, а дедушка Андрей организовал конную прогулку, пока Миша учил меня ходить на лыжах. Шумиловы хотели устроить нам пышную свадьбу, но я отказалась. Все равно живем, как муж и жена. Это наше дело, зачем привлекать внимание. Может, я немного суеверна, пусть Миша лучше так думает и не обижается.

Мои мечты о доме сбылись с избытком. И в глубине души твердо знаю, даже если человек с разными глазами явится посмотреть на меня, Всевышний не позволит нарушить наше тихое счастье.

Небеса распорядились, чтобы рядом со мной всегда был мужчина – воин, сильный духом и телом. Который всегда может защитить.

Мне остается только верить, хранить и помнить.


Загрузка...