Пока небеса молчат

Глава 17. Дорога в Махраб

Я молчала весь день, а вечером на привале Шадар обещал сделать мне болезненный укол, если не стану отвечать на его вопросы.

– Если у тебя шок, быстро вылечу. Выбирай, куда иголку воткнуть – плечо, бедро или зад… Ну, скорее, некогда возиться!

Из кармашка на жилете он достал пакетик с ампулой и маленьким шприцом. Я сначала зажмурилась, а потом выдавила из себя тихое – «Не надо укол».

– Хорошо. Умница, – похвалил Шадар. – Иногда одно грубое слово помогает лучше десятка ласковых. А ведь я не хочу тебе грубить, Мариам, но вчера ты очень меня рассердила. Скажи-ка правду, ты пошла к русскому в сарай еще до обстрела?

– Нет, позже…

– Зачем? Надо было спрятаться в лесу.

– Я не знаю.

Шадар взял меня за подбородок, приподнял голову.

– Жалко тебе русского, да? А почему жалко, ответь. Если бы русский десант в поселок вошел, сразу убили бы и тебя и Рузану, и шейха. Они никого не щадят, зачищая территорию, – ни стариков, ни детей.

– Я не знаю.

Он легонько ударил меня по щеке, будто хотел привести в чувство. Потом уже спокойнее рассудил:

– Понимаю, ты добрая у меня, пожалела мужчину в крови, дерьме и на привязи. Хотела отпустить? Ничего бы не вышло. Зачем ты легла с ним, скажи?

– Я испугалась, упала, когда бомбили.

Шадар усмехнулся, застегнул один из многочисленных карманов жилета и обнял меня.

– И здесь я тебя вылечу, раз еще глупая у меня. Что ты знаешь об этом русском? Может, он дурной, на гражданке напивался как свинья, родителей и братишку бил.

– Нет, у него старшего брата убили ночью на улице, когда он с танцев девушку провожал. Отец еще раньше умер. Мама осталась одна, теперь ждет его, – горячо заговорила я.

– Вот как… – притворно удивился Шадар. – и когда же он тебе успел рассказать? А ты сразу всему поверила, да? А что у него самого трое малых детей остались и жена беременная – не сказал? Зря!

Хотела возразить, что Миша не женат, но вовремя прикусила язык. Я ведь правды не знаю. Хотелось верить, вот и верила каждому слову.

– А какого цвета глаза у него, напомни, я что-то подзабыл, – попросил Шадар.

Я задумалась и вдруг поняла, что и здесь не могу точно ответить. Серые? Зеленые? Голубые? Даже черты его лица в памяти размылись, вот один Миша – выбритый, подтянутый, хмурый – везет меня в Бештем, а вот совсем другой – грязный, обросший, избитый – лежит на гнилой соломе в овчарне.

– Не знаю, – призналась я.

Именно такой ответ устроил и успокоил Шадара. Он принес мне поесть и расстелил спальный мешок. Большой, двоим места хватит. Думала, что сразу провалюсь в сон, когда ляжем, но перед глазами поплыли картины минувшего дня: ямы в земле, искореженный котел и окровавленное тело шейха, обрывки одежды…

А еще я потеряла Дарам, книга осталась под камнями дома Мусы Зиэтдина. Словно замурована в склепе, где лежит бедная Рузана. Не нашлось времени ее похоронить. Заметив, что я дрожу, как в ознобе, Шадар теснее прижался ко мне и прошептал что-то на незнакомом языке, а потом повторил по- саржистански: "Спи, любимая девочка, спи, родная!"

Я вспомнила, какие были у Миши глаза – светло-серые с темными ободками. Вспомнила и сразу уснула, а утром вскочила, будто меня толкнули. Огляделась вокруг – никого. Вчерашний костер засыпан землей. На мгновение показалось, что все ушли, бросив меня одну. Я выбралась из спальника, аккуратно сложила его в мешок и села под деревом, обняв колени.

Ждала не напрасно, скоро на поляну вышел Шадар, коротко объявил, что дальше мы пойдем вдвоем, группа разделилась, так легче перейти границу незамеченными, и а я еще раз попросила его оставить меня в ближайшем поселке.

Ух, как он огрызнулся! Только я уже ничего не боялась, слушала его равнодушно. Тогда Шадар дал мне кусочек шоколада и стал успокаивать.

– Осталось выполнить в Махрабе серьезный заказ, потом возьму отпуск и устрою тебя как можно лучше. Как знать, может, ты теперь мой счастливый талисман, не хочу с тобой расставаться. Интуиция меня никогда не подводила.

Я понимала, что спорить бесполезно, он может меня ударить, если слишком разозлю, значит, надо притвориться покорной. На второй день хождения по лесу мы заблудились, а потом вышли к широкому ручью и услышали неподалеку блеяние коз. Уже в сумерках добрались до маленькой деревушки – всего пять домишек, обмазанных глиной. В крайнем из них Шадар договорился о ночлеге, наверно, хорошо заплатил, потому что нам сразу принесли вареное мясо и яйца, хлеб и большую бутыль айрана. Пожилая хозяйка дала чистую рубашку, сама расчесала мне волосы и заплела косу, ни о чем не расспрашивала, и я так устала, что едва могла поблагодарить. Постелили нам в сарае на отшибе, по стенам были развешаны пучки сохнущих трав, за хлипкой стеной раскинулся лес. Раньше я очень любила гулять в лесу, но это редко удавалось – вокруг родного Чаргана раскинулась распаханная степь, бахчи и сады. Но в последние дни заросли вблизи границы с Махрабом стали казаться мне мрачным чудовищем с колючими когтями ежевики и полчищем корявых веток, которые норовят хлестнуть по лицу. Я почти засыпала, когда в темноте Шадар требовательно коснулся моего плеча, разворачивая к себе. – Мариам… – Не трогай! Ты мне не муж. – А чего ждать? Пока я жив, у тебя другого мужчины все равно не будет, – ласково засмеялся он. – Силой возьмешь? Конечно, тебя ведь зовут Жнецом, наверно, ты людей как спички ломаешь. – С тобой я так не хочу, – он немного подумал и добавил: – Ну, если совсем выбора мне не дашь… Порой ведешь себя, как ребенок, а ведь ты уже взрослая девушка, Мариам, ты давно окончила школу. Могла бы уже своих детей иметь. – Если я глупая, так оставь, зачем тянешь за собой? – Я обещал о тебе позаботиться и слово сдержу. Он гладил меня по лицу и говорил спокойно, убежденный в правоте каждого слова. На мгновение мне захотелось прижаться к нему, чтобы согреться и перенять хотя бы часть его силы, но вовремя вспомнила дикую сцену в Хамсуше. Помедли Миша со словами из Дарама, жестокий Шадар заставил бы меня смотреть на его казнь. А потом снова пытался бы целовать… Как проклятье, как наваждение появился в моей судьбе. – Я погибну с тобой, как ты не понимаешь. Хочешь и мою жизнь принять на совесть, не тяжко будет? – Мы лишь гости на этом свете, Мариам, – вздохнул он. – И волос с человека не упадет без воли Всевышнего. Так о чем беспокоиться? Делай, что хочешь, только молиться не забывай. – Ты неправильно толкуешь Дарам, – возразила я. – Я считаю, некоторые страницы его так устарели, что готовы рассыпаться в прах, а потому каждый, кто способен мыслить готов их под себя переписать. Хабир, например, верит, что Аллаху угодна война, Муса Зиэтдин тоже так думал, пока не убили его жену и детей, потом он раскис, как овечий сыр на жаре, начал болтать о мире. – Тебе самому мир не нужен. Ты наживаешься на людских распрях, – упрекнула я. – Глупая девочка, разве не видишь? Мир лишь передышка между боями. Так было всегда. Я родился и вырос на войне, мне ли не знать. Так вышло, что больше ничего не умею. У меня перед глазами стоит палестинский поселок после налета израильских бомбардировщиков – реки крови текут по улочкам, стоны и нечеловеческий вой среди завалов. Забыть не смогу. – Айза сказала, ты не любишь русских, разве ты и с ними когда-нибудь воевал? Шадар задумался, а потом процедил сквозь зубы: – Русские в политике неповоротливы и нечисты на руку, меняют свои слова и пристрастия, как бабы тряпки на дешевом базаре. Сначала помогали Палестине бороться против израильской оккупации, потом поддержали Тель-Авив. Пытаются сохранить свои интересы и не слишком раздразнить западных стервятников, в итоге и там и здесь теряют очки. Русские солдаты умеют хорошо сражаться, но ими часто командуют жадные тупые бараны. Ты знаешь другую страну, где бы смиренным львам приказывали жирные кабаны? – Я знаю, что историю переписывают заново при смене власти. Я видела на складе старые учебники, там и про нас все иначе описано. Как узнать правду… Скажи, Шадар твое настоящее имя? Он переплел свои пальцы с моими, поцеловал мне руку, потом положил ее себе под небритую щеку. – Да. Не спрашивай больше ни о чем, доберемся до Махраба, помогу встретиться с Айзой. – Ах! Она уже там? Откуда ты знаешь? А можно еще спросить, не рассердишься? – Русского хотят показать Абдулю, дальше все зависит от его поведения и чистоты веры. – Шадар издевательски усмехнулся. – Ну, я угадал твой вопрос? Я молча попыталась освободить руку, но Шадар не отпускал, наша короткая борьба распалила его и скоро он навалился на меня, пытаясь раскрыть одежду. – Прошу тебя, не здесь на соломе… – умоляла я. – Ты сам говорил, я дорого стою, а сейчас мне стыдно, я хочу быть умытой и красивой для тебя. Он нехотя отпустил, и когда я поспешно отвернулась к стене, принялся гладить по голове, выбирая из косы отдельные пряди. – Твои волосы как осенняя река, можно в них утонуть. Это ты держишь меня, Мариам, ты меня поймала и не даешь уйти. Пробралась в мои мысли, похитила сердце. Легкая, словно ветер, гибкая, как лоза, сладко-медовая, за один поцелуй полжизни готов отдать. Наверно, то были певучие строки из какой-то старой любовной песни. Кончики его пальцев мягко касались моего затылка, и вся я от макушки до пяток замирала и таяла от его бархатистого голоса. «Мука моя – Шадар! Я лишь маленькая тростинка и лет мне не много и некому посоветовать-подсказать, а где уж набраться смелости и крепкой воли, неужели за одно доброе слово и глоток нежности отдам тебе душу и тело… Лишь бы душой уцелеть, тело уже не жалко».

Незадолго до рассвета хозяин разбудил нас и на своей арбе повез по пыльной дороге в холмах, а там передал вожжи мальчику и отправил домой, а сам повел нас дальше пешком. Мы сделали два коротких привала, к вечеру перешли границу и оказались на территории Махраба.