Полное собрание заблуждений

ГЛАВА 16

— Знаете, что я вам скажу? Ваш Антон Федорович оказался исключительным артистом. Прямо-таки заслуженным артистом! Честное слово, если бы я ничего не знал, если бы мы с вами заранее не договорились, я бы во всём ему поверил!

Казик сидел напротив Лагутина, расточал комплименты его помощнику и краем глаза наблюдал, как "заслуженный артист", скромно умастившийся за маленьким столиком, делает вид, будто речь идёт совсем не о нём, и при этом розовеет круглыми щеками.

— Артист, значит? — Левый уголок рта Лагутина дернулся вверх. — Много твоих достоинств знал, Антон, а вот, оказывается, новый открылся.

Виктор Эдуардович усмехнулся, но от этой усмешки щеки Ряшенцева мгновенно утратили свою розовость.

— Я старался, — пробормотал Антон Федорович.

— Как всегда, молодец, — отдал должное начальник и, уже без всякой усмешки уставившись на Казика, начальственно спросил: — Ну а вы? Что сделали вы?

"Кажется, он уже записал меня в свои подчиненные", — отметил Аркадий Михайлович, однако возражать не стал. Стоит ли в данном случае обращать внимание на подобные мелочи? Это как раз тот случай, когда даже Софочка скажет, что подобными мелочами можно пренебречь.

— После того как Антон Федорович столь искусно выдал чужую тайну, я весьма мило пообщался с Маргаритой Викторовной Еланцевой и Вениамином Феклистовым. Я им объяснил, насколько полезно мое участие, и они согласились с моими доводами.

— Вот прямо так сразу и согласились? — Уголок рта снова дернулся вверх.

— А вы зря сомневаетесь. Когда люди растеряны и напуганы, они с большой охотой принимают помощь и особенно от постороннего человека. И знаете почему? — Казик выдержал паузу, но очень короткую. — Многие считают, что посторонние люди более непредвзято смотрят на их проблемы, а потому способны более успешно эти проблемы решать. В принципе в этом есть своя правда, хотя и не всегда. Опять же с посторонними людьми нередко гораздо проще откровенничать. Вы же наверняка знаете этот хрестоматийный пример: никому так не изливают душу, как случайным попутчикам в поезде. Вот я и оказался весьма кстати таким попутчиком.

— Так что вы выяснили? — Лагутин глянул на часы, явно давая понять, дескать, ему некогда слушать разглагольствования, а хочется услышать отчет по существу.

— Прежде всего я выяснил, что все сотрудники салона совершенно запуганы этими господами из службы безопасности Грибанова. Господа строго-настрого велели всем помалкивать, пообещав в противном случае оставить от салона лишь печальные воспоминания. Сотрудники совершенно не хотят никаких воспоминаний и даже после предупреждения директора, что я и так в курсе, вели себя крайне настороженно. При этом, естественно, клялись, что вообще ничего знать не знают, что для них это полная неожиданность и так далее.

— И вы им поверили? — хмыкнул Лагутин.

— Я обошел все помещения и, кажется, понял, где могли прятаться похитители, — оставил вопрос без ответа Казик. — Недалеко от туалета есть небольшой технический отсек, там вполне могут поместиться двое мужчин и замечательно наблюдать за всем происходящим. Я почти уверен: они прятались именно там. Но как они умудрились пройти незамеченными? Вот это я никак не пойму. У главного входа сидит охранник и администратор. Черный вход всегда закрывается на ключ…

— Что же тут непонятного? — перебил Виктор Эдуардович. — Кто-то из этих раздающих клятвы сотрудников взял ключ и открыл дверь.

— Да-а? А каким образом этот кто-то узнал, что в салон пожалует мадам Грибанова, да еще выяснил, когда именно она пожалует?

— Фамилии всех посетителей администратор заносит в компьютер и время посещения записывает, — подал голос Ряшенцев. — Я тоже звонил администратору, и меня записали.

— Вот-вот! — прямо-таки обрадовался Казик. — Вы позвонили в салон, и администратор вас записала. А мадам Грибанова сочла сей путь слишком длинным и позвонила напрямую Вениамину Феклистову. И о ее визите знали только Феклистов и Еланцева. И её фамилию администратор внесла в компьютер только тогда, когда мадам Грибанова объявилась собственной персоной. Вы же понимаете, что за какие-то полчаса похищение не организуешь?

— Феклистов и Еланцева могли рассказать кому-то из сотрудников. Что тут странного? — пожал плечами Виктор Эдуардович.

— Могли. Но не рассказали. Не сочли нужным…

— И вы им поверили? — вновь хмыкнул Лагутин.

— А почему я должен им не верить? — отреагировал наконец на заданный вопрос Аркадий Михайлович. — Если они не причастны к похищению, то в их интересах убедиться, что к нему не имеет или, наоборот, имеет отношение кто-то из сотрудников. И тогда им просто выгодно назвать того, кому они сообщили про визит мадам Грибановой. А если Феклистов с Еланцевой к преступлению причастны, то им еще выгоднее, чтобы я считал, будто о мадам Грибановой знал весь салон. Логично?

— Допустим, — сдержанно согласился Виктор Эдуардович. — Однако всё равно именно портному и его директору легче всего было организовать похищение.

— Вы абсолютно правы! — заверил Казик. — Но как раз это… — он развел руками, — меня и смущает. Уж слишком очевидно всё указывает на конкретных людей. А меня в подобных делах очевидности настораживают… Впрочем, я убежден, что ситуацию вокруг салона нужно более тщательно изучить. И я это сделаю. Но есть второй момент, и не менее важный, — ситуация вокруг семейства Грибанова. А вот с какого бока тут подобраться, я пока не знаю. И вы мне здесь не помощник. Я вообще не имею об этом семействе никакого представления.

— По части общего представления я вам как раз кое-чем помогу. Журнал я вам приготовил, "Деловая жизнь", двухнедельной давности. Здесь пишут об этой семье и даже есть фотографии. Антон! — распорядился Лагутин. — Подай!

Ряшенцев шустро соскочил со своего места, обогнул кресло, в котором сидел Казик, подбежал к противоположной стороне начальственного стола, взял с полки совсем новый глянцевый журнал и вручил его Лагутину.

Аркадий Михайлович отметил, что для осуществления данной процедуры самому Виктору Эдуардовичу достаточно было всего лишь приподняться и протянуть руку.

Лагутин быстро пробежал пальцами по листам, открыв журнал на нужных страницах.

— Почитайте, это статья про Грибановых. А вот на этой фотографии вся семья.

В центре снимка, как и полагается, находился глава семейства — высокий, поджарый, с сухощавым лицом, на котором застыло выражение вежливой отстраненности. Фотография, похоже, была сделана на каком-то официально-банкетном мероприятии, поскольку Грибанов был в смокинге, а стоящая рядом с ним чуть полноватая, но вполне фигуристая блондинка в элегантном вечернем платье держала в руках бокал с вином. Судя по устремленному взору голубых глаз и чуть вытянутым губам, фигуристая Лидия Сергеевна что-то в данный момент говорила худенькой, похожей на обернутый в красивую тряпочку скелетик девочке, и это "что-то" дочку Карину совершенно очевидно смешило — она едва сдерживалась, чтобы не прыснуть. На заднем плане снимка был запечатлен мужчина лет сорока, который застыл с полукивком, обращенным к женщине, чью внешность определить было совершенно невозможно, поскольку она стояла к фотографу практически спиной.

— А это, простите, кто? — спросил Аркадий Михайлович, постучав пальцем по мужчине.

— Это Вадим Юрьевич Борисевич, начальник службы безопасности компании "Город", — охотно пояснил Ряшенцев. — Человек в доверии. У семейства Грибановых, имеется в виду.

— Серьезный человек, — признал Лагутин. — Хотя по лицу не скажешь. По лицу скажешь, что он в каком-нибудь институте истории работает кандидатом наук. На доктора, пожалуй, не тянет.

И вновь посмотрел на часы. Высокопоставленный начальник опять стал тяготиться пустыми разговорами. И даже не столько тяготиться, сколько напрягаться. Этот Казик разглагольствует, куда-то в сторону откатывается, а на самом деле… Не прост, совсем не прост. Но потому Плахов его и рекомендовал.

— А эта женщина — кто?

— Рядом с Грибановым или рядом с Борисевичем? — уточнил Ряшенцев, заглядывая Казику через плечо.

— Ну, с Грибановым, я так понимаю, его жена…

— А вторая, у которой лица почти не видно, — вероятно, его мать, Екатерина Иннокентьевна. По крайней мере, похоже. Она живет с сыном.

— Ага-ага… — покивал Аркадий Михайлович и вдруг резко свернул разговор: — С вашего позволения я откланяюсь. В общем и целом я перед вами отчитался, ничем конкретным вас не порадовал и не огорчил, нахожусь пока в совершеннейшем тумане, но буду из него выбираться. А что делать? — задал он риторический вопрос, который, как известно, вовсе не предполагает ответа.

— Уж что-нибудь делайте, — ответил тем не менее Лагутин.

Последнее слово, пусть даже лишенное ясного смысла, но зато явно предполагающее руководящее указание, должно было, естественно, остаться за большим начальником.

— Кстати, у вас какой-нибудь папочки не найдется? — задал уже совсем не риторический вопрос Аркадий Михайлович, повертев в руках маленькую барсетку.

— Найдется.

На сей раз Виктор Эдуардович соизволил сам сунуть руку куда-то под стол и вытащил пластмассовую папку.

— Премного благодарен, — разве что не поклонился Казик, положил в папку журнал и, наконец, покинул кабинет.

…Дома никого не было, что Аркадия Михайловича откровенно порадовало. Отсутствие сестры позволяло всласть нарушить диету. Конечно, Софочка предусмотрительно разложила в холодильнике всё по порциям, однако же это не означало, что остальные продукты заперла под замок. И пусть придется выслушать очередную нотацию, но это будет потом, зато сейчас…

После плотного обеда Аркадий Михайлович вовсе не испытывал, как многие, желания отправиться "на боковую". Напротив, умиротворенный желудок переставал требовать к себе внимания, уступая пальму первенства мозгу. Даже Софочка вынуждена была признать, что её брату особенно хорошо думается именно в состоянии сытости, чему она нашла весьма едкое объяснение: "Просто твоя голова давно срослась с животом".

Срослась не срослась, однако думалось на сытый желудок действительно хорошо, и в данный момент это было весьма кстати.

Сложные чувства вызывал у Казика господин Лагутин. Поблуждав накануне в Интернете, Аркадий Михайлович кое-что узнал о жизни Виктора Эдуардовича, но сведения эти ничем особенным не впечатляли, поскольку, как принято говорить, носили в основном официальный характер. Ни компроматов, ни комплиментов, ни каким-либо "вкусных" подробностей. Всегдашний чиновник и многолетний начальник, умудрившийся, по крайней мере внешне, сохранить гладкую и чистую биографию. Мало какому всегдашнему чиновнику и многолетнему начальнику такое удается.

О Грибанове в Интернете тоже имелись упоминания, но всё, что мог почерпнуть Казик, вполне укладывалось в информацию про многих других серьезных бизнесменов. Опять-таки ни компроматов, ни комплиментов, ни каких-либо "вкусных" подробностей.

Но с чего вдруг чиновник Лагутин столь крепко и при этом тайно озаботился проблемой бизнесмена Грибанова? Да, у Виктора Эдуардовича есть тому объяснение: забота о сохранности государственных денег, которые контролирует ведомство Лагутина. Однако Казик не очень поверил — без всяких объективных обоснований, чисто интуитивно. И думал об этом со вчерашнего дня, даже искал в том же Интернете хоть какое-то упоминание о Грибанове и Лагутине в связке, но ничего интересного не нашёл.

За исключением одной — чисто биографической — детали.

Про Грибанова писали, что ещё в институте он возглавлял комсомольскую организацию. Про Лагутина сообщалось, что он был заведующим отделом студенческой молодежи обкома комсомола. По времени эти два периода биографии обоих совпадали, и получалось, что Грибанов с Лагутиным обязательно должны были пересечься. Более того, один вроде как значился начальником другого.

У Лагутина с Грибановым сложные отношения. Виктор Эдуардович это не скрывает. Но истинные причины этих сложностей, равно как и своей озабоченности по поводу трагедии Грибанова, явно прячет. Подозрительно…

И Ряшенцев подозрителен тоже. Аркадий Михайлович нисколько не кривил душой, когда говорил, что Антон Федорович — замечательный актер. Спектакль в салоне тот сыграл на редкость убедительно.

А может, эти двое сами причастны к похищению Карины Грибановой? Но тогда зачем им доморощенный детектив? Или его хотят использовать для каких-то непонятных пока целей?

Этого только не хватало — оказаться между молотом чиновника и наковальней бизнесмена! Нужно отказаться от расследования, как-то выкрутиться, придумав убедительную отговорку. Да, надо! Однако Виктор Эдуардович из рук не выпустит. А это еще те руки… Кто такой психолог Казик по сравнению с крупным чиновником? Мелкая рыбешка в поварешке. Выплеснет в унитаз — следов не останется.

Аркадий Михайлович ощутил болезненный спазм в желудке, поморщился и отправился на кухню. Отрезал кусок колбасы, прожевал, и желудок мгновенно расслабился.

А вот и нет! Не дождётесь! Не в первый раз выкручиваться, выкрутимся и на сей раз!

Следующий колбасный кружок юркнул в рот, и сердце успокоилось. И голова просветлела.

Господин Лагутин затеял какую-то игру с господином Грибановым и решил, что господин Казик будет мальчиком на подтанцовках? Или мальчиком для битья? Как бы не так!

Аркадий Михайлович ничего не наврал Виктору Эдуардовичу про салон и его обитателей, однако же совсем искренним тоже не был.

Софочка всегда пеняет, что брат упускает мелочи, но тут он не упустил. В задушевной беседе о том, кому Маргарита Викторовна и Вениамин могли поведать про намечающийся визит Лидии Сергеевны Грибановой, оба на несколько секунд задумались, потом Феклистов ресницами захлопал, а Еланцева, напротив, реснички опустила и глазки на друга своего скосила. Вениамин тут же замер, а Маргарита Викторовна поспешно заверила, что никому никто из них ничего не говорил.

Казик тогда сразу заподозрил, что дружная парочка малость темнит. Вот только зачем? Может, конечно, за всем этим стоит сущая ерунда, к примеру, какой-нибудь давней знакомой походя сказали и теперь опасаются, как бы у этой самой знакомой неприятности не случились. А может, тут что-то серьезное…

Но вот Виктора Эдуардовича информировать пока на сей счет не за чем. И вообще информировать его о чём-то надо осторожно. Пусть пока думает, будто Казик со своим поручением справляется ни шатко ни валко. Посмотрим на его реакцию. Всё равно как-то должен реагировать, вот тогда и постараемся понять, зачем господину Лагутину понадобился доморощенный детектив.

В любом случае и в модный салон, и в чиновничий кабинет дорожка протоптана. Но вот как её протоптать к Грибанову?

Аркадий Михайлович вынул из папки журнал, развернул его на нужных страницах, прочитал статью и с особым внимание принялся разглядывать фотографии.

…Сестра конечно же обнаружила подъеденную колбасу, исчезнувшую из кастрюли котлету, излишне сократившийся в размере батон хлеба, заметно опустевшую баночку с джемом — и устроила нагоняй. Аркадий Михайлович смиренно слушал, традиционно каялся, привычно врал, обещая больше никогда и ни за что, отчего Софья Михайловна негодовала с особой неистовостью и… безнадёжностью.

Очередная "разборка" грозила затянуться надолго, но страстный диалог на тему вечной проблемы оборвал телефонный звонок. Точнее, звук птичьей трели, который издавал телефон, запараллеленный с квартирой-офисом, расположенной этажом ниже.

— Это ко мне! По делу! — обрадовался Казик и, шустро выскочив в прихожую, схватил трубку.

Обрадовался он напрасно, потому как мужчина на другом конце провода не просто просил встречи с психологом, но настаивал, чтобы встреча эта произошла незамедлительно. К столь поспешному визиту клиента Аркадий Михайлович не был готов. Более того, он сегодня уже изрядно устал от общения, он перенапрягся в битве с сестрой, его мозги вообще были повернуты совершенно в иную сторону, ему никак не хотелось погружаться в чужие переживания — он жаждал отдыха и покоя. Но мужчина настаивал тихим, мягким, почти задушевным голосом, который, однако, не оставлял иллюзий, что от обладателя этого голоса удастся отвертеться.

— Ну, хорошо, — сдался Казик, положил трубку и уныло уставился на сестру.

Ему очень хотелось сочувствия, но… увы.

— На ужин будешь есть овощную запеканку и творог, — мстительно пообещала Софья Михайловна.

"Интересно, в кабинете ещё осталось печенье или я его доел?" — тревожно подумал Аркадий Михайлович.

…Посетитель явился вовремя — минута в минуту. Вежливо извинился за свою настойчивость, деликатно попытался разуться, скромно уселся в предложенное кресло. У него были грустные "собачьи" глаза и ещё более задушевный, нежели по телефону, голос. Казик отметил, что таким голосом говорят либо актеры, играющие роль добрых сказочников, либо врачи, исполняющие обязанности психотерапевтов.

Мужчина поведал, что не женат, имеет двух любовниц, очень славных, но совершенно разных, и он совершенно запутался в этих женщинах, и понимает, что не очень прилично вот так метаться из стороны в сторону, и надо прибиться к одному берегу, однако ничего не получается, потому как обе нравятся и обеих хочется сохранить. А вот буквально на днях появилась третья женщина, которая никаких особых чувств пока не вызывает, но не исключено, тут тоже что-то завяжется…

Через час мужчина вдруг встрепенулся, издав тяжкий вздох:

— К сожалению, меня поджимает время, но я надеюсь, вы не будете возражать, если я обращусь к вам вновь?

И, получив благосклонное согласие, положил на стол двести долларов.

— Ты заработал за час двести долларов? — приподняла брови Софья Михайловна. — Ты что, спас этого человека от самоубийства?

— Вовсе нет, Софочка, — ухмыльнулся Аркадий Михайлович. — Это плата за возможность меня пощупать.

— Пощупать?!

— В фигуральном, конечно, смысле. Этому господину совершенно не нужны мои консультации. Ему нужен я сам.

— С какой стати?!

— А с той, душенька, что меня, похоже, взяли на прицел. Пока очень аккуратно взяли, но… В общем, это следовало ожидать.

— Что ты несешь, Аркадий?! — В глазах сестры полыхнул испуг.

— Дело в том, Софочка, что ко мне сейчас приходил начальник службы безопасности компании "Город" Вадим Юрьевич Борисевич. Я узнал его по фотографии.