Полное собрание заблуждений

ГЛАВА 2

"Полное собрание откровений на нашем радио", — раздалось из кухни, и Рита Еланцева, переступив порог дома, первым делом подумала, что откровений на сегодня ей, пожалуй, достаточно.

— Буду с вами откровенен. У нас очень много желающих, целая стопка заявок…

Заместитель председателя оргкомитета Всероссийского фестиваля моды зашелестел в телефонной трубке бумагами, предлагая, судя по всему, на слух оценить, насколько же этих самых заявок много. Звук, доносящийся за тысячи километров из Москвы, был столь явственен, что Рите показалось, будто бумагами трясут прямо около её уха.

— Однако же, — на сей раз "зашелестел" голосом фестивальный начальник, — мы получили весьма авторитетные рекомендации по поводу Вениамина Феклистова и, не считая возможным их проигнорировать, включили в показ семь его моделей. Поверьте, некоторых мы ограничили всего двумя моделями.

"Вот жук столичный. Волну нагоняет! — усмехнулась про себя Рита. — А то, что мы заплатили за показ именно семи моделей, вроде как не в счёт".

Хотя, если же опять откровенно, фестиваль того стоил. Он проводился первый раз, и это был серьезный шанс показать, что и в Сибири есть талантливые модельеры. Конечно, хорошие рекомендации, которые на столичном уровне действительно получил Веня Феклистов, оказались весьма и весьма кстати, но рекомендации — рекомендациями, а конкретный показ — это уже совсем другое дело. Ради этого стоило постараться и ради этого стоило потратиться. А то, что зампредседателя оргкомитета решил изобразить из себя эдакого благодетеля, так это на здоровье. Как говорится, мы люди гордые, но в меру.

Гораздо более сложные чувства вызвал разговор с Клавдией Ольховниковой. К общению с ней Рита совсем не была готова — по той простой причине, что всякое общение меж ними давно закончилось, а если волею обстоятельств и возникало, то не сулило ничего приятного.

— Привет, Маргарита. — Даже здоровалась Ольхов-никова так, словно пыталась укусить.

— Привет, Клавдия, — откликнулась Рита холодно.

— Я знаю, вы с Вениамином собираетесь на фестиваль. Так вот я тоже собираюсь и скажу тебе откровенно: не надейтесь найти каких-нибудь крутых покровителей, которые вам помогут меня уделать. Ничего не выйдет, я тоже в этом бизнесе не первый день. А что касается талантов… — В телефоне раздалось кошачье фырканье. — То тут и так все ясно.

Для Клавдии, разумеется, было ясно, что талант — она и только она. Но для Риты, опять же если откровенно, ясно было другое: в Новосибирске работают два модельера, достойных друг друга, — Феклистов и Ольховникова. Некогда однокурсники по институту легкой промышленности, а ныне стойкие недруги.

— Мамуля, я дома! — перекрикивая радио с его полным собранием откровений, сообщила из кухни Галка.

— А я с продуктами! — отозвалась Рита, подумав, что дочь в очередной раз устроит нагоняй за тяжеленные пакеты.

— Ну и зачем ты опять притащила на себе тонну жратвы? — Галка вышла в прихожую и недовольно уставилась на пакеты.

— А ты когда-нибудь перестанешь критиковать мать? — немедленно отреагировала Рита, прекрасно зная, что не перестанет никогда.

Рите было двадцать, когда родилась Галка. И Рите было столько же лет, сколько сейчас Галке, то есть двадцать три, когда дочь начала критиковать мать. Как только научилась говорить довольно сносно, так и принялась — не зло, но уверенно, с полным осознанием, что по делу. И не собиралась нарушать традицию.

— Не перестану, потому что ты это заслуживаешь, — немедленно подтвердила незыблемость традиции дочь. — И вообще я уже приготовила ужин. Звонил Веник, сказал, что придет на ужин. И затребовал курицу по своему любимому рецепту — на противне под майонезом, с кетчупом, сыром и зеленью. Простенько, но вкусненько.

— Перестань называть его Веником! — изобразила строгость Рита.

— А тебе хочется, чтобы я его звала, как ты, — Веничком? Более ласково?

— Он тебе всё-таки в отцы годится.

— Я готова звать его папой! — хихикнула Галка. — И одновременно сыночком! Потому что Веник у нас существо тонкое, чувствительное, нуждается в заботе и опеке. Чем ты, мамуля, и занимаешься постоянно. И чем предстоит заниматься мне. По наследству.

— Он для меня самый дорогой человек. После тебя, конечно, — уточнила Рита.

— Одновременно со мной, — уточнила, в свою очередь, дочь. — Но я не ревную. Как писал Сент-Экзюпери, мы в ответе за тех, кого приручили.

Рита никого специально не приручала. И Веню — тоже. Но так получилось.

…В академии легкой промышленности вообще с парнями было напряженно, а уж на факультете технологии швейных изделий и вовсе плохо. На всем первом курсе — лишь двое представителей сильного пола: замухрышистый, туповатый Коля Поляков и высокий блондинистый красавчик Веня Феклистов.

Вообще-то Веня появился только во втором семестре — после годового академического отпуска "по семейным обстоятельствам". Что это были за обстоятельства, никто не знал да особо и не интересовался. Заинтересовались самим Веней. И во многом потому, что он напрочь выпадал из модного (а потому банального) образа брутального парня или знойного мачо. Высокий, стройный, голубоглазый, со светлыми волнистыми волосами Феклистов имел вид романтический, поэтический, возвышенный. Он и говорил, словно стихи читал, — от тихой лирики до яростной патетики, в зависимости от обстоятельств, но всегда с глубоким чувством.

Многие девушки косились на красавчика, однако тот вёл себя, как прирожденный дипломат: обласкивал вниманием всех скопом и не отдавал предпочтения никому конкретному. Более того, если кто-то начинал проявлять особую активность, Веня становился печальным и замыкался.

Уже ко второму курсу выяснилось, что Феклисов обладает богатейшей фантазией по части придумывания новых фасонов, охотно раздаривая свои эскизы не только сокурсницам, но и некоторым преподавательницам. А к концу второго курса никем не охмуренный Феклистов превратился во всеобщую подружку, с которой делились девичьими тайнами, у которой плакали на груди и которая всегда давала весьма дельные советы по части общения с мужским полом.

Поначалу Рита Еланцева тоже весьма заинтересованно поглядывала на Веню, но быстро перевела взгляд в сторону студента технического университета Лёшу Зотова, за которого вышла замуж в девятнадцать лет, совершенно не предполагая, что через семь лет Лёша променяет её на питерскую владелицу ресторана. Именно в период предсвадебной суеты Рита и сдружилась с Веней по-настоящему.

Но началось всё с неприятного. Впервые Лёша был представлен обществу на факультетском вечере и вызвал, в общем-то, положительную реакцию. Девчонки жениха в целом одобрили, за исключением Клавдии Ольховниковой, которая скривила губы и заявила, дескать, у парня нет породы.

— Он собака, что ли? — вступился Веня.

— Человек со вкусом дворнягу в дом не приведёт, а уж мужа беспородного тем паче! — отрезала Клавдия.

Рита недолюбливала Клавдию, а в Лёшу была сильно влюблена, и потому слова Ольховниковой восприняла как очередное ехидство, не стоящее серьезного внимания. Веня, однако, отреагировал иначе. К тому времени у него с Клавдией ещё не возникла особая напряженка, но Феклистов её породил, причем на годы вперед. Со свойственной ему эмоциональностью Веня разъяснил, что Ольховникова просто завистница, её от чужих удач жаба давит, а от истинной любви и вовсе наизнанку выворачивает, потому как саму Клавдию любить совершенно невозможно. В ответ была произнесена не менее горячая тирада, и всё закончилось грандиозной ссорой, потушить которую смогло лишь одно: вцепившись одной рукой в локоть жениха, а другой — заступника, Рита спешно покинула поле боя. Однако в самом конце Веня все же успел выпустить последнюю пулю, обозвав обидчицу Клавкой-мерзавкой.

Не догуляв положенное, троица отправилась к Рите домой, где и организовала свой маленький, но полный приятных впечатлений вечер. Раздухоренный Веня преисполнился творческим вдохновением и нарисовал Рите роскошный свадебный наряд, который впоследствии не менее шикарно был воплощен в реальность мамой Феклистова, профессиональной швеей.

Вообще-то свидетельницей на свадьбу Рита планировала свою школьную подружку Инку, которая училась на художницу в Москве. Но Инка прибыть не смогла, и Рита позвала Веню, к которому слово "подружка" приклеилось столь же прочно, как к Ольховниковой — Клавка-мерзавка.

Феклистов действительно превратился в верную подружку, которая удивительно быстро вписалась в Ритину жизнь и осталась там навсегда, потеснив всех прочих подруг, в том числе и Инку. Но именно Инка и внесла ясность.

— Скажи, — поинтересовалась она, — Веня с кем-нибудь романы крутит?

— Понятия не имею. Я вроде всё про него знаю, а тут — просто чёрная дыра. Девчонки его пытаются охмурить, а он сразу в сторону. Я пару раз постаралась у него выведать, так он сразу пресекал, причем становился очень грустным. Честно говоря, я подозреваю, что он… ну, в общем, импотент. И страшно боится, что кто-то прознает.

— Импотент? — Инка покачала головой. — Он несчастный муж.

— Муж?! — изумилась Рита.

— Вот знаешь, кто — "соломенная вдова"? Так вот он — "соломенный вдовец". Жена у него есть, Надежда. Они друг друга еще со школы любили. И сразу после школы поженились, Надежда уже ребенка ждала. Ну вроде всё было замечательно, и беременность без осложнений, а только роды оказались очень тяжелыми. В общем, умер ребенок. А у Надежды голову снесло. Сначала думали, постродовой психоз, бывает, пройдёт, Вениамин даже академотпуск взял, чтобы жену выхаживать. А ей было всё хуже. Предлагали в больницу, но он наотрез. Пока чуть до беды не дошло — она в припадке мать Вени тяжелой табуреткой по голове огрела. Хорошо, та увернуться успела, по касательной получила. Но стало ясно: Надежда почти ничего не соображает, к тому же агрессивная. В общем, положили её в психиатрическую. В отделение для буйных, которым моя тётя Тамара заведует. От неё-то я и узнала. Ну да, тётя не имеет права болтать о пациентах! — неожиданно встала в позу Инка. — Но она правильно сделала, что мне сказала! Я ведь ей о твоем Феклистове целую песню спела, сама на него глаз положила, вот тётя и просветила: дескать, угомонись, у него такая проблема, причем он с женой не разводится, минимум раз в неделю навещает, хотя та ничего не соображает.

— Я заметила, что ты на Веню глаз положила, — сказала Рита. — И вообще-то обрадовалась…

— А я думала, ты в курсе Вениной ситуации. И когда обо всём от тёти узнала, даже на тебя обиделась, — призналась Инка. — Типа, чего ж ты меня не предупредила?

Рита никогда не любила недомолвок, ей с трудом удавалось улавливать всякие подтексты, она предпочитала, чтобы ей дали крепкий щелбан в лоб, нежели тихонько ущипнули где-то сзади, а потому она преисполнилась решимости и отправилась выяснять все до конца к самому Феклистову.

— Всё правда, — горестно признался он. — Я просто не хотел никому ничего объяснять. Даже тебе. У Наденьки шансов нет, да она меня почти и не узнает, а я нормальный мужчина, по идее должен как-то нормально жить, но… Я Наденьку по-прежнему люблю, И ничего не могу с собой поделать. И ни на одну женщину не могу посмотреть вот так… как мужчина. Ни к одной не тянет… совсем… Это, видимо, потому, что я не совсем нормальный всё-таки мужчина. Тряпками занимаюсь и сам — тряпка.

Надежда умерла через месяц после того, как Рита и Веня окончили вуз. Умерла тихо, во сне. Веня несколько дней не просыхал от слез. А потом повесил на самое видное место её большую фотографию, которую никогда не снимал и по поводу которой всегда спокойно говорил женщинам, появлявшимся в его жизни: "Это моя любимая покойная жена". Другая жена у него так и не появилась. А семья образовалась. И это были Рита и ее дочка Галя.

— Между прочим, — сказала Рита дочери, — когда мы с твоим отцом развелись, тебе было всего шесть лет. И в первый класс тебя повели мы с Веней…

— …который, по сути, и заменил мне отца, который со мной вошкался-тетешкался и любит как родную дочь, — немедленно отреагировала Галка. — Мамуля, я все это помню, знаю и обожаю Веника.

— Перестань называть его Веником, — в тысячный раз предупредила Рита и принялась резать помидоры с огурцами, взрощенные, естественно, в парнике, но все равно пахнущие свежестью и летом.

До официального лета оставались две недели, но в последние три дня погода словно сказилась — дул нетипичный для Новосибирска северный ветер, который принес похолодание и мелкий, совершенно осенний дождик. Серые набухшие тучи лениво передвигались по небу, то наползая на солнце, то позволяя ему вонзиться лучами в жаждущую тепла землю, время от времени роняли похожие на острые иголки слезы, затем замирали и вновь принимались капризно плакать.

Феклистов, похоже, ушел из дома в момент короткого небесного просветления, не удосужившись узнать сводку погоды, и теперь явился к Еланцевым в светлых брюках и светлых штиблетах. Светлыми, впрочем, они были с утра, а теперь напоминали нечто с темным бесформенным орнаментом.

— Девули! Это какой-то кошмар! — Веня поддернул светлый плащ с грязным подолом, демонстрируя полное безобразие, в которое превратился его эффектный прикид.

— А ты зачем в такую погоду вырядился, словно плантатор? — совершенно бесцеремонно подколола Галка.

— А при чем здесь плантатор?

— При том, что они живут в жаре и любят рядиться в светлые одежды.

— Но когда я уходил, было солнечно, — принялся оправдываться только что жаждавший участия Веня.

— А когда ты прошел триста метров, полил дождь?

— Откуда ты знаешь?

— Веник! — покачала головой Галка и принялась стаскивать с Феклистова плащ. — Уже три дня стоит поганая погода, а ты все время надеешься, что к тебе она будет благосклонна.

— Перестань его пилить, — вмешалась Рита. — А ты, Веничек, иди в ванную, снимай брюки, пусть маленько подсохнут, потом их тебе постараюсь почистить.

— Вот, учись, Галюсик, твоя мама — добрая женщина. А ты мне только нотации читаешь. — Надул губы Веня, надевая свои персональные тапки, которые, периодически сменяя друг друга, годами хранились в доме Еланцевых.

Феклистов нарисовался в кухне через несколько минут, уже без костюма, но зато в красивом темно-синем шелковом халате — тоже исключительно персональном, оставленном год назад, когда Веня в течение двух месяцев жил у Еланцевых, пережидая ремонт в собственной квартире.

— Кстати, когда я сидел у себя в кабинете, именно дождь навеял мне одну идею, — сообщил Феклистов, усаживаясь на стул и закидывая ногу на ногу. Он вообще любил свои идеи и мысли проговаривать вслух, разумеется, не первому встречному, но близким людям, кому мог доверить эти самые идеи и мысли, а если близких рядом не находилось, то беседовал с самим собой. Слушая звук собственного голоса, он как бы лучше улавливал смысл самих слов. На сей раз надежные слушатели были рядышком, что Веню изрядно вдохновляло. — Представьте, девули, эдакое соединение делового костюма с вечерним туалетом… У меня почти нарисовался эскиз, не хватало одной детали… совершенно особенной детали… — Он мечтательно устремил васильковые глаза в нависшее за окном серое небо и мгновенно рассердился: — Так нет же, сбили с мысли! В самый неподходящий момент!

— Кто это тебя так обидел? — хмыкнула далекая от творческих фантазий Галка и положила на Венину тарелку куриное филе, примостив сбоку горку салата.

— Хмырь какой-то! Оборванец! — Веня вонзил в курицу вилку. — Сижу в своем кабинете, смотрю на дождь за окном, творю… И тут заходит наш охранник и говорит, что явился мужик с соседней стройки. Вид жуткий! Какая-то немыслимая роба, вся грязная, капюшон, как палатка, на голову наброшен, а под капюшоном физиономия тоже какая-то прокопченная. Они, видите ли, у себя на стройке то ли кабель тянут, то ли что-то с электричеством делают, и он явился проверить наши розетки, потому что из-за этих розеток или из-за их количества у нас может что-то случиться с этим самым электричеством. Тебя нет, я ничего в таких вещах не понимаю, он в своей жуткой робе, но, не приведи господи, вдруг у нас действительно что-то случится!

— Так он посмотрел? — Рита тоже ничего в электричестве особо не смыслила, а угроза остаться без важнейшего признака цивилизации под выходные ее сильно волновала.

— Я отправил с ним охранника. Охранник потом пришел и доложил, что хмырь со стройки заглянул во все комнаты, и вроде всё в порядке. Но из-за этого типа я потерял мысль. У меня в голове крутилась какая-то деталь, необходимая для костюма, а этот тип её, как бритвой, срезал.

— И ты эту деталь так и не нашел? — проявила участие Рита.

— Так ведь не дали! — Веня взмахнул тонкими аристократичными кистями рук, словно отбиваясь от стаи ворон. — Хмырь ушел, так заявился Свят! Представляете, я ведь ему всё сказал! Так нет же! Он мне закатил очередную сцену!

— Н-да… — почти хором отреагировали мать с дочерью.

Святослав Анциферов считался одним из самых модных и самых дорогих в городе парикмахеров. Хотя не дай бог его было назвать парикмахером — только стилистом, и никак иначе! Стилиста с модельером связывали весьма своеобразные отношения. Вот уже два года у Вени был роман с сестрой Свята — Валерией, успевшей к тридцати годам дважды побывать замужем и многократно сменить сферы своих увлечений. В данный момент она (по собственному определению) занималась авангардной флористикой. Что сие означает, объяснить Валерия не могла да и показать толком не умела. Поначалу это был необременительный роман — как и все романы Феклистова, который никому не клялся в любви, не звал замуж, ничего не обещал, однако умудрялся свои любовные истории складывать интеллигентно, элегантно, с полным почтением к даме.

Между тем в последние полгода Веня начал томиться. Не то, чтобы он положил глаз на другую женщину, просто этот глаз всё чаще стал замечать недостатки любовницы: жеманность, капризность, хитрость и, что особо раздражало деликатного в интимных вопросах Феклистова, — стремление по любому поводу впутывать в отношения двоих третьего, а именно брата Святослава, который с азартом профессиональной сплетницы и богемной истеричностью повсюду совал нос.

Три недели назад Феклистов решить порвать отношения. Сделал это деликатно, но довольно решительно. И вот тут началось! Не Валерия, а именно Святослав принялся звонить, подлавливать Веню дома, а дней десять назад вообще явился в салон, где учинил самый настоящий скандал. Без швыряния предметами и драки, разумеется, но с истеричными визгами. Истерик и визгов в респектабельном салоне быть не могло по определению, и директор салона Рита, к которой прибежала со справедливыми жалобами администратор Жанна, вынуждена была вмешаться в действо. Рита терпеть не могла никаких разборок, но бизнес приучил, а самое главное научил: все, что способно причинить ущерб делу, должно решительно устраняться. Рита никогда не была физически сильной женщиной, однако невысокого, изящного Свята сгребла в охапку и, словно увядшую травинку, вышвырнула за порог. Наблюдая процесс вышвыривания, охранник вытаращил глаза, а Веня разве что не прослезился от благодарности. С того дня Анциферов как в воду канул, однако оказалось, всё же всплыл.

— Так этот заботливый братец снова шумел в салоне? — уточнила Рита, прикинув: Свят вызнал, что ее нет в офисе, или ему просто повезло?

— Нет-нет! — тут же принялся оправдываться Феклистов, будто негаданное появление Анциферова было его персональной виной. — Но он снова пытал меня по поводу Валерии, высказывал претензии… Хотя я не понимаю, чего он лезет не в своё дело и почему я именно с ним должен объясняться… Тем более что вчера я ему в очередной раз всё сказал.

— Вчера?! — удивились женщины.

— Ну да. Он в очередной раз звонил! Причем меня окончательно обозлил! — с вызовом произнес обычно незлобивый Веня. — Заявил, дескать, теперь не будет, как прежде, рекомендовать наш салон своим клиентам. Представляете?! Можно подумать, без него мы бы просто пропали! Совершеннейшая наглость!

— Это точно! — поддержала Галка и совершенно некстати хихикнула.

— Чему ты смеешься? — немедленно обиделся Веня, который в отличие от гневливости обидчивостью как раз отличался.

— Я просто подумала, что тебе пора стричься, а Свят теперь тебя может подстричь только вместе с ушами.

— Глупости, — отмахнулся Веня. — Я уже договорился с Раечкой Нефедовой. Она тоже замечательный мастер. А все эти угрозы Святослава… Подумаешь, он порекомендовал нас Лебедевой, этой жуткой безвкусной особе! Зато мадам Грибанова обратилась к нам сама! А я знаю, что она в нашем городе ни у кого не шьет, за границей покупает или по каталогам заказывает. И тем не менее позвонила сама, записала свою дочку на понедельник! Я Святославу вчера это сообщил, по-моему, он аж задохнулся от зависти. К нему семейство Грибановых не ходит. Оно ходит к Раечке Нефедовой! Так сегодня, выясняя со мной отношения, Святослав раза три Грибанову поминал. Обзавидовался весь! Но так ему и надо!

— А кто такая эта Грибанова? — заинтересовалась Галка.

— О!.. — закатил глаза Веня. — Жена очень богатого человека и по совместительству владелица шикарного ювелирного магазина. Ее муж — строительный магнат, по крайней мере, на уровне нашего города. Кстати, он строил дом, где наш салон. И соседний дом тоже он строит. И вообще у него повсюду башенные краны стоят.

— Да, — оценила Галка, — впечатляющая клиентура.