Вадим никому ничего объяснять не стал. И никто, разумеется, не возроптал. Только Анна Григорьевна немного испугалась, но она всегда боялась начальника службы безопасности.
Ребята проверили отпечатки пальцев и доложили, что они принадлежат только Александру Дмитриевичу и Наталье. И больше никому.
Думать про Грибанова не имело смысла. А про Наталью — не хотелось. Хотя именно ей было проще всего залезть в шкаф. Она туда и так регулярно лазала, причем на совершенно законных основаниях. При этом секретарь всё же присматривала за секретуткой, а за секретарем не присматривал никто.
И тут вдруг Борисевич сообразил, что дал маху. Его мозги были настроены на совершенно другое, и он вовремя не врубился. Он пытался ответить на вопрос "кто", дабы понять "зачем?", но не выяснил, по сути, самое определяющее — что?
Что это за дом, чей план первого этажа кто-то изучал, словно план военной операции противника?
Он нажал клавишу прямого вызова.
— Александр Дмитриевич, отпечатки только ваши и Натальи.
— Наталья здесь ни при чём! — отрезал Грибанов.
— Скажите, что это за дом?
— В каком смысле? — не понял начальник, приготовившийся защищать свою любимую подчиненную.
— В смысле, где он находится и что там находится.
— Обычный жилой дом, внизу офисные помещения. Адрес… — Грибанов помнил все адреса своих новостроек, ему для этого не нужно было копаться в бумагах.
— Точно? Именно такой адрес? — Вадим почувствовал, как у него загорелось ухо — слишком горячей оказалась информация.
— А в чём дело? — мгновенно насторожился Грибанов.
— Кто-то интересовался планом помещений, где находится салон Феклистова.
Он с самого начала предполагал, что искать надо рядом с Грибановым, а не с Еланцевой. Предполагал по разуму, но не по душе. "Душа" в самом начале спала. Хотя нет, неправильно, — она в определенном смысле роптала. "Закрути с этой бабой роман!" А он не хотел — категорически не желал! До вчерашней ночи, когда все-таки закрутил роман, но не потому, что надо, а потому, что вот именно возжелал.
Вадим вспомнил Риту, и в голове зашумело. И мозги куда-то завернулись не в ту сторону, и во всем теле стало тяжко.
Совсем спятил, как пацан какой-то! Начальник службы безопасности, решительный и хладнокровный мужик, озлился и гаркнул на "пацана": "Пошел вон!" "Пацан", однако, не испугался, ещё малость потоптался на мужике, но всё же нехотя удалился, хитро ухмыльнувшись на прощание.
Да, Борисевич всегда предполагал, что искать надо рядом с Грибановым. И он искал, но пока ничего не находил. И, возможно, ничего бы так и не нашёл, если бы не случайность. Закономерность, впрочем, тоже, потому что педантизм Грибанова был как раз из разряда закономерностей. Подчас раздражающих, подчас приводящих в бешенство, но временами исключительно полезных.
Теперь Борисевич знал, что следует предпринять. Конечно, это могли оказаться пустые хлопоты, как со старушкой собачницей, но он вдруг уверился, что всё получится иначе.
Он приказал принести "личные дела" Натальи, Ксении и Анны Григорьевны. Разумеется, не из отдела кадров, а из собственной службы безопасности. Это были другие "дела" — со сведениями о родственниках, близких знакомых, об увлечениях, слабостях, пороках и достоинствах… Борисевич завел эти "дела" только на тех, кто входил в "ближний круг". Наталья с Ксенией и даже уборщица Анна Григорьевна, каждодневно мывшая полы в кабинете Грибанова, тоже были в этом "круге".
Он просидел над бумагами часа полтора, периодически сверяясь с картой города и рисуя всякие значки. Затем вызвал своего заместителя Попова.
— За этими двумя установи наблюдение. По этим адресам отправь людей. Но чтобы очень аккуратно. Никаких вламываний в квартиры, и даже появлений под видом водопроводчика. Пока только всё отслеживать, можно осторожно переговорить с соседями. Предлог придумаешь сам.
— Понял, — кивнул заместитель и добавил со смесью удивления и удовольствия: — А что, адрески-то как раз в нашем секторе, рядом с таксофончиками. Родственники и знакомые… Славная компания.
— Из славной компании надо еще найти нашего, — с нажимом произнес Борисевич, — человека.
— А если всё же еще раз с дамами переговорить? — тоже с нажимом спросил Попов.
— Ты только предложишь чаек с тобой попить, как тут же сигнал соответствующий поступит. И Карину увезут непонятно куда. Мы и так уже смуту внесли. — Вадим нахмурился. — Остается надеяться, не до такой степени, чтобы они в партизаны подались. Скорее всего, затаятся. В конце концов, — он похлопал ладонью по папке с "делами", — дамы, как ты выражаешься, про эти наши дела не знают.
На выходе Попов столкнулся с Зубовым. У того тоже была папка, правда, тоненькая. Коротко спросил:
— Поход оказался удачным?
Валера кивнул, и Попов ничего уточнять не стал. Для уточнений имелся начальник, а у заместителя начальника имелась масса своих забот.
Зубов подошёл к столу, положил папочку и двумя пальцами выудил мультифору, внутри которой проглядывал листок с текстом, якобы сочиненным Феклистовым.
— Казик этого парикмахера прижал так, что у того волосы дыбом встали, — отдал должное Валера. — Но вообще-то парень хлипковатый. Раскололся быстро, даже молотка не понадобилось. Меня то есть.
— И что оказалось внутри?
— Оскорбленные чувства по случаю развеянных грез и растоптанной любви. Это Казик так выразился. — Валера ухмыльнулся. — А если по-нашему, по-простому, Феклистов крутил с сестрой парикмахера роман, а потом его раскрутил, то есть бросил дамочку сердца. А парикмахер это воспринял как личное оскорбление, но, конечно, не только. Он явно хотел Феклистова в каких-то своих делах задействовать, но обломилось. Вот он и впал в сильный гнев и решил портняжке крепко напакостить. Прямо на самую рожу.
— То есть классический вариант мести?
— Как в классической, но дешёвой мелодраме, — брезгливо сморщился Валера, аккуратно вложил мультифору обратно в папочку и двинулся к двери. — Я к ребятам сейчас… чтобы быстренько отпечатки этого мстителя срисовали.
"Ну надо же, бросили сестрицу, а бесится братец, — подумал Вадим. — Впрочем, может, сестрица и подначивает втихаря, на интересах и слабостях братца играет. Но тогда она хитрая, а он дурак. Хотя она тоже дура — на что рассчитывает при таком раскладе?"
Конечно, никому не хочется быть брошенной и покинутой… Вадим вдруг представил, что в этом незавидном качестве он бы оказался по воле Тамары с Оленькой, и… не испытал ровным счетом ничего. Даже легкого сожаления. Было и прошло, и, в общем-то, нормально. Бабы с возу… Вот именно так. Хотя еще пару дней назад ему наверняка бы казалось, что совершенно не так. Разумеется, он не стал бы устраивать всякие там мести, но обижался бы, негодовал, задавал себе дурацкие вопросы про собственную мужскую состоятельность — в общем, чувствовал себя, как подавляющее большинство людей, которым сообщают, что роман подошёл к эпилогу и не им дозволено поставить последнюю точку.
Они словно уловили его мысли на расстоянии. Первой — всегда и во всем предпочитающая быстроту и натиск Тамара.
— Привет, мой тигр! Ты слышишь призывное рычание своей тигрицы?
Вадима передернуло. Тигр… Тигрица…
Неужели ещё недавно он воспринимал эту игру совершенно естественно и даже с удовольствием? Какой мужик откажется от звания тигра да еще рядом с настоящей тигрицей?
— Извини, я очень занят. И сейчас, и сегодня, и в ближайшие дни, — произнес он очень спокойно, и в этом спокойствии не было никакого усилия.
— Да? — удивилась Тамара, причем явно не словам, а интонации. — И долго твоя занятость продлится?
— Думаю, долго. Извини, — повторил Вадим и нажал отбой.
Оленька позвонила через пятнадцать минут.
— Привет, голубок! Твоя голубка готова почистить перышки и лететь прямо к тебе в гнездышко.
Вадим поморщился. Голубок… Голубка…
Неужели ещё недавно он и эту игру воспринимал совершенно естественно и даже с удовольствием? Какой мужик откажется, чтобы его воспринимали образцом нежности да еще рядом с образцом ласки?
— Прости, я очень занят. И сейчас, и сегодня, и в ближайшие дни. — Он вновь произнес это очень спокойно, без всякого напряжения.
— Да? — озадачилась Оленька, причем опять же не словами, а интонацией. — И когда ты освободишься?
— Думаю, не скоро. Прости. — И он вновь нажал отбой.
А потом смотрел на телефон и ждал. Если бог любит троицу, то должна позвонить Рита. От её самого обычного голоса у него…
Он не станет говорить про свою занятость, хотя действительно страшно занят, и не начнёт ничего придумывать, и не будет спокойным, и не нажмет отбой…
Но Рита конечно же не позвонила.
Зато по внутреннему телефону позвонил Зубов.
— Вадим, ты прикинь какой фокус-покус! Знаешь, чьи пальчики на "жучке" в кабинете Феклистова? Парикмахера этого, хилого мстителя!
Борисевич взял с собой Казика, предупредив, что действовать придется по ситуации и к этому надлежит быть готовым.
Бросившейся на перехват администраторше даже в лицо не посмотрел — километровые ноги, впрочем, тоже оставил без внимания. Небрежно отодвинул девицу в сторону и вломился в кабинет Анциферова, словно в переполненный автобус, — с твердым намерением растолкать всех и доехать до нужной остановки.
В кресле восседала массивная дама с коротюсенькой стрижкой. Вокруг неё резвым комариком летал и жужжал феном Святослав. При появлении Борисевича он вздрогнул, при виде Казика выпучил глаза. Толстая дама приподняла тонкую бровь.
— Римма Петровна, всё готово в наилучшем виде, — засуетился парикмахер, выставив перед собой фен, будто пистолет.
Клиентка внимательно посмотрела на себя в зеркало, удовлетворенно качнула головой, не спеша выбралась из кресла и степенно проследовала к выходу. На пороге оглянулась, смерила взглядом наглых визитеров и произнесла назидательно:
— Я считала, Святослав, что вы обслуживаете только солидную публику. Которая знает приличия.
Парикмахер отчаянно заморгал и стал походить уже не на комара, а на стручок жгучего красного перца.
— Вы что себе позволяете?! — взвизгнул он, быстро захлопнув дверь. Визжал он на Казика, но при этом махал руками на Борисевича. — И кого вы мне привели?!
— Сядьте! — приказал Борисевич и пихнул Анциферова в кресло, где только что покоился могучий зад высокомерной клиентки. Ногой подтянул стул на колесиках и катнул его Казику. Сам же остался стоять, взирая на перепуганного стилиста сверху вниз. — А теперь ведите себя смирно и отвечайте на мои вопросы. Зачем вы поставили "жучок" в кабинете Феклистова?
В мгновение парикмахер превратился из красного перца в бледную поганку.
— Что-о-о?! — выдавил он ядовито.
— Что слышали! — тихо рявкнул Борисевич.
— Я… нет…
— Вы — да! Вы оставили на "прослушке" отпечатки пальцев. А сегодня, когда вы тискали в руках жалобу Феклистова, оставили на мультифоре кучу отпечатков. И если вы сейчас же! Немедленно! Не ответите, зачем вам надо было прослушивать кабинет Феклистова, я вас сгребу, увезу подальше и тогда…
— Нет! — заверещал Свят и вцепился своими искусными лапками в подлокотники кресла. — Я не виноват! Я не хотел! Я боялся! А она сказала, что Венька — дрянь, ему на всех наплевать, и могу ему отомстить! Да! Отомстить! Мерзавец! Мерзавец! Мерзавец!..
Лапки оторвались от подлокотников и с яростной суматошностью замолотили воздух — получилось очень смешно. И, в общем-то, странно — в смысле отомстить.
Опять отомстить?
Вадим несколько секунд понаблюдал за мельтешением, послушал проклятия, потом сжал тощенькое плечико пальцами и тряхнул — несильно, чтобы не рассыпалось, но чувствительно.
Свят ойкнул и затих.
— А теперь всё с самого начала и без истерик, — велел Борисевич. — Во-первых, кто такая "она"? Во-вторых, что за месть она придумала?
— Это одна женщина, она дала мне эту штуковину и сказала, чтобы я заявился к Веньке в кабинет и штуковину эту незаметно сунул куда-нибудь за батарею. Она будет Веньку слушать, узнает про него какой-нибудь секрет, а потом мы сможем ему отомстить.
— Шантажировать собрались? — Вадим усмехнулся.
— Нет! — перепугался любитель секретов. — За это ведь можно в тюрьму!
При слове "тюрьма" его личико скукожилось и начало приобретать серовато-мертвенный оттенок.
— Так кто эта женщина?
Мертвенный оттенок усилился, Свят замотал головой и замычал, будто разом проглотил язык.
Я вам, кажется, подскажу, — вклинился Казик. — Я так думаю, что это Клавдия Ольховникова.
— Откуда вы знаете?! — "выплюнул язык" Анциферов, при этом совершенно явственно испытав облегчение.
"Откуда вы знаете?" — готов был повторить изумленный Борисевич, но, разумеется, промолчал. Клавдия Ольховникова в его списке "первых лиц" совершенно не значилась.
— Имел приятность общаться с этой дамой.
— Приятность?! — поразился Свят, и Вадим понял, что парикмахер отнюдь не горит дружеской любовью к портнихе.
— Отдубасить Феклистова тоже она велела? — спросил Борисевич.
— Да, — с готовностью закивал Анциферов. — Вчера днем с этой штуковиной что-то случилось, она перестала работать, и Клавка-мерзавка. — Свят вдруг хихикнул. — Её так Венька называет, велела мальчишек каких-нибудь нанять, чтобы они того… А у меня под окнами в сквере постоянно мальчишки одни и те же болтаются, вот я и… Клавка-мерзавка сказала, что Веньке физиономию попортят, по башке надают, и ему мало не покажется.
— И это всё, что вам известно?
— Всё-всё! — Лапки опять заметались, на сей раз изображая крест.
— Значит, так, — сказал Вадим. — Мы вас пока трогать не станем, но если вы хоть слово Ольховниковой шепнёте без нашего разрешения…
— Нет-нет! — Анциферов готов был, кажется, не просто перекреститься, но и поклоны начать бить.
На подъезде к офису Ольховниковой Казик сказал:
— Вадим Юрьевич, я сомневаюсь, что Клавдия Григорьевна имеет отношение к похищению Карины.
— Почему?
— Знаете, она производит впечатление умной женщины. И она совсем не производит впечатление женщины, которая будет связываться — даже не посвящая ни в какие тонкости! — с таким м-м-м… жалким типчиком, как Святослав. Она нашла бы себе кого-нибудь поприличнее.
— Допустим. Но она подслушала всё, что произошло с Кариной, и действительно нашла себе кого-то поприличнее. Того, кто позвонил на телевидение и всё растрепал журналисту. На кого мы должны были бы по идее обрушиться? На Еланцеву с Феклистовым. А уж парикмахер с его мордобоем — это в довесок.
— Я опять-таки сомневаюсь, — издал вздох Казик. — Когда мы с Софочкой пришли первый раз в салон, а потом там появился Ряшенцев, нас принимали в другой примерочной, не в кабинете Вениамина. В кабинете что-то делали с кондиционером. А затем я общался с Маргаритой Викторовной и сотрудниками салона в её кабинете. И если я ничего не путаю, ваши люди тоже проводили свое расследование отнюдь не у Феклистова, а где-то в других помещениях. А потом они просто обшарили примерочную и довольно быстро нашли "жучок". И я не думаю, будто они уж так активно обсуждали всё, что произошло с Кариной, ведь они же подозревали, что их разговоры могут прослушиваться.
— Это предположения, — покачал головой Борисевич.
— Конечно, конечно, — поспешно согласился Аркадий Михайлович. — Но у меня есть ещё кое-какие соображения… Впрочем, мы ведь с вами всё равно должны пообщаться с Клавдией Евгеньевной. Мне интересно, насколько я догадлив.
Ольховникова встретила незваных посетителей без особого радушия, однако же и без явного раздражения. Скользнула удивленным взором по Казику, оценивающе смерила наметанным взглядом Борисевича, но, вероятно, решила, что это не её мужской "формат", и произнесла с подчеркнутой деловитостью:
— Вы не условились со мной заранее о визите, а потому я могу уделить вам совсем немного времени.
— Это будет зависеть исключительно от вас, — любезно сообщил Аркадий Михайлович.
— Тогда приступим. — Клавдия величественно выпрямилась в кресле и сложила на груди руки.
— Мы только что общались со Святославом Анциферовым. Вам ведь знаком этот человек?
— Его многие знают. И я в том числе.
Лицо Ольховниковой было спокойно и холодно.
— Он нам всё рассказал. Про прослушивающее устройство, про нападение на Феклистова, про якобы затеянную вами месть… В общем, ничего не утаил. Про вас.
— Какая ерунда! Святослав совершенно спятил! — фыркнула Клавдия.
А вот это была уже неверная линия поведения. По всем разумным правилам, даже при всей демонстрируемой занятости, Ольховниковой следовало немедленно начать расспрашивать, что за прослушивающее устройство, что за нападение и что это за месть. А она, миновав "естественную стадию", тут же принялась отфыркиваться.
— Вы совершенно правильно не пытаетесь изобразить, будто понятия не имеете, о чем мы тут говорим, — похвалил Аркадий Михайлович, и Клавдия тут же опомнилась.
— А о чем вы тут говорите? — всколыхнулась она. — И кто вы на самом деле такие?!
— Я — психолог, — напомнил Казик. — А вот Вадим Юрьевич…
— Я начальник службы безопасности одной крупной фирмы. Под нашей охраной находится салон Феклистова. У Феклистова случились неприятности…
— Ему физиономию набили? — вновь попыталась фыркнуть Клавдия и опять-таки сделала это зря.
— А мы вам про физиономию ничего не говорили, — заметил Вадим.
— Ну а что еще? — Её руки покинули удобную грудь и принялись вертеть карандаш. — Что ещё у него могло произойти? Наводнение? Землетрясение? Кража со взломом? Или вы считаете, что я организовала нападение на Феклистова и кражу его барахла?
— А вот сейчас вы недалеки от честного признания, — вновь похвалил Казик. — И самое лучшее, если вы нам вот так сразу во всём и сознаетесь.
— Сознаюсь? Я?! Убирайтесь вон или я вызову охрану! — Рука взметнулась вверх, карандаш отлетел в сторону, холеный палец нацелился вонзиться длинным ногтем в клавишу телефона.
— Если вы вызовете охрану, то я вызову своих людей, — спокойно пообещал Борисевич. — И будет плохо. Вам в первую очередь. Причем, обещаю, навсегда.
Ольховникова замерла вместе с пальцем.
— У вас явно нет желания делиться с нами наболевшим, но я готов вам поведать свои размышления по поводу вас же, — тоном психолога "при исполнении" сказал Казик. — Я ведь уже общался с вами, Клавдия Евгеньевна, и кое-что про вас понял ещё тогда. А теперь понял ещё больше. Вы ведь намерены участвовать в фестивале моды — так же, как и Феклистов. Но вы очень хотите произвести там куда более сильное впечатление. Верю, что вы шьете замечательную одежду. Между прочим, Еланцева с Феклистовым вас очень высоко оценивают, да! Но у вас есть некоторая проблема — исключительно по части фестиваля. У вас нет необыкновенной фантазии Вениамина. А на фестивале нужна необыкновенная фантазия. По вашим, между прочим, словам. Вы умная женщина, и вы очень хваткая женщина. По части хваткости Маргарита Викторовна вам совсем не конкурент. Это ведь вы мне рассказали, как важно выступить на фестивале в первых показах. Почти уверен, вы сможете договориться, чтобы Феклистов шел после вас. И уж тогда он бы точно вам проиграл. Потому как все бы увидели, что в своих моделях он повторяет вас. И никто бы не стал в Москве разбираться, кто у кого, скажем так, своровал идеи. Как говаривали древние римляне, опоздавшему на пир достаются лишь кости. Естественно, Феклистову бы эти кости и достались.
Неожиданно на столе запел соловей. Или ещё какая другая сладкозвучная птица, чей голос призывал ответить на телефонный вызов. Ольховникова дернулась к мобильнику, как плохой пловец к спасательному кругу, но хватать его не стала, прошипев:
— Какая чушь!
Относилось это явно не к телефону.
— Вовсе нет, — опроверг Казик. — Вы воспользовались разобиженным Анциферовым, наплели с три короба про всякую там месть, сговорили его явиться к Феклистову и между сценами истерики подсунуть "жучок". Уж как вы слушали — в данном случае совсем неважно. А важно, что Феклистов, который имеет привычку самому себе про собственные идеи вслух рассказывать, этими самыми идеями делился с вами. И делился бы ими дальше, но тут осечка вышла. "Жучок" жужжал, жужжал да вдруг умолк. Вы не стали долго выжидать и, помятуя, что всякая техника когда-нибудь выходит из строя, быстренько придумали другой способ — не имеющий отношения к краже идей, но вполне пригодный для устранения конкурента. Ведь вам главное-то что? Не столько на фестивале блеснуть, сколько Феклистова пригасить. Вы опять призвали Анциферова и на сей раз поручили Вениамина элементарно избить. Небольшое сотрясение мозга, попорченное лицо… Чувствительному Феклистову вполне достаточно, чтобы вышибиться из колеи надолго и всерьез. Какой уж тут фонтан идей! Спасибо, если в фонтане слез не утонет.
— Чушь! — на сей раз не прошипела, а выкрикнула Клавдия. — Вы не докажите!
— А мы и доказывать ничего не будем, — равнодушно пожал плечами Борисевич. — Просто расскажем Еланцевой с Феклистовым. А потом пустим слушок по городу…
— Исключительно шустрый и очень впечатляющий слушок, который начисто испортит вашу репутацию, — коварно дополнил Казик.
— Или не пустим, — уже совсем безразлично продолжил Вадим. — Но это только в том случае, если вы навсегда забудете, кто такие Феклистов с Еланцевой, и больше слова о них дурного не скажете. Правильно, Аркадий Михайлович?
— Совершенно с вами согласен, Вадим Юрьевич.