Полное собрание заблуждений

ГЛАВА 30

В первый момент Вадим даже растерялся. Сто лет с ним такого не случалось, и вдруг нате.

— То есть вы вот сейчас встанете и уйдете? Молчком? — переспросил он.

— Да-да, пока молчком, мне надо подумать…

Казик не только встал, но уже успел выкатиться в прихожу. Вадим чуть не прыжками ринулся за ним, перегородив дверь.

— Стоп! Так дело не пойдет! — Твердая ладонь уперлась в мягкий сытый живот.

— Увы-увы… — Живот попытался втянуться, но доеденная третья отбивная не позволила вывернуться из-под ладони-"заграждения". — Я, правда, должен пойти и подумать. У меня особенность такая.

— А у меня особенность всё выяснять на месте. — Вадим сделал полшага назад и спиной забаррикадировал дверь.

Казик отнюдь не испугался и даже не встрепенулся — посмотрел укоризненно, словно на непослушное дитя.

— Вадим Юрьевич, голубчик, — произнес он задушевно, совершенно "не в тон" ситуации, — я действительно пока ничего не могу чётко сформулировать. Ну ничегошеньки! Что-то вот тут вертится, кружится… — Он закатил к потолку круглые глаза, растопырил короткие толстые пальцы и пошевелил ими около своих вихров. — Мысли летают, как воронья стая, а на ветки не садятся. Н-да… Воронья стая? — вдруг спросил он то ли у себя, то ли у свисающего с потолка светильника и перевел взгляд на Борисевича. — Около дома Грибанова стали вороны летать? И отвратительно каркать?

— При чем здесь вороны?! — Вадим схватил Казика за плечи и тряхнул.

Казик послушно встряхнулся и пробормотал:

— Может, и ни при чём. А может, совсем наоборот… В общем, не сердитесь, я вам часа через два-три перезвоню. Да-да, мне хватит времени, чтобы всё осмыслить.

После чего аккуратно потеснил боком Вадима и открыл дверь.

Борисевич посмотрел обалдело, но кидаться шлагбаумом не стал.

Пару минут он постоял на пороге, соображая, как понимать подобный выверт. И оценивая, насколько правильно он сделал, отпустив толстяка, который, в свою очередь, напустил тумана. Конкретный человек Вадим Борисевич действительно растерялся. Он рассказал Казику о семье, об окружении, обо всех деталях последних дней, которые Аркадий Михайлович не знал, ответил на все вопросы и что получил в ответ? Да ничего! Если не считать невнятного бормотания про "осмыслить" и поспешного бегства непонятно куда.

Или очень даже понятно — куда?

Вадим схватил телефон, намереваясь набрать Попова и отдать команду срочно отправить человека к офису Лагутина, перехватить Казика и доставить назад. Но телефон зазвонил сам, и это был номер как раз Казика.

— Вадим Юрьевич! Я вот сейчас по дороге сообразил, что вы можете подумать, будто я прямиком к Виктору Эдуардовичу направлюсь. Так вы даже не сомневайтесь — я не предатель какой-нибудь, я иду к себе домой.

— Я ничего такого и не думал, — буркнул Борисевич, испытав нечто похожее на смущение.

Растерянность и смущение… Вот уж действительно, сто лет ничего такого не испытывал.

А еще он сто лет не испытывал волнения от того, что с ним никак не хочет говорить женщина, с которой он провёл ночь.

Да, он не двухметровый атлет с лицом первого красавца Голливуда и здоровенным банковским счетом. И не Казанова, от которого, если верить легендам, сходили с ума все подряд. Но у него ещё не случалось такого, чтобы сразу после ночи любви женщина хлопала дверью. Ну, пусть не хлопала, а просто уходила, засыпав еще не остывшие угли страсти глыбами льда.

Распрощавшись с Тамарой и Оленькой — а он ведь именно распрощался, и нечего заблуждаться, никаких возвратов к "тигрице" и "голубке" не будет, потому что не хочется, — Вадим все-таки позвонил Рите. Просто сказал: "Привет!", и услышал холодное: "Здравствуйте". Хотя чего здороваться, когда сегодня уже виделись? Но ей надо было как-то отреагировать, а слово "привет", вероятно, показалось слишком теплым. Он хотел сказать еще что-нибудь нормальное, "человеческое", и даже душевное, но она спросила: "У вас ко мне дело?" Он ответил: "Нет". — "Тогда до свидания". — И отключилась.

Вот так — кому-то ни здрасьте, ни до свидания, а ему сразу всё, но от этого не легче…

Вадим походил по квартире — своей любимой, отгороженной от всех и вся крепости, чьи ворота он сам, по доброй воле, открывал за одни сутки сразу двум практически малознакомым людям, и решительно взялся за телефон.

— Слушаю, — отозвалась Рита. — У вас появилось ко мне дело, Вадим Юрьевич?

— Появилось, — сказал он. — Во-первых, я не хочу, чтобы ты на меня дулась…

— Дулась? — фыркнула она. — Мы что, детсадовцы? Отдавай мои конфетки — забирай свои игрушки?

— Нет. Мы не детсадовцы, и даже не студенты. Мы взрослые люди, причем в достаточно солидном возрасте.

— Это я в солидном возрасте. А вы ещё вполне можете охмурить какую-нибудь студентку. Детсадовку, правда, уже вряд ли.

— А я не хочу студентку. Я хочу…

Он вдруг обрадовался, что можно "зацепить" разговор, а потом превратить его в беседу, а затем…

— Вы сказали "во-первых", — оборвала Рита. — У вас есть что-то "во-вторых"?

Ему тут же захотелось с досады плюнуть на пол — на отличный паркет, по которому до нынешней ночи не ступала нога человека, если не считать самого Вадима. Но он, конечно, не плюнул. Просто потому, что никогда не плевался.

— Да, есть, — сказал он со злостью. — Мы нашли того, кто поставил твоему ненаглядному Феклистову "жучок".

Рита слушала внимательно, ни разу не прервав и почти не дыша, и только после завершающей точки произнесла с усталой обреченностью:

— Клавка всегда была мерзавкой. — И через короткую паузу: — А за то, что вы за нас заступились, спасибо.

Её голос нельзя было назвать слишком теплым, однако и прежнего холода в нём тоже не было, и Вадим сделал попытку:

— Я хочу тебя увидеть. Просто так…

— Нет, — сказала она.

— Да! — рявкнул он и первым оборвал связь.

Казик позвонил почти через три часа, застав Борисевича на работе за изучением последних сводок с "театра военных действий".

Никаких особых действий, впрочем, не происходило.

Что касается квартиры племянника Анны Григорьевны, то оттуда никто не выходил и туда никто не заходил, хотя внутри явно кто-то был. Сквозь самую обычную деревянную дверь время от времени просачивались звуки телевизора.

Квартира бывшего любовника Ксении тоже, несмотря на будний, а потому рабочий для большинства людей день, не пустовала. Оттуда периодически вырывался хоть и приглушенный, но весьма энергичный грохот музыки. И опять же ни туда, ни обратно — ни одного человека. Вернее, почти ни одного.

Полчаса назад с "наблюдательного пункта" сообщили: к подъезду подъехал пикап с надписью "Пицца на дом". Из машины вылез парнишка в фирменной одежде с четырьмя внушительными коробками и направился прямиком к квартире экс-хахаля. Дверь открыли довольно быстро, однако тут же её прикрыли и в квартиру парнишку не запустили: хозяин дома (тот самый, Ксенин), в домашних джинсах, футболе и растоптанных шлепанцах вышел на площадку, сунул деньги, расписался на какой-то бумажке, сгреб коробки и снова исчез. Слежка за посыльным показала, что тот вернулся в свою пиццерию, где и находится по настоящий момент.

— Интересно, зачем человеку, который живет один, сразу четыре здоровенные пиццы? — задал Борисевич вопрос, и тут же услышал ответ Валеры Зубова:

— А он там, может, не один.

— Вот именно, — кивнул начальник и отдал распоряжение усилить наблюдение.

Казик позвонил в тот самый момент, когда Вадим решил, что толстяка пора уже побеспокоить. Впрочем, "побеспокоить" — это было бы слишком деликатно, а правильнее — выдернуть из насиженного домашнего кресла и призвать к ответу. Если, конечно, этот ответ имелся, в чём Борисевич сильно сомневался.

Он уже наметил свой план, растянутый почти на сутки, но гораздо более надежный: за квартирами, их обитателями и всеми, кто станет крутиться рядом, вести круглосуточную слежку, дождаться завтрашнего самолета с деньгами, и "брать" одну из квартир, когда появится ясность, как похитители намереваются эти деньги получить. В целом всё выглядело так, а нюансы предстояло еще додумать.

— Вадим Юрьевич! Я, кажется, знаю, кто организовал похищение девочки! — сообщил Казик.

— Вы серьезно? — Борисевич вовсе не испытал укола профессиональной ревности или зависти, или еще чего-то в подобном духе. Он просто не слишком поверил.

— Разумеется! Я, кажется, вычислил этого человека.

— Кто он?

— Это не телефонный разговор.

— Мы можем потерять время! — Вадим снова не подумал ни о ревности, ни о зависти. Он подумал лишь о том, что можно не успеть, опоздать, всё потерять.

— Нет-нет, ничего страшного не произойдет, уверяю вас! Ничего не предпринимайте, умоляю вас! Мы должны с вами встретиться и всё обсудить. А потому я попрошу вас договориться о нашей встрече с семьей Грибановых. И обязательно у них дома!

Вадим представил Грибанова, который не слишком-то любит пускать к себе посторонних людей, и подумал, что сам он тоже не любит, однако же вот впустил, и Казика в том числе. Хотя никто его не заставлял, и даже не уговаривал. И еще он подумал, что Александр Дмитриевич в последние дни постоянно устраивает "домашние советы", а значит, устроит его и сейчас, артачиться не станет. Тем более, Казик сказал, что он "кажется, знает".

— Так вы знаете или всего лишь предполагаете? — уточнил Борисевич.

— Предполагаю. Но… — Аркадий Михайлович выдержал паузу. — Почти что знаю. Просто есть несколько моментов, которые я хочу прояснить.

На сей раз беседа протекала в машине — если это, конечно, можно было назвать беседой. Говорил в основном Казик, живо жестикулируя, то повышая, то понижая голос, периодически заглядывая Вадиму в глаза, словно пытаясь убедиться, что Борисевич внятно слышит и нормально соображает.

— Ну как вам моя версия? — спросил он в заключение.

— Фантастическая!

— Вот именно, — с готовностью закивал Аркадий Михайлович. — Но, согласитесь, логичная.

Борисевич согласился. Всё действительно встало на свои места — абсолютно всё! Пасьянс сошелся, мозаика сложилась, концы с концами связались. В принципе он мог сам до этого додуматься. Однако не смог! Потому что есть вещи, которые действительно из области фантастики, а Борисевич конкретный человек, к тому же совершенно определенный человек, и он никогда не верил в фантастику, особенно в такую.

— Вы сами понимаете, — завздыхал Казик, — что никаких доказательств у меня нет. Но я надеюсь их добыть, пообщавшись с семьей Александра Дмитриевича.

— А может, взять квартиры? Сразу обе?

— О чем вы говорите?! — Казик посмотрел с недоумением. — Ну, в одной вы, положим, обнаружите Карину. Причём я вовсе в этом не уверен, я всего лишь допускаю, потому что у вас тоже всё сошлось, но это может быть ошибкой. Однако, положим, девочку вы обнаружите. А что вы скажете хозяину другой квартиры? Как вы, простите, свой налёт объясните? А ведь объяснять придётся. И может случиться скандал. И всякие нехорошие разговоры. А господину Грибанову это уж точно не нужно. Вы согласны?

Вадим вновь согласился. Скандал не нужен. И нехорошие разговоры не нужны. И вообще любые разговоры на эту тему просто губительны, потому что сама тема слишком тонкая, слишком болезненная и, в общем-то, непонятная по последствиям.

— И еще, — продолжил Казик. — Я вовсе не собираюсь в этом деле играть первую скрипку. Но я хотел бы иметь возможность самому вести разговор. Вы же понимаете: сейчас нужен не детектив, а психолог?

Вадим многое что держал в руках, в том числе оружие, но никогда — скрипку. Никакую, а уж тем более — "первую". Да, это расследование было его работой, он был здесь главным, и сделал, что мог, однако же он действительно не психолог. Это не его профессия, и потому он не смог уложить совершенно не укладывающиеся в голове вещи и до сих пор не хотел в них верить, но — верил!

И ещё знал, что доказательств действительно никаких, что всё это пусть грамотные, но лишь умозаключения, и их надо превратить в нечто конкретное, а лучше всего это может сделать психолог Казик.

— Играйте любую скрипку, какую хотите, а я вам подыграю. Хотя сроду ни на чем не играл.

— Вы будете бить в барабан, — хихикнул Казик. — Звуки барабана всегда звучат в самый ответственный момент.

Охранник Павел стоял на крыльце и курил. При виде машины Борисевича мгновенно принял нечто похожее на "стойку смирно" и с готовностью распахнул дверь подъезда.

— Здравствуйте, Вадим Юрьевич! — Он перевел взгляд на Казика и добавил уже нейтрально, без интонаций образцового солдата: — Здравствуйте.

Борисевич кивнул и уже шагнул было в подъезд, однако остановился, потому что притормозил Аркадий Михайлович.

— Здравствуйте, голубчик, — проворковал тот и принялся разглядывать верхние этажи дома.

Павел с некоторым удивлением тоже воздел глаза ввысь.

— А скажите, — Казик перестал озирать окрестности и начал разглядывать охранника. — давно ли у вас здесь вороны объявились?

— Какие вороны? — Голубые глаза Павла слегка выпучились.

— Ну такие, которые вон там летают и мерзко каркают. — Аркадий Михайлович потыкал пальцем в небо.

— Вон там? — Павел выпростал руку, словно намереваясь раздвинуть облака. Затем, убедившись, что до облаков не достать, почесал себе макушку. — Да нет тут у нас никаких ворон.

У Павла была крепкая рука, обнажившаяся почти до середины предплечья, когда он пытался "добраться до облаков", и эту руку покрывал густой слой рыжеватосветлых волос, сквозь который явственно проглядывала совсем свежая ссадина.

Вадим видел эту руку. Пусть мельком, но точно видел! Прямо перед своими глазами в тот самый вечер, когда бросился защищать Еланцеву. И ссадина эта — его, Вадима, отметина. Он ничего не спутал. У него отличная зрительная память. И слуховая — тоже. Рита говорила про густые рыжевато-светлые волосы на руке одного из похитителей Карины.

Конечно, если бы такие волосы были у женщины, тогда уж точно, ни с кем не спутаешь. Но и мужчины натуральные блондины на каждом углу не стоят.

Он напрягся. В понедельник, когда похитили Карину, Павел не вышел на дежурство, якобы "перегулял" на дне рождения товарища, и его подменил словоохотливый Николай. Но Павел явно не склонен к "перегулам", за такими грехами служба безопасности бдит строго. И ещё ни разу не случалось, чтобы кто-то из его ведомства (а Павел именно из его ведомства) не вышел на работу по причине похмелья. Значит, что получается?..

— Вы всё выяснили про ворон? — спросил он Казика, не углубляясь в проблему пернатых, а думая о своем.

— Да-да, — радостно покивал Аркадий Михайлович, с интересом уставившись на вмиг сосредоточившегося Борисевича.

— Тогда пойдемте. — Вадим зашел в лифт и прижал к уху телефон. — Попов, слушай внимательно, — сказал тихо. — Немедленно подними досье на Павла… не помню его фамилию… который в доме Грибанова дежурит. И пришли ребят. Зубова тоже. Только очень аккуратно. Пусть глаз с Павла не спускают, но даже не шевелятся, пока я не дам команду. Что-что! Пока ничего! Есть одно соображение. Но ещё не знаю, насколько верное. Поэтому до моей команды — ни-ни! За исключением каких-нибудь форс-мажорных обстоятельств. Но тогда по этим обстоятельствам и будем действовать. Зубов назначается главным.

— А что случилось? — немедленно заинтересовался Казик.

Они уже стояли под дверью Грибанова, и Вадим, надавив на кнопку звонка, ответил коротко:

— Подозреваю, что этот Павел — один из похитителей. И один из тех, кто напал на Еланцеву.

— Да что вы? — поразился Аркадий Михайлович и с этим удивленным видом предстал перед Грибановыми, которые всем семейством выстроились в прихожей.

Воззрившись на Казика, семейство тоже удивилось.

Казик немедленно "сменил" лицо.

— Аркадий Михайлович, — представился он.

— Александр Дмитриевич. — Грибанов протянул руку и слегка тряхнул ладонь гостя. Потом приподнял брови и шевельнул ими в сторону Борисевича. Вадим чуть прикрыл и снова раскрыл глаза, что означало "всё в порядке, всё по плану".

— Лидия Сергеевна. — Грибанова тоже протянула руку, и Казик быстро чмокнул её пальцы.

— А вы, насколько я понял, Екатерина Иннокентьевна? — Казик отвесил легкий поклон и вроде как тоже "потянулся к ручке", но встречного движения не обнаружил, так и застыв на пару секунд в полусогбенности.

— Вы проницательный человек, — пробормотала Екатерина Иннокентьевна и принялась вытаскивать из шкафчика тапочки.

Борисевич привычно сунул ноги в одноразовую обувку, Казик же повертел тапочки перед носом и умилился:

— Надо же, как оригинально!

— У нас так принято, — с нажимом проговорила Екатерина Иннокентьевна и первой пошла в сторону гостиной.

Первой же она "заняла позицию" — села на диван, на свое излюбленное место в углу. Лидия Сергеевна тут же пристроилась рядом, только в противоположном углу. Вадим тоже уже привык к своему месту, и оно было на стуле около стола. Казик зыркнул в сторону мягкого кресла, ему явно хотелось именно туда, но он предпочел не отрываться от Борисевича и опустился на соседний стул. Грибанов обошел стол и сел с противоположной от гостей стороны.

Получилась весьма гармоничная композиция: каждый определил для себя "стратегическую точку", с которой открывался обзор всех присутствующих.

"Прямо как в кино, — подумал Вадим. — Не хватает софитов и команды режиссера: "Мотор!"".

— Борисевич передал, что у вас есть очень важная информация, — сказал Грибанов, глядя не на Вадима, а на Казика.

— У нас с Вадимом Юрьевичем, — уточнил психолог, — есть совместная информация.

— Это детали. А что конкретно? — Грибанов переместил взор на начальника службы безопасности. — Ты узнал, где находится Карина?

— Где находится — это детали, — спокойно заявил Борисевич, с интересом наблюдая, как у Грибанова симметрично сдвигаются брови. — Это правда детали, Александр Дмитриевич. Хотя мы действительно, — он намеренно сказал "мы", — примерно знаем, где Карина может находиться. И даже кто её похитил не то, чтобы знаем, но предполагаем.

— Так кто и где?! — оборвал Грибанов.

— Но мы считаем, что гораздо важнее уяснить, кто это похищение организовал.

Брови Грибанова превратились в "птицу" с хищно встопорщенными крыльями.

— Позвольте мне, человеку, скажем так, нейтральному, вмешаться, — расчехлил все-таки свою "скрипку" Казик. — Насколько я понял, в вашей семье всё, что касается этой печальной истории, обсуждается на домашнем совете. Поэтому мы с Вадимом Юрьевичем сочли необходимым представить некую общую картину…

— Господи! — воскликнула из своего угла Лидия Сергеевна. — Вы знаете, что с нашей девочкой?!

— Знаем, знаем, с ней ничего страшного, уже сегодня вечером она будет дома, — поспешно успокоил Казик и для пущей убедительности улыбнулся. — Но разве вы не хотите знать, кто организовал похищение вашей дочери?

Улыбка стала еще шире, а вслед за ней расширились глаза Лидии Сергеевны.

— Хотим, — прошептала она завороженно. — Но сначала надо вернуть Карину…

— Нет, сначала позвольте мне, человеку…

— Не тяните резину! — вновь оборвал Грибанов.

— Хорошо, хорошо. Мы с Вадимом Юрьевичем ничего тянуть не будем, но мы непременно должны начать с самого начала, иначе многое останется непонятным и тогда…

— Говорите, — кивнул Борисевич, осторожно, неким "внутренним зрением" фиксируя, как напряглись лица Грибановых — причем всех троих. Хотя одно лицо — особенно. Но это заметил только он. И, может быть, Казик. Но лишь потому, что они знали и теперь должны были доказать, что знают всё верно.

Вот именно — доказать!

— Давайте оглянемся на насколько дней назад, — предложил Аркадий Михайлович таким тоном, словно предлагал вспомнить недавний пикник. — А именно на тот день, когда была похищена Карина. Вы, Лидия Сергеевна, пришли в салон Феклистова вместе с дочерью, опоздав на полчаса.

— И мы столкнулись с этим… помощником Лагутина.

— Да-да, вы столкнулись с Антоном Федоровичем Ряшенцевым, который, кстати, пришёл в заранее назначенный ему час, о чем есть запись в журнале регистрации. А вот о вас, Лидия Сергеевна, записи не было, поскольку вы договаривались не через администратора, а непосредственно с самим Феклистовым. Вениамин же… ну что взять с творческого человека! Всякого рода "бухгалтерия" — это не его отличительная черта, он не внёс вас в журнал регистрации. Так вот вы пришли с опозданием на полчаса, и вас, а не Ряшенцева, провели в главную примерочную, которая одновременно служит Феклистову кабинетом. Потом вам предложили напитки, и Карина выбрала сок, затем этот сок пролился прямо на кофточку…

— Мы всё это знаем почти наизусть, — сухо заметила Екатерина Иннокентьевна. — Именно в туалете на Кари-шу напали… и ещё на эту женщину, директора салона…

— Совершенно верно! И когда Вадим Юрьевич со своими коллегами начал во всём этом разбираться, то, естественно, подозрение пало на сотрудников салона. Вернее, даже не на всех сотрудников, а конкретно на Еланцеву и Феклистова. Ведь только они — подчеркиваю, только они! — знали о предстоящем визите. Именно они, воспользовавшись служебной дверью, где нет охранника, могли провести похитителей в помещение и спрятать в подсобке. Именно они могли подстроить весь этот инцидент с соком и дальнейший поход в туалет. Наконец, именно они могли дать знать похитителям, когда действовать, причем обеспечив для самой Маргариты Викторовны замечательное алиби. Логично?

— А разве нет? — спросила Лидия Сергеевна.

— Да, но не совсем, — заметил Казик. — Потому что у Вадима Юрьевича, — он кивнул в сторону Борисевича, намеренно выдвигая его на первый план, — возникли совершенно справедливые вопросы. Допустим, это Еланцева подтолкнула поднос с соком. Но где гарантия, что сок обязательно пролился бы на кофточку Карины? Далее, Еланцева предложила Карине отнести кофточку сотрудницам салона, чтобы те привели её в порядок. Она ведь не предлагала вашей дочери пройти в туалет?

— Я не помню. — Лидия Сергеевна растерянно пожала плечами.

— А мы знаем точно: не предлагала.

— Но это могла быть просто игра. Потом эта Еланцева сказала бы, что на месте нет нужного человека, и сама бы вызвалась помочь, и увела бы Каришу… и опять у неё было бы алиби…

— Вполне возможный поворот. Но только до этого поворота Маргарита Викторовна не дошла, потому что Карина сама пожелала отправиться в туалет.

— Они могли похитить её не в туалете, а в примерочной, или еще где-нибудь там же, в салоне. — Екатерина Иннокентьевна отлепилась от своего угла и придвинулась поближе к невестке. — Но вы, Вадим, — она проницательно глянула на Борисевича, — кажется, очень быстро перестали подозревать Еланцеву. На вас, кажется, очень подействовало, что она решила нанять вас для расследования. Хотя это тоже могла быть просто игра.

— Не могла. — Этот проницательный взгляд и эти явные намеки Борисевичу не понравились. — Еланцева не знала, что я работаю на вашу семью. Еланцева меня знала как человека, который спас её от хулиганов. Но в данном случае это не имеет значения. Я должен был с ней познакомиться по поручению Александра Дмитриевича, и я с ней познакомился.

— Так же, как и вы, — взгляд Екатерины Иннокентьевны метнулся в сторону Казика, — по поручению господина Лагутина, о котором весь город знает, что он враг моего сына!..

Она хотела что-то еще добавить, но сын осёк:

— Хватит, мама! Пусть они продолжают!

— Да-да, с вашего позволения мы продолжим, — любезно сказал Казик. — Итак, Маргарита Викторовна наняла нас с Вадимом Юрьевичем расследовать это прискорбное обстоятельство…

— Можно подумать, её волновала судьба нашей девочки! — всё-таки не выдержала Екатерина Иннокентьевна.

— Маргариту Викторовну, конечно, больше всего волновала судьба её салона. Она слишком боялась людей вашего сына, Екатерина Иннокентьевна. Она очень хотела, чтобы мы помогли ей отвести подозрение от салона. Конечно, вы вправе сказать, что это тоже игра, но тогда я у вас спрошу: зачем ей такая игра? Маргарита Викторовна — умная женщина. И как умная женщина она должна была бы попросту затаиться. Люди вашего сына — слишком серьезные люди, чтобы таким образом пытаться их обхитрить. Я прав, Вадим Юрьевич?

— Правы, — кивнул Борисевич. — А потом мы обнаружили прослушивающее устройство в кабинете Вениамина. И поняли, что Феклистову с Еланцевой совсем не надо было самих себя подслушивать. И решили, что это сделал именно тот, кому надо было точно знать, что происходит в примерочной и когда лучше всего похищать Карину.

— Но ты же сам мне сегодня сказал, что это не имеет отношения к Карине, что это обычные конкурентные разборки! — Лицо Александра Дмитриевича вспыхнуло раздражением.

— Да. Но Еланцева всё равно не имеет отношения к похищению! — отрезал Вадим.

Он понимал, что так "резать" не следует. Не по правилам, не по субординации и прочее, но он вдруг разозлился. Семья наметила жертву и не хотела отступать. А он не хотел, чтобы целились именно в Маргариту.

— У вас, Александр Дмитриевич, кто-то шарился в шкафу. Искал и нашёл план помещений салона Феклистова. Зачем Еланцевой изучать план собственных помещений? Зачем, я вас спрашиваю? — Это опять было не по правилам и не по субординации. Но Вадиму на такие тонкости вдруг стало совершенно наплевать. Он задал вопрос, но вовсе не собирался ждать на него ответ. — План понадобился тому, кто эти помещения не знал. Но при этом точно знал, где искать план и как его взять, не вызвав подозрения. Свободный доступ в ваш кабинет имеют совсем немного сотрудников. Ваш первый заместитель Семенов, ваши секретари и ваша уборщица. Семенова мы сразу исключили — у него есть дубликаты документов. Остались три человека.

— Наталья вне подозрения! — жестко повторил Грибанов уже однажды сказанное.

Борисевич мысленно хмыкнул. Ну да, конечно, каждый защищает свое. Грибанов — старую подругу, а он, Борисевич…

— Теперь вне подозрений, это правда, — признал Вадим. — Хотя Наталье было легче всего это сделать. Но это была единственная на нее зацепка. А мы нашли другие, в отношении Ксении и Анны Григорьевны. В том секторе, где мы зафиксировали таксофоны, живут бывший кавалер Ксении и нынешний охранник вашего подъезда Алексей, племянник Анны Григорьевны.

— Это Ксения! — зло процедил Грибанов.

— Что понимает в документах простая уборщица? — скривилась Екатерина Иннокентьевна.

— Какой сектор, какие таксофоны? — спросила Лидия Сергеевна.

— Те самые, с которых похитители звонили, когда по телевизору выдали сообщение о Карине. Мы эти таксофоны засекли и вычислили: они все находятся в одном секторе. Похитители вынуждены были вам звонить, потому что кто-то сдал информацию журналисту, и всё пошло не по плану.

— Между прочим, — вставил Казик, — они очень рисковали. После того как вам в аппарат поставили специальный определитель, они совершенно не собирались с вами в дальнейшем поддерживать телефонное общение. Они придумали совершенно другую схему. Сначала под дерево около вашего дома подбросили диск с видеозаписью. Затем, как только Вадим Юрьевич распорядился выставить около дома наблюдение, новый диск попала к вам уже через охранника, которому его сунул какой-то мальчишка.

— И что с того? — не понял Грибанов.

Борисевич почувствовал, как у него в кармане завибрировал телефон. Он глянул на дисплей — звонил Попов. Момент был совершенно неподходящий, но он откликнулся. Вопрос Грибанова повис в воздухе и так и висел в абсолютной тишине, пока Вадим не выслушал заместителя, сунул телефон обратно в карман и сказал:

— Ксения с её бывшим кавалером совершенно ни при чём. Кавалер не далее, как вчера, женился. Мне это только что Попов сообщил. А из этого следует, что в вашем шкафу копалась уборщица, и никакой мальчишка охраннику Павлу диск с записью не передавал. Его передал Павлу его напарник Алексей, который записал вашу дочь у себя дома.

— Нашу дочь похитил охранник?! — Грибанов вскочил с места, вслед за ним со своих мест повскакивали женщины, но Вадим жестко остановил:

— Её похитили два охранника — Алексей и Павел.

— Их надо немедленно брать! — скомандовал Грибанов.

— Надо немедленно ехать за Кариной! — вскричала Лидия Сергеевна.

— За охранниками установлено наблюдение. А с Кариной ничего не случится, не беспокойтесь, — очень спокойно, совершенно неподобающе ситуации, произнес Вадим. — И вообще, — он обернулся к Грибанову, — вы ведь хотите знать, кто все это организовал?

Глава семьи медленно опустился на стул. Вслед за ним буквально рухнули на диван женщины.

— Кто? — процедил Грибанов.

— Тот, у кого каркает мобильный телефон, — со странной усмешкой сообщил Казик.

Грибанов прищурился и уставился на Аркадия Михайловича так, словно разом обрёл жуткую близорукость, но не успел еще приобрести очки.

— Что значит — каркает?

— Да почти как настоящая ворона. Вот именно. Мы сегодня днем с Вадимом Юрьевичем общались с одной дамой, так во время нашего не очень приятного общения у этой дамы на столе защебетала птичка. Очень, замечу вам, мило и естественно, прямо как в лесу. А это вовсе и не птичка была, а мобильный телефон. Н-да… А у вас вдруг вороны закаркали. Вы ведь это слышали?

Грибанов наморщил лоб.

— Слышали, слышали, и не только вы. И кое-кто в вашей семьей даже некий страх испытал. Вроде как ворона — знак несчастья. А на самом деле, вороны к вам сюда сто лет не залетали. Но кто разберется: никогда не залетали, а сегодня объявились. Вот если бы у вас в квартире неожиданно марш Мендельсона заиграли, тогда да, тогда странно, потому как за вашими окнами уж точно никакого дворца бракосочетания нет. А ворона — птица такая, и залететь могла.

— Что он такое говорит, Саша? У нас дочка!.. А у него вороны! — Лидия Сергеевна изумленно уставилась на мужа.

— Это не у меня, а у вас вороны, Лидия Сергеевна, — с нежнейшей улыбкой сообщил Аркадий Михайлович. — У вас лично, голубушка. В вашем мобильном телефоне.

— У меня?! — Лидия Сергеевна то ли всхлипнула, то ли хихикнула.

— У вас, у вас! Разумеется, не в том телефоне, по которому вы обычно звоните, а совсем в другом, о котором до недавнего времени в вашей семье никто не знал. Но о котором совершенно случайно узнали, потому что именно он оказался неожиданно под рукой, когда понадобилось продиктовать номер журналисту. Этот номер наверняка записан на какое-нибудь чужое имя, а связываетесь вы по этому телефону с похитителями вашей дочери. Так сказать, всегда имеете свежую информацию и держите своих компаньонов в курсе.

Лидия Сергеевна откинулась на спинку дивана и схватилась за грудь — пышную грудь, которая заколыхалась, словно холмы при землетрясении. Получилось выразительно, но чересчур театрально.

— Саша! — вскрикнула она умирающим голосом. — Что он такое говорит?!

Грибанов ошалело посмотрел на жену, на Казика и сфокусировался на начальнике службы безопасности.

— Он все верно говорит, — коротко кивнул Вадим, стараясь даже краем глаза не зацепляться за Лидию Сергеевну. — Покушение на Карину организовала ваша жена. Если вы распорядитесь, то… я найду телефон. Он где-то у вас в доме. Скорее всего, в комнате Лидии Сергеевны, или в её сумочке, или ещё где-то поблизости. В любом случае я запомнил номер, когда журналисту его диктовали, и, если понадобится, узнаю номера всех исходящих и входящих звонков. Уверен, там будет номер Алексея. Но лучше… если Лидия Сергеевна сама…

— Ложь! — закричала Грибанова, но уже не умирающе, а яростно. — Это ложь!

Она даже попыталась взметнуться над диваном, но Екатерина Иннокентьевна вдруг с силой схватила её за локоть:

— Сядь! — После чего произнесла усталым, но твердым голосом: — Извольте объясниться, господа.

— Да-да, с вашего позволения, попытаюсь я, — вспомнил про свою "первую скрипку" Казик. — Вы не возражаете, Вадим Юрьевич?

Борисевич не возражал. В конце концов, он добровольно отказался "пиликать", согласившись при надобности бить в "барабан".

— Вы знаете, — начал Казик, обращаясь не к женщинам, а к главе семьи, — с определенного момента нас с Вадимом Юрьевичем постоянно стал волновать один нюанс. Вроде бы совершенно несущественный нюанс, по крайней мере так казалось поначалу. Почему похитители звонят вам исключительно на домашний телефон? Нет, мы, конечно, понимали, почему не на мобильный.

Но почему не на работу? Почему именно домой? И диск с видео всегда передают вам, когда вы опять-таки дома? Допустим, это прихоть похитителей. Но какое удивительное попадание именно на то время, когда вы непременно дома и непременно дома вся ваша семья, которая разом оказывается в курсе всего происходящего. Согласитесь, весьма занятное совпадение. Именно оно в конечном счете натолкнуло на мысль: а может, время похитителям кто-то подсказывает? Но кто это способен сделать? Только кто-то из членов вашей семьи. Опять же позвольте вопрос: кто, Александр Дмитриевич, предложил обсуждать всю ситуацию с девочкой на домашнем совете, а?

Грибанов сосредоточенно уставился на свои сомкнутые в "замок" руки, несколько секунд помолчал и процедил:

— Кажется, Лида…

Лидия Сергеевна попыталась издать какой-то звук, но Аркадий Михайлович не дал:

— Нисколько не сомневаюсь. Лидии Сергеевне обязательно надо было контролировать ситуацию. Ей обязательно надо было присутствовать при звонках, при просмотре видеозаписи, при всех обсуждениях и точно знать, что вы, Александр Дмитриевич, и ваши люди будут предпринимать. Кстати, — вдруг словно спохватился Казик, — как вы думаете, почему похитители постарались прервать с вами телефонное общение сразу после того, как поставили этот прибор, фиксирующий место, откуда поступают звонки? Да потому, что их об этом предупредили.

— Ложь… — уже не закричала, а прошептала Лидия, однако отреагировал лишь Казик:

— Отнюдь, отнюдь. Всё очень даже логично. Если Еланцева с Феклистовым ни при чём, если найденное у Вениамина подслушивающее устройство поставила обычная конкурентка, то каким образом похитители узнали, что вы, Лидия Сергеевна, посетите салон и в какое время вы это сделаете? Причем узнали очень даже заранее, потому как к такому делу не готовятся за один день. И опять же, как они определили момент, когда Карину, образно выражаясь, можно брать? Всё это было возможно только в одном случае: если это организовали вы сами. В том числе весь этот спектакль с пролившимся соком и походом в туалет. Или вы верите в телепатию, Лидия Сергеевна?

— Я не верю вам! — воскликнула Грибанова. — Вы — человек Лагутина!

— Это правда, — не очень решительно, но все же "сделал шаг" в сторону жены Александр Дмитриевич.

— Это неправда, — поправил Казик. — Да, меня нанял Виктор Эдуардович. Разве для вас это новость? Но я совсем не его человек. Его человек — Антон Федорович Ряшенцев. И Антон Федорович волею случая — подчеркиваю: совершенно волею случая! — оказался некоторым образом посвящен во всю эту историю с похищением. Вот тут как раз чистой воды совпадение. Ну а дальше… — Аркадий Михайлович выдержал короткую паузу и продолжил, обращаясь исключительно к Грибанову: — Я не хочу разбираться в ваших отношениях с Лагутиным, хотя мне почти сразу стало понятно, что эти отношения, прямо скажем, напоминают хроническую язву. И как раз из-за этих самых отношений господин Лагутин решил обратиться ко мне за содействием. Сильно подозреваю, что, как говорила моя мама, интеллигентнейшая, между прочим, женщина, вы, Александр Дмитриевич, умудрились хорошо нагадить в борщ Виктору Эдуардовичу. И за это он решил нагадить в ваши щи. Я так думаю, что господин Лагутин захотел воспользоваться вашим несчастьем, чтобы уличить вас в финансовой нечистоплотности и деловой непорядочности. И его не столько волновала судьба вашей дочери, сколько деньги, которые с этим связаны. Между прочим, Виктор Эдуардович сразу догадался, что дело ваше пахнет деньгами. Разумеется, мне господин Лагутин представил свой интерес как исключительно достойный и прямо-таки государственный. Но я отнюдь не так наивен, чтобы столь сильно заблуждаться.

— Ему всё равно нельзя верить! — вновь "прорвалась" Лидия Сергеевна, имея в виду, разумеется, Казика.

— Пусть так, — легко согласился Аркадий Михайлович. — А Вадиму Юрьевичу можно?

Лидия Сергеевна дернулась и буквально вцепилась взглядом в Борисевича.

"Ну что ж, — решил Вадим, — пожалуй, можно разок ударить в барабан".

— Лидия Сергеевна, вы знали, что мы засекли номера таксофонов. Но вы были не в курсе, что по этим номерам мы вычислили место, где может находиться Карина. Иначе девочку, наверное, куда-нибудь бы перевезли. Вы хорошо знали, где хранит Александр Дмитриевич папки с техдокументацией и где можно посмотреть план помещений салона Феклистова. Но вы были не в курсе, что Александр Дмитриевич вдруг обнаружил копание в своих папках. Анна Григорьевна, похоже, никого не предупредила, что я ей вопросы всякие задавал. То ли меня побоялась, то ли собственного племянника. Про вас, я думаю, она ведать ничего не ведает. Алексей ей что-нибудь такое-эдакое наплел и тщательно проинструктировал, что посмотреть и как копию снять. Уборщица всё же не совсем тёмная — в техникуме училась. А уж Алексея проинструктировали вы — как-никак строительный институт закончили и кое-что по поводу шкафов собственного мужа знаете.

— Это только ваши догадки, — неожиданно усмехнулась Лидия Сергеевна и даже плечиком презрительно дернула.

Такую стойкость Борисевич оценил. Похоже, Грибанова затеяла всё свалить на охранников-подельников. А что, доказательства пока перед ней никакие не выложили. Обыскивать свой дом в поисках телефона муж наверняка не даст. От звонков на этот самый телефон, которые Борисевич конечно же вычислит, жена постарается откреститься, придумает какую-нибудь красивую легенду. А по поводу признаний охранников ("расколются" они, никуда не денутся), то кому Грибанов поверит: дорогой Лидии или каким-то мужикам с вахты?

Прав был Казик. Дело скользкое, тут даже не лед, по которому на коньках проедешь, а масло разлитое, на котором ноги разъедутся и лоб до самых мозгов расшибешь.

— Я думаю, — неожиданно твердо сказала Екатерина Иннокентьевна, обращаясь к сыну и только к нему, — что в отношении Лиды и Вадим, и господин Казик заблуждаются. Рассказанная ими история, конечно, выглядит довольно логичной. Но я тебя всегда учила, Саша, что именно самые невероятные истории выглядят наиболее правдоподобно.

Грибанов молчал, напряженно глядя на крышку полированного стола, словно пытаясь разглядеть собственное отражение. Или отражение правды… Или лжи…

— Позвольте, я поведаю вам ещё две истории, — произнес Казик вкрадчиво, многозначительно улыбнувшись Екатерине Иннокентьевне. — Не в моих правилах рассказывать о своих клиентах… я имею в виду тех, кто обращается ко мне как к психологу, но всё же кое-какой информацией поделюсь. В конце прошлой недели ко мне обратилась женщина. Весьма и весьма достойная женщина. Она, конечно, назвала вымышленное имя и, конечно, назвала другие вымышленные имена, но… проблему свою изложила весьма правдиво. Она поведала о неком знакомом, который тоже очень достойный человек, но… сосуществовать с ним очень трудно. Знаете, есть такая категория людей, которые считают, что имеют право везде устанавливать свои правила. Быть может, не самые принципиальные правила, чаще всего как раз связанные с мелочами, но этих мелочей так много, и они настолько плотно расставлены, что у близких такого человека возникает ощущение, будто они постоянно ходят по острым гвоздям. Они, самые близкие люди, разумеется, стараются попадать между этими гвоздями, они очень стараются и страшно напрягаются, но всё равно натыкаются и натыкаются, напрягаются и напрягаются… Так вот женщина, которая ко мне обратилась, очень боялась, что однажды кто-то не выдержит и произойдет какая-нибудь беда. Вы, Екатерина Иннокентьевна, мать семейства и мудрая женщина, понимаете, что я имею в виду?

— Что? — деревянным голосом отозвалась она.

— Мне кажется, та женщина удивительно точно описала вашу семью. И вашего сына. И состояние вашей невестки, и вашей внучки.

— При чем здесь Карина?! — вдруг рявкнул Грибанов.

— При том, — не повышая, в свою очередь, голоса, сообщил Казик, — что в истории с похищением ваша дочь — отнюдь не жертва. Она, если так можно выразиться, соучастница. Не только ваша жена, но и ваша дочь решили получить с вас два миллиона долларов, а потом… когда всё уляжется… в общем, я полагаю, они просто бы потом стали жить отдельно от вас.

У Борисевича всегда была отменная реакция, но этот миг он пропустил. Просто совершенно его не ожидал. Просто совершенно не мог предположить, что Александр Дмитриевич Грибанов, степенный и солидный, вдруг подскочит к Казику, сдернет его со стула и буквально вцепится в горло.

Казик издал хриплый звук и суматошно замолотил по воздуху руками. Женщины закричали. Начальник службы безопасности компании "Город" ринулся к президенту компании "Город" и резко ударил его в бок. Грибанов клацнул зубами и принялся валиться на стол. Казик ойкнул и стал сползать на пол. Доли секунды Вадим решал, кому прийти на помощь, и выбрал начальника. Он обхватил Грибанова руками и попытался усадить на стул, одновременно стараясь не слишком сильно отпихивать локтями вцепившегося в него самого женщин и не наступить на трепыхающегося у его ног Казика.

Это была нелепая и одновременно жуткая сцена, которую надо было немедленно прекратить, и Борисевич гаркнул во всю мощь:

— А ну все замерли!

Неожиданно все действительно замерли, и стало очень тихо, и все это напоминало остановившийся кадр какого-то дурацкого боевика. Вадим глубоко вздохнул и вытер рукавом взмокшее лицо.

— Александр Дмитриевич, — он попытался выдавить из себя извинительные нотки, но получилось совсем иначе — твердо и почти сурово: — Мои ребята сегодня нашли старушку, которая гуляет с собакой. Ей показали фотографию Карины, и она сказала, что видела эту девочку. Девочка шла по двору совсем одна и ела мороженое. Сначала мы решили, что старушка обозналась. А теперь я точно знаю: если ей показать Карину, она её узнает.

— Маски кота и мыши… на похитителях… — просипел из-под стола Казик. — Это Том и Джерри, это из мультфильма. Такие маски мог придумать только ребенок.

Грибанов сжал виски совершенно белыми пальцами и глухо застонал:

— Лида, принеси телефон. Или я прикажу обыскать дом…