Полнолуние

Глава 9

— Спи, Аннет, спи… — Хорст Фромм вылез из под одеяла и успокаивающе поцеловал жену, когда она повернулась к нему, порозовевшая ото сна, с отпечатавшимися на щеке складками наволочки.

— Ты сегодня поздно? — Аннет сладко зевнула и сонно потянулась к Хорсту за новым поцелуем.

— Не думаю, скорее всего к пяти часам уже вернусь, — ответил он, мягко отстраняясь. Затем сунув ноги в тапки и, придерживая перевязанную правую руку, прошел на кухню. Сварил кофе, похрустел маисовым печеньем.

Пока кофе остывал, он почистил зубы, побрился, со вздохом пропустив участок щеки, вздувшейся от ожога, потер пальцем опаленные брови, провел ладонью по непривычно короткой прическе. Обычно прямые волосы теперь будто подверглись химической завивке, кучерявились и торчали в разные стороны. Хорст ухмыльнулся, состроив самому себе в зеркале зверскую рожу, включил телевизор в нише над холодильником, убавил звук, чтобы не мешать жене, и стал не спеша пить кофе.

На телеэкране высветилась заставка новостей. За спиной диктора, под транспарантом с надписью «Гондурас», суетились смуглые люди в защитной форме, опоясанные пулеметными лентами. Они быстро высовывались над бруствером, выложенным мешками с песком, не глядя палили куда то вдаль и ныряли обратно в укрытие. Потом пошли спортивные известия. Фромм вытащил было сигарету, но, посмотрев на часы, пошел одеваться.

Шкаф встретил его запахами горелой синтетики и жженого хлопка. Из нижнего ящика торчал полиэтиленовый пакет, в котором ему при выписке из госпиталя выдали одежду, точнее, ее остатки.

«Эх, барахольщица, пожалела выкинуть…» Хорст недовольно поморщился, с кряхтеньем тяжело присел, бросил шелестящий пакет на пол и ногой отшвырнул к входной двери. Из спальни послышался сонный голос Аннет:

— Чего ты там бушуешь, Хорст?

— Ничего, ничего, спи. — Он разогнулся, потер застучавшие виски. Лицо от прилившей крови стало пунцовым.

Одной рукой завязать шнурки не удалось. Пришлось отставить любимые ботинки и влезть в новые, слегка трущие туфли. Пока Хорст досадливо цыкал, в гостиной зазвонил телефон. Он взял трубку:

— Фромм слушает.

Молчание.

— Перезвоните, вас плохо слышно!

Молчание.

Он пожал плечами и нажал на рычаг. Спускаясь к машине, выкинул пакет с воняющими тряпками, вынул из почтового ящика утренние газеты. Когда он открывал дверцу автомобиля, его окликнули:

— Привет, Хорст, как дела?

— Привет, Франк. Ты опять копаешься в своей развалюхе? Когда же ты ее выбросишь?

Мужчина в промасленном синем комбинезоне возмущенно облокотился на крышу своего старого автомобиля, ощерившегося пастью открытого капота, из под которого выглядывали моторные внутренности:

— Ты никогда, Хорст, не поймешь прелести копания в моторе. Вы, молодые, привыкли подъезжать к мастерской, платить бумажки и тыкать пальцем: «Там чего то бренчит» — и потом садиться в уже готовую машину. А вот ты сможешь по звуку определить, какой цилиндр стучит?

— Нет, я думаю, это мне недоступно.

— То то. Ковыряться в двигателе — самое мужское развлечение. Не то что сидеть у телевизора.

Франк всем туловищем нырнул под капот и принялся что то отворачивать.

— Пока, Франк.

— Пока! — буркнул тот в ответ.

Хорст сел в свою машину, кинул газеты назад. Что то неуловимо изменилось в салоне, хотя все лежало на своих местах. Если бы Аннет пользовалась машиной, все было бы ясно, но она принципиально ездила только на своем крошечном «фольксвагене». Он проверил содержимое бардачка, слазил под сиденье, где лежали запасные «дворники» и тряпка для протирания стекол вместе с мыльным аэрозолем. У него возникло такое ощущение, что в машине кто то рылся. Может быть, когда он был в Грюнешвейге, может быть, позже, когда валялся в госпитале. Хорст вылез, осмотрел мотор, багажник, заглянул под днище. Снова сел за руль, осторожно завел, проехался немного и резко нажал на педаль тормоза. Машина послушно остановилась.

«Странно…» Хорст поправил зеркало заднего вида и неожиданно увидел в фургоне, стоящем чуть в отдалении, лицо, показавшееся ему знакомым. Он аккуратно развернулся и неторопливо покатил в направлении фургона, но водитель тут же закрыл затемненное стекло. Сделав вид, будто это его не касается, Фромм свернул на проспект и остановился у первого попавшегося телефона автомата. Обходя спешащих на работу прохожих, он полез в карман, нашаривая там мелочь. Аннет долго не подходила. Наконец в трубке послышался недовольный голос:

— Да… Кто это?

— Это я. Слушай, когда будешь уходить, на моем столе оставь записку: «Уважаемый жук пожарник, стоимость моих услуг определяется числом N». Поняла?

— Что за чушь?

— Напиши и оставь на столе. А сверху положи пустую папку с надписью «Майнц Телефункен».

— Ну ладно, напишу. Хотя это вызывает у меня сомнение в твоем душевном здоровье!

— На связи. Все, целую тебя, Аннет.

По пути к своему автомобилю Хорсту пришлось купить сосиску у приставучего палаточного торговца. Тот кричал прямо в уши потенциальным покупателям, проходящим мимо, о том, что таких божественных свиных сосисок нет даже в раю, а есть они только у него, Рене Юнкера. Ведь именно свинки его поставщика не употребляют стимулирующих рост гормональных препаратов. Еда оказалась действительно недурна, хотя доставила некоторые неудобства Хорсту. Здоровой рукой он одновременно и крутил баранку, и удерживал горячую сосиску. Какая то женщина, обогнавшая его на Курфюрстштрассе, удивленно вскинув брови постучала пальцем по лбу, но это его только рассмешило.

В коридоре, в здании комиссии, у Хорста неожиданно заболела травмированная рука. Успокоившаяся было за ночь, к утру она будто проснулась. Хорст был к этому готов. Он быстро проглотил болеутоляющее и решительно зашагал по стеклянному переходу в дальнее крыло, где находился следственный отдел. Перед тем как открыть дверь в комнату для совещаний, за которой сурово гудел голос Румшевитца, что то требующего от незримого ответчика, Фромм поправил галстук, застегнул верхнюю пуговицу рубашки и по привычке пригладил не существующую теперь челку. Только после этого приоткрыв дверь, он заглянул в помещение, посреди которого стоял длинный стол, а у стен высокие, до потолка, шкафы, плотно уставленные справочной литературой и подборками газет и журналов.

— Разрешите присутствовать?

— Привет, Фромм! Заходи, погорелец. Мы как раз обсуждаем линию вашей группы…

Господин Румшевитц, грузный мужчина с седеющими висками, в сером в черную полоску костюме откинулся на спинку кресла. Яркий свет, льющийся из окна, превращал его лицо в темный силуэт. Сидящие вдоль стола обернулись на вошедшего: кто подмигнул, кто равнодушно пробежался глазами по бинтам и пластырю, кто просто улыбнулся… Фромм примостился с краю, устроил поудобнее поврежденную руку, легонько пихнул соседа справа:

— Привет, Хюттнер.

— Привет.

Румшевитц тем временем переложил из папки на стол несколько исписанных мелким почерком листов:

— Итак, теперь уже не вызывает сомнений, что группа Фогельвейде находится на правильном пути. Попытка неизвестных уничтожить на первый взгляд незначительные документы, желание во что бы то ни стало воспрепятствовать их изъятию, повлекшее за собой гибель полицейского Гесбергера, наводит на мысль, что компания «Майнц Телефункен» имеет отношение к деятельности, запрещенной федеральными законами и актами Совета безопасности. По материалам, добытым Фроммом, сейчас ведется скрупулезная проверка. Но пока все данные по товарам совпадают с указанными в накладных. Хотя, возможно, есть смысл сосредоточить усилия прежде всего на поставках «М Т» государствам Ближнего и Среднего Востока, Африки и странам Юго Восточной Азии. Есть у меня такое предчувствие, что они делают ставку прежде всего на транзит. Все торговые операции «Майнц Телефункен» в этих странах должны быть выявлены и досконально исследованы. Прежде всего, необходимо обратить внимание на соответствие товаров, указанных в таможенных декларациях, реальным товарам, проследовавшим через границы. Нужно будет вступить в контакты с работниками портов, железнодорожных, погрузочных, перевалочных станций, грузчиками, путейными рабочими, диспетчерами… Выяснить — не заметили ли они несоответствие, предположим, веса контейнера с пористыми изоляционными материалами и его размерами.

Особо хочу подчеркнуть значимость мероприятий по пресечению утечки оперативной информации по ходу расследования. Агенты «Телефункен» ничего не должны знать! Почувствовав, что мы у них на хвосте, они могут вообще приостановить свою деятельность. Это приведет к затягиванию следствия или невозможности выявить все их нарушения. Что думает по этому поводу руководитель группы «Арденн»?

— Проще земной шар носом перепахать… — проворчал Фромм.

Высокий, широкий в плечах, чуть полноватый мужчина, сидящий напротив него, будто очнулся. Он отложил карандаш, которым делал короткие пометки во время монолога Румшевитца, полистал блокнот, открыл страницу, испещренную квадратиками, черточками и галочками напротив столбца заглавных букв, и облокотился на стол.

— Мы слушаем вас, господин Фогельвейде, — заерзал на кресле Румшевитц.

— Да, вы в своих пожеланиях перечислили большинство мероприятий, по которым моя группа уже работает. Теперь уже доказана причастность посреднической компании «М Т», входящей в состав концерна «ИГ Фарбениндустри», к организации экспорта, запрещенных военных технологий и их компонентов. Если позволите, то я сразу перейду к краткому анализу, по имеющейся у нас на сегодня оперативной информации. Во первых…

Румшевитц встрепенулся, вскочил и заходил вдоль стола.

— Секундочку, не так скоро…

— Извините, не понял? — Фогельвейде улыбнулся уголками рта, между бровями обозначились складки.

— Я немного поторопился с разбором вашей линии. Ведь сейчас в разработке находится дело о заводе взрывчатых веществ, а там, кажется, все идет к развязке. Не так ли, Эриг? Вас, Фогельвейде, мы послушаем позже. Вы еще раз все проверите и хорошенько подготовитесь.

— Слушаюсь. — Фогельвейде сел, подмигнул Хорсту и что то сказал на ухо сидящему справа от себя мужчине с аккуратно подстриженными усиками.

Фромм вдруг беспричинно заскучал, пропуская мимо ушей доклад Эрига, занудно и чрезмерно подробно перечислявшего товары, места их расположения в порту Киля и номера контейнеров, в которых предполагалось наличие ингредиентов для приготовления особо мощной пластиковой взрывчатки, предназначенной для поставки террористам одной из стран Ближнего Востока. Фромм сначала крепился и, борясь с наваливающейся дремой, разглядывал галстук Фогельвейде — руководителя своей оперативной группы. Он все пытался припомнить, видел ли раньше на начальнике этот галстук. «Нет, вряд ли». Решив все таки, что он новый, Хорст утратил к галстуку интерес и принялся глазеть на собравшихся. Почти вся его оперативная группа была здесь, за исключением эксперта по финансовым документам Матеаса Рюбе. Группы «Кельн 1» и «Бисмарк» были также в полном составе со своими руководителями, один из которых, Эриг, сейчас и докладывал. Рядом со столом Румшевитца, спиной к окну, сидел координатор комиссии доктор Пауль фон Толь, всегда молчаливый и насупленный. Криминалист из «Бисмарка» Освальд поминутно шмыгал носом и вытирался платком, складывая его то так, то этак, в безнадежных поисках сухого места. Хорст поминутно отключался, проклиная себя за то, что принял слишком сильное успокоительное. Наконец он задремал, провалился в мягкую, обволакивающую невесомость. Несколько неясных видений мелькнули под полуприкрытыми веками и унеслись его прочь в беспокойные сны…

— Фромм!

Хорст вскочил как ошпаренный, об пол громыхнул опрокинутый стул.

На него сверху вниз строго смотрел Фогельвейде.

— Фромм, будь так любезен, позволь руководителям групп переговорить с господином координатором, без твоего присутствия.

— Да, да, конечно… Извините, я, кажется, переборщил с болеутоляющим…

— Ничего, бывает. Кстати, будь так любезен, подожди меня в холле.

— Слушаюсь. — Фромм вышел в коридор.

Там топтались несколько сотрудников из разных подразделений и групп, разминая ноги после длительного сидения. Они обсуждали последнюю игру федерального чемпионата по регби:

— Я тебе всегда говорил, что «Медведи» расколошматят летчиков как маленьких детей! А ты, Фолькер, утверждал, что они равны…

— Я? Утверждал? Кюттнер, ты что? Что за чушь! Просто…

— Нет, нет, ты именно это и сказал, правда, Хорст? Скажи ка ему.

Хорст пожал плечами:

— Может быть… А вот я мог бы сказать так: ребята, нечего трепаться на посторонние темы под дверью шефа, а то он начнет сомневаться, не проводите ли вы свои командировки на стадионах или перед телеэкранами, смотря сутки напролет спортивные каналы.

Фолькер, обрадовавшись возможности прервать невыгодный для себя разговор, заторопился в кафе, вспомнив, что настало время обеденного перерыва. Кюттнер отправился за Фолькером. За ними увязались еще несколько человек.

Остальные сотрудники, из тех, кто не сразу после совещания разошелся по кабинетам и лабораториям, уселись на кресла возле лифта и занялись изучением разложенных тут же, на журнальных столиках, газет. Видимо, они, как и Хорст, ожидали своих начальников. Фромм расположился в другом конце коридора, рядом с запасным выходом, порылся в нагрудном кармане, извлек из него записную книжку, открыл на закладке. На слегка помятой странице был записан перечень дел на сегодня:

Фромм немного подумал и вычеркнул эту строку.

«Переговорить с ним о слежке у своего дома и о приманке — записке, оставленной на столе. Узнать, кто будет разрабатывать линию покушения в Грюнешвейге, пока я буду находиться на излечении. Потом съездить в страховую контору и к юристу, по поводу своего легкого увечья. И еще: помочь матери передвинуть по новому мебель, так как она купила огромный аквариум для своих многочисленных интерьерных рыбок».

Чтение своих же записей Фромма снова усыпило. Он откинулся на мягкую обивку кресла и уставился на потолочный светильник, чувствуя, как наплывает блаженная расслабленность. Глаза непроизвольно закрылись, карандаш выскользнул из пальцев и упал на пол…

— Хорст!

Над ним опять стоял Фогельвейде.

— Хорст, тебе не следовало приезжать. Нужно лечиться. Ведь у тебя еще не вышел срок отпуска по болезни. Но раз уж ты приехал, значит, не терпится. А раз не терпится, то пойдем в мой кабинет и поговорим.

Фогельвейде похлопал Хорста по плечу и неторопливо двинулся к лифту. Уже подойдя к его дверям, шеф остановился, словно что то вспомнив, и спросил:

— Кюттнера не видел?

— Он с остальными пошел в кафе напротив. — Хорст машинально взглянул на часы. Обеденное время еще не кончилось.

— Ладно, никуда он от меня не денется. А как твоя страховка?

— Сегодня вот собрался к своему юристу ехать. Прямо анекдот. В страховой компании придрались к тому, что я добровольно полез в огонь и вроде добровольно из него не вылезал. Оспаривают факт несчастного случая.

— И правильно, что оспаривают, — шеф кивнул, — это ведь не несчастный случай, а получение травмы в результате служебной деятельности. Кстати, в страховую контору нужно съездить с нашим юристом. Старик Штратманн все быстро устроит. Ему не привыкать вправлять мозги этим умникам из «страховых».

В кабину лифта зашел какой то посетитель с затравленными глазами и кипой бумаг под мышкой.

— Какой вам? — поинтересовался у него Хорст.

— Седьмой этаж, пожалуйста, — выдавил тот из себя.

Когда он вышел на своем этаже и лифт, мигнув кнопкой хода, плавно двинулся вверх, Хорст почесал подбородок:

— Видно, здорово приперла парня наша шайка, как вы считаете?

— Ничего, главное — жив остался. Да, кстати. Не обращайся ко мне на «вы». Сколько раз тебе говорил. На «ты» проще и мне привычней.

Хорст смутился.

— При посторонних я для тебя руководитель группы «Арденн» доктор Манфред Мария фон Фогельвейде, а в группе просто Манфред. Кстати, это приказ. Так тебя устраивает?

— Понятно, Манфред. Хотя странно, то ты играешь в демократию, то бьешь Мауха в челюсть.

— Надо же, узнал откуда то.

Они вышли на двенадцатом этаже. Фогельвейде одной рукой выбил, а другой поймал пластмассовую коробку с компьютерными дискетами, которую рассеянно вертела в руках блондинка в бежевом лаборантском халате.

— Ой, господин Фогельвейде, как вы меня напугали…

— Опять ты, Анна, летаешь в небесах, ну прямо управление военно воздушных сил, а не клоповник по борьбе с электронными ворами.

Анна улыбнулась:

— Заскучаешь тут, вы не звоните, не заглядываете. Зачем телефон тогда у меня узнавали?

Манфред покосился на Фромма, который сделал вид, что рассматривает стенд с планом эвакуации.

— Так у меня, Анна, двое детей. Девочка и мальчик. И жена бдительная, с тщательно продуманной системой разведки и контрразведки.

Говоря все это, Манфред делал лаборантке большие глаза, при этом показывая на стоящего рядом Хорста. Анна звонко рассмеялась:

— Да не показывайте мне на него пальцем, это же ваш сотрудник. Он не станет за вами шпионить, ему дорого расположение начальника. Ой, ну вот, опять из за вас лифт уехал!

Она погрозила мужчинам изящным пальчиком и, стуча каблучками, побежала вниз по лестнице.

Фогельвейде развел руками:

— Ну и ну, блестящая идея, Хорст. Шпионит! Действительно, узнали же поджигатели о том, что мы к ним начали приглядываться, хотя ничего серьезного, кроме штатных проверок под видом налогового министерства, не предпринимали! Шпионит. Шпионит кто то из своих. Как мне сразу в голову не пришло?

Хорст поспешил за шефом, быстро шагающим к своему кабинету.

— Но кто? Интересное дело получается. — Фогельвейде, горячась, постепенно повышал голос. — Пока они будут знать, что творится у нас в мозгах, то чем серьезней найдется зацепка, тем больше шансов, что они ее просто уничтожат. Ребята они, как выясняется, решительные, и мы опять останемся ни с чем…

Он крутанул в замке ключом, влетел в комнату и начал нажимать кнопки на панели телефона. Со стола полетели черновики, какие то бланки, закладки, скинутые резким сквозняком из распахнутой настежь двери.

— Садись вон туда, Хорст. Добрый день, это Манфред Фогельвейде, позовите Шрама! Вильгельм, это ты? Почему дурацкий вопрос… Да иди ты к черту со своими шуточками! Слушай, кто имел доступ к материалам по «Майнц Телефункен»? Что значит все? Ах да, вот дьявольщина… Ну все, привет, Вильгельм!

Фогельвейде уселся за стол, достал сигареты, чиркнул зажигалкой, пустил несколько длинных, густых табачных струй. Дым немного помедлил и плавно вылетел в открытое окно. Фромм тоже закурил, стряхивая пепел в корзину для бумаг. Он, морщась и мысленно проклиная новые туфли, натершие на пятках мозоли, рассматривал репродукцию над столом шефа, на которой в хаосе разноцветных квадратов, треугольников и прямых смутно проглядывали очертания не то человеческой фигуры, не то искореженное дерево. С улицы доносились завывания полицейских сирен. Их нарастающий вой пронесся где то по соседней улице и растворился в городском шуме.

Фромм боролся со сном и желанием поскорее отправиться на розыски здешнего юриста старика Штратманна. Манфред то копался в ящиках, то точил карандаши скрипящей точилкой, то принимался что то рисовать на настольном календаре или выкладывать из канцелярских скрепок пирамидку.

Наконец он бросил горстку карандашей в стакан подставку, выпрямил спину и положил руки на стол параллельно, как каменные львы перед парадным входом какого нибудь старинного особняка:

— Вот что, Хорст, раз ты сам чуть не кремировался в Грюнешвейге, то я могу тебе вполне доверять, хотя я тебя и так достаточно хорошо знаю… По этому делу у меня есть кое какие соображения, о которых, кроме тебя, никто не должен знать. Поскольку нам не известен информатор, затесавшийся в одну из оперативных групп, мы ни в коем случае не должны выносить стратегию нашей операции на совещания и в плановые отчеты. А уж тем более разговаривать об этом с кем либо вне наших стен! Значит, ты должен быть нем, Хорст, как сожженная спичка… Даже не тлеть. Просто молчать о наших делах, и все! Эй, дружище, ты что, опять засыпаешь?

— Нет, нет, Манфред, я весь во внимании! А в чем будет заключаться стратегия нашей операции?

Фромм с усилием отвлекся от размышлений на тему страховки и аквариума, купленного матерью на распродаже. Шеф продолжал:

— Так вот, если они там все такие умные, мы прикинемся идиотами и будем ломиться, как медведь через малинник. То есть устроим легкий шум, о котором узнает вся группа «Арденн», включая аналитиков и лаборантов. Что это будет за шум, пока еще не знаю, может быть по линии Грюнешвейга. То есть откроем кое какие зацепочки… Если информация просочится за пределы нашей группы, мы сразу сможем вычислить шпиона. Если же все будет тихо, значит, соглядатай работает в каком то другом подразделении или в управлении, что, конечно, самый худший вариант. Кстати, когда Румшевитц оборвал меня на совещании, он имел в виду то же самое, и про это он потом говорил отдельно с руководителями групп. Но он предложил на материалах «Майнц Телефункен» проверять все группы вместе. И даже сотрудников бухгалтерии, юристов, вплоть до столовой, нашего бара и бильярдной. Интересно, мойщиков стекол, что лазают по нашему фасаду раз в два дня, он тоже имел в виду? Ну да ладно. При этом разговоре доктор, не помню, каких наук, фон Толль все время вертелся, чесался и заметно нервничал, хотя я приписываю это его грыже… Ну, Хорст, твои соображения?

— Хорошенькое дельце — копать под своих. — Фромм вздохнул, подошел к двери, выглянул в коридор, указал дымящейся сигаретой на квадратик вентиляционной решетки.

Фогельвейде полез в карман.

— Все чисто, не волнуйся. Тут у меня есть одна штуковина, Штрессингер снабдил, он хоть и тихоня, а голова варит. Включаешь, и, если где то что то стоит, штуковина начинает выть и верещать. Он говорил, что там наводящиеся электрические поля и еще какая то ахинея… Но факт остается фактом. Работает как часы. Я каждый день обследую эту конуру. Пока ничего не находил. А вот дома есть парочка «ушей». В ванной и в моей спальне. Ну да, я их не стал снимать. Во первых, неохота кафель над унитазом ковырять, а потом, что они услышат — как я или сынишка вываливаем переваренный обед или как Эльза чистит зубы? А в спальне, кроме спальных дел, мы с женой ничем не занимаемся… Так что в общем то плевать!

Манфред засмеялся, крутя на пальце маленькую металлическую коробочку, надетую на связку ключей, как брелок. Хорст задумчиво протянул:

— А может, им туда что нибудь сказать, по делу о проверке?

— Можно, конечно, подыграть, но только пустить это как вспомогательную пилюлю. Теперь давай решим, что предпринять. Какие у тебя соображения?

— Да, есть тут еще кое что. А именно, пока я валялся в госпитале, в моей машине кто то шарил. Это раз. Второе. У моего дома пасется один тип, физиономию которого я уже где то видел, при этом он явно не желает попадаться на глаза. В третьих, я дал указание своей Аннет написать и оставить на столе записку, будто я согласен им помогать. За хорошие деньги, разумеется. Если меня пасут, то порыться у меня в комнате им захочется и записку они найдут. Правда, что из этого можно выжать, пока не знаю.

Фогельвейде оживился, встал, немного походил вдоль стола, поправил репродукцию:

— Прекрасно, это просто будет подарок, если они клюнут. Можно будет выявить хотя бы одного шпиона и сесть ему на хвост. Через него и информатора выявим! Но об этом должны знать только мы с тобой. Ясно?

— Конечно.

— Теперь что бы такое еще устроить… Ах да! Ты же еще не знаешь. В стене сгоревшего банка нашли пулю, которой был убит полицейский. Как там его, Гесбрегер, кажется.

— Гесбергер.

— Вот вот. Баллистики определили: убийца стрелял так, чтобы падение полицейского прошло не замеченным для пожарных, стоящих на соседнем доме, это примерно уровень второго этажа. Грубо говоря, траектория ведет на пятый этаж здания, стоящего основным фасадом на параллельной улице. Порылись там и обнаружили следы, ведущие к некой подозрительной парочке. Сами вроде как из Бремена. В день пожара за дикие деньги сняли скромную комнатку у пожилой женщины фрау Меер. Пока горел банк, сидели в комнате, закрывшись и не выключая громко играющий магнитофон… После пожара сразу уехали, не дождавшись хозяйку, не взяв обратно аванс, бросив часть вещей. Да, одна деталь: на обоях, шторах, обивке мебели обнаружили подозрительно много пепла и копоти. Такое ощущение, что окно, выходящее на пожарище, было открыто. Предполагаемая траектория из него полностью удовлетворяет расчетной. Парочку сейчас разыскивают ушлые ребята Альтман и Мадекер. Они их откопают, тем более что есть подробное описание внешности подозреваемых. Хозяйка оказалась довольно глазастой. Значит, если у Альтмана и Мадекера все случится завтра или послезавтра, то эту парочку можно будет использовать как наживку, как блесну с колокольчиком. Правда, тут участвуют двое наших парней, но я думаю, если они их возьмут, это будет стопроцентной гарантией, что ни Мадекер, ни Альтман не работают на «М Т». Логично?

— Вполне. А дальше?

Фромм почувствовал, как исчезает сонливость. Перестали даже ныть натертые ноги и ожоги. Он подался вперед, облокотился на журнальный столик, заваленный папками с деловыми бумагами:

— Ну ну, Хорст, не блести глазами, ты давай пока лечись и выздоравливай. Обстряпаем дельце без тебя, дай и другим отличиться. Не тебе одному кидать на медные лбы пожарных табуретки и табельный револьвер. Так вот, мы их посадим куда нибудь на нашу квартирку, якобы для «нехорошего с ними обращения», и посмотрим, что предпримут умники из «М Т». Им, конечно, наплевать, как мы будем обращаться с четой, но факт того, что мы сели им на хвост, заставит их пошевелиться. А так как я поставлю в известность о местонахождении подозреваемых только сотрудников «Арденн», то сразу и выяснится, среди нас этот гаденыш или нет. По крайней мере, со своей группой можно будет потом нормально работать, а то противно подозревать каждого. Вот сейчас ни на кого бы не подумал, а может статься, что кто то… Ну, тогда мне грош цена, сам ведь формировал команду. Уйду в отставку, если что.

— А если не выйдет?

— Будем думать дальше.

Фогельвейде опять закурил. Зазвонил телефон. Он, помедлив, поднял трубку:

— Здесь Фогельвейде! Да, начали. Слушаюсь, господин координатор. Да. До свидания.

Хорст увидел, как складки на лбу шефа разгладились. Он будто помолодел, в глазах засверкал хитроватый огонек.

— Хорст, знаешь, что требует доктор фон Толль? Он желает, чтобы был ускорен процесс проверки транзитных поездов в Штутгарте. Тех, что будут перегружаться в итальянской Реджо ди Калабрии в трюмы морских судов, идущих в Порт Саид. Это как раз грузы, проходящие через посреднические конторы «Майнц Телефункен». Там частично французские товары, частично английские, ввезенные через Гамбург. Есть грузы и наших компаний, в том числе незабвенного «ИГ Фарбениндустри»!

Хорст поежился:

— Это хорошая возможность выявить какие нибудь нарушения и за них зацепиться в деле «М Т», но в силу последних соображений…

— Вот именно. Я в принципе должен снять с других работ всех своих людей и бросить их на помощь Дирку Кранке, который работает в Штутгарте. Работает, надо отметить, аккуратно и осторожно. И вот тебе обвал, шум, шитье красными нитками по белому холсту!

Манфред сел на стол напротив Хорста, вынул из под себя пустую папку и хотел было забросить ее на шкаф. Но Фромм перехватил ее у шефа, повертел в руках, о чем то раздумывая, и положил в свою сумку.

— Зачем тебе эта картонка?

— Смутно что то вертится в голове, пока не соображу, но определенно что нибудь из этой картонки можно выжать. Попробую.

— Ладно, чудак, она мне не нужна! Так вот, если мы сейчас наделаем шуму, информация уйдет. В Штутгарте весь груз спрячут или придержат, надолго затаятся и изменят посредников и маршруты. Вывод какой?

— Сделать все очень быстро!

— Нет, Хорст, склады и контейнеры нельзя досконально проверить быстрее телефонного звонка. Здесь, в Бонне, наш коллега наберет штутгартский номер, и все пропало. Месяцы ловили «М Т» за хвост, месяцы копаний в пыльных бумажках и памяти компьютеров, бесконечных поездок, осторожных, как бы невзначай, опросов — все пойдет насмарку.

— Ну почему же? Даже если их предупредят, нужно будет время, чтобы спрятать груз, дня два, может, даже три. Неужели мы не выявим информатора за трое суток?

— Выявим, черт меня подери! Фон Толлю доложу, что проверка идет вовсю. Если узнает… Ну что ж, я и на свою пенсию проживу, полковник все ж. Хотя скучно будет.

Манфред набрал штутгартский номер:

— Алло, Дирка Кранке позовите! Что? Вышел? Как как? Добавочный семнадцать? Хорошо. Алло, Фогельвейде говорит! Это ты, Дирк? Слушай ка, денька два отдохни, в эмтевском барахле не ковыряйся, понял? Если делами будет интересоваться фон Толль или Румшевитц, говори, что наших понаехало полна гостиница, работать мешают. Говори, что копаете вовсю, но пока ничего. Понял? Ну, молодчина, я на тебя надеюсь. Послезавтра свяжусь с тобой. Все, отбой!

В дверь постучали. Манфред бросил трубку:

— Войдите.

На пороге появился эксперт по финансовым вопросам Матеас Рюбе. Он закашлялся и помахал перед собой рукой, разгоняя сигаретный дым, который напустил Хорст. Мельком взглянул на шефа, и, наконец откашлявшись, стал докладывать:

— Вот, получил результат по акционерному обществу «Десса». Часть капитала уходит в ливанские банки, а из них перекочевывает в сомнительные организации типа Южной мусульманской общины Триполи. Как они используют эти средства — неясно, и с какой стати «Дессе» переводить крупные суммы пробагдадским организациям террористического толка — тоже непонятно…

— Молодец, Рюбе, я не сомневался, что ты что нибудь выудишь из своего пластмассового ящика с кнопками и экраном. Готовь все по Мусульманской общине. Все, что есть в банке данных главного каталога. Там есть такая черненькая, симпатичная девчушка Бриджит. Скажи, что Фогельвейде просил оформить это дело очень быстро.

Рюбе кивнул и повернулся, чтобы уйти. Только тут Хорст заметил, что он был в мягких домашних тапочках с оторочкой из искусственного меха. Фогельвейде вздохнул:

— Умная башка этот Рюбе. Я в компьютерах ни черта не понимаю, а он копается в них как у себя в голове, вечно что то там придумывает, рационализирует. Но крайне нерешителен. Постоянно в сомнениях.

Хорст почувствовал, что если он сейчас не примет болеутоляющее, то просто начнет выть. Ожоги болели нестерпимо. Порывшись в карманах, он вытащил упаковку таблеток. Манфред кинул ему банку пива из маленького холодильника за креслом стола. Свежий «Гессер» вспенился и закапал на коверный ворс. Запивая пилюлю, Хорст вспомнил, что страховая контора сегодня работает до пяти часов. Он заторопился, закашлявшись от холодного и терпкого напитка. Фогельвейде усмехнулся, похлопал его по плечу, уселся за стол и принялся что то заносить в свою записную книжку с помощью галочек, крестиков и сокращений.

Когда Фромм, распрощавшись с шефом, торопливо шел к лифту, он на ходу достал из сумки страховочный полис, квитанции об уплате взносов, справки и еще что то. Все эти бумаги Хорст положил в папку Фогельвейде, на которой жирными буквами было отпечатано: «Секретный документ государственной важности? 1/1/156/87».

Проходя мимо лаборатории криминалистической экспертизы, услышав несколько возбужденных голосов за дверью, он остановился. Посторонившись, пропустил мимо спешащего по своим делам незнакомого сотрудника и решительно потянул на себя дверь лаборатории.

Среди лабораторных столов, уставленных микроскопами, спектроанализаторами, штативами, всевозможными замысловатыми приспособлениями, склянками с реактивами под раструбами вытяжной вентиляции, расположились несколько сотрудников «Арденн». Эксперты Уве Хернер и Ларе Мюллер пытались перекричать инспектора по оперативной работе Хольма Фритца. Но его бас перекрыть было невозможно даже авральным гудком танкера.

— Я прекрасно знаю эту систему, — басил инспектор, заядлый коллекционер, — это «смит и вессон» калибра ноль семь конца прошлого века, старинная штуковина, но лупит наповал!

У погасшего дисплея компьютера, за спиной инспектора Фритца сидели еще двое сотрудников группы «Арденн», оперативники Ганс Николь и Йозеф Ружечка. Хорст тоже присел на край стола, отодвинув в сторону несколько полиэтиленовых пакетиков:

— Привет, ребята!

— Привет, Хорст!

Из смежной комнаты, вращая глазами, выскочил лаборант Грааф:

— Фромм, о боже, слезь сейчас же с образцов!

— Да вот они, лежат себе невредимые, ничего им и не сделалось…

Хорст улыбнулся и, помахав перед лицом лаборанта папкой, небрежно кинул ее рядом с собой. Потом, покопавшись в сумке, вытащил оттуда небольшую картонную коробочку:

— Вот, дружище Хольм, повод для дрожания твоих музыкальных пальчиков, штуковина из знаменитого по этому делу Грюнешвейга…

— А а а, молодчина, друг!

Инспектор выхватил из руки Фромма коробочку и, буквально растерзав ее, извлек небольшую оловянную фигурку, искусно раскрашенную и изображающую саксонского кирасира офицера времен семилетней войны, на коне, тянущего вперед руку с палашом. Фритц, забыв обо всем, принялся рассматривать оловянную фигурку, отпуская иногда фразы, смысл которых мог бы понять только такой же заядлый коллекционер, как и он.

Ружечка развернулся на стуле:

— Ну что, Хорст, когда на работу?

— Уже работаю. Разве у фон Фогельвейде расслабишься, сразу загружает! — Фромм заметил, что Николь пристально разглядывает лежащую на столе папку. Потом Ганс поднял на него глаза и наставительно произнес:

— Раз ты не в состоянии обойтись без болеутоляющих, от которых засыпаешь как сурок зимой, то сиди дома и анализируй кашу по «Майнц Телефункен» в одиночестве. Тем более что заварилась она с твоей подачи после пожара в Грюнешвейге.

— Нет, это просто великолепно, даже помочные ремни не забыли обозначить как медные, а бушмат при правом стремени седла! Все как надо! — не замечая никого вокруг, выл от восторга Хольм Фритц. Лаборант Грааф, подбирая пакетики с кусочками не то ткани, не то кожи, на которые чуть не сел Фромм, неожиданно спросил:

— А что, неужели теперь секретные документы дают сотрудникам на дом?

Хорст ждал этого вопроса и, изобразив на лице легкомыслие небрежно ответил:

— Конечно, никто не дает, но у меня что то с головой, последнее время все забываю, пришлось взять кое какие бумаги по «Телефункен», в основном касающиеся связи между конторой «М Т» в Грюнешвейге и грузами в Штутгарте.

Он повертел в руках папку с грифом «Секретно» и сунул ее обратно в сумку. Фритц тем временем продолжал восхищаться фигуркой всадника.

— Надо же, поля эполет проработаны так, будто кто то малюсенький нашивал на них двойные ряды витого жгута…

— А что, Хорст, если об этом узнает фон Фогельвейде? — Оперативник Николь выглянул из за могучей спины инспектора коллекционера.

— Я надеюсь, что вы не выдадите меня ему на растерзание.

Хорст посмотрел на часы:

— Мне пора бежать в страховую контору, а то опять не успею!

— Давай, Хорст, я тебя подвезу… — Фритц оторвался от созерцания фигурки и положил тяжелую руку на плечо Фромма. — Удружил, удружил старику! Мои войска долго ждали такого блестящего офицера. Зальманн сдохнет от зависти! Ну поедем со мной!

— Да брось, я тоже с машиной, — слабо возразил Хорст, но, вспомнив, что Хольма Фритца мог остановить только превентивный ядерный удар, подчинился: — Все, всем привет, увидимся через три дня, когда у меня кончится отпуск по болезни. Эх, хорошо, что жена уезжает, хоть отдохну по настоящему!

Он многозначительно подмигнул коллегам, легонько подталкиваемый к дверям плечом инспектора.

— Будь здоров, Хорст.

— Пока, ребята!

Когда они спустились вниз и предъявляли на выходе охраннику служебные удостоверения, Фритц, до тех пор хранивший молчание, вздохнул:

— Зря ты взял эти бумаги, парень, мало ли что, слишком многим рискуешь. Будь я на месте дельцов из «М Т», я бы ни перед чем не остановился, чтобы ими завладеть. И ведешь ты себя неосмотрительно, легкомысленно, как барышня из варьете.

Хорст на это лишь улыбнулся и пожал плечами. Через минуту они сели в «порше» Фритца. Потрепанная, видавшая виды машина резко взяла с места и стала ловко маневрировать в плотном транспортном потоке вечернего города.