Полнолуние

Глава 13

Под вечер хозяева маленького магазинчика, закончив уборку, опускали жалюзи на большие стеклянные витрины, запирали входную дверь и возились с сигнализацией. Рабочие, ремонтирующие третий этаж этого же дома, тоже заканчивали работу. Они грохотали на лесах тяжелыми башмаками и, сунув в ведра мастерки, спускались вниз, к вагончику, где снимали с себя робы и переодевались в повседневную одежду.

Старший мастер курил, придирчиво наблюдая, как его люди приводят в порядок рабочие места и собирают инструменты. Рядом уже открылся пивной бар, и мастер нетерпеливо втягивал носом аромат свежего рейн вестфальского пива, фирменного напитка заведения с длинным названием «Здесь у нас как в Дюссельдорфе». К тротуару, огороженному от проезжей части невысоким металлическим заборчиком с предупреждающей вывеской «Стой! Опасная зона. Идут строительные работы», медленно подрулил «мерседес бенц» с двумя старыми вмятинами на заднем крыле. Мастер замахал руками и закричал, не выпуская изо рта сигареты:

— Эй! Проезжайте дальше, здесь нельзя парковаться!

Но помятая машина все же остановилась прямо под строительными лесами. Из нее вылез невысокий плотный мужчина с озабоченным лицом. Его правая рука была забинтована и подвешена на перевязи. Он подошел к мастеру, изобразив на лице приветливую улыбку:

— Добрый вечер. Скажите, это ваш фургон, номер ХМВ 4 2658?

— С чего вы взяли? Я не знаю, чей это фургон. Только все равно машину здесь ставить нельзя, — проворчал мастер.

Хорст Фромм и не собирался оставлять здесь машину. Он сел за руль, круто развернулся посреди улицы и оказался у своего двухэтажного коттеджа. Окна его были темны, а калитка заперта.

Сосед Франк, приспособив себе переносную лампу на радиатор, по прежнему копался в моторе. Но если утром его лицо выражало упоение работой, то сейчас, когда пригород окутала сумеречная синева приближающегося вечера, вся его согнутая фигура выражала крайнюю усталость и отчаяние. Увидев соседа, он с видимым удовольствием разогнул поясницу:

— Привет, Хорст.

— Привет Франк, все еще не покончил со своей старушкой? Мне кажется, тебе нужно прерваться, нельзя так долго копаться в железках. Ослабевает внимание, устают пальцы… Нужно отдыхать.

Фромм взял с заднего сиденья сумку, где лежала папка Фогельвейде с надписью: «Секретный документ государственной важности? 1/1/156/87», и, закрыв машину, подошел к соседу:

— Хорст, ты правда думаешь, что можно прерваться и отдохнуть? — недоверчиво переспросил Франк.

Он выключил переноску и начал тщательно вытирать испачканные маслом руки.

— Да, да, дружище, мне кажется, тебе нужно прерваться. А вот скажи мне, ты весь день здесь возился?

— Конечно, я никогда не капитулирую перед техникой, — заявил не без гордости Франк.

— Да, это замечательно. Так вот. Там за твоей машиной стоит фургон ХМВ 4 2658. Не припомнишь ли ты: он здесь весь день был или отъезжал куда нибудь?

— Да он постоянно мотался и приехал лишь за пять минут до тебя. Странно, что оттуда никто не выходил все это время… Так ты считаешь, что ничего такого в этом нет, если я сейчас закончу и продолжу завтра?

Хорст кивнул, не спуская при этом с фургона внимательного взгляда:

— Конечно. Вот если б я был начальником управления безопасности движения, я запретил бы черные тонированные стекла на машинах.

— Да, это правильно. А то не разглядишь, кто едет рядом с тобой по автобану: то ли солидный мужчина, то ли смазливая школьница, которая думает, где бы поплясать с дружками, и которой не то что машину, велосипед доверить опасно!

Фромм пожал соседу руку, еще раз взглянул в сторону фургона, на темные тонированные стекла кабины, вздохнул и отправился к своему коттеджу. Когда он отпирал калитку, Франк, позвякивающий инструментами в ящике, крикнул:

— Да, Хорст! Пока тебя не было, к тебе заходил электрик, как ты и вызывал, на четыре часа!

Фромм на секунду застыл с ключом в руке, потом быстро отомкнул входную дверь и буквально влетел в прихожую. И первое, что он увидел: раскиданная по всему полу обувь жены. Аннет, видимо, как всегда в последний момент, уже стоя перед зеркалом, вдруг решила переобуться. В силу того, что еще минут пятнадцать у нее наверняка ушло на экспресс примерку и выбор подходящих сапог, она уже опаздывала на поезд до Вюрцбурга, который отходил без четверти три. А потому, разбросав обувь по всей прихожей, она не стала ничего убирать и оставила все как есть. Фромм сам заказал ей билеты, после того как решил поймать информатора на секретную папку своего шефа. Аннет немного покапризничала, но уехать согласилась, усмиренная заговорщицким тоном мужа, намекнувшего, что того требуют интересы Федеративной Республики. Хорст, не снимая обуви, перепрыгивая через разбросанные коробки из под туфель, сапог и ботинок, ринулся в свой рабочий кабинет на втором этаже:

— Электрик, стало быть… Стало быть, электрик!

На его столе, между стопкой чистой бумаги и настольным ежедневником, Аннет оставила записку, написанную под его диктовку:

Папка, под которой должна была лежать записка, была на месте, а самой записки не было. Аннет, конечно же, написала ее, потому что эта папка с полки у окна, как и просил Хорст, перекочевала на стол. Он посмотрел, не упал ли листок бумаги на пол, но нет, записка явно ушла по назначению.

«Ох уж этот мне электрик на четыре часа», — улыбнулся Хорст. Спустившись по деревянной лестнице на первый этаж и по дороге с наслаждением скинув натершие пятки туфли, он направился на кухню сварить кофе.

Включив телевизор и кофеварку он только раскинулся на диване, как сразу же зазвонил телефон. В трубке, взятой с аппарата на холодильнике, послышалось гробовое молчание на фоне продолжающего заливаться аппарата в прихожей. Хорст чертыхнулся, проклиная свою безалаберность: он все откладывал замену телефона, который пару раз падал на пол и теперь представлял собой пластмассовую погремушку. Пришлось, хрустя пригревшимися суставами вставать, теребить утихшую руку и топать в коридор.

— Ты что там, уснул уже, Хорст? — раздался голос Манфреда фон Фогельвейде.

— Нет, нет, наоборот, предполагаю сегодня бодрствовать допоздна. Кстати, я сам собирался вам… тебе позвонить, есть интересная новость.

Фогельвейде многозначительно хмыкнул:

— У меня тоже! Угадай с трех раз, что за бумага сейчас лежит передо мной?

Фромм задумался лишь на секунду:

— Сообщение из Штутгарта от Дирка Кранке? Он все же что то откопал?

— Нет.

— Альтман и Мадекер нашли парочку поджигателей из Грюнешвейга?

— В общем то, по этому делу есть новости. Эти ребята нашли ту девчонку, что снимала номер у фрау Меер. Сообщник, видимо, решил от нее избавиться и выкинул ее с железнодорожного моста через Мульду со сломанной гортанью. Меер ее опознала. Но звоню я тебе не поэтому. Передо мной лежит одна любопытная бумажка. Я только что получил ее по телефаксу, кстати, номер отправителя установить не удалось. Искусственные помехи в сети. Так вот, тут у меня снимочек, на котором изображена папка. На ней твоим почерком накорябано «Майнц Телефункен». К папке же приколота бумажка, на которой, я так понял, почерком твоей Аннет написано: «Уважаемый жук пожарник, стоимость моих услуг определяется числом N». Ну, каково! Чего молчишь то?

Хорст Фромм с трудом сглотнул слюну:

— Интересное дело. Эта та бумажка, про которую я тебе говорил и на которую мог кто нибудь клюнуть. Но они как то странно клюнули… Тут днем у меня дома был какой то парень. Сосед говорит, что он назвался электриком.

Фогельвейде некоторое время молчал, видимо размышляя, потом разговаривал с кем то вошедшим в его кабинет и наконец вернулся к телефону:

— Я так понимаю, что крутым парням из «Телефункен» ты больше не нужен и они хотят от тебя избавиться. И действительно, какого черта ты им надобен, если они имеют по «М Т» практически все! Всю секретную информацию, вплоть до последней акции. Ты получается, сам себя подставил в Грюнешвейге. У них есть надежный канал. Это какой то сукин сын, что ходит с нами по одной лестнице, здоровается каждое утро за руку и пьет с нами кофе. А с тобой они, видимо, просто решили разделаться как с сотрудником КРВТ комиссии. Ты, наверное, не устраиваешь их своей настырностью, к тому же доктор Рюбе просмотрел те бумаги, которые ты во время пожара вывалил на голову брандмайору, вместе с разным хламом и своим табельным револьвером. Он сказал, что из этих документов можно много чего вытянуть. Так вот «М Т» теперь никак не может забыть, что именно ты не дал им сгореть.

Хорст ощутил, как у него начинают ныть виски и затылок, как всегда бывало перед служебными дрязгами, когда приходилось долго и нудно оправдываться, ходить на допросы независимых комиссий, каяться, писать и переписывать заявления, объяснительные, отчеты о том, где, сколько, когда сидел, куда ездил, с кем встречался, где ночевал и так далее до бесконечности. Он тяжело вздохнул:

— Так они, наверное, послали уже копии и Румшевитцу и фон Толлю. Что касается Румшевитца — не знаю, а вот фон Толль сейчас же отстранит меня от работ по «М Т» и, скорее всего, вообще от всех дел.

Фогельвейде хохотнул:

— У тебя сейчас такой голос, будто ты уже летишь с небоскреба вниз головой. Не ной. Неужели ты думаешь, что я дам тебя сожрать этим приятелям из «М Т»? Да не будь я Манфред Мария фон Фогельвейде, если это случится! Я уже все придумал. Я сейчас же, задним числом, внесу эту твою бумажку про пожарника жука в план мероприятий на эту неделю. И если Румшевитц будет вопить, что мы без его ведома занимаемся «контрразведкой», я ему вправлю мозги. В конце концов, «Арденн» самостоятельная группа, не то что «Бисмарк» и «Кельн 1». Пусть он там командует сколько влезет. Ну ладно Хорст, отдыхай. А послезавтра как штык будь в комиссии, начнем комплектовать дополнительную следственную группу в Штутгарт. Правда, придется обставить дело так, будто мы суетимся не по делу «М Т», а по какому нибудь другому… делу. Ну, как то так. — Фогельвейде, задумавшись, засопел в трубку: — Ну, например, по акционерному обществу «Десса». А что делать? Информатор то шпионит среди нас, и с ним еще придется повозиться. Да, погоди ка, я тут болтаю, а у тебя телефон с кодатором? А то сейчас слушает нас кто нибудь из «М Т» и ухмыляется!

— Естественно! И с кодатором и декодатором, иначе как бы мы с тобой разговаривали, — с некоторым облегчением произнес Хорст, хотя виски и затылок еще продолжали ныть.

— Да, логично. Чего то я заработался сегодня. Поеду домой, приму ванну. Пока, Хорст, не балуйся там без жены.

— Да, да… Но откуда вы, то есть ты узнал, что ее не будет сегодня? — насторожился Хорст.

— Потому что она обычно вертится вокруг тебя и болтает или дышит в трубку спаренного телефона, проверяет, не говоришь ли ты с какой нибудь потаскушкой… Все, отбой рота!

Фогельвейде повесил трубку.

Хорст Фромм вернулся на кухню. Кофеварка, выкипятив всю воду и присушив кофе к своим внутренностям, автоматически выключилась. Из под дверцы холодильника, которую он второпях забыл прикрыть, капала вода. Хорст вздохнул, по новой заправил кофеварку, досадливо хлопнул дверцей холодильника и сделал погромче телевизор.

По второму каналу шла какая то мыльная опера, и актеры усиленно изображали страсть друг к другу. На секунду задержав взгляд на необъятной заднице главной героини, затянутой кокетливой юбочкой, Фромм включил другую программу, где передавали последние новости Би би си. Лысоватый комментатор приставал с вопросами к скучающему английскому полковнику из пресс службы НАТО. По его виду можно было догадаться — он явно недоволен тем, что его затащили в эту телестудию.

— Как вы считаете, полковник, в ирано иракском конфликте может ли одна из сторон добиться сколько нибудь существенного превосходства?

Полковник покривился:

— Мне кажется…

На экране поплыли картины разгромленных иракских приграничных укреплений, множество пострадавших в самой разнообразной одежде, черный, жирный дым горящей нефти на горизонте и толпы людей, несущих портреты Хомейни. Внизу экрана мерцала надпись «Иран». Потом, после короткой новостной заставки, стали показывать абсолютно такую же толпу с такими же бородатыми мужчинами, женщинами в чадрах, босоногими мальчишками, с блестящими, белыми как слоновая кость зубами. Они несли портреты Верховного главнокомандующего Саддама Хусейна, но внизу теперь уже было подписано «Ирак».

— …это абсолютно бессмысленная война, — комментировал видеокадры полковник, — у Ирана еще есть преобладание в людских ресурсах. Но, как показало последнее иранское наступление, они могут скоро иссякнуть, потому что посылать в атаку необученных, вооруженных палками людей — значит попусту тратить живую силу… У Ирака же Национальная гвардия хорошо оснащена самым современным оружием. Это элитарные отборные части, способные на проведение серьезных наступательных операций. Но затяжная, близкая к позиционной война деморализует солдата араба, которому нужны постоянные боевые действия для поддержания воинственного состояния духа. Сидение в окопах под обстрелом или авиационными бомбардировками резко снижает его боевую потенцию…

— Кхе кхе… Интересно вы выразились, сэр, боевая потенция, — поддакнул комментатор.

Полковник тем временем продолжал:

— Обстрелы нефтяных месторождений и перерабатывающих заводов только выматывают обе стороны в военном отношении. Никакого эффекта, кроме психологического, эти ракетные удары не дают. Пара тройка выведенных из эксплуатации скважин в расчет не идут…

— Значит? — нетерпеливо перебил полковника комментатор.

— Значит, все может решить всего лишь одна ядерная бомба, сброшенная на какую либо из столиц: либо Багдад, либо Тегеран. Кто быстрее из них сделает ядерное устройство, тот и победит, — закончил полковник, всем своим видом показывая, что больше обсуждать эту тему он не желает.

Комментатор, вместо того чтобы сказать «Спасибо за беседу», продолжал:

— Но ведь это может вызвать серьезные последствия, вплоть до региональной ядерной войны. Кроме того, может создаться прецедент применения ядерного оружия в локальных военных столкновениях. Советские войска в Афганистане тоже могут пойти на это, и тогда пешаварское сопротивление будет сломлено… Насколько серьезна эта угроза?

Полковник вздохнул и взглянул на часы:

— Ни Ирак, ни Иран пока что не имеют ядерных боевых устройств. Только поставка обогащенного урана из Советского Союза и электронных комплектующих из Западной Европы или Америки могут для них решить вопрос ядерного вооружения. По счастью, за такого рода продукцией установлен строжайший контроль со стороны ООН и спецслужб НАТО, так что нам нечего опасаться. Хотя…

— Однако ведь провозят в Ирак стрелковое оружие из Европы, значит, могут провезти и электронику?

Игнорируя вопрос ведущего, полковник по военному прямо стал закругляться:

— Спасибо за предоставленную возможность выступить перед такой широкой аудиторией.

— Конечно, конечно — но все же?

— Я обязательно прокомментирую положение на Ирано Иракском фронте на следующей неделе, а сейчас извините…

Полковник энергично потряс руку журналиста и отстегнул от лацкана мундира маленький микрофон:

— До свидания.

— До свидания. Итак, уважаемые зрители, вы все еще смотрите новости на Би би си. Я — ведущий и комментатор Брайен Вильямс. Переходим к следующим темам.

Хорст Фромм медленно, маленькими глотками тянул кофе и пытался понять, почему рассуждения английского полковника заставили его насторожиться. Он определенно чувствовал связь между активизацией боевых действий на Ирано Иракском фронте и деятельностью фирм, подопечных КРВТ комиссии. Но обобщить эти ощущения и свести их к схеме он так и не смог и, переключив телевизор на музыкальный канал, принялся за вторую чашку кофе, добавив туда немного коньяка.

Через полчаса, когда музыкальные клипы сменила нудная передача о джазе шестидесятых годов в Германии, Фромм посмотрел на часы. Было около восьми, и он решил, что сегодня уже ничего не произойдет. Информатор если и клюнул на то, что у него дома находятся важные материалы по делу «Майнц Телефункен», то объявится никак не раньше завтрашнего утра. Жена уехала на два дня срочных вызовов на Кенигсплац, где находилось здание Германского отделения КРВТ комиссии, не предвиделось, и он решил узнать, как поживает его давнишняя знакомая Штеффи, преподавательница испанского языка на курсах повышения квалификации одной из машиностроительных фирм. Не занята ли она сегодня вечером и ночью каким нибудь переводом для своей конторы или стороннего лица?

За секунду до того, как Фромм поднял трубку, чтобы позвонить Штеффи, раздалось настойчивое треньканье. В трубке послышалось повизгивание декодатора, пытающегося преобразовать не соответствующие его возможностям сигналы в человеческую речь.

«Так, автоматика не сработала». Фромм щелкнул тумблером, отключающим прибор преобразования. Писк сменился бесстрастным голосом Йозефа Ружечки, оперативного работника, временно переведенного в группу по обобщению конфискованной служебной документации фирм, закрытых из за нарушений в области несанкционированного распространения военных технологий. Ружечка был определен в подразделение эксперта Матеаса Рюбе спустя неделю после неудачной операции по захвату в нейтральных водах судна, шедшего под флагом Мальты, на котором, предположительно, находились образцы боевых нервно паралитических веществ, предназначенных для переправки в Сомали. Провал операции свалили на туман, хотя группе «Кельн 1» было поручено проработать вариант с возможной утечкой информации.

— Слушай, Хорст, — ровным голосом говорил Ружечка, — у меня в понедельник назначены тесты по криминалистике, я бы хотел забрать американскую книжку «Методы работы со свидетелями», что ты брал у меня недавно. Можно такое устроить?

— Конечно! — Фромм попытался придать своим словам как можно больше легковесности и расслабленности.

— Но я сегодня, пока жена в Вюрцбурге, собирался встретиться с одной моей подружкой. Она должна подойти к десяти часам, а пока я принимаю ванну, вернее, собираюсь в нее влезть, стою в одних носках…

— Кхе кхе… Молодец, время зря не теряешь. Пойдете куда нибудь в ресторанчик?

Фромм ответил давно заготовленной фразой:

— Сил нет… Никуда не пойдем, думаю, всю ночь будем куролесить, потом день отсыпаться и следующую ночь опять. Но в воскресенье нужно будет засесть за кое какую работенку, потому что в понедельник ее нужно уже представить шефу.

Ружечка ответил после короткой, еле уловимой паузы:

— Да, иногда хочется посидеть выходные дома безвылазно. А шеф опять загружает работой. Ну, так я сейчас заскочу за книгой, чтоб тебя потом не отвлекать?

Фромм почувствовал, что сердце забилось чаще. Настало время еще одной фразы, которая может сыграть роль утиного манка, если, конечно, Ружечка неспроста набивался в гости.

— Ты уж извини, Йозеф, не смогу с тобой поболтать. Дверь открою и опять убегу в ванну нужно обязательно хорошенько почиститься до прихода пассии, а то весь провонял табачищем и лекарствами. Книгу положу на столик в прихожей под зеркалом. Возьмешь сам и дверь захлопнешь. Не обидишься? А то приходи часов в одиннадцать…

— Нет, нет, не волнуйся, я сейчас быстро подскочу, даже машину не буду из гаража выводить, поймаю такси. Мойся на здоровье!

— Ну, все, приезжай. Пока, Иозеф.

— Пока, Хорст.

Фромм закусил губу, потер ладонью лоб. Потом быстро поднялся в кабинет на второй этаж, достал с полки книгу «Методы работы со свидетелями», а папку Фогельвейде засунул в нижний ящик стола, под стопку почтовых конвертов и слегка отодвинул плотную оконную занавеску. Фургон «фольксваген» с номером ХМВ 4 2658 теперь стоял в десяти метрах от его коттеджа. Фромм хмыкнул и спустился в прихожую. Положив книгу на столик под зеркалом, он, подняв голову, увидел отражение своих лихорадочно блестящих возбужденных глаз: «Да, глазенки как у малыша, задумавшего стащить у матери пломбир из холодильника. А хотя… я ведь жду даму, мне положено иметь возбужденный вид».

Он решил позвонить шефу, но передумал. В «фольксвагене» могла находиться чувствительная аппаратура, способная с такого расстояния взять его голос и через кирпичную стену с утеплителем. Фромм направился в ванную, включил горячую воду на полный напор, чтобы влажный горячий воздух распространился до прихожей. Затем принес и положил в шкафчик с шампунями семизарядный «браунинг» калибра девять миллиметров, наручники и на всякий случай гранату с нервно паралитическим газом. Потом разделся, обмакнув в кипяток слегка намыленную мочалку, потер руки, ступни ног, взъерошил и взмылил волосы. Немного помедлив, сбегал на кухню, обвернул повязку на правой руке целлофановым пакетом, включил расслабляющую музыку и уселся на край ванной.

«Неужели Ружечка? Вот никогда бы не подумал… А может, все таки не Ружечка? — обратился он к своему отражению в зеркале над раковиной. — Ну хорошо, подождем. От его Шульштрассе до меня ехать двенадцать минут. Пробок сейчас нет, поэтому ничего не добавляем. Если он будет еще одеваться, то прибавим шесть минут. Непредвиденных пять минут. Всего двадцать три минуты. Посмотрим… Чем позже он приедет, тем меньше шансов, что он информатор, из за которого меня чуть не кремировали в Грюнешвейге. Да, надо бы Штеффи позвонить, в самом деле».

Но Хорст и на этот раз передумал брать телефонную трубку, опять по причине того же фургона с номером ХМВ 4 2658. Нельзя же приглашать девушку к десяти часам, если приятелю сказано, что она уже предупредила, что придет именно в это время. Накладочка получается. Хорст еще раз обтерся водой, намочил рукав халата, так чтобы с него капало на пол, и стал ждать. Всего через тринадцать минут перед его коттеджем затормозила машина. Автоматически он отметил, что она не отъехала, а осталась ждать с работающим двигателем. Хорст до конца выкрутил вентиль горячей воды, так что все заволокло паром, проверил на всякий случай обойму «браунинга» и принялся громко напевать арию Мекки Ножа из «Трехгрошовой оперы», мотивчик, преследующий его весь этот день. Защебетал электрической канарейкой звонок.

«Да, Ружечка, считать ты явно не умеешь…» Хорст весь внутренне подобрался и, изображая нечаянную радость в голосе, побежал к входной двери, разбрызгивая по полу капающую с рукава халата воду:

— Сейчас, сейчас, Иозеф, сейчас, коллега!

Распахнув дверь, Фромм коротко выдохнул, как боксер, получивший хороший апперкот. На него, раскрыв объятия, бросилась его ненаглядная и обожаемая ночная нимфа Штеффи Зелевски:

— Дорогой мой, какое счастье, что я встретила в булочной твоего соседа Франка. Он мне сказал, что видел, как твоя жена сегодня утром уехала с двумя чемоданами… О, как я рада, мы так давно не виделись. Этот дикий пожар, твоя рука… Но ничего, я сейчас тебя быстро вылечу. Ну ка, помоги мне раздеться!

Она кокетливо поправила копну светлых, чуть рыжеватых на затылке волос и, распахнув вельветовое пальто, открыла нежно розовое вечернее платье с большим декольте. Хорст, увернувшись от объятий и чуть не упав на раскиданных сапогах Аннет, подавленно пробурчал:

— Черт бы побрал этого Франка со своим… Но не могла бы ты на час покинуть меня? Всего на часок!

Штеффи недоуменно повела плечами:

— Ты что, не рад мне? У тебя здесь что, какая то другая женщина? Ты же клялся мне, что не будешь нам изменять.

Хорст лихорадочно теребил браслет наручных часов, лежащих в кармане халата:

— Кому это — нам?

— Ну как — кому, мне и твоей жене! Ну ка пусти меня, сейчас я ей все перья повыдергиваю… Где она? А а а, наверное, вы в ванной занимаетесь любовью!

Штеффи, толкнув Хорста пышным бедром, направилась в ванную, на ходу вооружившись длинным рожком для обуви. Фромм, проклиная все на свете, кинулся за ней:

— Послушай, Штеффи, родная, сейчас должен прийти мой коллега Йозеф Ружечка. У нас очень важное дело, ты должна уйти, хотя бы на полчаса. Здесь может стать весьма жарко!

Штеффи опешила и даже не дошла до ванной:

— Хорст, о боже! Ты что, гомосексуалист, со своим Ружечкой?

— Нет, нет, просто так складываются обстоятельства!

Он подхватил девушку за талию. Лицо Штеффи выражало совершенно искреннее страдание.

— Но ведь ты был таким великолепным мужчиной. О, как я несчастна, какая потеря… А вот Ружечка не выставил бы меня за порог, потому что самый последний гей порядочней, чем ты, чудовище с волосатым животом! — прибавила она неожиданно.

Хорст вдруг ослабел и устало освободил любовницу от своих объятий.

— Господи, у меня сейчас мозги вскипят.

— У тебя их никогда не было!

У Хорста в голове закрутилась лихорадочная цепь рассуждений: «Там стоит этот паршивый «фольксваген» с ребятами, которые наверняка зыркают через затемненное стекло. Хорош я буду, если отпущу ее обратно… Принимаю ванну чтобы в плезире встретить женщину и потом ее выпроваживаю, чтоб остаться с Ружечкой наедине. В высшей степени подозрительно с моей стороны.

Если, конечно…»

Наконец он вернулся к жизни:

— Нет, я тебя не выпускаю, любовь моя! Тьфу ты, совсем запутался. Ну ка, иди сюда!

Он поволок любовницу в ванную. Та начала отбиваться, впрочем, не очень активно — видимо, ей нравился этот неожиданный переплет.

— Нет, гадкий, гнусный, подлый извращенец! Я не буду принимать участие в ваших грязных делишках с этим чехом! Отпусти меня сейчас же, насильник!

Уронив по дороге телефон и декоративную керамическую вазочку с пластмассовыми цветами, они ввалились в ванную, где Штеффи обвила шею своего возлюбленного и томно произнесла:

— Но я люблю тебя и геем, Хорст. Но только не заставляй меня спать с этим чехом. Хорошо?

— Заткнись, не то я тебя сейчас задушу…

Опять затренькал канареечный звонок. Фромм осекся, но потом скороговоркой продолжил:

— Никуда отсюда не выходи, ни при каких обстоятельствах. Если начнется стрельба, ложись на пол или спрячься за ванную. Все!

Он сильно поцеловал ее в губы, еще раз обмакнул рукав халата в воду и бросился открывать дверь. Штеффи Зелевски вытерла со рта остатки ярко красной помады и, вздохнув, покрутила у виска пальцем:

— Тронулся бедняга от своей секретности.

Она не удержалась, приникла ухом к двери ванной и расслышала:

— Привет, Иозеф.

— Привет еще раз! О, да ты, я вижу, вовсю готовишься!

— Нет, она уже пришла, застала меня в ванной, негодница, и сразу все захотела. Ты, кстати, появился как раз в самом интересном месте, я уже приготовился заправить ей по самый корень…

Ружечка понимающе хмыкнул:

— Не буду тебе мешать, развлекайся, а книга то где?

— А, черт, склероз, оставил ее на кухне, на столе. Ну да сам возьми, а то у меня руки мокрые. Знаешь, этот секс в ванной. Дверь потом захлопнешь… Ну, все, пока, удачной сдачи тестов!

Послышались мокрые шлепки босых ног, и Хорст ввалился в ванную:

— Покажи ей, как умеют трахаться парни из КРВТ комиссии! — донесся ему вслед нарочито приподнятый голос Ружечки.

— Ты чуть не убил меня дверью, идиот! — зашипела Штеффи, схватившись за ушибленный дверью висок.

Фромм скорчил страшное лицо и замахал на нее руками:

— Тише!

Отчетливо хлопнула входная дверь. Хорст достал «браунинг» и громко сказал:

— О, дорогая, как ты сегодня нежна! Мне кажется, никакая сила не сможет меня от тебя оторвать!

Он ущипнул Штеффи за живот, обтянутый розовым вечерним платьем, закапанным водой. Та издала вполне подходящий для данного случая стон.

— Ну, скажи, что ты меня любишь, дура!

— Я люблю тебя, Хорст! — простонала она, потирая живот и ушибленный висок, не сводя при этом глаз с револьвера. Тем временем Хорст приоткрыл дверь и выглянул в прихожую. Сверху, из кабинета, раздавался тихий звук перебираемых бумаг и осторожный стук ящиков книжного шкафа и его рабочего стола. Фромм сглотнул слюну: «Ай да Ружечка, ай да сукин сын! Наглец!»

Он осторожно вышел в прихожую и двинулся к деревянной лестнице, ведущей на второй этаж, пригрозив напоследок кулаком испуганно выглядывающей из ванной Штеффи.

«О, черт! Вот олух, не зашторил окно!» Фромм быстро пригнулся и пополз дальше на четвереньках.

Через окно в спальне хорошо был виден участок улицы перед его домом со стоящим «рено» Штеффи и машиной такси, на которой приехал Ружечка. В ней, кроме водителя, сидели еще двое.

Медленно, осторожно, чтобы не заскрипеть деревянной ступенькой, Хорст стал подниматься на второй этаж. Он теперь хорошо видел открытую настежь дверь кабинета и склонившуюся над столом спину Йозефа Ружечки. Хорст до боли в пальцах стиснул рукоять револьвера и хотел было одним прыжком достать напряженный затылок «изменника», уже нашедшего папку Фогельвейде, но Йозеф неожиданно обернулся:

— А, привет, Хорст! Как дела?

— Отлично… — машинально отозвался Фромм и в ту же секунду кубарем скатился с лестницы, чуть не вывихнув себе конечности. Буквально через мгновение грохнули два выстрела. Обе пули, предназначенные его голове, угодили в репродукцию Франка Вебера «Король Наваррский охотится на вепря».

Ответные выстрелы Хорста дали понять Ружечке, что тот блокирован за книжным шкафом и теперь не может без риска быть убитым ни выскочить на лестницу, ни подойти к окну, которое хорошо просматривалось снизу, из прихожей. Ружечка некоторое время возился за шкафом, видимо устраиваясь поудобнее, а потом неожиданно изрешетил выстрелами витраж окна, выходящего на улицу.

Комната и лестница заполнились синим пороховым дымом. Через незашторенное окно в спальне Хорсту хорошо было видно, как из фургона и той машины, на которой приехал Йозеф, вылезают плечистые парни и со всех ног бегут по дорожке к его коттеджу.

При этом они вытаскивали разномастное оружие. «Вот кино…» Не теряя ни секунды, Фромм пальнул несколько раз в сторону своего кабинета и бросился в ванную. Путаясь в собственном халате и валяющемся на полу вельветовом пальто Штеффи, он искал приготовленную им гранату с нервно паралитическим газом «Фенол оранж».

Мельком взглянув на девушку, сидящую в ванной с зажатыми ушами, он бросился обратно и, приоткрыв входную дверь, швырнул гранату на веранду, которая тут же начала затягиваться едким, ядовитым дымом. Затем Хорст примостился на куче разбросанных сапог и туфель жены и, дотянувшись до телефона, сдернул трубку.

Телефон молчал, связи не было. Ружечка наверху в кабинете сидел тихо, вероятно надеясь на помощь парней снизу. Оттуда доносился кашель и отборная ругань в адрес хозяина дома. Через окно спальни Хорст заметил, как в коттедже напротив зажегся свет и вся семья в составе Франка, его жены Гретхен и двух дочерей припала к окнам, наблюдая беготню вокруг дома соседа.

В этот момент входную дверь изрешетила автоматная очередь. Нападающие решились на штурм. Несколько человек побежали вокруг дома к окнам гостиной. Вскоре оттуда послышался звон разбитого стекла и треск выломанной рамы. Новая автоматная очередь, прошившая дверь, вывернула наизнанку деревянную лестницу, разметав ее в мелкую щепку. Дом наполнился прогорклым запахом обожженного дерева. Стреляли снизу из веранды, и часть пуль, влетев на второй этаж, проделала несколько выбоин в стене рядом с книжным шкафом, за которым скрывался Ружечка. Тот заорал истошным голосом:

— Кретины, вы сейчас меня угробите! Эй…

Он выглянул из своего убежища, но прицельный выстрел Хорста загнал его обратно. Входная дверь еще держалась. Имеющая металлическую обшивку изнутри и вертикальные запоры из стальных полос, она только хрустела и постанывала от дырявящих ее пуль. Через некоторое время, оставаясь еще неприступной, дверь стала похожа на дуршлаг, через отверстия которого потянулись внутрь тоненькие струйки «Фенол оранжа», втягиваемые сквозняком. Хорст начал отчетливо ощущать легкое головокружение и покалывание в легких.

«Вот гадость. А они в противогазах, что ли…» Он уткнулся носом в мокрый грязный рукав халата и сощурил глаза, понимая, что это все равно не поможет.

Вдруг наступило затишье. Штурмующие проникли в гостиную и бродили там, переворачивая мебель. Наконец они нашли вход в прихожую. Дверь неожиданно заскрипела и слегка выгнулась под натиском нескольких тел, но задвижка выдержала, хотя была предназначена только для того, чтобы дверь не распахивалась сквозняками.

«Чертовы обыватели… Тут штурм Берлина, а они до сих пор не позвонили в полицию…» Хорст несколько раз выстрелил через дверь на уровне обнимающих друг друга резиновых ангелочков на косяке. В гостиной кто то грузно упал, послышались стоны. Оттуда тоже принялись стрелять, стараясь сбить задвижку. С улицы донесся нарастающий вой полицейских сирен и карет скорой помощи.

«Вот соседи, а! Нельзя было чуть пораньше позвонить в полицию…»

Чувствуя, как на него начинает действовать газ, тяжелеют руки, подступает к горлу тошнота и плывут перед глазами красно желтые круги, Фромм вполз в ванную, увидел сжавшуюся в комочек Штеффи, обнял ее и лег рядом. «Браунинг» плясал в его руке. Мышцы будто налились свинцом, а глаза, казалось, начали вылезать из орбит.

«Все таки наглотался этой гадости… Что то не везет мне в последнее время. Из за ерунды такая суета…»

Вокруг него все сделалось серым и блеклым. Хорст почувствовал, что отключается. Радостные причитания Штеффи Зелевски о том, что приехала полиция, беготня и стрельба в доме теперь лишь урывками доходили до него. Когда в их убежище ворвались двое здоровенных полицейских в бронежилетах, Хорста посетили жаркие галлюцинации в виде идущего с неба песочного дождя и огромных обсидиановых плит, имеющих на своих плоскостях профили автолюбителя Франка, штутгарского родственника Зибенталя, Штеффи и координатора комиссии, доктора Пауля фон Толля. Эти плиты громоздились одна на другую, с жутким грохотом раскалывались, образуя из своих обломков гигантские пирамиды, которые легко уносились к горизонту бурной песочной рекой и там медленно растекались, как расплавленное на солнце мороженое…