Полнолуние

Глава 26

— Ни пуха! — махал руками Обертфельд вслед уезжающим в направлении Шахиаваза бронетранспортерам сопровождения.

— Хватит. Устроил цирк, еханный в рот… — дернул его за китель Кононов.

Обертфельд спрыгнул с подножки ЗИЛ 131 и надел на свою плешь пилотку с зеленой полевой звездочкой.

Колонна стояла в ложбине, образованной с двух сторон лысыми холмами желто бурой земли. На ее фоне рассыпанным пшеном выделялись беловатые камни известковых пород, между которыми одиноко торчали хилые кустики саксаула. Но ближе к дороге, над тем местом, где под землей проходил полуразрушенный арык, растительность буйствовала, будто пытаясь компенсировать густыми кустарниками и развесистыми фруктовыми деревьями пустынность близлежащих холмов. Со стороны Гульбахара слышались редкие орудийные выстрелы. Иногда ветер доносил рокот крупнокалиберных пулеметов. Там шел бой.

Проводник в форме лейтенанта царандоя был доволен. Активизация боевых действий отряда Ахмад Саяфа в районе Гульбахара отвлекала маневренные части Советской армии, а это значительно упрощало предстоящую операцию по передаче груза.

Проводник оскалил белые зубы, контрастно проступившие на загорелом обветренном лице:

— Ну чито, камандыры, нада мал мал назад ехать…

— Надо, так поедем, — морщась, ответил Кононов. Проводник ему явно не нравился.

Как только последний бронетранспортер скрылся за поворотом, водитель одного из грузовика колонны заглушил двигатель и, открыв капот, стал ковыряться в моторе. Легенда о «накрывшемся топливном насосе» нужна была лишь для того, чтобы избавиться от командира десантного взвода. Пусть его бронетранспортеры подальше отъедут… Командир этот по собственной инициативе решил взять под охрану колонну, якобы везущую боеприпасы для 24 го отдельного гаубичного дивизиона, расквартированного в Джелалабаде. Из за слишком «активного десантника» Обертфельду с Кононовым пришлось изрядно поволноваться. Особенно когда нужно было проехать в условленное место — к сожженному еще в прошлом году кишлаку Миархаз.

— Разворачивайся, Пузырь, и прекрати пить воду. От этого еще больше жажда… — Обертфельд залез на горячее сиденье и посмотрел на часы.

Время еще было. Несмотря на задержки в пути, они выдвинулись в заданный район раньше условленного времени. Тогда, три дня назад, после того как грузовики с первой частью «Проволоки» благополучно пересекли советско афганскую границу в Пархаре, колона двинулась на юго запад, в Джелалабад. Люди, непривычные к адскому дневному пеклу, изнемогали и могли передвигаться только вечером и ночью, после спада жары. При этом приходилось ехать с погашенными фарами, опасаясь нападения моджахедов. Однако такой метод, благодаря опытному проводнику, оказался настолько эффективным, что в контрольный пункт, кишлак Хульмакча, колонна прибыла на день раньше запланированного срока.

Хульмакча усиленно охранялся, так как являлся крупной перевалочной базой для автокараванов, шедших из Союза к Джелалабаду, в зону активных боевых действий. Затерявшись среди бесчисленных складов, воинских частей и полевых госпиталей, колонна Обертфельда и Кононова остановилась на отдых. Несмотря на строжайший запрет покидать машины, несколько боевиков сопровождения сразу же отправились в турне по многочисленным дуканам поглядеть, пощупать товары и в чайханы глотнуть чего нибудь спиртного — Кононов строжайше запрещал иметь при себе алкоголь. Если находил, он не раздумывая выливал содержимое бутылки прямо на дорогу.

Кононову повезло. Ему удалось разыскать «самовольщиков» до того, как их арестовала спецкомендатура Хульмакчи. Штырь был пьян и уже успел подцепить где то двоих десантников, с которыми устроил погром в одном из дуканов. Средь бела дня они заперлись в магазинчике, связали дуканщика, загнали его домочадцев в погреб и начали набивать сумки аудиокассетами, сигаретами, дешевыми шмотками и всякой мелочовкой, типа брелоков с голыми девицами и галстучных заколок. Кононов подоспел как раз в тот момент, когда патруль царандоя собирался открывать огонь на поражение и вызывать на подмогу комендантский взвод шурави. Скандал удалось погасить только с помощью трехсот американских долларов и пары швейцарских часов, правда поддельных, производства Тайваня. Украденные вещи пришлось вернуть дуканщику и помочь привести лавку в порядок: навесить снесенные с петель двери, восстановить разгромленные стеллажи и прилавок, а также дополнительно оплатить разбитую глиняную посуду и компенсировать несколько выбитых зубов и выдранный у его жены клок волос. Когда Кононов, сосредоточенно сопя, обрабатывал кулаками Штыря, пригласив в помощники двух дюжих боевиков, под тент машины, где происходила экзекуция, заглянул вечно улыбающийся проводник и сообщил, что он обнаружил еще двух нарушителей в госпитале 465 го мотострелкового полка. Муха и Банзай под видом получения срочной медицинской помощи проникли в одну из палаток женского медперсонала и устроили оргию с добровольным участием одной из медсестер. Пришлось Кононову бросить провинившегося Штыря и со всех ног нестись с подручными в госпиталь, находившийся в другом конце Хульмакчи, за складами ГСМ. Там обстановка была более или менее спокойная. Правда, начальник госпиталя, скинув текущую операцию на своего ассистента, уже начал маленькое служебное расследование по поводу исчезновения из операционной резервной емкости со спиртом и обезболивающих препаратов, содержащих кокаин. Тем не менее Штыря и Банзая удалось аккуратно выкрасть в тот момент, когда они оставили вконец измученную медсестру и отправились на поиски кого нибудь еще, желательно помоложе. Однако медсестра чекистка, недовольная количеством чеков, уплаченных ей за два часа усиленной работы, подняла вой, напирая на то, что двое неизвестных под угрозой физического насилия заставили ее похитить дефицитные медикаменты.

Легко раненные пациенты и весь мужской персонал госпиталя, вооружившись кто чем, принялись разыскивать налетчиков. В результате не успевшим удрать Кононову с Банзаем пришлось два с половиной часа сидеть в выгребной яме прямо под отхожим местом.

В общем, ближе к ночи стало ясно, что свои боевики представляют для операции не меньшую опасность, чем снайперы моджахедов. Обертфельд решил покинуть Хульмакчу. Отбив в короткой рукопашной стычке еще двоих подвыпивших товарищей у комендантского патруля, колонна двинулась в направлении Шахиаваза.

Вот тогда то, в двух километрах от переправы через небольшую, почти пересохшую речушку Кашкардарья, их и нагнали шесть бронетранспортеров, возвращающихся к месту дислокации в район Джелалабада. Резкий в выражениях капитан десантник, блестя в темноте безумными глазами, настоял на том, чтобы его машины сопровождали беззащитную колонну грузовиков.

Обертфельду пришлось приложить все свое обаяние, прежде чем он выторговал навязанное сопровождение не далее как до кишлака Миархаз. Он и Кононов долго трясли руку капитана, чувствуя, как тому очень не хочется возвращаться в Джелалабад, вокруг которого сейчас шли тяжелые бои за господство над Хайберским проходом.

Однако скрежет зубов Кононова по поводу неожиданного попутчика оказался несправедливым. В холмах за Кашкардарьей теперь уже совместная караван колонна напоролась на мощную засаду моджахедов. Испуганный проводник наотрез отказался идти к ним ночью, убежденный, что это какой то случайно забредший отряд оппозиции, не предупрежденный о транспортировке по этому маршруту «Проволоки». В его словах был смысл, так как холмы исторгали страшный огонь, и, не окажись у колонны бронированного прикрытия из четырех БТРов, весь груз превратился бы в груду обгоревших микроплат и проводов.

Капитан же, не растерявшись, выгнал своих людей из бронетранспортеров и выложил их цепью вокруг грузовиков. Сами БТРы двинул на холмы, откуда не велся огонь и которые не были заняты моджахедами. Боевые машины стали расстреливать моджахедов и загнали их за скалы. Но и там капитан их достал с помощью ротного миномета, стреляющего прямо через верхний люк десантного отделения одного из БТРов. Капитан, очевидно, был специалистом по отражению нападений на колоны. Стычка закончилась осторожной атакой высот совместными силами десантников и боевиков, у которых не было другого выхода, как принять участие в интернациональной войне афганского народа. Моджахеды быстро сдали поле боя, они даже не подобрали брошенное безоткатное орудие и раненых. Потери конвоя были незначительны. Один десантник убит, двое раненых. Из боевиков пострадал Штырь: к его синякам от воспитательных побоев Кононова прибавилось простреленное во время атаки бедро. Да еще водитель Селезнев. Ему всадили пулю в ягодицу, когда он пытался спрятаться под своей машиной…

— Разворачивай, Пузырь, разворачивай! — подгонял тем временем боевика Обертфельд.

Бронетранспортеры безумного командира были уже далеко… Водитель, якобы чинивший топливный насос, с шумом захлопнул капот. Колонна грузовиков совершила сложный маневр на узкой дороге и тронулась в сторону Миархаза. Но при въезде в сожженный кишлак ее остановили вышедшие на дорогу вооруженные люди. Проводник выскочил из головной машины и бросился им навстречу.

— Ишь, зубы скалит, кишка черномазая! — скривился Кононов, наблюдая, как проводник лебезит перед одним из стоящих на дороге.

Обертфельд украдкой глотал валерьянку и про себя благодарил всех и вся за то, что, кажется, они прибыли на место и люди на дороге — это отряд иракских спецслужб, которым надлежало передать «Проволоку». Те держались весьма уверенно, как у себя дома. Солнце почти село, и случайности с неба в виде авианалета не ожидалось.

Обертфельд и Кононов вылезли из кабины. Их люди, как и было предусмотрено, уже лежали неподалеку от машин, выставив во все стороны стволы автоматов. На местах оставались только водители.

— Все порядка! — замахал им руками проводник.

— Давай, Обер, доставай бумажки, — сказал на ходу Кононов. Под ногами скрипели мелкие камешки, на ботинках оседала густая дорожная пыль. Обертфельд вынул из спортивной сумки пухлую папку с технической документацией «Проволоки».

— Вот эта гаспадин Мохаммед Язбек, а эта Ахмад Кадар Абдель Вахаб… Тот, старый, Абдулхак, он поведет тавар в Пешавар, а те двое люди камандыра Абдуллы Басира, — заворковал переводчик, изображая на смуглом лице глубочайшее почтение к представленным.

— А я первый парень на деревне, — тыкнул в себя пальцем Кононов. Он не отрываясь смотрел на дешевый пластиковый чемодан дипломат, который держал в руках Мохаммед Язбек. После продолжительной паузы Ахмад Кадар начал быстро говорить, обращаясь к проводнику. Резкие, гортанные обороты арабской речи строились в замысловатые узоры и рвались неожиданно короткими окончаниями.

Проводник перевел:

— Вам сейчаса дадут чекавая книжка и условленную сумму денга. Но они хотят оглядеть тавар.

— Ну, так идите и смотрите, чего время тянуть… «Оглядеть»! Будто они что то понимают в электронике… — добавил уже себе под нос Кононов. Обертфельд отдал бумаги, и они всей группой направились к машинам. Мохаммед Язбек, сунув чемоданчик под мышку, на ходу листал документацию. Ахмад Кадар шел, надменно выставив вперед бритый до синевы подбородок, слушая вполуха лопотание проводника переводчика; старик Абдулхак занудно напевал сквозь зубы нехитрую мелодию, а двое из отряда Басира глубокомысленно молчали, делая умные лица.

Обертфельд нервничал, спотыкался, постоянно поправлял воротник и щупал кобуру пистолета. Мохаммед Язбек, ухмыляясь, посматривал на боевиков, лежащих наготове вокруг грузовиков, заглядывал в машины, пальцем считал ящики и сверялся со списком. В четвертой машине он потребовал открыть семьдесят первый ящик.

Тиратронные модуляторы Нв 293 с заводскими номерами 456 и 478 были на месте, матово блестя хромированными корпусами. Язбек ногтем разодрал полиуретановую пленку упаковки и пощелкал вводными клеммами. Удовлетворенно кивнул:

— Все в порядке. Ахмад, отдай им чемодан, пусть посмотрят.

— Вот козел, сам отдать брезгует, видно… — оскорбился Кононов, выдергивая у переводчика дипломат.

Он щелкнул замки, выудил из него один пакет со ста тысячами американских долларов, в десяти аккуратных пачках из стодолларовых купюр, запаянных в прозрачный целлофан. Разодрал упаковку, полистал на свет одну из пачек.

— Если это липа, вторую часть товара они не увидят, пока не сделают все, как было обговорено… Переведи им… — Кононов впихнул деньги обратно. Иракцы даже не шелохнулись. Либо все было в порядке с подлинностью долларов, либо вторая часть электроники их вообще не интересовала.

Им что, они были исполнители. Что дали, то и передали.

Точка.

Обертфельд тем временем внимательно изучал чековую книжку итальянского филиала «Дойче банка» на имя Василия Ягова: «Сумма вклада тридцать пять миллионов… Тип вклада — персональный, пятнадцать процентов годовых… Подпись исполнительного директора банка подлинная, бумага с водяными знаками, пластина кода не нарушена, скрытая нумерация на титульном листе прощупывается…»

В нагрудном кармане Обертфельда лежала чековая книжка этого же банка, похищенная два месяца назад у немецкого бизнесмена Карла Лемке, неосторожно оставившего ее в кармане пиджака в момент приятного времяпрепровождения в обществе валютной проститутки. Обертфельд мог бы достать ее и сверить каждую закорючку. Но он настолько часто рассматривал чековую книжку в дороге, что запомнил все до мельчайших деталей и, кажется, сам мог бы подписаться: «Председатель совета директоров Отто Розенберг».

Даже так.

— Ну как, Обер, все путем? — толкнул его под локоть Кононов, с блестящими глазами засовывающий денежные пачки за пазуху.

— Да крикни всем, чтобы залезали в две последние машины, — срывающимся голосом скомандовал Обертфельд.

Кононов, надсаживая глотку, заорал:

— Эй, всем собраться у двух последних машин! Эмблемы в петлицах сменить на общевойсковые! И не спускать глаз с зеленки и этих козлов!

По знаку Язбека из провала подземного арыка высыпали люди в одинаковых пятнистых комбинезонах и заняли места водителей, бряцая оружием. Остальные влезли на снарядные ящики и застыли без движения. В их повадках чувствовалась железная выучка и готовность к любым неожиданностям. Это были не моджахеды, днем дехкане, толкающие за волом деревянный плуг, а вечером и ночью отчаянные головорезы — воины Аллаха. Это были выпестованные лучшими инструкторами, увешанные с ног до головы современным оружием отборные солдаты Саддама Хусейна. Медлительного Абдулхака, путающегося в просторной балахуше, они быстро, но почтительно затолкали в головную машину, и колонна тронулась прямо через кустарник, взбираясь на отлогую возвышенность. Двигатели ЗИЛ 131 бешено ревели. Сизые выхлопы заволокли окрестности.

— Домой… Домой… Живее, живее… — торопил своих боевиков Кононов. Он кашлял от пыли и выхлопных газов, дергал медлительных за ремни, шлепал ладонью по их жирным спинам, раздавал оплеухи. Грузовики наконец тронулись. Справа и слева замелькали скалы и скудная придорожная растительность.

— Живее, домой! — вторил Кононову довольный Жила. Он, подпрыгивая на ухабах под тентом кузова, среди термосов с водой и бочек соляры, вкручивал в петлицы общевойсковые эмблемки. Теперь боевики были остатками третьего батальона 47 го мотострелкового полка, идущего в Кабул для отправки на Большую землю. Теперь они были дембеля, отслужившие установленный срок службы, о чем свидетельствовали их военные билеты. Кабул ждал их зарезервированными местами военно транспортных самолетов и сладкой улыбкой подкупленного начальника тамошней пересылки, гибель которого от шальной пули была уже запланирована на следующую неделю. Следы надо заметать. Особенно если это не очень дорого стоит…

Ягов любил страховаться.