Полнолуние

Глава 21

«Мать твою за ногу так!» — беспричинно и зло выругался коренастый спецназовец, прохаживаясь вдоль железнодорожной рампы, на которой вовсю кипела работа. Из только что пришедших контейнеров в вагоны № 9075468, 9071277 перегружали небольшие, запаянные металлические ящики. Все они были без маркировок, только сбоку на каждом имелись стрелки указатели — «верх» и «низ».

Пограничники, сложив грудой зеленые фуражки и раздевшись до маек, несмотря на прохладное утро, неловко выволакивали ящики из контейнеров и грузили их на электрокары. Под жестяным флажком «Путь 7» стояли и внимательно смотрели по сторонам два человека в драповых пальто. Они курили, один из них изредка прикладывался к потрескивающей рации. Чуть дальше, возле приземистого кирпичного пакгауза с узкими слепыми окнами расположились два спецназовца в пятнистых камуфляжах. Бойцы сидели среди наваленных в кучу бронежилетов, касок, пищевых термосов, ящиков с сухим пайком, потертых пыльных одеял и равнодушно наблюдали за суетой на перроне.

Совсем вдалеке, сквозь утренний туман, темнели силуэты стоящих в оцеплении «вэвэшников» и стрелков комендантского взвода. Несмотря на ранний час, над грузовой станцией «Брест 2» звучали гудки маневровых тепловозов, матерились где то сцепщики, у вагонного депо гулко и звонко гремели железом о железо. Ритмично постукивали на стыках невидимые за туманом уходящие поезда, пахло смолой шпал, дымом, каленым железом и чем то еще неуловимым, присущим только большому вокзалу или станции.

Коренастый спецназовец дошел наконец до своих и остановился, заложив руки в карманы комбинезона:

— Придумают тоже — охранять ящики. Что, на это вохровцев нет?

— Зря ты, Маслюк, кипятишься. Какая разница, где службу тащить, на алма атинской базе или в вагоне. Тут хоть душманья нет. Прокатимся с ветерком… — усмехнулся один из сидящих.

— Тебе, Зубоиров, лишь бы дрыхнуть целыми днями! — высказался спецназовец с бритвенным порезом на подбородке, залепленным кусочком газеты. Зубоиров презрительно взглянул на него:

— Эх, Мяскичеков, кто бы говорил. Ты даже на операции умудряешься «топить на массу». Как тебе еще уши правоверные не отрезали во сне, непонятно. Ты там хоть сны видишь?

Маслюк хохотнул, а Мяскичеков, не обращая внимания на колкость, подложил ладони под затылок и задремал, прислонившись к кирпичной кладке пакгауза. Из за угла появился еще один спецназовец с озабоченным заспанным лицом:

— Подъем, давайте грузиться, скоро отправляемся…

— Капитан, вопрос можно? — поднялся ему навстречу Зубоиров.

— Давай!

— Какого лешего этот груз не отправили самолетом? Зачем поездом?

Капитан пожал плечами:

— А кто его знает! Так, наверное, безопасней, или, может, тяжелый слишком… Вон смотри, два вагона набирается этого железа.

Пограничники уже заканчивали погрузку и задвигали тяжелые двери, поддевая их ломиками, а двое в драповых пальто прилаживали пломбы, готовясь опечатать вагоны. Спецназовцы начали таскать свое снаряжение в соседний вагон, где были сооружены дощатые нары, грубо сколоченный стол и стояла металлическая печка с трубой, выходящей в верхний люк.

— Мать твою… Ну и конура. Поедем хуже зэков! — недовольно заворчал Маслюк, кидая на верхнюю полку бронежилеты. — Чего вдруг вся эта придурь с маскировкой…

Зубоиров пыхтел, затаскивая в вагон ящик с тушенкой. Состав вздрогнул, загремел бамперами и сцепками, дернулся и проехал вперед несколько метров.

— Зацепили, сейчас двинемся. Давай живее! — Зубоиров вышел обратно на перрон, разглядывая сквозь дымку мощную тушу локомотива, покрытую масляными потеками. Из окошка, выставив локоть, выглядывал пожилой машинист в засаленной фуражке и кричал кому то, невидимому отсюда:

— Вась, давай беги быстрее, что ты еле ногами перебираешь.

Появился помощник машиниста, таща в руках авоську с кефирными бутылками и плавлеными сырками. Он явно не спешил.

Зубоирову показалось, что из сумки выглядывает горлышко винной бутылки.

Когда спецназовцы, перетаскав все снаряжение, уже сидели в вагоне и маялись в ожидании отправления, к ним влезли двое в драповых пальто, а с ними пограничник и еще один мужчина солидного вида, в больших очках в металлической оправе, который строго спросил:

— Кто командир отдельной группы спецподразделения «Орион»?

Капитан нехотя поднялся:

— Капитан Хмелев. Здравия желаю.

Двое в штатском и пограничник заглядывали во все щели с таким видом, будто никогда не видели обыкновенных грузовых вагонов, а солидный мужчина в очках отозвал Хмелева в сторону и понизил голос:

— Товарищ капитан, на вас возлагается охрана дорогостоящего груза, имеющего важное военное значение. В обстановке, когда империалистические державы только и ждут…

— Я знаю все это. Политинформацию сам провожу каждую субботу, — не выдержал капитан.

— Не перебивайте меня! Ладно… Значит, так. Конечная точка вашего маршрута Кызыл Орда. Знаете, где это?

— Таджикистан.

— Почти правильно. Казахстан… Там вы передадите груз своим коллегам по «Ориону», где главным будет хорошо вам известный подполковник Видный. Его группа займется погрузкой контейнеров на машины 45 й дивизии, и они же будут сопровождать его по территории Афганистана, а вы отправитесь на отдых в Джелалабад…

— Ничего себе, нашли курорт. Холодильник «Розенлев» и бесплатная путевка в Сибирь… — проворчал капитан.

— Не понял?

— Это из «Кавказской пленницы».

— Кавказ здесь ни при чем. Вам все ясно, капитан Хмелев?

— Так точно! — излишне громко откликнулся тот.

— Ну, вот и чудно. Пойдемте, товарищи, нужно еще встретиться с поездной бригадой, — обратился мужчина уже к своим провожатым. Они выбрались из вагона охраны и направились к локомотиву.

— Работнички, мать вашу! — глядя им вслед, выразительно сказал Маслюк.

Он никак не мог найти подходящего места для своего потрепанного, видавшего виды, но любимого радиоприемника «Альпинист 405».

Наконец Маслюк положил его плашмя на пол вагона под своими нарами. Хмелев, проводив начальство, сразу залез наверх и, завернувшись в драное одеяло, заснул. Бессонная ночь, начавшаяся еще с приземления транспортного самолета из Душанбе на базе военно воздушных сил близ Бреста, утомила капитана. Куда привычней были многочасовые засады на караванных тропах у Хайбера, или захват опорных точек укрепрайонов моджахедов.

Зубоиров возился с печкой. Рубил, покряхтывая, короткие сосновые поленья штык ножом, который выточил ему из напильника и подарил на день рождения земляк Ильясов, большой любитель самодельных тесаков. Штык нож был в полтора раза длиннее обычного, штатного и почти в два раза тяжелее. Ильясов сделал его за день до того, как пропал без вести вместе с поисковой группой спецназовцев в горах и ущельях реки Кокча. Состав резко стронулся с места. Зубоиров, сидящий на корточках, с проклятиями повалился на спину:

— Еханый машинист, ему бы только дрова да трупы возить! После того как в печи загорелась газетная бумага под горкой щепок и дым пополз в вагон, выяснилось, что труба на крыше повернута против ветра и он в нее со всей силы задувает. Пришлось лезть через верхний люк и поворачивать трубу по ходу поезда. Когда авральная работа закончилась и стихли проклятия в адрес готовивших охранный вагон, Зубоиров с Маслюком уселись рядом с печкой. На ней уже кипел перловый суп, грелись банки тушенки да еще посвистывал рыжий пакистанский чайник с погнутым носиком.

Состав тем временем миновал уныло однообразный городок Малорита, простучал по мосту через один из многочисленных притоков Припяти, мелкую речушку Березь и без остановок пошел на юго восток.

Часов в десять утра, напихав в себя тушенки, перлового супа и кабачковой икры, Зубоиров, Маслюк и Мяскичеков собрались вокруг самодельного стола и начали тихонько, чтобы не разбудить капитана, постукивать костяшками домино. Проигравший десять партий должен был в Днепропетровске, где намечалась первая остановка и смена локомотива с поездной бригадой, на свои деньги закупить четыре бутылки водки. Маслюк, проигравший подряд три партии, почувствовал, что сегодня ему не везет, и неуверенно предложил:

— Может, разбудим капитана? Сыграем парами…

— Нечего, давай ходи… Или снова пропускаешь? — азартно ерзал на ящике с тушенкой Мяскичеков.

— Может, все таки парами?… — тянул свое Маслюк.

— Да отвяжись ты от Хмелева, у него неприятности по женской линии, пусть отдыхает, — сообщил Зубоиров. Затем он встал и, подойдя к маленькому боковому окошку, присвистнув, добавил: — Смотри ка, уже Ковель проехали. Быстро идем, однако. Видно, все под зеленый свет…

— А что за неприятности по женской линии? — поинтересовался Мяскичеков.

Маслюк тем временем будто ненароком просыпал свои костяшки в «базар» и, бурча, что теперь ничего не разберешь, принялся мешать все вместе, включая «фигуру», в которой для него совершенно определенно опять возникла «рыба».

— У него в Джелалабаде медсестра есть знакомая. Встречались. То да се. Мы ведь за последние месяцы почти из Джелалабада не вылезали, там базировались. Так перед тем, как нам лететь в Ташкент, а потом сюда, в Брест, ему кто то накапал, что она за чеки дает. — Зубоиров смачно плюнул в окошко, наблюдая, как его слюна, подхваченная ветром, уносится далеко назад.

— Ничего себе. Концертик. Чекистка, стало быть, капитанова подруга. Как ее, кажется, Галей звать? — спросил Маслюк, продолжая усиленно перемешивать домино.

— Да, так. Высокая такая, мосластая. Причем капитана добило в основном то, что давала она за пять десять чеков, всем кому ни попадя. Начиная от начальника госпиталя и кончая безрукими или безногими солдатами, что ждали отправки на Большую землю.

— Чего ж так дешево, я знаю баб, что по полсотни чеков требуют за ночь. Вот, например, жена нашего полковника… — оживился Мяскичеков.

Зубоиров кивнул и поднял голову к крыше. Труба буржуйка от постоянной встряски немного отошла в том месте, где примыкала к обводу верхнего люка. Вниз, в вагон, опять потянулся дым.

— Это как раз капитана и добило. Со всеми и так задешево… Значит, слегка тронутая в этом направлении. На передок слабая. Ну что это за подруга такая… — закончил Зубоиров и, взгромоздившись на стол, стал поправлять печную трубу.

— ****ь, по другому, самая настоящая… — добавил Маслюк.

— А может, и врут про нее все. Завистники из баб или обозленные отказом мужики, — неожиданно сменил вектор размышлений Зубаиров. — Все может быть.

Капитан заворочался, одеяло съехало с его плеч и свалилось на пол. Он сел, свесил ноги и пошевелил пальцами под штопаными носками:

— Который час то?

— Без трех минут одиннадцать… — отозвался Зубоиров, прилаживая на трубу хомутик из алюминиевой проволоки, — похоже, придется на крышу вылезать — так ее не закрепить.

— Да брось ты, давай лучше двое на двое сыграем! — почесываясь, сказал Хмелев.

— Во во, и я говорю, я с капитаном и вы. Так сказать, старлей и капитан против двух лейтех! — радостно поддержал идею Маслюк.

Капитан, почесываясь, слез с нар, кинул обратно одеяло и принялся натягивать высокие шнурованные ботинки:

— Что то у меня неприятное ощущение, вроде как кошки на душе скребут.

— К чему бы это? — Зубоиров тем временем подтянулся на руках и сел на край люка. Встречный холодный ветер бил ему в грудь и вместе с дымом врывался внутрь вагона.

Мяскичеков еле справлялся с развернутой газетой, которую взял полистать.

— Еханый Мамай! Да слезь ты оттуда! Из за тебя все к нам задувает.

Зубоиров продолжал ковыряться с проволокой. В вагон свисали только его ноги. Неожиданно он спрыгнул вниз, чуть не задев Мяскичекова каблуком ботинка:

— Братва, а там, на крыше, кто то сидит!

Спецназовцы внимательно посмотрели на него, как смотрит обычно консилиум врачей на безнадежно больного. Мяскичеков закивал:

— Это тебе от половой неудовлетворенности мерещится.

— Да иди ты в задницу! Капитан, кроме нас и машинистов в поезде кто нибудь есть?

— Никого нет, чего ты орешь? — пожал плечами Хмелев, наблюдая, как Зубоиров быстро снимает чехол с автомата и вставляет полный рожок, снаряженный трассирующими пулями. Остальные на всякий случай тоже похватали оружие, Маслюк за всех спросил:

— Как там по инструкции: что делать, если в поезде посторонние?

— Идиоты вы, что ли? Да кто думал, что в поезде могут оказаться посторонние! — занервничал капитан. — Кроме того, что «страны блока НАТО только спят и видят… а все СССР надеется на нас», в инструкциях ничего и не было.

— Ну, понятно, опять придется самим мозговать. Только потом как ни сделаешь, будут вопить, что не так надо было, а сяк. Ух, я бы этих начальников… Всех бы скопом продал душманам за пару сотен долларов. — Маслюк потряс автоматом и взглянул на Зубоирова. Тот кивнул:

— Пошли посмотрим, что там да как…

Они по очереди вылезли на крышу. За ними вскарабкался Хмелев и прокричал сквозь грохот колес:

— Я Мяскичекова оставил внизу. Пусть посидит рядом с грузом, мало ли что!

— Чего? — подставил ухо Зубоиров. Крыша вагона ходила ходуном.

Вокруг пронзительно свистел холодный ветер, забирался за шиворот, рвал волосы, заставлял щуриться и вжимать голову в плечи.

Многотонная махина состава уверенно неслась по одноколейному пути, среди густого смешанного леса, который иногда подступал к самому полотну. Справа по ходу монотонно проносились деревянные телеграфные столбы, с ныряющими вверх вниз нитками проводов. Хмелев с тревогой оглядывал глухое место:

— Где мы сейчас?

— А? — отозвался Зубоиров.

Капитан повторил вопрос ему прямо в ухо.

— А! Понял. Проехали Маневичи минут пятнадцать назад, я видел табличку на здании вокзала! — прокричал Зубоиров и осторожно, пригибаясь, пошел по крыше в сторону хвоста поезда. Перепрыгнув на вагон, в котором находились контейнеры с грузом, он обернулся и махнул рукой: — Он был там, перед платформами!

Аккуратно ступая, чтобы не поскользнуться, прыгая через гремящие сцепками и бамперами межвагонные разрывы, спецназовцы двинулись к трем платформам с комбайнами, сеялками и еще какими то сельхозмашинами. Когда до них осталось всего два вагона, из люка последнего высунулся по пояс плечистый мужчина в трехцветной шапочке «петушок». Быстро вытянув из под себя АКМ, почти не целясь, он дал длинную очередь. Зубоиров, идущий впереди, вздрогнул всем телом и резко выпрямился. Из выходных пулевых отверстий на его спине ударил фонтан крови, мелких осколков костей и мышечной ткани. Когда он неуклюже валился вниз, в щель между вагонами, еще одна разрывная пуля угодила ему прямо в голову, снеся полчерепа. Маслюк рухнул животом прямо в эту жижу и, проскользнув по ней, съехал к самому краю крыши. Капитан распластался ровно посередине вагона. Раскинув, как на стрельбище, ноги, он подложил под правую руку кулак и, старательно, насколько это представлялось возможным, прицелившись, выпустил всю обойму. Мужчина нырнул обратно в люк, оставив АКМ на крыше, но из закрытой фанерными листами кабины ближнего комбайна ударил другой автомат, и Маслюк, отчаянно цепляясь ногтями за скользкую поверхность, вскрикнул, перекатился через спину и упал на железнодорожную насыпь. Хмелев, перезаряжая оружие, краем глаза заметил, что с платформы кто то спрыгнул, двумя выстрелами добил еще живого спецназовца и за ноги поволок его к лесу.

«Тут тебе и засада, и хрен еще знает чего… Мать вашу… Кто же это такие…» — Капитан, стиснув зубы, всадил несколько пуль в кабину комбайна. Оттуда кулем вывалился человек в кожаной куртке и беспомощно повис на дверце. Его голова болталась, как елочная игрушка, и с нее что то часто капало.

«Минус один…» Хмелев еще некоторое время лежал, напряженно вглядываясь в платформы, и вдруг, почувствовав постороннюю вибрацию металлических листов крыши, резко обернулся.

Но было уже поздно. Кто то, кого капитан так и не успел разглядеть, в упор хладнокровно всадил в него пол обоймы… Вся перестрелка длилась секунд тридцать, может, чуть больше.

— Все! — крикнул Штырь, размахивая над головой побуревшей от крови кепкой капитана.

С платформ свесился Трактор и дал отмашку желтым флажком. Заскрипели, завизжали тормоза, и поезд стал заметно сбавлять скорость. Он уже еле еле тащился мимо группы людей, вооруженных кирками и лопатами, которые сразу же начали убирать из под шпал гравий и землю, откидывая ее в заболоченную, затопленную водой низину. Когда путь сильно просел, они придали ему вид обычного для этого участка дороги подмыва и гуськом скрылись за деревьями.

Очень медленно, содрогаясь всеми своими суставами, поезд подкатывал к одноколейной ветке, ведущей в глубь леса, с которой люди в армейской форме проворно стаскивали маскировку. Машинист, высунувшись по пояс, напряженно вглядывался в группу военных, стоящую по ходу поезда. Среди них выделялась фигура молодого полковника.

— Давай давай, еще децел, еще слегка! — орал Могилов, сдвинув «фуражку аэродром» на затылок.

Рядом крутил настройку портативной рации Обертфельд, поочередно посматривая то на небо, то на часы, то на «полковника» Злачевского Могилова.

— Хорошо! Стоп! — надрывая глотку, крикнул Могилов и на той же ноте рявкнул Обертфельду: — Вызывай дрезины.

— Давай мотодрезины, да поживей! — зашипел в рацию Обертфельд.

Тем временем боевики, кто по прежнему в форме стрелков СА, кто уже в гражданке, вбивали в мягкую землю насыпи массивные металлические штыри, цепляли к ним лебедки и волокли тросы к тому месту, где разомкнувшийся состав освободил два вагона? 9075468, 9071277. Пока машинист под наблюдением вооруженных боевиков продвигал локомотив вперед, пока заднюю часть состава, включая платформы с сельхозтехникой, оттаскивали на лебедках назад, из леса появились две мотодрезины. Они, въехав на основной путь в образовавшийся разрыв, зацепили нужные вагоны и, натужно фыркая своими автомобильными дизелями, потащили их к «Логову».

— Быстрее! Быстрее! — подгонял Обертфельд, азартно потряхивая рацией.

— Живее, мать вашу так! — кричал Штырь, наблюдая, как двое боевиков смывают с крыши вагона кровь и добивают окончательно стекла в кабине комбайна, в которых виднелись характерные пулевые отверстия, со змеевидными, разбегающимися во все стороны трещинками.

К Могилову подлетел Костыль, один из боевиков, только что участвовавших в штурме поезда.

— Михаил Семеныч, сделали все как надо! — отрапортовал он.

— А как надо то? — засмеялся Могилов.

У него с утра было приподнятое настроение. Все шло без каких либо накладок. Состав подошел вовремя, прочесывание леса подтвердило отсутствие посторонних в районе операции. Обходчик Олесь под присмотром Рембо уже сообщил в Маневичи, что на «сороковом километре опять насыпь просела» и движение по перегону приостановлено. У деревни Пружаны стоят наготове одиннадцать ЗИЛ 130, крытых армейских машин, под первую партию «Проволоки».

— Ну как было надо то? — все еще смеясь, переспросил Могилов.

Костыль, смущенный неадекватным весельем шефа, замямлил:

— Охрану убрали без особых хлопот…

— Из твоих людей кто нибудь пострадал?

— Есть немного… Шувалова застрелили. А Лялкина в руку ранили.

— Ни хрена себе вояки! И чего, ВОХРа может так воевать?

— Да не ВОХРа, а волки настоящие, спецура, похоже…

— Ну да. Чего вам тягаться с профессионалами, — уже перестав смеяться, сказал Могилов. — А тех четверых закопайте где нибудь в лесу, подальше.

— Троих, — поправил шефа Костыль.

— Четверых, идиот, четверых! — уже начал смутно догадываться о случившемся Могилов. — Мне передавали, что груз сопровождают четыре человека.

Он некоторое время стоял неподвижно, наблюдая, как из леса мотодрезины выталкивают вагоны близнецы? 9075468 и 9071277, груженные уже не «Проволокой», а обыкновенной глиной в мешках, причем глина эта была из Молдавии, из Вулканешты, чтобы по анализам нельзя было определить район начавшейся операции. Обертфельд, поддерживающий постоянную связь с «Логовом», готовил рапорт Ягову, в котором сообщалось, что настоящие вагоны? 9075468 и 9071277 поставлены под разгрузку, а Макмаевский, приглашенный специалист по военной электронике, уже определил состав первой партии. Исходя из комплектности, содержимое контейнеров начали паковать в ящики из под крупнокалиберных артиллерийских боеприпасов. Однако сообщить шефу все эти подробности операции ему помешал Могилов, который вдруг заорал:

— Костыль, их было четверо! А убитых трое… Не дай бог, один ушел… Я ж тебя на кусочки порежу… Все за мной! Искать четвертого!

Он, придерживая полы развевающейся парадной полковничьей шинели, побежал вдоль состава к охранному вагону. За шефом рысью последовали четверо боевиков, вооруженных автоматами. Костыль заковылял следом, вытирая рукавом потное лицо:

— Да не мог он уйти, не мог! Я хорошо смотрел!

Могилов, запыхавшись, остановился у охранного вагона, достал сигарету, нервно затянулся:

— Еханный в рот, неужели спрыгнул! Лови его теперь по лесу. Не поймаешь. Всей операции конец.

Боевики поддели ломом дверь и, дружно налегая, с грохотом откатили ее в сторону. Прямо за ней стоял четвертый спецназовец. В бронежилете, шлеме, держа в руках по автомату, дула которых в упор смотрели на застывшую от неожиданности группу.

«Не спрыгнул!» — только и успел подумать Могилов.

Когда лейтенант спецназа Яков Мяскичеков остался один в вагоне, он некоторое время возился с костяшками домино, укладывая их в коробку, а затем, услышав стрельбу, начал торопливо набивать патронами автоматные рожки, решив, что его товарищи сейчас вернутся за боеприпасами, но они не вернулись. Он слышал только ликующие крики победителей и их хвастливые разговоры.

Тогда Мяскичеков полностью экипировался по боевому расписанию, приготовил свой АКМ и АКМ капитана, заткнул за пояс огромный штык нож Зубоирова, затушил печку и стал ждать, посматривая наружу в щель между досками стены.

Ждать ему пришлось недолго.

Когда поезд остановился, в верхний люк кто то заглянул, дымя сигаретой, но Мяскичеков прижался к торцевой стене и остался незамеченным. Теперь, стоя с автоматами наперевес и щурясь от яркого дневного света, он особо не раздумывал, увидев странных людей, одетых кто в военную форму мотострелков, а кто в кожаные куртки и дорогие пальто. Яков «положил» несколько коротких очередей из обоих автоматов прямо в середину собравшейся толпы и спрыгнул вниз. Он прошелся по чьим то спинам, ударил кого то носком ботинка, кого то сшиб плечом, фиксируя внимание на бегущих к нему со всех сторон боевиков. Несколько раз крутанулся вокруг себя, уходя от их цепких объятий и посылая в пространство цепочки трассирующих пуль. Двигаясь боком, он через полминуты влетел в придорожный кустарник.

— За ним, еханые придурки! — несся ему вслед взбешенный рык псевдополковника, успевшего упасть ничком на мгновение раньше, чем были нажаты спусковые крючки автоматов.

Спецназовец, не разбирая дороги, ломился через кустарник и молодые, тонкие березки, которые хлестали его по щекам. Он, не останавливаясь, стрелял на хруст веток, крики, сопение. Вскоре Мяскичеков бросил один автомат и стал дергать застежки тяжелого бронежилета, который уже сыграл роль танковой брони при прорыве через толпу врагов, приняв несколько пуль, и теперь только мешал оторваться от погони. Преследователи действовали грамотно, окружая его подковой. С флангов не стреляли, опасаясь попасть в своих же, но сзади лупили не жалея патронов. Боевики особо не торопились. Мяскичекову же бежать было теперь легко: он скинул бронежилет и повесил автомат на плечо. Несколько пуль, шурша в ветвях, прошлись над его головой. Спецназовец вдруг шарахнулся в сторону и скорее инстинктивно, чем обдуманно, перепрыгнул через что то ржаво металлическое, торчащее из травы. Внимательно вглядываясь теперь под ноги, увидел несколько мин, глубоко вросших в землю. Оказывается, он бежал по старому минному полю. Теперь стало ясно, почему погоня не торопилась. Загонщики, зная о минах, надеялись, что спецназовец вот вот взлетит на воздух.

Мяскичеков, несмотря на свое катастрофическое положение, снисходительно улыбнулся. Он бывал и не в таких переделках.

Через несколько сотен метров спецназовец почувствовал впереди себя движение и взял круто влево, огрызнувшись экономными очередями.

С этой стороны слышались понукающие выкрики и хруст веток.

Где то сзади сухо громыхнул взрыв: кто то из преследователей наступил на мину. Неожиданно перед Мяскичековым открылся полуразрушенный вход в какое то бетонное сооружение. Он, не раздумывая, нырнул в сырой полумрак, под поросший мхом бетонный свод. Его дыхание во влажном воздухе сделалось более частым, сердце билось так, что казалось, из глубины лабиринтов ему вторит эхо.

— Где он? — послышалось снаружи. — Куда делся?

— Тут где то! Затаился пидор… — отозвался прерываемый одышкой голос.

— Эй, Банзай, смотри, какая то дыра! — раздалось совсем рядом.

Несколько могиловских боевиков столпились у самого входа под землю. Здоровенный детина, вытирающий рукой со лба лоснящийся пот, осторожно заглянул внутрь:

— Эй, ублюдок, ты здесь?

Тишина.

— Эй, выходи, тебе ничего не будет! — снова заорал он в темноту.

— Да как же, жди… Давай ка лезь за ним! — тоном, не терпящим возражений, скомандовал только что подошедший Куцый.

Здоровяк замялся:

— Фонарика нет… А потом Костыль упустил, вот пусть он и лезет.

— Костыль уже отлазился. Наступил на мину, идиот, и теперь весит на деревьях в радиусе ста метров. Лезь давай! Ты и ты, следом… — Куцый потряс перед носом вызванных пистолетом.

— А куда ведет этот еханый ход? — спросил детина, уже поставив одну ногу на скользкую замшелую ступеньку.

Он медлил, делая вид, что осматривает свой автомат, тянул время.

Уж больно не хотелось ему в темноте сцепиться с обреченным на смерть спецназовцем.

— Никуда не ведет. Петляет лабиринтом и кончается завалом… — угрожающе начал надвигаться на детину Куцый.

Тот тяжко вздохнул и скрылся в проеме. За ним, пригнувшись, полезли еще двое. Со стороны железной дороги послышался звук заходящих друг в друга вагонных сцепок; машинист, подав локомотив назад, сразу сцепил все разомкнутые вагоны. Он дал короткий предупредительный гудок и начал набирать скорость.

— Там вроде все… — глядя в сторону путей, сказал один из боевиков.

— Да, слава яйцам! — согласился с ним Куцый. — «Осторожно. Поезд отправляется…»

Он стоял пригнувшись, прислушивался к звукам из подземелья.

Из за деревьев появился Могилов в сопровождении Обертфельда. Перед ними шел боевик с миноискателем и рукой показывал места, которые нужно было обходить.

— Ну что тут у вас, хреновы охотнички? — поинтересовался Могилов у Куцего.

— Вот, загнали гада в нору. Ща бум вытаскивать!

— Ваши коллеги с железки уже пошли водку пить, а вы тут копаетесь… — Могилов не договорил до конца. Его прервал грохот взрыва, донесшийся из под земли. Глухо перебивая друг друга, застучали автоматы. Несколько минут после этого стояла напряженная тишина, только было слышно, как постукивает на стыках выпотрошенный поезд, уходящий дальше на юго восток, в сторону Коростеня. Из под бетонного свода послышались хрипы, шуршание одежды и невнятное бормотание. Но вот, спиной вперед, появился один из боевиков, волоча за собой подрагивающее в предсмертных конвульсиях тело потного детины. Из его перебитой гортани постепенно утихающим фонтанчиком хлестала темная кровь. Выбравшись наверх, бледный как полотно, боевик забормотал, путаясь в словах:

— Ну, он сука, еханый ментяра… Он там как у себя дома. Бегает пидор, туда сюда, посмеивается… Он, по моему, чокнулся, у него крыша поехала… Там ходы, ни хрена не разобрать. А он, как лось, знай себе носится кругами. Гранаты кидает, перо у него здоровенное. Вон Дылду прирезал как овцу. Ментяра позорный…

— А Жилин где? — перебил его Куцый.

— Жилина он гранатой кончил. Меня вон тоже зацепил… В бок…

— Да, научился, видать, в Афгане кровь пускать… — почесал подбородок Могилов.

Все посмотрели на него, ожидая, что «полковник» сейчас прикажет тащить взрывчатку рвать лабиринт или начинать штурм. Но Могилов достал из помятой шинели сигаретную пачку и ухмыльнулся:

— Хрен с ним, пусть сидит. Никуда ему отсюда не деться. Обертфельд, организуй тут круглосуточный пост. Будешь отвечать за него головой.

Обертфельд быстро сделал нужные распоряжения и поспешил за Могиловым, уже идущим к «Логову». Большинство боевиков молча последовали за ними.