Полнолуние для магистра

Эпилог

Тоби ждал.

Дни тянулись скучно и уныло, несмотря на вкусную еду, обожание и ласки новой хозяйки и покровительство её большого друга.

Новый мир был странен и не слишком интересен. А ещё — вонюч и шумен, хоть Тоби одно время казалось, что гаже едкого дыма нет ничего. Оказывается, есть. Бен-зин. А-це-тон. Кошмарные запахи дамской парикмахерской. Магазинной еды, напичканной всякой несъедобной дрянью.

Зато на работе у хозяйки спокойно пахло книгами и тишиной. А в загородном доме — половицами, сушёными травами, а иногда — пи-ро-га-ми. Пироги — это магия. Только они могут скрасить ожидание в чужом неприветливом мире. Хозяин велел: ждать! Тоби ждёт. И хорошо, что у хозяйки от-пуск, ждать в солнечной и тихой де-рев-не было куда приятнее, чем в пыльном городе.

Но здесь не водилось фамильяров, а значит, поговорить о своих бедах было не с кем. Хорошо хоть, хозяйка его понимала! А с недавних пор стал понимать и её Брат. Первый раз, услышав Тоби, он едва из гамака не вывалился. А Тоби лишь попросил его не раскачиваться так сильно: берёзы скрипят, к которым гамак привязан, спать мешают. Потом Брат часто с ним беседовал, особенно на ры-бал-ке; узнал, как Тоби с Магистром гонялись по всему Лондону за мелкой нечистью — тре-ни-ро-ва-лись, и зауважал. Даже перестал звать непонятной «пузатой мелочью». Тоби принимал знаки уважения с присущей ему скромностью, а однажды даже поделился с Братом утянутым с кухни куском пирога.

Ах, да, помимо пирогов появилась ещё одна радость в жизни: спаньё на солнышке. Дома он в основном дремал под столом или в своей корзине в прихожей, на улицу выбирался нечасто, и сразу дурел от запаха лошадей и навоза; вдобавок, редко когда они с хозяином просто гуляли; всё по делам. А здесь Тоби познал сладость заслуженного безделья. Солнечный двор весь был отдан в его распоряжение: но больше всего он любил спать на крыше собачьей будки, специально поставленной для будущего сторожа. Будка пока пустовала, крыша её хорошо прогревалась, и, бывало, Тоби великодушно делил со-ля-рий с соседской кошкой, огромной, больше его, крупномордой, с кисточками на ушах. У неё он научился потягиваться, спать, где попало и как ему удобно, тереться об ноги.

А спать ему разрешали везде. Потому что он «бедненький» и «сиротка». И вообще-то это был ещё один приятный подарок от нового мира.

Этим вечером ему было особенно тоскливо. Может, потому, что из соседнего леса прилетела большая птица, похожая на Шикки? Похожа, но не скроух. Посидела на заборе, поглядела вокруг и улетела прочь. Глупая, наверное, разговаривать не умеет. Тоби стало грустно. А к вечеру, когда взошла непривычно круглая луна — так хоть вой. Он попросился на крыльцо, повздыхал — и в самом деле завыл тоненько, жалостливо, плача о себе, покинутом. Брошенном. Маленьком и бедненьком. Он послушный, он ждёт. Но сколько ещё ждать?

Сердито сморкаясь и пряча покрасневшие глаза, вышла хозяйка, унесла его подмышкой и уложила на коврике рядом со своей кроватью. В последнее время он полюбил там спать. Он представлял, что самый надёжный сторож на свете. Этот… волкодав. Так иногда почтительно называл его Брат.

Ему приснилось, что он снова задыхается в задымленном доме, ищет выход и не находит. Входная дверь заперта. Только в соседней комнатке открыто где-то под потолком окошко, а он слишком маленький, чтобы вспрыгнуть на подоконник… Не помня себя от страха, он рванулся изо всех сил… и, проснувшись, понял, что нарушил границы святая святых: оказался на хозяйской постели. Но хозяйка спала: слышалось её ровное дыхание. Тогда пёсик, воровато оглядываясь, пополз по пахнущей лавандой простыне и пристроился в хозяйкиных ногах. А затем и на самих этих ногах. Не слишком удобно, зато тепло. И как-то… спокойнее.

Второй раз за ночь он проснулся от чьего-то знакомого взгляда. Запаха. Мысленного зова. Сердечко сладко ёкнуло. Так беззвучно звать фамильяра мог только Хозяин.

Ошалев от радости, он заголосил, залаял на весь дом, звонко, радостно, и вообще — впервые за всё бессчётное количество дней, проведённых здесь, подал голос. Он не мог ошибиться, и не ошибся. У самого окна, подсвеченный яркой луной, стоял его любимый хозяин.

И даже сердито нахмуренные брови были любимы!

А хозяин именно сердито на него цыкнул. А потом понял, что иначе, чем как взявши на руки, фамильяра не уймёшь. Пришлось брать. И замечательно, потому что Тоби всё не мог понять, сон это или явь, а тут убедился: всё по-настоящему… Крепкие сильные руки. Запах крашеной мягкой ткани, дорогого табака и любимых благовоний для ме-ди-та-ций… Он. Он!

Магистр не мог отвести глаз от той, что, усевшись на постели и подтянув к груди колени, смотрела на него сперва в замешательстве, а затем — улыбаясь нежно, растерянно. Именно такой он и ожидал её увидеть. Очаровательной, как Ангелика Оулдридж. Не копией, но будто сестрой старше лет на семь-восемь. Ангелика была нежным бутоном, его же мисс Лика — распускающимся цветком, явившим пока лишь толику своего совершенства. Прекраснейшей. Любимой.

— Откуда ты? — смеясь и плача, спросила она на незнакомом языке, но Магистр её понял. Ему ведь обещали, что в новом мире он появится вместе с новыми знаниями.

— От-туда…

И попытался махнуть рукой куда-то за спину. Но руки были заняты. В этот раз его любимая девушка просто засмеялась, без слёз:

— Ты не находишь, что это как-то неправильно? Первой ты должен был обнять меня, меня! А ты обнимаешь собаку!

— А у нас с тобой вообще всё неправильно, — признался Магистр. — С самого начала.

И осёкся.

Распахнулась дверь. Щёлкнул выключатель. Щурясь от света, ввалился рассерженный Лерка. Он явно собирался разобраться с лающим на весь дом «звонком», но обнаружил в спальне любимой сестры постороннего мужчину и, естественно, набычился. Пальцы его сами собой хлопнули по тому месту на поясе, где, у одетого в форму, у него обычно располагалась кобура.

— Лера, это Рихард. Вот, — торопливо сообщила Лика.

Они уставились друг на друга, двое её любимых мужчин, брат — и просто любимый; высокие, крепкого сложения, подтянутые… чем-то похожи. Только Лерка — в плотных спортивных штанах, босиком и в майке, дозволяющей демонстрировать налитые бицепсы, а Магистр… ну, как обычно: в любимом фраке травяного цвета, высоких сапогах, батистовой рубашке, прячущейся под жилетом; с умопомрачительным шейным платком… Изумительный контраст.

Да, ещё и в цилиндре. На который Лерка тотчас грозно уставился.

— Магистр? — спросил подозрительно. — Ну, и где тебя носило? Почему так долго?

Ричард Нэш снял цилиндр, аккуратно пригладил волосы. Странная у него была причёска: с правой стороны — нормальная, русыми волнами, с левой — будто не так давно специальной машинкой прошлись, выбрив половину.

— Прошу прощенья. Как-то… неловко было появляться в таком виде. Ждал, когда волосы отрастут. Всё-таки руку и сердце предлагают раз в жизни; хотелось бы выглядеть достойно.

Брат хмыкнул.

— Насчёт «раз в жизни» мне особенно нравится. Уже можно разговоры разговаривать; видно, что серьёзный человек…

Протянул руку:

— Никольский Валерий. Охранное и сыскное агентство. Директор.

— Рихард Уэллс, виконт Кармантенширский, менталист.

Лерка хмыкнул.

— Фигассе, виконт… Нет, ты мне прямо скажи: ты Магистр или не Магистр?

— Великий Магистр! — наставительно поднял тот палец.

Засмеявшись, они пожали друг другу руки.

В окно один за другим влетели три больших птицы и расселись на спинке кровати. Похлопали глазами. Одна из них сказала:

— Ладно, мы подождём снаружи. Хозяева, а можно нам где-нибудь в сарайчике переночевать? Вообще-то нас тут семеро…

…Обниматься с Магистром, будучи одетой в тончайшую ночную рубашку, и чувствовать сквозь ткань многослойность его упаковки было забавно и восхитительно. Пока он не выдержал и не рванул с плеч любимый фрак.

— Надоело быть джентльменом…

— А я всё думала, когда ты, наконец, догадаешься, — тихо засмеялась Лика. — Нет, погоди, сперва скажи, как ты меня нашёл. Я же умру от любопытства!

— Это всё Тоби, — ответил Магистр. — Кстати…

Пёсик немедленно сунулся к нему, и хозяин указал ему на дверь:

— Ну-ка, иди, проверь, как там устроились наши пернатые друзья. Пересчитай, все ли на месте, у всех ли хватает еды и питья, и жердей для сна. Это очень важные особы, дипломаты; так что миссия у тебя крайне важная. Иди, я тебе доверяю.

И вновь повернулся к Лике.

— В медальоне у него на ошейнике я оставил амулет притяжения, позволяющий найти его, где угодно. Даже, как оказалось, в другом мире. А энергией для перехода меня обеспечили Дикие Скроухи, те самые, о которых тебе рассказывала кухарка Диккенсов. После того, как племя скроухов разрушило защитный купол Селены и смогло перебраться на Землю, они временно выбыли из строя, как маги: выкачали из себя Силу полностью. Сказали, что восстановятся через полгода, не раньше. А Дикие… они такие Дикие. Оказались умны, сговорчивы и любопытны. Решили посмотреть на новый мир, а заодно и меня с собой прихватили, в качестве проводника. У меня же оказался настоящий якорь здесь, рядом с тобой…

Он вдруг озадаченно нахмурился.

— Хотя… знаешь, иногда мне казалось, что зов моего маяка раздваивается. Но не могла же рядом с тобой остаться какая-та моя личная вещь! У меня просто не было случая…

Лика закусила губу.

Сунула руку под подушку.

И достала пару мужских перчаток.

«…Силы небесные!» — воскликнула бы сейчас сестра Эмилия, добрейшей души старая дева. "Вот они где!"

«Феноменально!» — поддержали бы её Элайджа Диккенс и Виктор Джейкоб. Валерий же наверняка выдал бы своё любимое: «Фигассе!..»

…Довольный, несмотря на то, что его вытурили из спальни, Тоби лежал на крыше будки под прохладными лунными лучами, пересчитывал скроухов, обследующих двор, и думал: оказывается, хорошо быть для кого-то якорем. Ты думаешь, что ты «бедненький» и «сиротка», жалеешь себя, не спишь по ночам. А оказывается, что тебя давно уже ищет тот, кого ты, сам не зная, притянул. И вот-вот найдет, пусть вы и в разных мирах. Якорь — он и есть якорь. Просто жди. Люби. И не сдавайся.

КОНЕЦ