Рон
Обнаружив в книге чары расширенной диагностики, топаем обратно к не пойми чему, изображающему отца любимой моей. Она достает палочку, накладывая только что вычитанное и удивленно смотрит на меня, мне же остается только пожать плечами.
— Голем обыкновенный, — вздыхает Луна и тянется к книге.
— Совы не налетят? — интересуюсь я, припоминая рассказ Гарри.
— Это дом чистокровных, совы только к не-магам летают, фрицы же, — поясняет она мне, на что я киваю. А любимая накладывает уже другие чары.
— Да, на минуточку… Надеюсь, здесь не весь пантеон пьющий, — замечаю я, глядя на то, как красиво рассыпается голем. — Надо настоящего отца искать. Или не надо?
— Ну он жив, — задумчиво сообщает мне Луна, кивнув на какой-то коврик, в котором я не разбираюсь. — Осталось только найти, если нам оно надо, но пока без разницы.
— Тогда надо поесть, — вношу я предложение, потому как мы только ребенка покормили пока.
— Ну пошли… — с сомнением в голосе соглашается моя любимая.
Луна готовит, а я пытаюсь представить, как бы реагировала здешняя она на такой афронт, и понимаю — никак. Здешняя мисс Лавгуд совершенно потерялась и реальность почти не воспринимала, поэтому папаша мог быть в таком состоянии длительное время. Но тогда, по логике, возможно наложение иллюзии на коврик.
— Любимая, а коврик этот — он только у вас? — интересуюсь я, что-то такое вспоминая. — Или этот гембель видят все?
— Этот — только у нас, — улыбается она. — Родственников больше нет, а что?
— А не могли на него маскировку какую наложить, чтобы казалось, что Ксено жив? — отвечаю я вопросом на вопрос. Одессит я или где?
— Сейчас еду доготовлю и проверю, — спокойно отзывается любимая, а раздумываю о том, что делать, если таки да. В принципе, варианты есть.
Луна не выдерживает и, оставив еду довариваться, топает к коврику. Она внимательно его рассматривает, затем хмыкает и начинает мне объяснять наблюдаемое:
— Исходя из тезиса, что галлюцинации — штука индивидуальная, смотреть будем вдвоем, — совершенно спокойно произносит любимая. — Обновить гобелен можно или палочкой, или… хм… — она трогает какое-то место на этом коврике, в результате чего он вмиг сбрасывает чуть ли не вековую пыль, засияв яркими красками. — Не поняла, — констатирует Луна, разглядывая результат.
Я тоже не особо понимаю, но жду, пока любовь моя перестанет удивляться на русском военно-медицинском языке. А Луна удивляется очень активно, кое-где переходя на латынь, при этом в ее голосе мне слышится ненависть. Это уже совсем странно, поэтому я обнимаю ее, начав расспрашивать.
— Папа жив… — вздыхает она. — А вот та, чья смерть ребенка уничтожила, потому что у здешней Луны не было тебя, тоже жива… И как это понимать, я не знаю.
— На минуточку… — охреневаю я. — А как так?
— А плесень их знает, — зло бросает моя любимая девочка. — Фрицы есть фрицы.
Да, пожалуй. Правда я совершенно не могу понять глубинный смысл происходящего, ведь Лавгуды, по идее, чистокровные, потому фрицы их трогать были не должны… Или же, мы что-то не знаем о местном раскладе. Надо обязательно узнать, чтобы случайно не убить кого-нибудь нужного.
Кэти
Здесь я полукровка. Это значит, что мама у меня из сквибов, а отец маг. Считается, правда, что такие, как я могут быть чистокровными, учитывая, что мама потомок сквибов семьи Боунс, но я предпочитаю быть полукровкой. Отец-маг — это «традиционное» воспитание, только вот дочь его уже изменилась, поэтому ему не светит. Впрочем, сначала он не понимает этого, глядя мне в глаза с высокомерном выражением, ну чисто фриц. А фрицев я привыкла видеть дохлыми, или скоро дохлыми, так что не светит ему.
— Мисс Белл, — обращается он ко мне. Не «здравствуй, дочка», не «я рад тебя видеть», фрицы есть фрицы. — Вы ведете себя почти непристойно, мне стоит напомнить вам, о…
Он поднимает палочку, но я не глупая овца и ждать боли не буду, потому бью со всей силы, как меня учили когда-то. Как говорил инструктор: «по мудам главное попасть». Стоит фриц очень удобно, потому в следующий момент сгибается от сильного удара, а я, выхватив у него палочку, с силой бью по затылку, вкладывая свой небольшой вес. Жалобно хрустит, ломаясь, палочка у меня в руках, и я яростно оскаливаюсь.
— Что, фриц поганый, умылся юшкой? — рычу я, переходя на русский, чтобы обложить его покрепче. — А что это мы так побледнели?
Но он просто падает на чисто вымытый пол, а я рефлекторно пригибаюсь, чтобы пропустить удар от «матери». Вот ее я связываю уже чарами. Что же, вот они и перешагнули черту, за которой нет для них ничего. Был бы пистолет — пристрелила бы, но пока я могу сделать только одно.
— За оскорбление родной крови проклинаю дом этот, — начинаю я Отречение. — За попытку нанесения вреда, проклинаю людей этих. Нет между нами родства, нет договоров. Нет их крови в моих жилах, нет их власти надо мной, да будет Магия мне свидетелем!
И тут сорвавшиеся прямо с потолка ветвистые молнии бьют закричавших взрослых. Не поняла… Такой эффект, мягко говоря, не предполагался. Возможна была боль для меня самой, но вот именно так… Я накладываю чары определения, они простые и знают их, по-моему, все, кто в магическом мире обретается. Считываю ответ, очень сильно по-русски удивляюсь. Примерно, как комиссар удивлялась, когда к нам на аэродром заблудившийся фриц сел, а затем повторяю чары, но ничего не меняется — передо мной магглы. Обычные такие магглы, каких тысячи.
Будто давая мне осознать, ничего не происходит, но затем оба с громким щелчком исчезают. Дом у нас магический и магглам в нем делать совершенно нечего. Вот только проблема в том, что я сирота, получается, потому надо воспользоваться запасным выходом. Поэтому я подхожу к камину, чтобы назвать адрес жены командира — именно эта точка и является резервной.
— Кэти? — удивляется командир. — Ты что здесь делаешь?
— Я от рода отрекалась, но магия в ответ сделала моих родителей магглами, — объясняю я. — Поэтому я, получается…
— Сирота, — кивает мне Луна, а затем кладет руку на голову, скороговоркой объявляя меня членом своей семьи. Магия ничуть не возражает, а я замираю с открытым ртом.
Невилл
Скорей почувствовав, чем увидев луч чар, я резко пригибаюсь, скручиваясь в сторону, затем разворачиваюсь и бью кулаком, как учили, затем проводя захват. Как говорил товарищ Ощепков еще до войны, сила не важна, важно желание и умение. Умения у меня хватает — курсы его борьбы обязательными не были, но я ходил с удовольствием. Вот и результат — в моем захвате дергается дядюшка, зачем-то решивший на меня напасть. Его палочка уже в моей руке, а я, чувствуя движение — прикрываюсь его телом, вмиг ставшим будто каменным. Моя ответка не заставляет себя ждать — бабулька падает на пол связанной. Что тут происходит вообще?
Забрав бабулькину палочку, прикладываю связывающим еще и дядюшку, просто на всякий случай, после чего задумываюсь. Они оба на меня напали, то есть, считают врагом. Либо «бабушка» под оборотным зельем — это легко проверить, достаточно подождать, либо… Либо они поняли, что я прошел. В любом случае, это враги.
— Дикки! — зову я эльфа.
— Дикки тут, что Дикки может сделать для главы рода? — интересуется волшебное существо, едва не погрузив меня в еще более глубокие раздумья.
— Этих двоих связать, доставить в… хм… Тюрьма у нас есть? — спрашиваю я эльфа.
— Есть, хозяин, — отвечает он мне.
— Тогда в тюрьму их, — решаю я. — Артефакты отобрать, и не выпускать до моего прямого приказа. В случае, если я под контролем, меня игнорировать, понял?
— Выполняю, — коротко отвечает он мне, после чего дорогие родственники исчезают.
Я не особист, поэтому, что делать дальше даже не представляю. Тут Гермиона нужна, она из НКВД, или же… дай бог памяти… А, Колин же тоже из контрразведки. Позову-ка я его, все-таки, девочку для допроса дергать мысль мне не нравится, а вытрясти из этих двоих правду хочется. Или же Гермиону лучше? Напишу-ка я обоим.
Сказано — сделано. Беру пергамент, описываю там по-русски, что именно произошло и почему мне нужна их помощь, после чего отправляю двух сов, а сам отправляюсь в поисках съестного. Вообще говоря, очень странная ситуация — ничего ж сделать не успел, только вошел, при этом меня никто не встречал, что необычно. Очень это непривычно, для памяти того варианта, в котором я оказался. Значит, не все так просто.
Итак, версия первая — два хмыря под обороткой. Тогда нужно подождать и вытрясти из них, где настоящие. Вариант второй — родственники решили меня «убедить» передать род, то есть главенство в семье. Тогда они однозначно враги и посидят в каталажке. И вот тут мне в голову приходит совсем нехорошая мысль.
— Дикки! — снова зову я домовика.
— Дики тут, что може… — начинает он, но я его прерываю движением руки.
— Не называй меня хозяином, пожалуйста, — прошу я его. — Неприятно это — быть хозяином живого существа. Скажи, раз я глава, то моих родителей нет в живых?
— Да, — кивает эльф. — Их нет в живых двенадцать лет, — добивает меня он.
Интересное кино, а кто тогда в Мунго лежит? Кем парню психику рушили с младых ногтей, а? Нет у меня пока ответа на этот вопрос. Но мы обязательно ответ найдем, потому что бабку с дядькой магия за главу не приняла, и этому должно быть объяснение. Значит, ждем нашу контрразведку.
Гермиона
Получив письмо от Невилла, я удивляюсь еще раз, а прочитав — делаю это громко и с выражением, что сильно заинтересовывает Гарри. Папа в момент прилета совы как раз пытается осторожно выяснить, как так вышло, а мой дважды Герой ему сразу же и рассказывает, как нас с ним звали там. Но вот письмо… Что за странные дела творятся в Магическом Мире?
— Папа, не хочешь до магов прогуляться? — интересуюсь я. — Я бабку Невилла быстро выпотрошу, а ты пока поглазеешь.
— Построить бы социализм в одной отдельно взятой стране… — вздыхает Гарри, на что задумываюсь уже я. Мысль-то хорошая! Надо с командиром поделиться.
— Потом подумаем, — информирую я его. — Пойдем, бабку надо на чистую воду вывести, пока ей внук ВМСЗ не устроил. Невилл у нас подводник, терпения навалом, но с фрицами только в окуляре перископа виделся, а тут сразу два.
— Да, это мысль, — кивает мне мой любимый. — Пошли.
Папа, судя по всему, согласен, потому следует за нами. Родной он мне, неродной, потом разберемся. Сначала у нас на повестке дня родственники Невилла. Папа о чем-то быстро переговаривает с мамой, я же выхожу с Гарри, потому что расставаться с ним просто не хочу. Он же о чем-то напряженно раздумывает. Выходит отец, и я вызываю автобус, уронив палочку. Ярко-фиолетовый трехэтажный автобус папу вводит в состояние некоего ступора, но Гарри уже протягивает деньги кондуктору, объясняя, куда нам надо — на вокзал. Правильно, светить конечную точку нам не надо.
— Пап, а ты разве маг? — интересуюсь я, пока нас мотыляет по салону.
— Маг, доченька, — соглашается папа. — А мамин дар уснул, но я маг, поэтому нас очень сильно интересует некий персонаж.
— Я даже представляю себе, какой, — с улыбкой отвечаю я. — Гарри, чего задумался?
— Если брать власть, то до Хэллоуина надо, — сидящий с лицом постигшего истину мудреца, муж отвечает мгновенно. — Ибо пакостей нам не надо.
— Это точно, — соглашаюсь я.
— Вокзал, — объявляет кондуктор, имени которого я не помню.
Мы выходим из автобуса, а я в это время допрашиваю папу, очень медленно осознавая, что по британским меркам отношусь к полукровкам. Не то, чтобы меня это волновало, но старая кошка не могла не почувствовать мага. Значит, тут тоже скрыта какая-то неприятность, учитывая страх тела перед старухой. Тоже обязательно будем разбираться. А как иначе?
Спустя минуту вываливаемся в гостиной Невилла, судя по его присутствию внутри. Быстро оглядевшись, замечаю антикварную мебель, но при этом царящую чистоту. Света не хватает, наш товарищ в нашу сторону указывает палкой, что логично. Мало ли что гости званые…
— Это мой папа, — представляю я отца. — Зовут… мистер Грейнджер его зовут, потом выясним, как на самом деле.
— Фух, — выдыхает товарищ подводник. — Они в тюрьме, тебе кого потрошить приятней будет? Я еще и Колина позвал.
— Очень хорошо, — киваю я. — Давай с мужика начнем, с ними проще.
Муж с опаской косится на меня, но это все игра. И он это знает, и я, поэтому ничего плохого и не думает, просто подыгрывает. Мы всей толпой идем туда, куда нас ведет хозяин этого дома, я объясняю нашему товарищу, как именно надо подготовить тело для потрошения, папа негромко удивляется, Гарри привычный, а Невилл транслирует мою речь домовику, так что, когда мы доходим до камеры, тушка уже к употреблению готова.
— Ну что, гаденыш, готов душу облегчить? — спокойно интересуюсь я.