Ричард.
Я долгое время думал о своей истинной, как о жене. Как о Виктории. Я издевался на ней. Не любил. Изменил прямо на свадьбе. Убил нашего ребёнка. Не защитил от нападок короны. Не подарил свою силу, находясь рядом. Ту силу, которая должна исключать бытовую смерть…
И вот… потом ещё я решил, что она предательница. И закрыл её в клетке.
Едва не позволил казнить.
Потом, выяснив, что она — попаданка. Что моя истинная — это не моя жена… Я понял, что совершил ещё одну ошибку — не признал новую девушку.
Не отличил.
Конечно же, она захотела разорвать со мной истинность. Она, безусловно, была бы покорена тем, какой я внешне. Моей статью, моей харизмой. А если нет — истинность замылила бы взгляд. Это всегда работает безотказно.
Но она увидела всю подноготную. Всё самое мерзкое, всё, что обычно скрыто за вуалью. Что большинству жён, матерей, сестёр и других женщин просто не доступна. Она увидела то, что исчезло бы само собой в расплавленном золоте истинности.
И это отвращение к тому, что я из себя представляю, перевесило древнюю магию.
Я смотрел в её глаза. В разные дни там было разное. Иногда и любовь находилась. Но чаще это была гадливость. И жалость.
Когда я всё это понял, больше не удивлялся поступкам Антонины.
Она достойна лучше.
Ей уготована великая судьба.
И я в этой судьбе — лишний.
Порочный, ненадёжный элемент.
Всё время думал, что моя жена шлюха. Но когда в моей жизни появилась Тоня, я понял, что шлюха — я сам.
Как можно быть с таким?
Виктория не смогла до меня достучаться. Она также не смогла мне отомстить. Не успела. Но за неё сделали всё боги.
Они дали мне нечто прекрасное.
Показали, какой я уродливый на этом фоне.
И забрали это у меня.
Оставили в одиночестве осознавать свою ущербность.
Всё что я мог сделать — помочь ей.
Сделать то, чего моя истинная желает больше всего.
Даже если ради этого мне придётся умереть.
Тоня хотела освободиться от меня. Истинность была для неё оковами. Я и сам не знаю, как теперь относиться к этой связи.
Она была всегда несокрушимой, естественной, священной.
Кому придёт в голову отказываться?
Если встретил истинного, не отпускай его.
Но она встретила чудовище.
И показала мне это. Заставила прочувствовать.
Поэтому я решил её отпустить.
Может быть, она права? Это не любовь. Никакая любовь и недоступна драконам! Мы — животные, ведомые инстинктами, и не более того.
И к тому же… Это я не мог любить без истинной связи.
Она всё могла.
А, значит, её доступен нескончаемый поток самых разных мужчин. И среди них много благородных и честных. Лучше меня — уж точно.
Я нашёл обряд.
Просто измена или предательство не помогали нам. Ведь я уже оставил её в темнице, а связь не прервалась. Спать с другой ради этого же… я бы просто не смог.
Это странно и страшно осознавать.
Но это правда.
Тогда я нашёл уже давно позабытый всеми ритуал. Его придумали — ну, разумеется — эльфы. Кто бы ещё мог дойти до такого?
Лишним будет упоминание, что для того, чтобы разорвать истинность, нужна смерть дракона.
Ровно через месяц, день в день, остановится сердце.
Я смотрю на себя в зеркало. Недавно вернулся из Кроуэла. Тоня такая прекрасная, что даже просто смотреть на неё больно.
Не знаю, в чём именно дело, но яркие чувства после ритуала пропали лишь на несколько дней.
После они вернулись.
Я с ней увиделся.
И всё стало только хуже.
Я бы хотел прожить остатки дней, не мучаясь от неразделённой любви. Но, видимо, не достоин этого.
Позорище, но я просто не могу найти себе в силы, чтобы встать с кресла и выйти из своих покоев в главном замке короны. Я не вижу в этом смысла. Зачем делать хоть какие-то усилия? Чего ради?
Я знаю, что с каждой минутой выгляжу всё хуже.
Вопросов от так называемой семьи не хочется.
Тоня также не должна ни о чём узнать. Ей, конечно же, всё равно. Но она в любом случае не должна думать о последствиях моего и только моего решения.
Я прежний, может быть, был бы и рад возможности упрекнуть, навешать чувство вины и так далее… С Викторией проделывал это ни раз и ни два.
Но всё изменилось.
Я изменился.
Но — какая ирония — уже это ничего не меняет.
Так бы и сидел, безучастно наблюдая за двором, где носятся слуги, иногда мимо пробегают фрейлины королевы и король выходит погулять со своей стаей псов.
С фрейлинами отцу всегда в одну сторону.
Но в мою бессмысленность и пустоту ворвался… Скайлер. Братик как всегда в чёрном, как всегда с надменным, холодным взглядом.
Бледное лицо его непроницаемое, но я кожей чувствую ауру тёмного довольства.
Он не заполучил мою жену. Не заполучил и мою истинною. Но какая разница, если мне тоже не досталось? В его притязании на Ви никогда не было никакой любви. Лишь попытка унизить меня.
— Что такой смурной? Политическая повестка о демонах огорчает? — интересуется «деликатно».
Пришёл посмотреть на меня поверженного?
Но ведь это не его рук дело.
Всё равно считается?
Я окидываю брата взглядом. Если он всегда чувствовал ко мне что-то хоть и негативное, но сильное, то я не чувствовал практически ничего.
В этом плане я гораздо больше взял от матери.
Он — чёрный дракон. Я — красный. Он холодный брюнет с льдистым взглядом. Я загорелый шатен, который всё же снисходит до того, чтобы применять к окружающим обаяние и харизму. Скайлер слишком гордый для этого. И в этом его главная ошибка.
Драконы сильные, но правда в том, что их очень мало.
Мы должны поддерживать для людей иллюзию защиты и избранности.
Света и добра.
Иначе нас свергнут.
Солнце и Луна — так про нас говорили.
Луной людей пожирают фэйри, луной призывают самых могущественных демонов, луной эльфы готовят восстания…
А под солнцем вся жизнь простых людей.
Какого же принца они бы предпочли?
Скайлер никогда не считался с этим. Подумаешь, простые люди — что с них взять? Я всегда полагал, что это его и погубит.
А теперь мне всё равно.
— Чего ты хочешь? — спрашиваю через силу.
Он удивляет меня ответом:
— Я знаю о том, что ты умираешь.
Что-то в его тоне меня настораживает.
Знает? И чего же хочет? И почему здесь тогда нет Аквинтии? Мать решила, что так будет лучше? Что ж… она права в таком случае.
— Аквинтия сейчас выясняет, как ты разорвал истинную связь с этой твоей попаданкой. И была ли она вообще. Связь. Решение нужно принимать быстро. Но у неё недостаточно информации. Смешно, да?
— К чему ты клонишь, Скай? Если пришёл просто почесать языком — это не ко мне.
Он усмехается и садится в кресло рядом.
На долю мгновения мы сталкиваемся взглядами. Мою грудь будто бы прорезают изнутри тонким лезвием. Тревога.
Что-то не так.
— К тому, что женщины не могут управлять государством… Даже у матери слишком нежная рука. Она медлит, когда нужно действовать.
— Действовать? — выгибаю бровь.
— Ты прекрасно знаешь, о чём я говорю, братик. Сила демоницы крепчает с каждым днём. Если мы не хотим, чтобы эти твари захватили мир, нужно действовать.
Его глаза наполняются кровожадным блеском.
Меня передёргивает.
— Что за бред? Никто не собирается ничего захватывать. Их цель — свободная торговля, а не власть. Хочешь убить Тоню?
— А что, ты — нет? Она же тебя подставила. Бросила. Унизила.
Он с огромным удовольствием произносит каждое слово.
— Она — та, кто держит демонов в узде и не позволяет им буйствовать. Она хочет мира. Ты сам сказал, что женщины недостаточно воинственны, так чего опасаешься?
— Они недостаточно, а их орда парнокопытных — вполне, — Скай морщится. — К тому же знаешь ещё какие качества присущи женщинам? Импульсивность и ветреность. Сегодня она хочет одного, завтра другого… Сам знаешь.
Я медленно закипаю. Представляю, как размазываю его по стенке. И уже бы это сделал, если бы не нужно было понять, насколько он серьёзен в своих высказываниях и намерениях.
— Убьёшь её, что будешь делать с разъярённой толпой её приспешников?
— Лишь часть из них боевые демоны. И драконы способным с ними справится, если объединят усилия.
— Ты, верно, хочешь, чтобы я помог тебе?
— Отомстишь ей заодно. И хорошо, если биться будешь насмерть. Тебе всё равно терять нечего. Умереть на поле боя лучше, чем в кресле. Верно?
— Разумеется, — отзываюсь я.
— Как ты узнал, что со мной?
— Я наблюдал за тобой куда пристальнее нашей матери. Видел текст ритуала. Не понимаю, зачем ты это сделал… С другой стороны и не хочу понимать. Назад уже ничего не вернёшь.
— И ты никому не говорил?
— Чтобы ещё больше отвлекать корону? Нет. Никто не питает к тебе нежных чувств, так что прощание ни к чему. Твоя жизнь, Ри, цепочка ошибок. Не больше — не меньше. Так сделай уже хоть что-нибудь полезное. Что скажешь?
— А ты собрал остальных? Или мы вдвоём будем против целого легиона?
— Собираю. Я подумал, что ты мог бы взорваться до того, как они скроются в Аду. Знаешь, как феникс…
— Фениксы возраждаются… — протягиваю и поднимаю. На удивление чувствуя, как сила наполняет меня. — Драконы — нет.
— Разумеется, нет, — ухмыляется Скайлер. — А для чего тебе жить? Ведь ты уже точно не станешь королём. Это у меня есть наследники. И это меня не бросала истинная. И уж точно не моя истинная становилась врагом номер один в королевстве. Умереть в бою до позора — лучшее, что я могу тебе предложить, как заботливый брат.
Это правда хороший вариант.
И я прежний бы согласился.
Ведь для меня не было ничего важнее единственной цели — стать королём.
Влачить жизнь неудачника, который так навсегда и остался всего лишь принцем… это был мой самый страшный кошмар с детства.
Отчасти внушаемый матерью, разумеется.
Я бы так помешан на мыслях о троне, потому что не знал, что такое любовь.
А теперь знаю.
Когда ты это чувствуешь… всё остальное неважно.
Я подаю брату руку вместо того, чтобы его ударить.
— Идём. Ты не хочешь навестить её прежде, чем нанесёшь удар? Нужно сообразить какой-нибудь праздник, чтобы все демоны вышли на поверхность. И тогда уже…
Скайлер смотрит на меня с недоверием.
Он всё-таки не последний тупица в этой стране.
Но в итоге кивает.
Ему интересно, что будет.
Мне тоже.