На пассажирском сидении рядом сидела Маринелла и без умолку трещала о том, что совершенно не было интересным. Вероятно, ей хотелось заполнить собой каждый кубический сантиметр пространства в салоне. Но Бенджамина это только раздражало. Он согласился отвезти ее посмотреть квартиру, чтобы хоть как-то приблизить ее переезд. Его терпение было на пределе. После того секса в гостиной это случилось еще два раза, но теперь надо было с этим покончить, о чем он вчера вечером и сообщил ей. На удивление она отнеслась к этом спокойно, как будто смирилась, но уж Бенджамин-то знал, что это было не так. Она просто обдумывала новый план или была уверена, что сможет снова соблазнить его.
А он больше не хотел ее. Его тянуло к другой, противоречивой, непонятной, резкой, но такой беззащитной. Две недели она дулась на него и делала вид, что его не существует. Две недели он проходил мимо нее, чувствовал ее запах и не мог приблизиться. До вчерашнего дня, когда она попросила помочь ей с каратеги.
Бенджамин видел, как блестела разгоряченная кожа после тренировки, и от этого аромат, который его околдовывал, казался божественным. Розалию совсем не смущало стоять перед ним в одном бюстгальтере. Кажется, она больше стеснялась, когда он застегивал на ней пуговицы рубашки. И это было просто нелепо! Вместо того, чтобы стянуть с нее остатки одежды, он одевал ее.
Его так же интересовало, чем закончилась тренировка с Джиджи Бузато: удалось ли ему соблазнить Розалию. Он почти не сомневался в положительном ответе от части из-за способностей того пудрить мозги девицам, от части от того, что он уже успел узнать о Розалии. В конце концов, думая о ком-то плохо, часто угадываешь реальное положение вещей, не так ли?
Подобные мысли сердили Бенджамина, ведь он хотел ее для себя. Но каждый раз когда он хотя бы чуть чуть приближался к ней, случалось что-то такое, от чего она приходила в бешенство. И приходилось все начинать сначала. Ему только было интересно, как скоро он потеряет терпение с ней и оставит всякую попытку расположить ее к себе.
Но случилось чудо: на следующий день после начала лечения ее руки Розалия явилась на работу с фиксатором и приятным, почти добрым выражением в глазах. Она поздоровалась с Бенджамином и даже перебросилась с ним парой совершенно нормальных фраз. Во время урока с детьми время от времени слышались подбадривающие слова, а во время собственной тренировки — смех.
Такая она ему нравилась. Казалось не было девушки обворожительнее и приятнее, чем Рози. Но, к сожалению, это продлилось не долго.
Вовремя выходного по случаю Дня всех святых, родителям было разослано письмо о предстоящих соревнованиях в начале декабря. Администрация школы оставляла за собой право выбрать учеников, которые смогут поехать и представлять школу. Луиджи придерживался другой политики, позволяя всем желающим принимать участие для того, чтобы “набраться опыта”. Бенджамин же считал, что в каждой группе были ученики, которые не жолжны были ехать по причине несерьезного отношения к занятиям и, как следствие, низким результатам. Он был уверен, что со стороны родителей встретит полное понимание, ведь, в конечном итоге, никто, кроме тренера не знает лучше способностей того или иного ребенка. Но он ошибался. В первый же день занятий только к нему подошли двое, чтобы мягко оспорить решение тренера. Но еще атаке подверглись Аугусто, Адриано и даже Розалия.
Бенджамин не присутствовал при разноворе Розалии и матери одного из учеников. Но последняя, не удовлетворившись и даже оскорбившись ответом молодого тренера, пошла прямиком к управляющему школы.
— Она оскорбила меня и моего сына! — возмущенно жаловалась женщина.
Бенджамин уже неплохо знал Розалию, чтобы подозревать ее в том, на что жаловалась синьора.
— Могу я спросить, что именно она сказала?
— Что мой сын бездарный! Как вообще тренер такое может сказать о ребенке?!
— Я согласен с вами, но, может быть, вы не так поняли Розалию?
Лицо родительницы превратилось в багровое.
— Нет, я все правильно поняла! Она сказала, что у него плохо получается! Но он так старается!
Бенджамин начал утомляться от натиска недовольных родителей. Он взглянул в сторону выхода и увидел там сына недовольной женщины — пухлого блондина, жующего огромный кусок белой пиццы. Он отлично помнил его по последнему уроку, когда помогал Розалии на уроке, потому что она не могла двигать рукой. Тот мальчик, хотя и имел белый пояс, но занимался уже второй год и никак не выучил первую кату.
— Я приношу свои извинения за слова Розалии, но хочу подчеркнуть, что решение по поводу выбора кандидатов для соревнования принимала не она. Это общее мнение всех старших учителей, которые работали с вашим сыном. Ему надо меньше пропускать и больше стараться, — Бенджамин еще хотел бы добавить: “И перестать жрать”, но, по понятным причинам, сдержался.
Мамаша вроде успокоилась и приняла решение тренеров. Но вот Бенджамин не мог и дальше допустить, чтобы Розалия выражала свои мысли перед родителями в столь свободной форме.
Он попросил ее задержаться после занятия и рассказал о разговоре с матерью ее ученика.
— Я могу узнать, — уточнял он, — что именно ты ей сказала про ее сына?
— Ничего из того, чего бы ты не упомянул, — ответила Розалия и посмотрела на Бенджамина такими ясными глазами, ни дать ни взять чистый ангел.
— Мне нужна конкретная фраза, которую ты использовала, — пояснил он без тени улыбки.
— Конкретная фраза, которая ее оскорбила, я полагаю… Потому что сначала я использовала аргументы, что ее сыну не хватает практики в виду того, что он много пропускает и в прошлом году не сдал экзамен, получив низкое количество баллов.
Бенджамин нетерпеливо кивнул, подталкивая сказать, наконец, то, что он попросил.
— Я сказала, — продолжала Розалия, — что он не имеет способностей к каратэ, но такое бывает…
— Ты уверена, что не использовала другое слово? — сомневался Бенджамин.
— Бездарный! Я использовала это слово, — сдалась девушка.
— И ты ведь понимаешь, что оно было неуместно?!
— Возможно, — уклончиво отвечала Розалия, — но я исчерпала всякие аргументы. Она настаивала и убеждала меня, что решение ошибочно.
— Не смотря на это, Розалия, в данной ситуации не права именно ты, а не она. Нельзя быть такой прямолинейной.
— Послушай, Бенджамин, — сердилась девушка, — я привела все возможные доводы, а когда они все были исчерпаны, сказала то, что думаю. Ее сын бездарный олух и толстяк, которого кормят, едва он вышел из раздевалки! Он даже не старается! Открыть глаза родителям на него — хорошая мысль. По крайней мере они перестанут питать иллюзии на его счет.
Слушать точку зрения Розалии, раздражало Бенджамина. И хотя он был согласен с ней в оценке способностей ученика, все же считал недопустимым подобное поведение, о чем и сказал ей. Розалия разозлилась за долю секунды. Она бурно запротестовала, что не собирается просить прощения за свои слова.
Бенджамин пытался сохранят спокойствие, но за то время, что он был знаком с девушкой, успел уже неплохо разобраться в ее характере и поведении, чтобы знать — без боя она не сдастся. А у него совершенно не осталось ни сил, ни желания на очередную перепалку. Поэтому сегодня он просто решил надавить на нее и заставить поступить так, как сам считал правильным.
— Ты сделаешь это, — твердо проговорил он. — Позвонишь прямо сейчас и извинишься.
Розалия упрямо замотала головой, и Бенджамин на мгновение потерял контроль над собой.
— Это безответственно с твоей стороны! — рычал он, насупив брови и с искривленным ртом. — Я знал, что у меня непременно будут с тобой проблемы, но даже не подозревал, что столько!
— И тем не менее ты взял меня на работу!
— Я вообще не хотел брать тебя! Если бы не письмо Луиджи, я бы…
— Что?! Какое письмо? — насторожилась Розалия.
— Черт… Черт! ЧЕРТ!!! — рассвирепел Бенджамин и сжал руки в кулаки. — Только ты способна вырвать из меня те слова, которые я предпочел бы никогда не произносить.
Он выглядел загнанным в угол — ощущение, которое вызывало у него крайнее раздражение. Не так он хотел, чтобы эта правда всплыла наружу. Да он вообще не собирался никогда говорить Розалии об этом. Письмо было адресовано только ему.
— Что написано в письме? — упрямо и с огромными возбужденными глазами переспросила девушка.
Бенджамин сразу растерял свой воинствующий настрой и желание победить.
— Ничего особенного, — трепыхаться было бесполезно — он уже проиграл, и теперь только тянул время, чтобы решить, что именно сказать Розалии. А она, он был уверен, вцепится в него мертвой хваткой пса, сорвавшегося с цепи.
— Я имею право знать — это касается меня!
— Оно не касается тебя, в нем упоминаешься ты, но письмо адресовано мне!
Бенджамину показалось, что Розалия вот-вот готова отступить. Она ослабила напор, и он уже собирался праздновать победу, как беглый взгляд на лицо девушки остановил его. Она смотрела куда-то в сторону и морщила нос, как будто в нем щекотало и чесалось, предвещая слезы. Но нельзя было сказать с полной уверенностью, играла она или на самом деле так расстроилась. И помня, как безудержно рыдала Розалия, когда кулон, подаренный Луиджи, упал в воду, Бенджамин склонялся к первому варианту. Он был точно уверен, что она прибегнет к любому виду манипуляции, чтобы выведать содержание письма. Но он ошибся, Розалия бросила на него беглый осуждающий взгляд и вышла из школы.
До тех пор, пока за девушкой не захлопнулась дверь, Бенджамин думал, что отделался легким испугом. Но когда на него вдруг свалилось чувство вины, подпитываемое картинкой грустных глаз и сморщенного носика, то до него дошло, что именно это и была чистой воды манипуляция с ее стороны. В задумчивом состоянии он вошел в бар, где его уже ждал Адриано, чтобы пропустить по кружке пива.
— Я уже давно жду тебя! Парковку искал?
— Нет, — ответил Бенджамин. — Разговаривал с Розалией…
— И?..
— Она узнала про письмо Луиджи…
Адриано даже не стал спрашивать как.
— Вот дерьмо, старик, — посочувствовал он, — не бери в голову. У нее быстро пройдет.
— На этот раз я в этом совсем не уверен, — мрачно заметил Бенджамин.
Адриано долго смотрел на друга. Он даже прищурил один глаз, как будто так было лучше видно внутри него, а потом изрек:
— Мне почему-то кажется, что ты занял одну из сторон по отношению к Розалии. И это, увы, не та, на которой ее не выносят…
Бенджамин лишь выдохнул, произнеся свое знаменитое «Хм».
— Ты тоже там был? — напрягся он.
— Она разрушает все, к чему прикасается. Просто оставь ее.
Кажется, этот совет можно было отнести к несвоевременным.