Порождая бурю

7. Отголоски заботы

Маринелла сидела со сложенными на груди руками и смотрела на дорогу перед собой. Иногда она вздыхала и скидывала одну ногу с другой и снова перекрещивала их. Она изо всех сил старалась привлечь внимание Бенджамина к своему состоянию расстроенной невесты. На самом же деле она сердилась и волновалась, но лучше было не обнаруживать именно эти ее чувства. Пусть Бен думает, что она расстроена и спросит, почему.

Бенджамин, конечно же, знал эту уловку Маринеллы, но именно сегодня ему уж очень не хотелось потакать ей. Он устал. С восьми до трех он отработал в студии физиотерапии, потом заскочил на сорок минут домой и сразу поехал в школу. Он ушел самый последний и теперь, в начале десятого ему хотелось сходить в душ и сесть. Но у его спутницы имелись совсем иные ожидания на сегодняшний вечер. Ей хотелось куда-нибудь сходить. И Маринелла, едва поняла, что Бенджамин свернул в сторону дома, развернулась к нему, забыв о своей тактике, и удивленно спросила:

— Мы разве едем домой?

— Да, Мари, я очень устал. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к новому ритму.

— Зачем ты вообще согласился на это?

Она не рассчитала с уровнем своего возмущения, и у нее получилось чуть сильнее, чем надо.

— Карате — это то, чем я всегда занимался.

— Я это знаю, — уже ровнее ответила Маринелла. — Но теперь тебя нет дома каждый вечер!

— Понимаю тебя, Мари, но пока все так. Мне нужно многое наверстать. В начале учебного года всегда много бумажной и другой административной работы.

— Я все понимаю, — слезливым тоном снова заговорила Маринелла, — но когда я давала свое одобрение на это…

Тут Бенджамин только усилием воли не развернулся к ней с вопросительным “Что?!”. Он не просил ее одобрения, он принял решение до того, как поставил ее в известность.

— … а теперь тебя уже целую неделю нет дома в светлое время суток. И сегодня еще ты возвращаешься рано! Бен, скажи, что теперь так не будет всегда!

— Возможно, позже будет лучше…

— “Возможно”? “Позже” и “лучше”?

Бенджамин проигнорировал эти восклицания. Сегодня ссориться он не собирался. Ему хватило Розалии. И хотя они вместе почти не тренировались, он чувствовал обратное. Ему казалось, что каждый из трех дней тренировок он был в непосредственном контакте с ней. Возможно, такое ощущение создавал преследовавший Бенджамина ее запах. Он, наконец понял, что это был за аромат. От Розалии пахло солнечным метельником, тем самым, что он посадил в углу сада. Тем сладко-травяным диким дроком, о котором у него остались воспоминания из ежегодных поездок к дедушке в Грецию.

Каждый раз, когда Бенджамин проходил мимо Розалии, его словно било крохотным разрядом. И тогда он смотрел на других людей, которые находились в непосредственной близости от нее и пытался понять, неужели только он так остро чувствует этот волшебный запах.

Он не мог отрицать, что его к ней тянуло. Это случилось еще в первую их встречу в кемпинге, а теперь его терзало иррациональное желание закончить начатое. Но при этом из головы никак не испарялась мысль, что эта девушка стала причиной несчастья жены Луиджи. Это касалось его принципов? Нет, абсолютно. Скорее всего, это настораживало его по отношению к Розалии. На что она была способна?

Бенджамин вылез из машины и, прихрамывая пошел к дому. Он уже почти месяц назад снял гипс, но все еще не мог ходить нормально, не смотря на то, что каждый день занимался с физиотерапевтом в своей студии. Это его утомляло, и он продолжал злиться на Маринеллу, что она сбила его с велосипеда.

— Как твоя нога? — она наблюдала, как он шел.

— Пока так же, — ответил Бенджамин.

Лучше бы она не начинала этот разговор. Сначала недовольство, что он занимается школой и его нет дома, теперь она спрашивает про ногу… Ему хотелось сказать что-нибудь обидное, но он, понятное дело промолчал.

В последнее время он вообще часто молчал, чтобы не наговорить лишнего или чтобы его не беспокоили. Маринелла, даже если и заметила это, то виду не подавала. А Бенджамин понимал, что их отношения изжили себя и подошли к логическому завершению. Возможно, Маринелла тоже осознавала это, но тоже молчала.

В понедельник Розалия сообщила ему, что согласна на работу, и Бенджамин с одной стороны остался довольным, что выполнил просьбу старого друга, но с другой — подозревал, что с этой девушкой будут проблемы. Какие именно, он не знал — их знакомство было слишком коротким. Но ее способности, талант и преданность любимому делу могли бы сделать из нее хорошего наставника для юных учеников.

Он оказался прав. Задор Розалии на татами быстро передался и детям. Она была строга, но знала, что сказать каждому. Бенджамин ни за что бы не подумал, что она будет так внимательна к ученикам. Проходя из зала в офис секретаря, Бенджамин засматривался на девушку и отмечал, как чутко она относилась к другим. По прошествии двух недель он все еще не пожалел, что взял Розалию на работу, хотя и замечал некоторые трудности в общении между ней и старшими учителями. Например, ему стало ясно, что Аугусто без памяти влюблен в нее, и его полностью игнорируют. Мартина без причины к ней никогда не обращалась, и Бенджамин уже знал, почему. А если она и разговаривала с Розалией, то та могла или не ответить ей, или нагрубить. В раздевалках многое болтали, поэтому о том, что Давиде был застукан, пытаясь поцеловать Мартину, Бенджамину тоже уже было известно. Эта информация выставляла девушку в еще более невыгодном свете: быть любовницей учителя и еще встречаться с другим…

В пятницу вечером последняя группа взрослых, в которой занималась и Розалия, с шумом вышла из раздевалки и остановилась у входа в зал.

— Адриано, Бенджамин, — сказал один из них, — мы все идем в пиццерию отпраздновать мой день рождения. Пойдемте с нами!

— Я не против, — согласился Адриано. — Ты, Бен?

— Я тоже с вами! — Мартина вышла из женской раздевалки.

Раздались радостные возгласы, которые тут же исчезли, как только вслед за ней из дверей вышла Розалия. Бенджамин был поражен, какая тишина воцарилась вокруг. Никто ничего не говорил, все лишь переглядывались, словно дети, задумавшие что-то против чудаковатой одноклассницы.

— Продолжайте, — громко заговорила Розалия, — я вовсе не обижаюсь, что меня не пригласили!

Она прошла мимо всех с лицом, на котором читалось удовольствие от происходящего. На ходу девушка бросила взгляд на Бенджамина. Для него ее глаза не были полны вызова, как она старалась показать. И хотя, он был уверен, на самом деле она вовсе не хотела пойти со всеми в пиццерию, все же ее не могло не задеть — быть единственной, кого не позвали.

— До понедельника! — бросила она и пошла к двери.

— Розалия, — окликнул ее Адриано, и она нехотя остановилась и развернулась, — тебя тоже с днем рождения!

— Спасибо, Адриано, — сдержанно ответила она и вышла.

Все сразу расслабились и заговорили о том, куда пойдут и на чьих машинах поедут. Бенджамин отвел Адриано в сторону и спросил:

— У Розалии день рождения сегодня?

— Да. Я помню потому, что в этот же день у моего деда тоже.

— Хм… я сейчас.

Бенджамин чувствовал необходимость догнать Розалию. Он догадывался, что она не соласится пойти вместе со всеми, ведь там были Давиде и Мартина. И в целом эта девушка не казалась душой компании. Но ему было обидно за нее. Молчание, воцарившееся после ее появления, явно говорило об общем отношении к ней.

— Розалия! — окликнул он ее у дороги.

Она обернулась.

— Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?

— Побыть наедине с чудесным человеком…

Бенджамин напрягся.

— С собой! — добавила после продолжительной паузы Розалия.

— Я — не менее чудесный человек, пошли выпьем что-нибудь…

— Я не пью, если ты помнишь. Сегодня точно не буду…

— Если что, я огражу тебя от глупостей, — усмехнулся Бенджамин.

— Конечно, — согласилась Розалия. — В последний раз, когда я пила, как раз ты и был источником глупости…

— Я не заметил этого, — парировал он.

— А где твоя любовь?

— Маринелла? — переспросил Бенджамин, хотя прекрасно понял, кого имела в виду Розалия. — У нее сегодня девичник.

— У тебя тоже, — ехидно заметила она.

— Значит, согласна?

— Хорошо. Но помни, что это ты настоял.

— Я запомню только то, что ты согласилась, — улыбнулся Бенджамин.

Он вернулся в здание школы, сообщил, что не пойдет со всеми, затем закрыл школу и пошел к Розалии, которая уже ждала в его машине.

— Какие-либо предпочтения? — спросил Бенджамин, когда сел за руль.

— Подальше от этого места…

Он сразу тронулся и поехал в сторону главного моста, соединяющего две части города, разъединенные железной дорогой.

— До Неаполя сегодня не поедем, согласна? — Розалия серьезно кивнула, подыграв ему. — А вот до Фьюмичино доедем. Предпочтения в еде?

— Не пицца.

— Не любишь пиццу?

— Я ела ее вчера, а у меня непереносимость лактозы. Так что лучше не перегибать палку.

— Открою тебе секрет, — вкрадчиво заговорил Бенджамин, — существует пицца и без моццареллы.

— Конечно, — воскликнула Розалия, — и с ананасами тоже, и с кетчупом и майонезом! Кто ж знает, что за фигню вы едите там в Англии!

— Мне нравится твой итальянский снобизм, — рассмеялся он. — Тогда рыба?

— Отлично. Мне подсказать тебе место, или ты сам ориентируешься?

— Уж как-нибудь разберусь.

В салоне на некоторое время установилась тишина. Розалия молчала и не отвлекала Бенджамина. Но он отвлекался сам на запах ее духов. Снова нотки испанского дрока и дикой зелени под палящим солнцем рождали невероятные картинки в его голове. Лучше было бы сразу признать, что ее аромат затрагивал в нем что-то глубокое, чего сейчас он не хотел, да и не мог позволить себе.

— Как называются твои духи?

— Хочешь купить такие же для Маринеллы?

Розалия над ним явно идевалась.

— Этот запах ей не подходит, — отрезал Бенджамин.

— Даже если бы подходил… на ней он все равно бы звучал по-другому. Все очевидно, тебе нравится этот запах именно на мне!

Бенджамин с интересом посмотрел на Розалию. Ему нраилось, что она была так самоуверенна. Его это забавляло и стимулировало к ней еще больший интерес.

— Ты права, на твоей разгоряченной коже он был прекрасен.

Он не шутил и не иронизировал, но, возможно, Розалия, привыкшая к подковыркам, не поняла этого. Она отвернулась к окну и как будто между делом спросила:

— И часто ты изменяешь своей девушке?

— Если не считать кемпинга, то ни разу.

— А ты считаешь тот раз в кемпинге? — настаивала Розалия.

— Считаю, но не считаю нужным говорить об этом с ней.

Бенджамин с самого начала не собирался ничего рассказывать Маринелле. Он, конечно, понимал, что не довел начатое до конца только потому, что Розалия ушла. Рассказал бы он Маринелле, если бы переспал с новой знакомой? Над этим вопросом он не думал, но уж точно не собирался каяться сейчас. До тех пор, пока он хочет быть вместе с ней, эта информация будет относиться к разряду лишней.

Когда минут двадцать спустя они добрались до соседнего городка Фьюмичино, Бенджамин припарковал машину недалеко от пирса. С моря дул приятный прохладный ветер, но Розалия поежилась. Днем в конце сентября было все еще так жарко, что можно было купаться, но после наступления темноты хотелось одеться.

Они вышли из-за домов, отделяющих город от канала, вдоль которого стояли те рыбацкие судна, которые не вышли вечером в море. Отсюда влажное дыхание моря чувствовалось очень сильно. Бенджамин в руках нес толстовку. Розалия же шла только в коротком легком джинсовом платье. Иногда ей приходилось придерживать подол, когда откуда-то из-за угла вырывался порыв ветра.

— Ты замерзла? Вот возьми, — Бенджамин протянул ей свою толстовку.

Розалия смотрела на него недоверчиво.

— Ну, же, — поторопил ее он.

Его поразило недоверие в ее взгляде. Такой он ее еще не видел. Обычно готовая отразить удар или напасть, сейчас она казалась растерянной.

— Рози, в чем дело?

— Ни в чем, — его вопрос вернул ее в обычное состояние. — И, сделай одолжение, не называй меня так.

Она быстро взяла предлагаемую им одежду и на мгновение исчезла внутри.

— Здесь можно жить, — донеслось изнутри. — Это целая палатка!

— Вылезай из нее и пошли, я ужасно голоден.

Бенджамин поправил ей капюшон. Розалия загнула рукава и пошла вперед. А сзади нее следовал он и разглядывал гладкие загорелые ноги, обнажившиеся еще больше, потому что толстовка поглотила платье. Кажется, ему будет сложно перестать фантазировать о ней.